Книга третья
ПРОБЛЕСК НАДЕЖДЫ
14
— Не верится, что уже два месяца как его нет с нами, — шумно вздохнула Диана.
«Два месяца, неделя и три дня», — мысленно уточнила Натали, но не стала поправлять ослепительную Диану Дарби.
Диана только что вошла в теплое помещение, и снежинки бушевавшей на улице вьюги таяли на ее лице и щекотали кожу. У Натали же тяжелые пласты снега лежали на душе, и ничто не могло их растопить.
— Дьявольски невесело я справила Рождество! — жаловалась Диана. — Уоллес был у меня все время в памяти. Кончилось тем, что мой сосед по кровати ушел без подарка.
Натали изобразила сочувствие.
— А Новый год! Он вообще улетучился из памяти. Как ты справила Новый год?
— Легла спать и проспала до десяти утра.
— К черту все эти праздники! Хочется работать, работать… — Диана тряхнула своей золотой гривой, и в комнате взметнулся порыв ветра.
Актриса была облачена в нечто похожее на костюм для восхождения на Эверест. Мужские часы «ролекс» из золота украшали ее тонкую руку. Она глянула на них:
— Что там у тебя, Натали? Выкладывай побыстрее!
Эта очень серьезная встреча была кульминацией и завершением долгих переговоров между агентами обеих сторон. За это время выяснилось многое — и дурное и хорошее. Например, закулисная активность и предательство Лауры Дрейк, хотя кто же в джунглях бизнеса не грызет глотку лучшему приятелю? Но появилась надежда, что Диана Дарби заглотнет червячка, насаженного на крючок.
День выдался нелегким. С утра телефон разрывался от звонков. У Натали заболела шея. Она слишком долго держала прижатой к уху телефонную трубку. Их общий с Уоллесом стол был завален деловыми бумагами. Она поспешно доставала их из ящиков. Она даже не успела повесить свой драгоценный жакет в шкаф, как позвонил в панике владелец нью-йоркского салона. Он сказал, что вынужден закрыть свой салон. Канадские поставщики требовали немедленной оплаты чека, который, оказывается, был не обеспечен банковским счетом… Джоан перехватила трубку и как могла утихомирила его. Несколько часов продолжалась эта телефонная свистопляска.
— Как у тебя еще хватает сил жить на этом свете без Уоллеса? — грустным голосом спросила Диана.
— Работа меня спасает так же, как и тебя!
Диана расхохоталась. Смех ее вспыхнул и тут же погас, как маленькая лужица бензина на автозаправке, куда упала неосторожно оброненная непогасшая спичка.
— Эй! — Она издала звук, которым ковбои подзывают стадо. — Мы что, играем в покер? Незачем со мной темнить!
— Открываю карты! Уоллес мне завещал твой талант.
Диана была озадачена.
— Какой талант?
— Актрисы. Ты сможешь сыграть роль прапрапрабабушки всех нас, спрыгнувшей на американский берег с «Мейфлауэра»? Пуританской красавицы, родившей восемнадцать детей? И спасающейся от холодного ветра…
— Накидкой, проданной «Котильоном»? — подхватила Диана.
— Да! — Натали была полна вдохновения. — Ты девушка, которая ступила на неизведанную землю и повела за собой своих робких спутников! Я хочу видеть тебя героиней рекламного сериала, а не только моделью…
Диана вздохнула.
— Да! Уж я-то потрудилась на «Котильон» достаточно. Я как лошадь таскала на себе ваши попоны. И скакала по манежу перед публикой.
— Ты в любой одежде была хороша. Но за одеждой зритель часто не успевал разглядеть твои глаза. Не мог услышать твой голос.
— Теперь вы хотите забраться мне в душу?
— Ты актриса, Диана! Что захочешь, то и откроешь зрителю.
— Давай, давай… — За иронией Диана не могла скрыть своей заинтересованности.
— Лаура прислала черновые наброски! — Натали выложила на стол красивую папку. Все было сделано изящно и по высшему качеству — тонкими штрихами тушью в четырех цветах. Если бы Диана догадывалась, сколько нервной энергии потратила Натали, чтобы Лаура Дрейк и ее прославленное рекламное агентство выполнили этот заказ «Котильона»!
— Здесь продумали все вплоть до шрифта титров. «Котильон» — старожил среди фирм, торгующих мехами, и это надо подчеркнуть. Уоллес выкупил его торговую марку много лет назад на одном аукционе, где распродавалось имущество мелких банкротов.
— К чему мне лезть в историю? — поморщилась Диана. — Для зрителей я еще молодая жирная дичь, а не старая костлявая утка.
— Я хочу завлечь покупателей, которые гордятся своим происхождением от первых пуританских переселенцев. Тех, что сошли с «Мейфлауэра», — терпеливо объяснила Натали.
— Вроде тебя! — ухмыльнулась Диана.
— Нет, мы шотландские пресвитериане. Мои предки приплыли на другом корабле. Я прочту тебе твой текст — рассказ правнучки о своей прабабушке.
— Минутку! — решительным жестом руки Диана попыталась прервать Натали. — У вас есть дублерши на роли моих прабабушек? Или мне придется шамкать беззубым ртом и трясти седыми космами?
Натали проигнорировала ее реплику.
— Бабушка имела свое личное место в зале нью-йоркской биржи, — читала Натали. — У нее было чутье койота из прерий… Она продала все акции накануне «великого краха», а деньги вложила в меховой бизнес. Мягкие, пушные деньги — они вечны!
Диана слушала с непроницаемым видом. Она давно уяснила, что загадочная полуулыбка египетского сфинкса придает ее хорошенькому личику должную значительность. Натали продолжила чтение после паузы:
— И тут неожиданный поворот… Мы как бы заглядываем в будущее и видим внучку в окружении компьютеров в современном офисе. Внучка говорит в камеру: «Деловая смекалка передается по наследству. Оружие деловой женщины — не только острый ум и быстрая реакция, это и женское обаяние. Меха «Котильона» придают женщине уверенность в своем очаровании и смелость… Не всякий мужчина отважится пройти неизведанным путем…» И опять мы видим бабушку. На собачьих упряжках она пробивается к полюсу, как командор Пири. Ее спутники замерзают по дороге, один за другим превращаясь в ледяные статуи. Но ее согревает горячее сердце…
— И мех «Котильона»! — догадалась Диана.
— И заключительная часть: Диана Дарби в меховом манто того фасона, который носила Элеонора Рузвельт, разбивает бутылку шампанского о стальной борт спускаемого на воду авианосца. «Большому кораблю — большое плавание!» Текст: «Место в Конгрессе — это не предел твоих возможностей. "Котильон" желает тебе попутного ветра!»
— Что ж, вы с пользой потратили время. — Диана тут же поставила точку в разговоре. — Я прокручу это в своих жалких мозгах и дам ответ в ближайший уик-энд.
— Как насчет ленча в субботу? — спросила Натали. — Я заказала столик в «Русской чайной».
— Там собираются все меховщики. Ты хитра! Хочешь, чтобы нас увидели вместе?
— Что в этом плохого?
— Согласна, если там кормят по-прежнему…
Молчание воцарилось в обеденном зале «Русской чайной», когда Натали появилась там. Звяканье вилок и ножей стихло, деловые беседы прервались на полуслове. Старенький метрдотель проводил Натали к столику в центре зала. Диана громко приветствовала ее…
— Вот это салют! Сотня старикашек-меховщиков подавилась пищей при виде тебя. А кто те двое в углу, что продолжают болтать?
— Они из Народного Китая, — шепнул старик.
— Да простит им их покойный Мао! — Диана нарочито громко рассмеялась.
— Рад снова видеть вас здесь, миссис Невски, — тихо сказал метрдотель, дружески коснувшись руки Натали, и тут же обратился к Диане: — Ваш великий пост кончился?
— Как вы угадали? Я хочу нажраться!
— Почему же вы так долго не посещали нас?
— Обиделась. Вы не поместили на стене мое фото, которое я вам послала.
— Его похитили.
— Я бы прислала вам замену…
— Слишком большой соблазн для ваших поклонников. Я не хотел вас беспокоить… Ваши фото — это такая ценность…
— Я щедра, — заявила Диана.
— Мы не желаем привлекать сюда нежелательные элементы с улицы.
— Может быть, вы правы! — великодушно согласилась Диана.
— Вам показать меню, леди?
— Мы не умеем читать, зато вы сможете прочитать наши мысли. Я, например, голодна.
— Я понял, мисс Диана. — Старик с достоинством удалился.
— Как тебе живется, Натали?
— Продаю, — жестко ответила Натали. — Опустошаю склады, чтобы не завелась моль…
— Есть на кого опереться?
«Как умна эта «глупая» Диана! Как она умеет ударить по больному месту!» — подумала Натали.
— Я полагаюсь на Джоан.
— Что ж, она твой верный индеец! И больше никого?
— И Лео Моргулис… «Ты что, хочешь отправить меня на отдых? То-гхо-пишься, Нат!» — Натали смешно пародировала еврейский акцент Моргулиса.
— Этих людей тебе завещал Уоллес, — серьезно сказала Диана.
— А ты считаешь, что я сама не умею продавать? — вспылила Натали. — Я знаю, Уоллес смог бы продать Бруклинский мост партнерам по теннису… Я берусь всучить его акционерам… И еще выстроятся очереди покупателей.
Диана иронически зааплодировала.
— Ты неверно воспроизводишь еврейский акцент Уоллеса и его друзей. Я-то их знаю. Они произносят: про-х-дать!
— А я что тебе твердила? Ты — актриса!
— Да. А ты кто? Что за тобой — происхождение из семьи аристократов, которому сейчас грош цена?..
— Ты так считаешь?
— Выстави его на биржу… Поймешь, что оно не стоит и ломаного гроша.
Натали дипломатично промолчала. В это время подали заказанные блюда. Диана жадно набросилась на русскую солянку.
— У тебя есть кому заботиться о доме? — спросила она за едой.
— Приходит прислуга.
— Она шастает по всем комнатам?
Натали насторожилась, как будто стальная пружина раскрутилась внутри нее.
— Уоллес не привез тебе подарок? — осторожно поинтересовалась она.
— Какой?
— Из России… перед смертью.
— Кому нужны их глупые матрешки?
— Мне он привез меховой жакет. Из настоящих таежных шкурок.
— Какая прелесть! Я бы хотела его увидеть. Давай-ка я быстренько здесь рассчитаюсь, и мы заедем к тебе…
Они заехали на Тридцать третью улицу в контору «Котильона». Диана подождала в машине, пока Натали вышла к ней в меховом жакете.
— Мой бог! — вскричала Диана. — За эту вещь я бы трахнулась со всем Гарлемом…
— Вряд ли ты там столько заработаешь.
— Ты права, Натали. Как ты его выставила на это? — Не понимаю.
— Не строй из себя невинную девочку. Такой подарок мужчина может сделать только в сексуальном безумстве. В такую дорогостоящую любовь мне трудно поверить.
А действительно, как Натали могла внушить Уоллесу такую безумную страсть? Она никогда не переоценивала свою сексуальность. Все на месте, но нет в ней взрывной женственности, которой обладала Диана.
Ранним утром на углу Бродвея и Сорок пятой улицы Натали среди респектабельной публики, следовавшей подобно ей советам пройтись пешком несколько кварталов до места работы, вдруг остановилась и громко засмеялась. На светящемся табло цифры показывали, как доллар падал по отношению к японской иене. Всем это не сулило ничего хорошего. В том числе и «Котильону».
Прогноз на будущий аукцион в Сиэтле был неутешительным. Однако Натали вдруг стало весело. Она вспомнила одну из их с Уоллесом праздничных ночей. После первого показа моделей «Котильона», который она сама организовала, взяв на себя всю ответственность, после всего этого утомительного действа — яркого света, роскошных манекенщиц, блеска бриллиантов и удушливого аромата духов — они остались одни в прохладной спальне, где было открыто настежь окно.
— Я совсем пустая… Я, наверное, не соблазняю тебя, — сказала тогда Натали.
— Ты для меня — вечный соблазн, — ответил он.
— Я не способна на всякие женские хитрости, к которым ты привык…
— Я их могу себе вообразить… Но ты нужна мне другая…
— Какая?
— Я не смогу отделиться от тебя. Я — часть тебя.
— А я — часть тебя. Мы с тобой одно целое.
И вдруг усталости как не бывало! И случилось так, что это была самая прекрасная любовная ночь из всех ночей, проведенных ими вместе.
Мать Натали несколько раз напоминала, что нужно разобраться с гардеробом Уоллеса — кое-что продать, выбросить или отдать благотворительным фондам. По ее мнению, это избавило бы Натали от тяжких воспоминаний. Натали долго откладывала этот момент, но наконец согласилась уделить матери время на разборку одежды Уоллеса.
Когда они распахнули шкафы, миссис Стюарт чуть не упала в обморок.
— Боже мой! Он, кажется, решил превзойти супругу Маркоса по количеству одежды!
— Уоллес считал, что в бизнесе надо иметь лицо! Одежда — это вывеска фирмы.
— Твой отец был послом. Он посещал все приемы и банкеты. И у него было всего четыре костюма на все случаи жизни. Здесь же я вижу тридцать пар туфель… Он что, был маньяк-коллекционер?
— Он не хотел выбрасывать старые добротные вещи. Они когда-то делались вручную… в Лондоне, сразу после войны.
Она выхватила у матери из-под рук белый льняной костюм и разложила его на кровати.
— Это его аукционный костюм. По нему всегда его узнавали в толпе. К нему полагался алый галстук и такого же цвета платок в нагрудном кармане.
— Что делать с этой грудой тряпья?
— Не знаю.
— Я могу хотя бы выкинуть его бесчисленные галстуки?
— Красный и голубой — это были его любимые цвета.
— Неплохое сочетание.
— Мама, ты подала мне идею. Я сошью из них покрывало для кровати.
Мать в искреннем испуге отшатнулась от Натали.
— Ты намерена пользоваться покрывалом из галстуков?
— Они такие шелковистые.
— Не сошла ли ты с ума?
— Их цвет так великолепен…
— Ты хочешь похоронить себя в его гробнице, как скифские женщины…
— Наоборот! — Натали таинственно улыбнулась. — Я хочу продолжать жить, но его жизнью.
Ей не давала покоя «тайна» Уоллеса. Какую новость привез он из загадочной России?
Ту, в которую не поверил хитроумный Джервис. Открыл ли он нового шпиона в американском правительстве? Или заговор против президента? Или план вторжения в Европу… или в Персидский залив? Не женского ума это дело — разбираться в проблемах международной политики…
Следователи топтались на месте. Убийство так и не было раскрыто. Люба словно провалилась в черную дыру. Натали регулярно давала в газету «Сельские новости» объявления, где содержался намек на жемчуг: «Перл, приглашаю тебя на ленч» или «Перл! Будь моей Валентиной». Отклика не последовало. Клерк, принимающий объявления в редакции газеты, украдкой посмеивался, считая всю затею с «Перлами» затянувшейся и неостроумной шуткой. Натали даже решилась поместить такое объявление в «Геральд трибюн интернейшнл», но Люба так и не ответила ей.
Натали подметила за собой одну странность. У нее возникла потребность ощущать рядом какую-то опасность. Она нуждалась в этом чувстве, как в наркотике. Она возбуждала свое воображение все новыми и новыми картинами. Вот, например, среди пешеходов на улице часто мелькает одно и то же лицо — может быть, это слежка? Или таинственные позвякивания телефона. Или изучающие двусмысленные взгляды, которыми встречают ее появление некоторые из знакомых Уоллеса. От всех этих сумасшедших галлюцинаций ее могла спасти только работа.
Она слетала на короткое время в Сиэтл на пушную биржу и наблюдала, как прежние коллеги Уоллеса производят закупки мехов. Из них четверо привлекли ее внимание своим эксцентричным видом. Один мужчина был одет в ярко-алый спортивный костюм, другой облачился в поношенную одежду лесного траппера — грубую фланелевую рубаху, кожаные штаны и куртку. Двое других, совсем старики, водрузили на головы старомодные бейсбольные шапочки — символ их лихой молодости. Она могла предложить им работать для «Котильона» на комиссионных началах, но у них было слишком много разных клиентов, а Уоллес принципиально имел дело только с теми, кто отбирает меха лишь для одной фирмы. «Слуга двух господ — это уже не слуга», — рассуждал он. Но все же из любопытства Натали ввязалась в беседу со старым брокером, одетым, как траппер с берегов Юкона. Она вволю напоила его крепким элем в уютном трактире, обставленном в стиле «прежних времен».
— Вы можете нанять любого молокососа, и он вам будет отбирать меха! — заявил брокер после второй бутылки. — Кому теперь нужен опыт и зоркий глаз, когда девяносто пять процентов зверей выращены на фермах?
Уоллес часто говорил об этом. Старики обучались своему искусству на аукционах, где выставлялись шкурки, добытые охотниками в лесах и тундре. Каждый зверек имел свою индивидуальность. Клиент зависел от художественного вкуса брокера в выборе качества и окраски меха, от его особого чутья на малейшие повреждения, причиненные трапперами при добыче и хитроумно скрытые ими.
— Любой может ткнуть пальцем и заявить: «Беру всю партию!» — продолжал ворчать старик. — Имей только деньжата наготове.
Натали махнула рукой официантке, чтобы подали еще пива.
— А что вы скажете о русских мехах?
— Норка? — старик фыркнул. — Ничего хорошего не скажу.
— Почему?
— Милая! Норка не глупа. Она предпочитает богатые страны. Звери, чьи шкурки здесь развесили, при жизни питались, как короли. Индюшачьи потроха и свежую рыбу им подавали на стол. В бедных странах, таких, как Россия, люди из потрохов варят себе суп и облизывают ложки, а свежую рыбу видят во сне. А норки страдают там от голода. И неважно, какой они породы, пусть самой лучшей американской, — без хорошей пищи толку не будет. Разве Уоллес вам этого не рассказывал?
— Я хочу послушать вас.
— Так слушайте. После второй мировой войны американские звероводы продавали племенных производителей и скандинавам, и русским, и даже китайцам. Тогда мы производили и продавали три миллиона шкурок в год. Сегодня русские продают десять миллионов, скандинавы — семь, а китайцы столько, что и считать нечего. А мы по-прежнему три миллиона. Великая американская широта души! Но русским нечем кормить своих норок. Их меха идут вторым сортом.
— Но Уоллес закупал в России партии в сотни тысяч.
— Знаю. Он занимался этим делом еще до твоего появления на свет божий, милая моя!
— А как же качество?
Джек с Юкона, как называли старого брокера окружающие, запустил руку под фланелевую рубаху и долго с наслаждением скреб себе грудь, потом осушил еще одну бутылку пива из батареи, выставленной перед ним на столе.
— Нет правил без исключений. Если перелопатить десять миллионов тонн мусора, наверняка наткнешься на золотишко. Старая истина. И два-три процента их товара — это высший класс. Твой Казак имел наметанный глаз и знал нужных людей.
— Но «Союзпушнина» не делает никаких поблажек на аукционах. Там все равны.
— Конечно. Но Казак заранее, месяца за три, получал сведения, когда будет выставляться лучший лот, и был готов его купить.
— Я все-таки не понимаю…
— Понимайте как хотите… Я вам сказал то, о чем все говорили… Я сам ни разу не видел его в деле там, в России. Если б я работал с Казаком на аукционах, то, может, и подглядел бы какой-нибудь из его секретов. Одно скажу: он всегда попадал в яблочко!
Она попросила Билла Малкольма, своего прежнего босса и бывшего любовника — был такой факт в биографии Натали, — встретиться с нею. Свидание состоялось в столовой для высшего руководства фирмы «Стюарт, Малкольм и Харди». На завтрак им подали копченую лососину и фаршированные яйца. Всего три раза в жизни Натали посещала эту обитель для избранных. Однажды тетя Маргарет привела сюда ее — маленькую девочку, которой все в мире казалось огромным, потом после Гарварда здесь скромным завтраком отмечалось ее поступление в фирму и еще Билл Малкольм решил отпраздновать тут заключенную ею удачную сделку. После этого вход сюда, в святая святых, был ей закрыт. Джентльмены из правления банка не приглашали своих любовниц в столовую «боссов». Обстановка небольшого зала должна была внушать клиентам почтение — скромность и бешеные затраты одновременно. Те, кто знал, сколько могут стоить отделка стен старым деревом кофейного цвета и массивные кожаные кресла, тут же проникались уважением к своим гостеприимным хозяевам. Над камином висел портрет основателя. Сам Уистлер нарисовал его. Это был предок того Стюарта, который усыновил когда-то Уоллеса. Старинное столовое серебро, лиможская посуда и свежие цветы украшали каждый столик, накрытый скатертью белее, чем порошок кокаина, потребляемый не так уж далеко от этого храма в вонючих притонах Нью-Йорка.
— Ты выглядишь великолепно, — произнес Билл Малкольм, слегка коснувшись уголка рта крахмальной салфеткой после первого кусочка еды, проглоченного им. — Я говорил кое с кем из директората. Мы готовы взять тебя обратно к нам.
Несколько прожитых лет обошлись ему потерей части волос на голове, но улыбка его не изменилась — она осталась чарующей. Он выглядел еще более довольным собой, чем раньше. Впрочем, он имел на это право… Он преуспевал. Он был хорошим учителем Натали и неплохим партнером в любви. Только тяжелое обручальное кольцо на пальце перевесило чашу весов в их отношениях. Он остался тем, кем был, она же рискнула, и ее подхватил смерч. Уоллес и «Котильон» — все вместе в одном водовороте. Он этого не мог понять, но готов был простить ей нелепые поступки. Он уважал свободу выбора. Сейчас он был готов помочь ей — из-за сентиментальных воспоминаний о былой любви или из христианского милосердия, призывающего: «помоги ближнему своему», — неважно. Он был великодушен.
— Билл! Я хочу сохранить «Котильон».
— Старые евреи скушают тебя. А молодые «волки» первые перегрызут тебе горло. Я знаю — ты продаешь, но не по мелким же лавочкам. Те, кто у тебя покупает, сами нуждаются в кредитах. И они уже просят их у нас, а мы им вынуждены отказывать. Как видишь, мы все нанизаны на одну ниточку.
— Ты не совсем прав, — бодрилась Натали. — На моем горизонте появились акулы с широкой пастью. Два молодых израильтянина не старше двадцати пяти лет как бешеные скупают все. Насколько я знаю, они сколотили первоначальный капитал на скупке компьютерного лома. Они перепродавали электронные детали чуть ли не на вес, а в результате набили себе карманы… Теперь они выкидывают деньги горстями и покупают все, что попадется под руку. Им нужна только гарантия, что наши запасы не оскудеют.
— То есть наш кредит «Котильону»?
— Я бы хотела иметь такую гарантию. — Для Натали это была главная цель ее свидания с Биллом.
Билл, что-то вспомнив, переспросил:
— Два братца из Израиля? Веселые, загорелые? Они нас посетили…
— Зачем? — Натали ощутила холодок, пробежавший по спине.
— За деньжатами… Чтобы покупать впредь то, что поставит «Котильон»!
У Натали упало сердце. Ведь парни казались такими уверенными в себе.
— Ты не чувствуешь себя одинокой? — переменил тему разговора Билл. Он был слишком великодушен, чтобы насладиться унижением Натали, так легко поддавшейся иллюзорным надеждам.
— Я буду благодарна тебе за помощь. — Натали с трудом нашла ответ на его осторожный вопрос.
— А я всегда буду благодарен тебе… за наше прошлое.
— Сегодня ты спас меня…
— Тебя может быть, но не «Котильон»! Есть сила, которая тянет его на дно.
— Конкретно кто?
— Не знаю… Я только могу в последний момент бросить тебе спасательный круг…
— Я и так выплыву…
— На что ты надеешься?
— На озарение.
— Я рад, что ты вновь в форме!
Натали набралась смелости и демонстративно посетила «Русскую чайную» в час завтрака, когда там собирались все меховщики Нью-Йорка. Стив Вайнтрауб возник у ее столика, как она и ожидала. Беседа с Джервисом не могла остаться без последствий, хотя адвокаты Натали не могли пока нащупать, что связывает Вайнтрауба с Джервисом.
— Присаживайся, Стив, — сказала Натали, наскоро доедая свой завтрак. Она решила сыграть роль занятой деловой женщины.
— Грозы проходят мимо тебя! Ты сияешь, как солнышко… — Он откинулся на спинку стула, поигрывая золотым браслетом и разглаживая свои щегольские усики.
— Тогда зачем ты прячешься от солнца? Например, ты упорно избегал меня в Сиэтле.
— Ты вращаешься на орбите выше моей. Я уже почти готов сгореть в атмосфере, как отработавший свой срок спутник.
— Глядя на тебя, в это трудно поверить, — улыбаясь, сказала Натали.
Стив кивнул на бумаги, которые Натали просматривала за едой.
— Обзор рыночных новостей. Мне специально составляют его по моему заказу, — объяснила она.
— Я вижу, ты вся в деле!
— А где твои обещанные лисицы? Ты же собирался мне их продать…
— Уоллес не покупал импортные изделия.
— Я решила поменять политику.
— Но если ты рассталась с Дианой, кто будет рекламировать лисьи шубы и жакеты?
— Я с ней не рассталась.
— Я слышал, что она закатила тебе скандал… Не хочет быть замешана в эротической уголовщине.
— Хватит об этом! Диана с «Котильоном» — вот так, — Натали показала Стиву крепко переплетенные пальцы. — На все сто процентов. Мы с ней начинаем новую большую рекламу. Там найдется место и твоим лисичкам, если ты обеспечишь качество… Если ты на мели, я тебе кину буксир.
Стив был наглецом, но плохим игроком в покер. По его лицу сразу можно было понять, что он растерялся.
— Сколько товара из партии висит на тебе? — наступала Натали.
— Примерно половина.
— Кому ты предлагал? Молчишь? Я и так знаю. — Натали продолжала атаку в лучшем стиле Уоллеса. Она лгала беззастенчиво и вдохновенно: — «Ревильон» даже не будет утруждать себя разгребать твои кладовые. Его склады и так забиты…
— Я понадеялся на «Фамильные меха».
— Для них ты дешевка! Так что крутись вокруг «Котильона». Половина твоих запасов — это сколько?
— Примерно тысяча.
— Врешь. У тебя лежит там десять тысяч. — Тут Натали словно перевоплотилась в Уоллеса и точно скопировала его умение блефовать. — Если скинешь пятнадцать процентов с цены каждого жакета, я покупаю все твои залежалые десять тысяч.
— Десять процентов с цены! Иначе я себя угроблю…
— Ты уже горишь! Сам только что признался. Двенадцать процентов или сиди на своих тюках, пока их не съест моль.
— А ты глотаешь меня живьем!
— Наоборот, вытаскиваю из болота! Хорошо, будь по-твоему.
— Спасибо.
Они через стол обменялись рукопожатием.
— Ты знаком с Алексом Мошесом?
— Еще как! Его прозвище — Браковщик! Бандит! Он измывался над моим отцом, а теперь проделывает то же самое со мной. Из пяти купленных шуб четыре возвращаются обратно за мой счет.
— Что ж, теперь сэкономим деньги на расходах по транспортировке туда и обратно… Алекс Мошес работает на меня.
Стив Вайнтрауб в отчаянии схватился за голову.
— Натали! Ты не поступишь со мной так? Правда? У меня… восемьдесят тысяч лежат на складе. Мне конец!
— Сочувствую. — Натали понимающе кивнула головой. — Между прочим, чуть не забыла, один твой дружок просил передать тебе привет.
— Кто?
— Джефферсон Джервис.
Удивленное «о!» Стива выглядело не очень натурально.
— Так что зря ты тут плакался, Стив. Твоя орбита повыше моей.
— Мы просто знакомы.
— Он твой инвестор?
— Нет-нет. Мы встречались как-то на заседании… Вспомнил! По поводу импорта из Израиля…
— Когда увидитесь снова… передай привет от меня. Если, конечно, он меня помнит. — Натали изобразила на лице робкую улыбку.
То, что Стив признал свою связь с этим финансистом, подтвердило подозрения Натали. Джервис маячил за спиной Вайнтрауба, как грозная тень. Вряд ли им руководил денежный интерес. «Котильон» для него слишком мелкая картошка, не стоящая усилий, чтобы выкапывать ее из земли. Джервису нужно было напугать Натали, отвлечь ее от расследования тайн Уоллеса. Она чувствовала, что огромная змея кольцами обвивает ее, но терялась в догадках, какую роль в этой подлой интриге играет Стив Вайнтрауб.
— Мы увидимся в Ленинграде? — поинтересовалась Натали.
— Ты летишь на аукцион?
— Конечно.
— А я нет. У меня как раз в это время встреча с «жирным котом» в Гонконге. Буду наводить мост в красный Китай.
— «Жирные коты» подружились с коммунистами?
— Мой партнер хочет поставлять им технологию и забирать продукцию. Тебе это неинтересно. Вы же против импорта.
— Мне нравится, что бизнес взламывает границы. Хороша сама идея!
— Что если я попрошу тебя о маленьком одолжении?
— Разумеется, Стив… если это в моих силах.
— Захвати с собой весточки для моих друзей… Они евреи-отказники. Уже давно ждут разрешения на выезд. Остались без работы и без гроша. Я посылаю им чуточку деньжат… Тебя не затруднит?
— Не делай из этого проблему… Стив, можно мне дать тебе совет?
— Я слушаю.
— Джефферсон Джервис в любой момент может скупить всю меховую торговлю в Нью-Йорке… если ему в голову стукнет такая идея. Ему только стоит пошевелить пальцем. Он не тот инвестор, с которым я бы лично надеялась долго иметь дело.
— Я же сказал, он не вкладывал в меня деньги!
— Стив, не лги!
— Почему ты затеяла этот разговор?
— Потому что ты хороший меховщик. Уоллес тебя недооценивал.
— А ты?
— Я знаю твое положение. Ты сидишь на этих шубах и не знаешь, что с ними делать. Ты уверен в качестве своего товара, а молва вокруг твердит другое… Я не права?
— Я слушаю… — неохотно выдавил из себя Стив.
— Я банкир в прошлом, имею опыт и могу легко просчитать ситуацию. Я знаю, как действуют «ковбои», подобные Джервису. Они держат тебя на привязи и позволяют крутиться вокруг них, а когда им надо, накидывают лассо и валят на спину…
— Только между нами, Натали… Я уже почти захлебнулся, когда Джефф бросил мне веревку. Мне не на кого жаловаться, кроме как на себя…
Натали была довольна. Она вынудила жертву и сообщника Джервиса исповедаться перед ней. Теперь осталось только довершить разгром противника.
— А что если ты обнаружишь, что не веревка у тебя в руках, а змея?
— У меня не было выбора.
— Ты копаешь под меня, а роешь яму самому себе…
— Что мне делать?
— Я найду тебе другого банкира.
— Не сможешь. На мне клеймо! — Стив огляделся, нет ли кого поблизости, кто мог бы их подслушать. Потом заявил с печальной безнадежностью: — Никто в этом году не даст мне больше в долг.
— Может быть, я смогу уговорить Эдди Майлла встретиться с тобой.
— Кто это?
— Ты должен помнить историю со «Связкой». Он начал действовать в прошлом году.
— Да, конечно! Только не могу понять, как работает его машина. Название «Связка» придумала его восьмилетняя дочь. Она же настояла на том, чтобы в конце был восклицательный знак. Теперь эта «Связка!» с восклицательным знаком мозолит глаза по всей стране. Раньше он был мелким посредником и экономил даже на стоимости авиабилетов.
— Эдди Майлл реорганизовал свою компанию, расплатился с кредиторами, выкупил пай учредителей и начал продавать дешевые акции всем, кто пожелает.
— Он что, воздвиг «пирамиду»?
— Да! Чтобы выжить, ему непрерывно надо расширяться, пускать в продажу все новые акции.
— Во что это обойдется? Он высосет из меня всю кровь!
— Он не возьмет с тебя ни цента. Он кладет себе в карман от выручки за вновь выпущенные акции.
— Может, этот Майлл смог бы и тебе помочь? — По лицу Стива было видно, что он уже клюнул на приманку. Глаза его загорелись.
— Нет, Стив. «Котильон» пока останется акционерным обществом закрытого типа. Я не собираюсь распродавать акции.
— Но я бы встретился с Майллом.
— Я это устрою, Стив.
Они расстались почти друзьями, хотя разве можно быть уверенным в чем-то в этом мире? По дороге в свой офис Натали с горечью раздумывала о том, что ее последнее заявление насчет «Котильона», в сущности, было только бравадой. Рано или поздно ей придется открыть двери «Котильона» для публики. Давление внешних сил и обстоятельств было слишком велико. На это намекал и Билл Малкольм во время их последней не очень-то веселой встречи. В жизни, а тем более в бизнесе не происходят чудеса. Спасти может только свежая идея, которую у тебя купят такие «добрые волшебники», как Билл Малкольм или Эдди Майлл. К ним надо идти с товаром. У Стива есть такая «тепленькая» идея — связи Гонконга с красным Китаем. Натали же вместе со своим «Котильоном» после утраты Уоллеса бессмысленно барахтается в бурном море, и силы ее иссякают.
— Как приятно слышать твой голос, дорогая, — ворковал Эдди Майлл в трубку. — Как идут дела?
— У меня неплохо. Но есть один парнишка, с которым тебе стоило бы повидаться.
— Сколько ему лет?
— Тридцать с небольшим.
— Не жулик?
— По нашим стандартам — нет.
Эдди захохотал:
— Точная характеристика! Ценю твою искренность. Кому он больше нужен? Тебе или мне?
— Время покажет. Он способен далеко пойти. У него есть зацепка в Гонконге.
— О'кей! Скажи, чтобы позвонил мне. Если ему не так много за тридцать и он не прочь состязаться в спринте, я рискну парочкой долларов.
Натали не имела раньше деловых контактов с Эдди, и на нее произвела впечатление его способность мгновенно принимать решения.
— Честно говоря, я ожидал, что ты будешь просить за себя. Уж больно нервничают твои акционеры-учредители. Шум от них по всему Нью-Йорку. Ты должна их попридержать… они у тебя распустились. Можно дать тебе совет?
— Разумеется.
— Если ты хочешь состояться в меховом бизнесе, ищи инвесторов со стороны. Тебе нужен банкир, не связанный с этой клоакой, где все знают про все и всех…
— Спасибо, Эдди, — холодно поблагодарила Натали. — У меня уже есть банкир. Билл Малкольм из «Стюарт, Малкольм и Харди».
— Солидный парень. Даже слишком, я бы так сказал. Шагу не сделает без оглядки назад и по сторонам.
— У нас с ним полное взаимопонимание. Он знает, что «Котильон» — акционерное общество закрытого типа. Так решили мы с Уоллесом, и так будет!
Долгое молчание Эдди в трубке было красноречивее любых слов.
— Я привыкла к сотрудничеству с Биллом, — не выдержала затянувшейся паузы Натали и повторила: — Он меня понимает.
Эдди прокашлялся и произнес:
— Я дам тебе еще один совет на прощание. Потом я повешу трубку, и мы оба вернемся к нашим делам. Запомни вот что: со временем мы становимся старше, но не лучше.
Спускаясь в лифте из юридической конторы, где была оформлена сделка о покупке лисьих шуб и накидок, Стив Вайнтрауб мельком сообщил, что Эдди Майлл согласился финансировать его импортные операции.
— Поздравляю, — сказала Натали.
О Джервисе не было произнесено ни слова, но Натали с удовлетворением отметила про себя, что теперь Джервису придется плести свои интриги через другое подставное лицо. Стив перестал быть безвольным орудием в его руках.
Она пешком направилась в «Котильон», где ей предстоял намеченный заранее январский отчет перед членами правления.
Путь ее проходил через кварталы пушной торговли между Шестой и Восьмой авеню. Улицы здесь были узкими, дома старомодными, оформление витрин не таким наглым и зазывающим, как в других районах. Случайно или нет, но все это создавало определенную атмосферу, гармонирующую с этим древним занятием человека — промыслом пушного зверя и торговлей мехами. Здесь, судя по фотографиям пятидесятилетней давности, хранимым Уоллесом, почти ничего не изменилось со времен его молодости.
Натали в уме прокручивала по дороге речь, которую собиралась произнести на правлении. Ярлыки на выставленных изделиях дали новый толчок ее мыслям. Цены за прошедший год подскочили почти на пятьдесят процентов. Это означало, к сожалению, что многие покупатели, на которых возлагались надежды, не смогут приобрести традиционную продукцию «Котильона». Только разумный баланс между дешевыми изделиями вроде лисьих жакетов Стива Вайнтрауба и элитарными мехами поможет фирме остаться на плаву и одновременно сохранить свою репутацию.
Как у большинства жителей огромных мегаполисов, у Натали имелось особое предохранительное устройство в мозгу, нечто вроде антенны, сканирующее пространство вокруг нее и предупреждающее об опасности, будь то уличные хулиганы или грабители, норовящие вырвать сумочку из рук, агрессивные таксисты, сумасшедшие или нетрезвые водители. Это устройство, к несчастью, не сработало в тот момент, когда тяжелый фургон, загородивший половину тротуара и, как ей казалось, покинутый водителем, внезапно всей массой стал стремительно надвигаться на нее.
