Глава 13
1
«Пока сироп превращается в желе в холодильнике, вы можете заняться своими делами», — гласил французский рецепт. Вероника отложила раскрытый на нужной странице журнал. У нее было сорок минут законного свободного времени. Присев на плетеное кресло у окна, она отвела нарядную голубую занавеску и окинула взглядом открывшийся пейзаж. Зеленая лужайка — в духе английских поместий, высокий белокаменный забор, увитый диким виноградом. Откуда это все здесь взялось? У нее было такое впечатление, что она попала на съемки какого-то фильма про роскошную жизнь на Западе. Скорее даже не фильма, а дамского сериала…
Уже четвертый день она носила громкое и почетное звание домработницы в шикарном трехэтажном загородном особняке. Совсем недавно ее привез сюда Анатолий и коротко представил жене:
— Ты просила, я доставил. Прошу любить и жаловать — Вероника.
Миниатюрная женщина с изможденным лицом уставилась на Веронику долгим недобрым взглядом близоруких глаз. В этом взгляде смешалось все: зависть к Вероникиной красоте и молодости, сожаление о собственной бездарно прожитой жизни, непреходящая усталость и простое женское любопытство… Вероника на всякий случай решила не встречаться с ней глазами. Она хорошо запомнила, что говорила ей психолог Алена. Открытый взгляд означает агрессию и вызов… Надо избегать встречаться глазами со своим потенциальным врагом… Если ты чувствуешь, что слабее, отведи глаза. Иначе твою «защиту» могут легко пробить…
«Лучшее средство — это пожалеть ее, хотя бы в душе», — решила Вероника.
— Я буду называть вас по имени и на «вы»… — тихо, но внятно произнесла жена Анатолия. — А вы зовите меня Алла — и тоже на «вы». Это современно… — добавила она и покосилась на Анатолия. — А сейчас я отведу вас в вашу комнату и объясню, в чем будут состоять ваши обязанности.
Комната, которую хозяйка выделила Веронике, показалась ей настоящим шедевром дизайнерского искусства. Но так она думала только до тех пор, пока не увидела остальное помещение. По сравнению с ними ее спальня, конечно, проигрывала — однако Вероника с первого дня полюбила ее светлый, пахнущий свежевыстиранным бельем уют. Как и во всем доме, стены здесь были до половины обтянуты драпированным шелком, тот же шелк, но немного другого оттенка, красивыми складками свисал с оконных гардин… Мебель была белая, под мрамор, — высокий шкаф с раздвижной дверью, небольшой туалетный столик с овальным зеркалом и комодом и полутораспальная кровать, — из-за полукруглой спинки похожая на детские санки или на сказочный корабль. Блестящее шелковое покрывало было огромным и лежало свободными «мятыми» складками, местами волочась по полу — предполагалось, что не стоит трудиться, чтобы до конца его расправлять… В двух углах возле окна стояли высокие керамические вазоны с букетами каких-то неизвестных живых цветов. Их мелкие соцветия источали легкий луговой аромат…
В обязанности новоиспеченной домработницы входило: приготовление завтрака, обеда и ужина, поверхностная уборка на кухне (генеральную уборку всего особняка раз в четыре дня делали две приходящие уборщицы), а также чтение на ночь сказки пятилетней дочери Анатолия и Аллы — Дуняше. За это Анатолий обещал платить Веронике триста долларов в неделю — что, разумеется, ее вполне устраивало.
История, которую Вероника поведала Анатолию в тот злополучный вечер, когда они застряли в лифте, произвела на него глубокое впечатление. Некоторое время он просто сидел и не мог вымолвить ни слова… Потом налил себе в рюмку коньяка и стал расхаживать с ней по комнате.
— Сколько денег ты задолжала за пропавший товар? — спросил он наконец.
— Около трехсот баксов, — сказала Вероника. — Хотя, возможно, они мне наврали. Эта хохлушка та еще стерва. Может, у нее ничего и не пропало…
— Всего-то? — усмехнулся Анатолий и отпил коньяк.
— Кому «всего-то»… — Вероника обиженно отвернулась. — У меня сейчас и этого нету.
— Ну вот что, — Анатолий со стуком поставил рюмку на подоконник. — Покажи-ка мне свой паспорт.
Вероника достала из сумочки на груди, где носила все самое ценное, паспорт Кирьяновой Анастасии и протянула его Анатолию.
— Да, сходство, конечно, потрясающее… — повел бровями он. — Надо быть полностью слепым, чтобы принять эту девицу за тебя.
— Везде сходило… — пожала плечами Вероника.
— Садись, пиши. Анастасия! — Анатолий достал из кармана паркеровскую ручку и раскрытый блокнот.
— Что писать?
— Настоящие паспортные данные.
Вероника послушно написала все, что помнила, и отдала Анатолию.
— Завтра с утра дуй в срочную фотографию. К вечеру привезу тебе нормальный паспорт.
— Как это «нормальный»? У меня же прописка сахалинская?
— Будет московская. Не бойся, «липа» надежная, не придерешься.
— Значит, я смогу устроиться на нормальную работу!
Анатолий засунул листочек с Вероникиными паспортными данными в кожаный портфель.
— Да, — сказал он. — Причем уже с завтрашнего дня.
Вероника подняла на него серьезный взгляд.
— Секретаршей я больше не пойду, — хмуро сказала она, вспомнив свой печальный опыт работы в фирме «Дубрава».
— А я и не предлагаю тебе секретаршей. Пойдешь работать ко мне. Мне как раз требуется домработница в загородный дом. Насколько я знаю, на такие места существует очередь. Условия — сама увидишь. Работать, конечно, придется, но зато и деньги неплохие.
— А я… а я справлюсь? — спросила Вероника, с трудом веря, что ей выпало такое счастье. Занимаясь поисками работы, она убедилась, что попасть в богатый дом в качестве домработницы чрезвычайно сложно. Между тем платили там весьма и весьма неплохо…
— Должна. Готовить умеешь?
— Так-сяк…
— Ничего. Проштудируешь газету «Смак» — и вперед. Как говорится, побольше цинизма. Людям это нравится… — И Анатолий подмигнул ей.
На следующий день с утра Вероника сходила в срочную фотографию и после этого в последний раз посидела за чаем с тетей Тамарой.
— Ты мне адрес-то свой оставь, — сказала ей тетка.
— Да я сначала в одном месте буду жить — на время, а потом уже переберусь на постоянное, — с невозмутимым видом объяснила Вероника. — Как только устроюсь, обязательно сообщу адрес.
— Смотри, осторожнее… Мне тут во дворе сказали, что мужчина у тебя какой-то завелся…
— Врут все, — успокаивала тетку Вероника. — Это не мужчина. Просто на почве собак познакомились. Теперь он меня на работу к себе берет…
Тетя Тамара долго и сокрушенно качала головой. Однако не сказала племяннице: если что не так, возвращайся… На прощание они звонко, по-родственному поцеловались, и Вероника, подхватив пожитки, спустилась во двор. В двенадцать часов за ней должен был заехать Анатолий…
В тот день они съездили на «Лужу», и Вероника расплатилась с долгами. Галина просила на нее не обижаться, велела заезжать… Затем по просьбе Вероники Анатолий притормозил у почты — Вероника отправила очередное послание родителям. «ПРИНЯТА РАБФАК УСТРОИЛАСЬ НЯНЕЙ ЗА ГОРОД ЗАНЯТИЯ СЕНТЯБРЕ ВЕРОНИКА» — так выглядела телеграмма на этот раз. Предполагалось, что теперь до осени родители будут за нее спокойны. После этого Анатолий остановился возле супермаркета, накупил целую коробку продуктов — и они отправились в загородный дом…
Сидя в плетеном кресле перед узким зарешеченным окном, сделанным под средневековую арку, Вероника воскрешала в памяти события прошедших дней и с трудом верила в их реальность. Жизнь ее настолько круто изменилась, что с непривычки казалась сном. Роскошный дом, неторопливая полусказочная жизнь, изысканные туалеты хозяйки, диковинная еда… Даже просто видеть все это со стороны, не принимая участия, было для нее необычайно и ново.
Вероника могла только подозревать, что где-то существует подобная жизнь — у себя на Сахалине она считала телевизор «Сони» неправдоподобно шикарным подарком ко дню рождения. А по приезде в Москву ей казалась роскошью просто бесперебойно текущая из крана горячая вода. Воистину, все познается в сравнении!
В доме, где она теперь жила, в ванной комнате на окнах и на огромном зеркале висели прелестные драпировки из кремового шелка. Кругом на прозрачных полочках стояли в маленьких вазонах букеты живых цветов, которые благоухали тончайшими ароматами. Сама ванна была нежно-голубого цвета и напоминала бассейн — такой Веронике один раз в жизни приходилось видеть в валютной сауне. И так выглядела только первая ванна. А их в доме было целых шесть!
Причем одна — та, что на третьем этаже, — была полностью в распоряжении Вероники…
Разве думала она когда-нибудь, что будет мыться в помещении, равном по площади всей их сахалинской квартире! Кроме ванны (не такой большой, как на других этажах, но все же новой и красивой), здесь имелась просторная душевая кабина с гидромассажем, биде и даже ультрафиолетовая установка для загара… Свет, как и в другие ванные комнаты, проникал сюда с улицы через небольшие зарешеченные окошки. Да, уж здесь-то за ней никому не удастся подсмотреть…
В первый же вечер, когда все в доме улеглись, Вероника прокралась в ванную, набрала в ванну теплой воды, взбила густую душистую пену и блаженно растянулась в ней во весь рост. Наконец-то ей не приходится, лежа в ванне, подгибать ноги!
Как ни забавляла Веронику вся эта роскошь, все же некоторые вещи с первого раза вообще не поддавались осознанию. Для человека, который вырос, обходясь площадью в три небольшие комнаты и совместным санузлом, казалось непонятным: для чего семье из трех человек жить на трех этажах и иметь с десяток комнат? А помимо них, еще кухню, столовую и гостиную? Но, видимо, для того, чтобы сжиться с этой мыслью, требовалось какое-то время. Пока что Вероника могла только бродить по этому удивительному дому, как по музею, и любоваться восхитительными интерьерами. Большинство комнат (особенно наверху) были заперты на ключ, но те, что находились на первом этаже, Вероника изучила до мелочей.
Сам первый этаж был первым только условно. Сложная архитектура дома предполагала нулевой, цокольный этаж, где располагались служебные помещения: огромный гараж, кладовые, винный погреб. Чтобы попасть на жилую территорию, нужно было взойти на широкое, слегка закрученное по спирали крыльцо, выполненное из густых черных ажурных решеток. Множество таких же решеток украшало арочные окна дома, балкон и белые каменные стены. Кое-где на белом виднелись яркие пятна зеленого и бордового — это свисали в продуманном беспорядке густые гирлянды дикого винограда. Широкий балкон-веранда — тоже местами зарешеченный и увитый виноградом — опоясывал дом только наполовину — туда можно было попасть из гостиной и из столовой. Впрочем, все комнаты первого этажа, включая кухню, соединялись между собой, поэтому Вероника, если хотела, могла спокойно выйти на балкон, пройдя через столовую.
Вероника не сомневалась, что над интерьерами этого дома работал профессионал. Ей даже показалось, что здесь трудился не один дизайнер, а несколько. Комнаты так отличались друг от друга, будто их оформляли разные люди — и для разных заказчиков.
В полутемной гостиной господствовала атмосфера будуара восемнадцатого века: тяжелые бархатные драпировки цвета крови, золоченые витые столбики, антикварная бронза…
Музыкальный и видеозал выдавал склонность делавшего его дизайнера к современным решениям — скупые формы мебели, яркие «кислотные» цвета, блестящие материалы, на стенах вместо картин — модные абстрактные композиции, составленные из самых невероятных материалов.
Внизу в просторном холле, а также в саду имелось несколько оригинальных скульптур, выполненных из металла и изображающих животных — журавль с подогнутой ногой, худая и длинноногая собака, несколько фламинго… Они были сделаны словно из наплавленного в беспорядке олова — такое получается при работе паяльником. На одной из скульптур Вероника прочитала фамилию скульптора — Ряшенцев. Наверное, все это стоило огромных денег…
Столовая являла собой еще одну крайность — интерьер напоминал избу рыбака. Стены обшиты оструганными и отполированными до блеска деревянными досками. Из того же материала была сделана и мебель — простая и добротная. Но самым необычным был потолок, отделанный настоящей рыболовной сетью: дизайнер просто подвесил кусок сети к потолку и в нескольких местах закрепил его — наподобие того, как простегивают матрас. Обедать в такой столовой было удивительно уютно…
Когда Вероника думала о причине многообразия стилей, на ум ей приходило два предположения: либо Анатолий с женой, как нормальные советские люди, которые выросли в квартирах-маломерках, просто обалдели от свалившегося на них богатства и поэтому не сумели выбрать одно направление, а решили запихнуть сразу все стили, которые только поместились на их трех этажах; либо же в выборе интерьера сказались существующие между супругами противоречия… Последнее предположение почему-то казалось Веронике более вероятным. Жена Анатолия, Алла, не понравилась ей с первого взгляда. Возможно, это была просто невольная ответная реакция на неискреннее, змеиное выражение ее лица при первой же встрече. Так или иначе, Вероника чувствовала, что каждое общение с Аллой оставляет у нее в душе неприятный осадок — как будто она наелась чего-то горького или кислого.
«И чем только она могла понравиться Анатолию?» — недоумевала про себя Вероника. Конечно, фигурка у нее миниатюрная и точеная, лицо — если бы не нарисованная морщинами маска недовольства — можно было бы назвать даже красивым… Да, все это так. Но у нее же ужасная аура — так, кажется, называла это психолог Алена? Аура вечной брюзгливости, едкости, готовности из-за любого пустяка впасть в визгливую бабскую истерику… Таких людей Вероника видела насквозь. Уже в который раз она убеждалась, что физиогномическое чутье ее не подводит.
— Вы передержали рыбу, Вероника, — трагическим тоном сообщала ей Алла после обеда, как будто в этом несчастном куске стерляди была заключена вся ее прошлая, настоящая и будущая жизнь.
Или:
— Не ходите по полу босиком — это негигиенично. Ноги потеют — и вы испачкаете паркет…
Такого рода бесконечные замечания Вероника выдерживала, спасаясь только одной мыслью: «Эта карга заплатит мне деньги… Много денег… А то, что она все время ворчит — это ее личные проблемы…» И все-таки Веронику всякий раз передергивало, когда она вспоминала о своей хозяйке.
Вот и сейчас она сидела, дожидаясь, пока в холодильнике застынет желе, и губы ее невольно надувались от обиды. Эта Алла говорила с ней за завтраком таким высокомерным тоном, как будто всегда, с самого детства, была такой, как сейчас. Как будто всю жизнь носила домашнее платье из легкого дымчатого шифона, купленное в дорогом бутике, ела на завтрак авокадо с креветками и легким взмахом руки отсылала прислугу. А ведь все это — Вероника знала наверняка — появилось у кичливой Аллы совсем недавно и без всяких ее усилий.
Вероника злилась на себя за эти рассуждения, но все-таки ловила себя на том, что завидует этой женщине, хотя та явно завидовала ей. Иначе откуда бы это желание подчеркнуть ее провинциальность, тонко, не впрямую унизить? Даже Том в этом доме подвергался дискриминации: он жил во дворе, как обыкновенный уличный пес, еду Вероника два раза в день выносила ему за дом, в густые заросли молодых вишен. А вот породистая Глафира имела право топтать своими элитными лапами любые ковры и паркеты…
Когда Вероника в конце первого трудового дня пожаловалась Анатолию, что его жена ее невзлюбила, он успокоил ее и сказал, что она ведет себя так со всеми.
Вероника хорошо помнила тот первый вечер — полный чудесных ночных ароматов и трелей кузнечиков… Они сидели с Анатолием на балконе, куда он вызвал Веронику специально, чтобы расспросить ее о том, как прошел день. Кругом на белых стенах веранды были развешаны пучки сухой полыни, источающие горький и терпкий аромат… Вероника устало откинулась в мягком, покрытом плюшевым пледом кресле, а Анатолий порывисто, по-мальчишески курил, облокотившись на витые металлические перила…
— Лучше не обращай на нее внимания, — говорил он. — Она вообще у меня большая любительница напрягать всех по пустякам. Это все «профессорское» воспитание… Аллочка у нас выросла в семье рафинированного интеллигента, где детям с детства внушали, что они лучше других. И вот результат. Сама она еще ничего — посмотрела бы ты на ее брата и сестру…
Веронике совсем не хотелось в такой изумительный вечер слушать про каких-то брата и сестру Аллы.
— А зачем здесь развешана эта полынь? — мягко перевела она разговор на другую тему.
— А это Алла так отгоняет комаров. А заодно — нечистую силу, — со скептической ухмылкой пояснил Анатолий.
— Между прочим, напрасно ты смеешься, — сказала Вероника. — Полынь — очень крутая штука. Во всяком случае, насчет комаров — это вполне резонно. А вот по части нечистой силы — это я не мастак. Утверждать не стану…
— Да! — оживился вдруг Анатолий. — Я же забыл спросить тебя о самом главном: как тебе понравилась моя Дуняша? — В его тоне ясно проглядывала отцовская гордость.
«Почему-то он даже не сказал — «наша», — подумала Вероника. — Наверное, у мужчин действительно особое отношение к дочерям».
— Очень милая девочка, — сказала Вероника, решив, что такая простая и достойная характеристика будет лучше бурных и льстивых восторгов. — Отличается умом и сообразительностью, — добавила она.
Дуняша, к счастью, не унаследовала меланхолический нрав своей мамаши — а может, просто еще не успела его перенять. Это была шустрая, очень сметливая девчушка — она почему-то напомнила Веронике маленькую сестренку Романа, Алину. Только та была черненькая и кудрявая — в папу Шалву, а эта наоборот — светленькая и синеглазая, как Анатолий.
— Правда, она как две капли воды похожа на меня? — пытливо спросил Анатолий, и Веронике показалось, что, ответь она отрицательно, он тут же на месте ее задушит.
— Конечно, конечно, — подтвердила она. — Она даже ходит как ты, хотя и женщина.
В отличие от мамы Аллы, Дуняше очень понравилась новая домработница, о чем она тут же по простоте душевной ей сообщила, когда Вероника закончила читать ей сказку.
— Ты такая красивая, почти как Барби. Только у моей Барби волосы гораздо гуще. И одежда поприличней. Но вообще-то я боялась, что домработница — это какая-нибудь противная, вроде фрекен Бок… А ты ничего.
— Ну спасибо тебе, дружок, — сказала Вероника. — А то мне тут у вас немного не по себе. Такой огромный дом. Настоящий средневековый замок…
— А что значит — средневековый? — сразу спросила любопытная Дуняша.
Вероника тут же воспользовалась этим и решила применить к ней самый простой педагогический прием, усвоенный еще со времен увлечения Хрюшей и Степашкой:
— А об этом я обязательно расскажу тебе завтра, когда ты помоешься и придешь в свою кроватку…
— Но я хочу сегодня!
— Можно и сегодня, но знаешь ли ты, что бывает с девочками, которые поздно ложатся спать?
— Что?
— У них портится кожа лица. Она становится бледной и покрывается морщинами.
— Прямо сразу?
— Нет, не сразу — постепенно.
— Значит, моя мама поздно ложилась спать… — по-деловому заключила девочка.
— Очень может быть… — сказала Вероника. — Но она просто не знала. А ты теперь знаешь. Так что быстро под одеяло — и спать!
К ее удивлению, Дуняша послушалась — перехитрить ее удалось довольно быстро.
— Но завтра ты обязательно расскажешь мне про средневековый замок, ладно?
— Ну о чем речь… — развела руками Вероника и, довольная своим первым опытом няни, прикрыла дверь детской.
С того дня Вероника, вместо чтения надоевших сказок, устраивала Дуняше перед сном маленькие вечера вопросов и ответов. Обе были в восторге от такого времяпрепровождения. У Вероники было только одно условие — как только она говорит, что пора спать, свет выключается без всякого нытья и обид. Условие это неуклонно соблюдалось, поэтому с укладыванием ребенка у Вероники не было никаких проблем.
Вот уж чего нельзя было сказать о кулинарии…
Разумеется, Вероника умела кое-что готовить, кроме пресловутой яичницы. Мама научила ее основным простым вещам — сколько крупы класть в какую кашу, в какой последовательности забрасывать ингредиенты в суп, как «вымучивать» на огне дешевую жесткую говядину, чтобы она стала хоть немного помягче, как замешивать тесто для блинов и оладий, чем заправлять салаты.
Но, попав на кухню в семью «нового русского», Веронике пришлось забыть даже названия этих знакомых всем продуктов. Здесь понятия не имели, что такое гречка, пшено, геркулес… Есть блины считалось дурным тоном… А салат оливье признавали пищей плебеев…
Меню на каждый день составляла сама Алла, черпая его из бесчисленных современных журналов. Это были дорогие, богато иллюстрированные издания, где с большим смаком рассказывалось о том, как лучше, культурнее и разнообразнее прожигать жизнь. Наверное, прежде чем покупать и обставлять свой фешенебельный особняк, Алла с Анатолием предварительно начитались этих журналов до одури. И вот теперь, воплотив в жизнь сладкую мечту о достойном жилище, они приступили к реализации следующего пункта программы — изысканная, гурманская еда.
У Вероники создалось впечатление, что Алла отбирает рецепты по принципу: чем труднее и дольше блюдо готовится, тем оно вкуснее. В первый же день она поинтересовалась у Анатолия, кем он представил ее жене — уж не выпускницей ли кулинарного техникума? Тот честно ответил, что ему пришлось наврать Алле с три короба про то, что Вероника закончила специальные курсы в Москве, а потом еще в Германии, где их особо обучали кулинарному искусству и всем современным направлениям в педагогике.
— Иначе бы она не согласилась тебя взять, — сказал он и печально развел руками.
И вот теперь, словно желая проверить, насколько качественно обучают домработниц на импортных курсах, Алла ежедневно заставляла Веронику превращать кухню в подобие лаборатории, где проводятся сложнейшие химические опыты. Или в логово какой-нибудь старой злой колдуньи, подмешивающей в свои отвары мышиные хвосты и толченые усики тараканов. Кругом по всей кухне шипело, булькало, шкворчало, брызгалось соком, томилось под гнетом или мариновалось в уксусе… И среди всего этого безобразия сновала Вероника в своей домработницкой униформе — светлых хлопчатобумажных шортах до колен, свободной блузе навыпуск и сшитой из того же материала маленькой шляпке. Только благодаря этой форме Вероника немного выпадала из образа колдуньи. Все остальное — угрюмое и сосредоточенное выражение лица, неловкие движения ставших красными и шершавыми от воды рук, выбивающиеся из-под шляпки длинные встрепанные пряди волос — вполне образу соответствовало.
Блюда, которые заказывала к обеду или завтраку жена Анатолия, казались ей блажью зажравшейся и изнывающей от безделья купчихи. Как в известном анекдоте: человек заказывает себе в ресторане стакан водки и кота. Выпивает водку, хватает кота за хвост и, размахивая им над головой, кричит: «Скукотища!!!» Вот и Вероника занималась тем, что странным и нелепым, по ее мнению, способом развеивала барскую скуку. За все время ей ни разу не приходилось готовить что-нибудь простое — обязательно с каким-нибудь вывертом.
Если готовилась курица, то это была непременно «курица с сюрпризом»: нужно было вымачивать несчастную птицу несколько часов в заранее приготовленном соусе из тертых в ступке орехов, затем готовить начинку (в этом месте рецепта Вероника сталкивалась с множеством непонятных, хотя и очень красивых по звучанию слов), потом забивать эту начинку в курицу и зашивать китайскими шелковыми нитками. Пока же курица сидит в духовке, предлагалось вынуть сердцевину из яблок и набить туда непоместившиеся в курицу орехи и изюм. В результате под конец готовки Веронике казалось, что голова ее начинена тертыми орехами, мочеными яблоками и еще черт знает чем…
Но, конечно же, больше всего хлопот доставляла французская кухня. Вот когда Вероника вспомнила «Пену дней» Бориса Виана и повара Николя с его рецептом «колбасуся» на две страницы! Ей показалось, что Виан нисколько не подшучивал над страстью французских поваров максимально усложнять приготовление блюд. Он просто описал все как есть… Однажды затейнице Алле приспичило отведать праздничный французский обед на чистом вине — по традиции он состоял из четырех блюд. Впервые в жизни для приготовления супа Вероника вынимала зернышки из помидоров, а также шила специальный полотняный мешочек, в который полагалось складывать пряности и потом на веревочке опускать их на строго определенное время в бульон. Ладно бы на этом издевательство заканчивалось! После всех манипуляций полагалось еще и вынуть проваренные пряности из мешочка, измельчить их до консистенции пюре и снова бросить в суп. Затем добавить перец, сливки, вино и варить еще некоторое время, но ни в коем случае не доводить до кипения! Там было так и сказано — ни в коем случае!
Когда Вероника проделывала все это, у нее начинался истерический смех. Слава Богу, что Анатолий настоял на том, чтобы всю еду Вероника готовила в расчете на четверых — то есть и на себя тоже. Иначе она вообще бы сошла с ума от бессмысленности своих действий. «Да, у меня явно начисто отсутствуют кулинарные способности», — думала она, однако, сцепив зубы, упрямо продолжала заливать вермутом морские гребешки и лангусты, украшать готовые блюда маленькой (ни в коем случае не большой!) веточкой базилика и тонким слоем срезать кожицу с апельсинов и лимонов…
Она бросила взгляд на часы. Прошло даже не сорок минут — пролетел целый час! Значит, сироп уже давно превратился в желе, а может быть, и успел перейти в газообразное состояние. Поднявшись с плетеного кресла, Вероника уныло побрела к холодильнику…
