Волна огненно-рыжих волос, стук каблучков по асфальту, легкая, порывистая походка. Роза!

Алексей бросился к ней со всех ног, схватил за плечо и тут же растерянно пробормотал:

– Ой, извините.

– Ничего, – улыбнулась незнакомая девушка.

Он побрел дальше, смущенный и разочарованный.

Целый год прошел с тех пор, как он видел Розу в последний раз, однако она по-прежнему мерещилась ему повсюду. За последнюю неделю наваждение почему-то еще более усилилось. Очевидно, дело было в том, что Алексей закончил монтаж фильма. Как бы он хотел, чтобы Роза посмотрела на эту картину. Но безумием было бы надеяться, что он может случайно столкнуться с ней здесь, на улицах Рима.

Алексей сел за столик уличного кафе на Пьяцца ди Спанья и стал рассеянно смотреть на прохожих.

Он видел лишь детали, напоминающие ему о Розе: такие же яркие губы, такой же жест, такую же походку. Но самой Розы не было.

Странно, но ему казалось, что сейчас он знает Розу гораздо лучше, чем когда они бывали вместе. Ее темперамент, наэлектризованность не давали сосредоточиться, сбивали с толку.

Алексей вспомнил фразу, которую недавно прочел где-то: «Человека лучше всего узнаешь, когда его уже нет рядом».

Что ж, стало быть, у него идеальная возможность узнать Розу как можно лучше. Он до сих пор не опомнился от отчаяния, которое испытал, когда она исчезла во второй раз. Чувство утраты было столь сильным, что его невозможно было бы выразить словами. Алексей чувствовал себя брошенным младенцем, который еще не умеет жить самостоятельно.

Особенно тяжелым этот удар показался ему по контрасту с безоблачным счастьем предшествующих недель.

Отказавшись стать его женой, Роза стала нежнее и мягче, а если затевала спор, то без ожесточения, как бы в шутку. Казалось, война полов между ними закончена.

В мае 1974 года, когда стали известны результаты референдума, наконец узаконившего развод, они отметили это событие, распив бутылку шампанского.

– Сам не знаю, чему я радуюсь, – сказал Алексей. – Ведь я хочу не разводиться, а жениться.

– Ты отлично понимаешь важность этого события, – строгим тоном учительницы сказала она. – Нанесен мощный удар по всесилию церкви. Все мы стали чуть-чуть свободнее. Хотя, конечно, до полной свободы еще очень далеко. – Тут она расхохоталась – звонко и весело, в несвойственной для нее манере. – Но ты прав, гораздо лучше стремиться к браку, а не к разводу.

Той ночью, словно решив довериться ему, Роза не ушла спать в другую комнату, а осталась с ним. Утром она даже принесла ему кофе в кровать.

– Видишь, какая образцовая жена могла бы из тебя получиться, – пошутил он.

– Эта шутка в дурном вкусе, – серьезно ответила она.

Вид у нее был такой несчастный, что Алексей притянул ее к себе и стал осыпать поцелуями.

С этого момента он избрал новую тактику: стал рассказывать ей о совместном будущем, покупал ей подарки, стал водить по магазинам.

– Хочу, чтобы твоя чудесная фигурка получила достойное обрамление, – говорил он.

– Разве тебе мало того, что ты видишь мою «фигурку» в постели?

– Мало. Я хочу, чтобы тебя увидели мои друзья, хочу ходить с тобой в рестораны, на танцы. Хочу, чтобы ты познакомилась с Джанджакомо.

– Ты сам знаешь, что это невозможно, – отрезала она.

– Но почему? Думаешь, меня беспокоит, что в тебе распознают активистку антикапиталистического движения? Ведь ты у нас активистка, да? Именно этим ты занимаешься, когда сбегаешься от меня?

Она отвернулась, но Алексей не унимался:

– Делай, что хочешь – мне все равно. А если уж мне все равно, то моим знакомым и подавно. Я скажу им: «Познакомьтесь с моей женой. Она ходит по фабрикам и заводам, заставляет рабочих задуматься об условиях их существования. У нее это прекрасно получается».

Алексей засмеялся, очень довольный собой.

– Ты ничего не понимаешь, – прошептала она, глядя в сторону.

Он обнял ее, растрепал ей волосы, вдохнул аромат ее тела.

– Я знаю лишь, что люблю тебя.

Тогда она повернулась к нему, и он увидел, что лицо ее искажено – того и гляди расплачется. Но в следующий миг глаза Розы зажглись всегдашним озорным огнем, и она сказала:

– Ладно, веди меня по магазинам. Давай поддержим систему капиталистической торговли, а заодно удовлетворим твои потребительские запросы. Но помни: я не твоя собственность.

Они отправились в поход по магазинам. Роза в платье голубого шелка; в изумрудно-зеленом костюме; в обтягивающем черном наряде… Потом были танцы, а вечером они отправились на загородную виллу и занимались любовью на берегу озера под неумолчный стрекот цикад. Магия их любви была такой сильной, что Алексей поверил: это никогда не кончится.

Но наступила ночь, когда Роза вдруг отказалась отвечать на его ласки.

– В чем дело? – изумился он.

– Настроения нет.

– Нет настроения?

Он провел пальцами по ее коже и убедился, что тело Розы реагирует на его прикосновения, как обычно.

– Что ты хочешь этим сказать? – недоуменно спросил он.

Она ушла в свою комнату и захлопнула дверь, но Алексей ворвался и туда.

– Ты собираешься уходить. В этом дело, да? – угрюмо спросил он.

Она только пожала плечами.

– Но почему? Почему? – не выдержал он. – Если тебе нужна работа, я подыщу ее. Если тебе нужны деньги – пожалуйста.

– Я должна, – тихо ответила она, глядя в стену.

– Кому ты должна? Зачем? Куда ты собралась? – он перешел на крик.

– Ты обещал не задавать мне таких вопросов.

Она обернулась и взглянула на него. Ее глаза ровным счетом ничего не выражали.

Охваченный отчаянием, Алексей спросил:

– Когда ты вернешься?

– Через неделю, через месяц, через два. Я не знаю.

– Но ты вернешься? Я должен это знать.

От боли у него перехватило дыхание.

Роза ничего не ответила, лишь слегка, по-дружески, поцеловала в губы.

Первые две недели Алексей кое-как держался. Роза оставила в квартире всю одежду и все подарки, которые он ей купил. Это утешало его, давало надежду на то, что она вернется. Кроме того, у него было очень много работы. Он должен был ездить то в Рим, то в Бари, выбирая и подготавливая площадки для съемок фильма. Депрессия обрушилась на него с полной силой лишь на третью неделю. Внезапно Алексей понял, что Роза может вообще не вернуться. Переполнявшая его энергия разом иссякла, он утратил интерес ко всему на свете, не мог ни на чем сконцентрировать внимание.

Все его мысли были только о ней. Алексей хотел было нанять частного детектива, чтобы разыскать Розу, но передумал – этого она бы ему не простила. Тогда Алексей стал думать о ней, пытаться понять, чем вызваны ее поступки. Тут выяснилось, что он о ней почти ничего не знает. Роза выросла в самой обычной семье. Отец в годы войны был участником коммунистического сопротивления. Мать – домохозяйка, был еще младший брат. Все это не давало объяснения ни идеологизированности, ни страстному идеализму Розы. О своих друзьях она почти ничего не рассказывала, о бывших любовниках тоже, хотя Алексей догадывался, что их у Розы было предостаточно. Собственно, он и не хотел ничего об этом знать. Они оба были настолько увлечены друг другом, что на прошлое просто не оставалось времени.

Но сейчас, оставшись один, Алексей захотел во всем разобраться. Он думал о Розе днем и ночью, вспоминал их разговоры, минуты близости; его отчаяние все усиливалось.

А потом, одной холодной декабрьской ночью, Алексей вернулся домой и увидел, что в гостиной горит свет. Из-за высокой спинки кресла виднелась огненно-рыжая макушка.

– Роза, – хрипло произнес он. – Роза!

Она вскочила на ноги с кошачьей грацией. Алексей смотрел на нее во все глаза, и ему казалось, что от нее исходит сияние. В действительности она была еще прекрасней, чем в воспоминаниях. Глаза ее излучали свет, волосы рассыпались по плечам медной волной. Вид у нее был такой взволнованный, хищный, словно она только что занималась любовью.

Она бросилась ему на шею, осыпала страстными поцелуями.

– Я вернулась, – сообщила Роза, и Алексей сразу забыл обо всем на свете.

Она стала срывать с него одежду, они рухнули на пол и долго, бесконечного долго любили друг друга.

– Знаешь, я по тебе скучала, – сказала она позднее и засмеялась.

– И что же, никого другого не было? – недоверчиво спросил он, приводя в порядок ее растерзанную одежду.

Она с улыбкой покачала головой.

– Где ты была?

– Не задавай вопросов, и мне не придется врать, – шутливо ответила Роза.

Алексей поморщился и встал.

– Хочешь выпить? – спросил он, пытаясь подавить всколыхнувшийся в душе гнев.

Ее скрытность глубоко оскорбила его. Оказывается, все перенесенные им страдания для нее ровным счетом ничего не значат! Алексей налил ей вина в бокал. Тут он заметил, что рядом с креслом, в котором она сидела, лежит целая стопка газет.

– Изучаешь последние новости?

– Да, мы живем в потрясающе интересное время. – Она села ему на колени, погладила по волосам. – Знаешь, за эти месяцы ты стал еще красивей. Мое отсутствие пошло тебе на пользу.

– То же самое могу сказать и о тебе. Где ты была, Роза?

Ему нужно, просто необходимо было это выяснить.

– Какая тебе разница? Главное, что я здесь.

Ее лицо озарилось радостью, она прижалась к нему еще теснее.

Но Алексей упрямо отодвинулся. Он поднял одну из газет и стал разглядывать фотографии. Вот профсоюзный деятель, лежащий на тротуаре. Расстрелян членами «красных бригад». А вот последствия взрыва бомбы, которые бросили в Брешии фашисты. Громкий заголовок сообщал о том, что советник муниципалитета, похищенный «красными бригадами», отпущен на свободу. Алексей отшвырнул газету.

– И ты называешь наши времена интересными? По-моему, они просто отвратительны. Правый терроризм, левый терроризм, искалеченные судьбы, загубленные жизни.

– Я рада, что вернулась, – тихо сказала она, явно желая увести разговор в сторону.

Но Алексей не сдавался. На самом деле он был зол на нее, но не смел упрекать ее в открытую, поэтому был вынужден ругать террористов:

– В особенности я не понимаю леваков! Чего они хотят? Дело кончится тем, что они окончательно угробят всякую надежду на построение демократического социализма в этой стране. Они превратят Италию в полицейское государство. И так уже обыватели в один голос требуют защиты от анархии и кровопролития.

Он говорил это таким тоном, словно Роза несла персональную ответственность за ситуацию в стране.

Тут уж Роза не выдержала.

– Ха-ха! Кажется, ты называл себя сыном Маркса и кока-колы. Смотрю, осталась одна кока-кола. Да здравствует международный капитал и массовая культура. Вот ты и превратился в настоящего Джисмонди. – Она презрительно скривилась. – Разве бывает революция без крови? Разве можно свергнуть прогнивший общественный строй без революции?

Они не раз спорили на эту тему и прежде. Но сегодня Алексею показалось, что в тоне Розы звучат особенно враждебные, непримиримые нотки. Если бы он стал сейчас снимать о ней фильм, то изобразил бы Розу в виде богини Дианы, сжигаемой холодным огнем высоких принципов.

Поэтому ответил он ей тихо и спокойно:

– Скажи, разве революция когда-нибудь приносила благо народу? Я имею в виду тот самый простой народ, о котором ты так печешься.

Внезапно его осенило. Он еще раз взглянул на газетные заголовки и воскликнул:

– Так вот где ты была! Я знаю, ты в «красных бригадах»! Какой же я идиот! Немедленно рассказывай!

Он схватил ее за руку.

Роза побледнела и выдернула руку.

– Какая чушь!

Она бросилась в одну из комнат и заперлась на ключ.

Алексей принялся расхаживать по комнате, ругая себя последними словами. Слепец! Как он раньше этого не понял! Вот почему она так неожиданно исчезала и появлялась, вот почему отказывалась о себе рассказывать. Алексей вспомнил, как однажды случайно увидел ее на улице. Роза шла неторопливо, рассеянно разглядывая витрины магазинов, вроде бы никуда не спешила, но была очень недовольна, когда Алексей к ней подошел. Все время смотрела куда-то через плечо. Должно быть, за кем-то следила. Конечно, вот какими делами она занимается! И еще Алексей вспомнил, что она ни за что не соглашалась познакомить его со своими друзьями. Он думал, что она просто хочет все время быть только с ним. С его знакомыми Роза тоже встречаться не хотела – очевидно, считала их своими потенциальными врагами. Но это еще не все – оказывается, она соблюдала конспирацию.

У Алексея возникло ощущение, что все это происходит не на самом деле. Все мысли, все переживания последних месяцев выглядели теперь совершенно иначе.

Он залпом выпил виски, ощутил жжение в горле. Вот это реальность, а все остальное чушь и фантазии. Он сам выдумал себе сказку про Розу, сказку, не имевшую ничего общего с истиной. А ведь он всегда считал себя таким наблюдательным!

Кто он для нее, зачем он ей нужен? Для прикрытия – это ясно. Запасная квартира, где можно спрятаться и отдохнуть, где ее не станут разыскивать. К тому же заодно можно и потрахаться.

Алексей решительно подошел к запертой двери и забарабанил в нее кулаками.

– Не откроешь – выломаю! – заорал он не своим голосом.

Роза открыла.

– Значит, это правда? Ты действительно из них? А я для тебя – всего лишь прикрытие? Удобная крыша?

Роза отвернулась от него, села в кресло у окна.

– Можешь думать, как хочешь, – холодно сказала она.

Алексей смотрел на ее бледное лицо, на рыжие пряди волос и чувствовал, что гнев в нем затухает.

– Кто принуждает тебя к этому, Роза? Кто? Я вышибу из него душу! Так больше продолжаться не может. Ты рискуешь жизнью.

Он сам понимал, что несет какой-то бред.

Она смотрела на него ледяными зелеными глазами.

– Ты считаешь, что это обязательно должен быть «кто-то»? А может быть, «что-то»? С чего ты взял, что это непременно должен быть мужчина? Я вполне в состоянии принимать решения сама. Мне достаточно как следует оглядеться по сторонам. Конечно, не в этой уютненькой квартирке. Я имею в виду, там, снаружи. Там, где ты никогда не бываешь.

Алексею вдруг стало ее жаль. Он понял лишь, что в главном не ошибся.

– Ты знаешь, Роза, что я умею видеть не хуже тебя. Просто я делаю другие выводы, – прошептал он.

Ее невольное признание воздвигло между ними непреодолимую стену. Оба молчали, не зная, как быть дальше.

Инициативу взяла на себя Роза.

– Ну и что теперь? Сдашь меня в полицию? – усмехнулась она.

– Не говори глупостей. Ты ведь меня знаешь! – оскорбился Алексей.

Она серьезно посмотрела на него.

– Я уйду завтра утром. – Грустно вздохнула и деловито добавила: – А сейчас мне нужно выспаться.

Он кивнул, как-то разом вдруг обессилев.

Роза сдернула с кровати покрывало, оглянулась на Алексея.

Он медленно встал.

– Послушай, я вовсе не использовала тебя. Я тебя любила – по-своему. Но как я уже говорила, в жизни есть вещи поважнее любви. Любовь и революция – это понятия из разных миров.

Она никогда раньше не говорила, что любит его.

– Ах, Роза… – Он обнял ее. – Все это безумие. Пошли их к черту, оставайся со мной.

Ее взгляд не дрогнул.

– Не могу. – Она коснулась его губами и отстранилась. – Мой выбор сделан.

– Можно делать то же самое, но без этих террористических сумасбродств.

– Мы не сумасброды. Половина того, что о нас пишет пресса, – вранье. Мы не наносим ударов по случайным людям.

Алексей почувствовал, что хочет ее, несмотря ни на что. Какая непоколебимая убежденность звучала в ее голосе!

– А если очередной жертвой стану я? Или Джанджакомо? – спросил он.

– Кто знает, может быть, я даже смогу вас защитить.

Она засмеялась. Вид у нее при этом был такой, словно ответ на подобный вопрос был заранее ею обдуман.

– Спокойной ночи, Алексей.

Он не тронулся с места. Не хотел оставаться наедине со своими мыслями.

– Ты все еще здесь? Уж не намерен ли ты улечься в постель с террористкой? – лукаво спросила она.

– Я готов даже разделить с ней свою жизнь, – выдохнул он и раскрыл объятия.

Она ушла рано утром, хоть он упрашивал ее остаться, клялся, что не скажет никому ни слова.

Два дня спустя, вернувшись домой с работы, Алексей обнаружил в квартире разгром: входная дверь выломана, все перевернуто вверх дном. Потрясенный этим зрелищем, он вызвал полицию. Потом, немного успокоившись, прошел по комнатам и с удивлением обнаружил, что все ценности на месте. Но шкафы, выдвижные ящики, полки были явно кем-то обысканы, матрасы выпотрошены. Эта история встревожила его не на шутку, на следующий день он сообщил об этом дяде.

Тот взглянул на него как-то странно:

– Судя по всему, у тебя на квартире что-то искали. Не хранишь ли ты дома каких-нибудь конфиденциальных документов?

Алексей отрицательно покачал головой.

– Да, я тоже подумал, что это был обыск. Но представить себе не могу, кому понадобилось у меня что-то искать.

Джанджакомо только развел руками:

– Спасибо, что обошлось только этим. Но впредь будь осторожнее. Сейчас не самые безмятежные времена. – Он посмотрел на приемного сына с явным скептицизмом. – И выбирай себе друзей поосмотрительней.

После этого Алексей видел Розу всего один раз.

Это произошло дождливым утром в начале марта, как раз перед тем, как он собирался уехать из Милана. Алексей собирал вещи в дорогу, когда вдруг раздался звонок в дверь. Это удивило его – у горничной был свой ключ. По совету полиции он врезал в дверь глазок, и теперь, посмотрев в застекленную дырочку, увидел, что на лестнице стоит кто-то в надвинутой на глаза шляпе. Розу в этом наряде он узнал не сразу.

Когда он открыл ей дверь и хотел обнять, она отодвинулась и прошла мимо. Вид у нее был изможденный, пиджак висел на плечах мешком. Лицо угловатое, землистое, как у больного ребенка.

– Мне нужны деньги, – мрачно сказала она вместо приветствия. – Нужно сделать аборт.

У Алексея вытянулось лицо. Он ответил не сразу, потрясенный этим заявлением. Хотел снять с нее верхнюю одежду, но Роза отрицательно покачала головой.

– Кофе? – кое-как пролепетал он.

Она опять покачала головой, но, взглянув на его лицо, передумала и кивнула.

– Учти – я ненадолго.

Она беспокойно металась по гостиной, подошла к окну и осторожно выглянула из-за занавески. Это повторилось несколько раз.

Алексей варил кофе, мысленно повторяя один и тот же вопрос: «Чей ребенок? Чей ребенок? Чей ребенок?»

Роза с наслаждением выпила обжигающий напиток.

Алексей не выдержал:

– Чей ребенок, Роза?

Она подняла глаза.

– Ну что тебе на это сказать? – голос ее звучал устало. – Если ребенок не твой, денег ты не дашь?

– Скажи мне правду. – У него пересохло в горле. – Я должен знать.

Она вздохнула, сняла мужскую шляпу, и пряди рыжих волос упали на лицо.

– Может быть, ты даже не знаешь, чей он? – разъярился Алексей.

– Разумеется, знаю, – так же резко, с вызовом ответила она.

Посмотрела ему в глаза, опустила взгляд.

– Успокойся, твой. – И посчитала на пальцах. – Декабрь, январь, февраль, а сейчас март. Нельзя терять ни единого дня.

Алексей подошел к ней покачивающейся походкой сомнамбулы.

– Оставь ребенка, – взмолился он и взял ее за руку. – Пожалуйста. Вернись ко мне, давай жить вместе.

Она стиснула его пальцы, но ее глаза смотрели непреклонно.

– Спасибо тебе, Алексей. Но сейчас уже слишком поздно.

Он понял, что это не более чем вежливость. Вопрос решен. Роза попробовала улыбнуться, но у нее не получилось.

– Я справилась бы и сама, но совершенно нет денег. Они нужны мне немедленно.

– Хочешь, я пойду с тобой?

Она энергично помотала головой.

– Нет, это невозможно.

Тогда он достал чековую книжку и выписал ей чек. Ощущение при этом было такое, словно он пишет сценарий, не имея представления, чем закончится действие будущей картины. И еще это было похоже на кошмарный сон.

Алексей выписал чек на очень крупную сумму, но Роза даже не взглянула на чек.

– Спасибо, – мрачно поблагодарила она и вдруг порывисто припала к его груди. – Спасибо, Алексей.

Обнимая ее дрожащее тело, он почувствовал, что ей страшно.

– За тобой следят?

– Не знаю.

Она пробормотала что-то бессвязное про полицию, про Милан, про то, что не хочет ввязывать его в свои дела.

Алексей вспомнил историю со взломом. Наверняка это сделала полиция, надеясь выйти на ее след. Он не стал говорить Розе об этом.

– Ты уверена? – спросил он еще раз. – Уверена, что по-другому поступить нельзя?

– Абсолютно, – вяло кивнула она.

Потом она подняла лицо, и их губы на краткий миг встретились. Роза спрятала волосы под шляпу, еще раз невнятно поблагодарила его и скрылась за дверью.

Алексей смотрел из окна, как ее худенькая мальчишеская фигурка вливается в утреннюю толпу.

С тех пор Роза ни разу не появлялась.

Допив второй кампари, Алексей рассеянно обвел взглядом площадь. Он подумал, что похож на археолога, раскапывающего останки древних животных. Как-будто эти раскопки могут что-то объяснить, могут вернуть ему Розу. И все же он должен разобраться в фактуре своей эпохи – в ее страстях, конфликтах и крайностях. Но находки, которые ему удавалось раскопать, рассыпались в прах при первом же прикосновении.

Оживить прошлое невозможно, невозможно и перенести его в настоящее. Алексей встал – уже вечерело. Завтра нужно было возвращаться в Милан, в квартиру, где незримо витал дух Розы.

Он ехал по дороге вдоль Лаго Маджоре, мимо загородных вилл и сосновых рощ. Дальние огни были похожи на светлячков, летающих в ароматном воздухе ночи. Вокруг царила тишина, лишь изредка прерываемая криком птицы, собачьим лаем или ревом мотоцикла.

Лицо Алексея было мрачным. Он ехал в загородный дом, размышляя о своей стране. Природа ее была прекрасна, а заботливые человеческие руки за долгие века превратили ландшафт в великолепный парк, шедевр садоводческого и архитектурного искусства. Однако сегодня, во второй половине двадцатого века, эту прекрасную землю раздирала война – схватка между правыми и левыми. До сих пор, слава Богу, этот конфликт не затронул сельскую местность, оставаясь чисто урбанистическим явлением. Милан, Рим, Болонья стали похожи на осажденные города.

Хорошо, что есть возможность вырваться из города сюда, на природу. В своей миланской квартире Алексей не находил себе места. Ему казалось, что он угодил в капкан вечного ожидания и тревоги. Все его мысли были заняты только Розой. Каждый раз, видя на улице полицейского, он с трепетом думал о судьбе, которая уготована его любимой. Вот почему Алексей решил на выходные вырваться на свободу, побыть в одиночестве, вдали от телефонов, званых вечеров и болтливых друзей.

Алексей затормозил перед входом в виллу и решил немного прогуляться по парку. Холодный ночной воздух освежал. Когда-то Алексей гулял здесь с Розой в краткие дни идиллии. Именно тогда он предложил ей выйти за него замуж. Но Роза любила свои убеждения больше, чем Алексея. Очень странно было сознавать, что твой соперник – не человек, а абстрактная идея. Из-за этого собственное существование казалось каким-то бесплотным. И в то же время Алексей очень хорошо понимал: если он и не разделял взглядов Розы, то влюбился в нее именно из-за огня, которым наполняла ее вера.

Сколько времени может полыхать этот пожар? Не погасила ли его суровая проза жизни? Алексей вспомнил, какой бледной и напряженной была Роза во время их последней встречи. На душе стало тревожно, и он решил войти в дом.

Возле крыльца под ногами захрустели осколки стекла. Странно. Должно быть, где-то разбито окно. Надо было предупредить сторожа о своем приезде. Ничего, скажу ему о стекле завтра, подумал Алексей. Старик здорово сдал за последнее время, по-настоящему ухаживает за домом только летом.

Алексей вошел, зажег свет в прихожей и двинулся в сторону гостиной. Вдруг сзади его схватили чьи-то сильные руки, он вскрикнул, стал сопротивляться. На голову ему натянули мешок, в рот сунули кляп. Алексей отчаянно брыкался, наносил удары руками и ногами, но на голову ему обрушился мощный удар, и он потерял сознание.

Очнулся Алексей с весьма неприятным ощущением полной дезориентированности. Он не мог пошевелиться, не понимал, где находится. Хотел закричать, но не мог. Сначала ему показалось, что это кошмарный сон, потом он вспомнил, в чем дело. Руки и ноги были связаны, на глазах – повязка, во рту по-прежнему кляп. Судя по всему, он лежал на холодном кафельном полу. Алексей прислушался, и до него донесся шум приглушенных голосов. Он напряг слух.

– Старый Джисмонди может много за него заплатить.

– Нет, это слишком рискованно. Нам нельзя здесь оставаться. Может быть, он ждет гостей.

– Еще опаснее перевозить его отсюда. Мы не готовились к такому обороту дела.

– Завтра я подгоню фургон. К вечеру.

– Нет, это поставит под угрозу наш план.

Потом наступила пауза. Алексей сразу узнал женский голос. Это была Роза. Ему хотелось позвать ее, и в то же время убивала мысль о том, что она причастна к этому нападению. Как она могла это допустить? Неужели не знала, что это он, Алексей. Наверняка знала. И все же позволила, чтобы его били, связывали. Что они теперь с ним сделают?

Снова голоса:

– А я говорю, нужно взять его с собой. За него можно получить хороший выкуп.

– Нет, мы не дешевые уголовники. Нужно действовать по плану.

Все-таки она его защищает! Мысль Алексея заработала яснее.

– Идите-ка лучше вы поспите. Я его посторожу. А утром, как запланировано, двинемся дальше.

В голосе Розы зазвучали властные нотки. Это был приказ. Потом раздался звук шагов, наступила тишина.

Алексей ждал. Дышать было трудно, все тело затекло. В эти минуты он понял, что Роза – та Роза, которую он любил, умерла раз и навсегда. Она присоединилась к другим женщинам, которых он любил и которые ушли из его жизни – к тете, Франческе, матери, которую он никогда не видел. Черное, всепоглощающее чувство утраты вытеснило страх. Алексей не испытывал жалости к себе, ни в чем не раскаивался, лишь мучился от сознания тяжкой утраты.

В это время послышался тихий голос Розы:

– Алексей, это я, Роза. Если ты меня слышишь, кивни.

Алексей чуть шевельнул отяжелевшей головой.

– Обещай, что не будешь делать глупостей, и я сниму повязку. Даешь честное слово?

Он медленно кивнул, стукнувшись головой об пол.

Она немного поколебалась, а потом медленно сняла с него повязку, вынула кляп.

Алексея ослепил свет электрического фонаря. Он сощурился и увидел, что волосы Розы коротко острижены, выкрашены в черный цвет. Ее лицо поразило его своей чистотой и прозрачностью. Оно стало худым и заостренным, зеленые глаза казались огромными. Бледные губы чуть тронула ироническая усмешка:

– Ты появился удивительно не вовремя. Завтра мы собирались отсюда уехать. Мне жаль, что они тебя ударили.

– Спасибо и на том, – прошептал Алексей.

Оба смотрели друг на друга настороженно. Алексей лежал на полу, связанный и беспомощный, а она, сидевшая рядом на корточках, была одновременно его тюремщицей и защитницей. Пауза затягивалась, время накладывалось на пространство, и Алексей чувствовал себя затерянным в его бескрайних просторах.

– С тобой все в порядке, Роза? – наконец, спросил он.

Она хмыкнула:

– Довольно странный вопрос в твоем положении.

Она выразительно посмотрела на опутывавшие его веревки.

– Ты знаешь, что я имею в виду.

– Знаю, ты всегда имеешь в виду одно и то же. – Она сокрушенно покачала головой. – Тебя интересует только личное. Ты никогда не мог понять: каждый из нас – ничто. – Она щелкнула пальцами. – Вот мы есть, и вот нас нет. Пылинки на дороге истории. И есть дела куда более важные, чем ты или я.

– И все же ты не позволила им похитить меня.

Роза пожала плечами:

– Это не входит в наш план.

– И дело только в этом?

– Главным образом в этом. – Взгляд ее остался непреклонным. – Похищение все усложнило бы. Если хочешь, чтобы план сработал, не нужно его перегружать.

Она решительно взмахнула кулаком.

– Не нужно перегружать. Понятно, – прошептал Алексей. – Не нужно перегружать воспоминаниями, чувствами, жизнью.

– Жизнь – это привилегия твоего класса, – жестко возразила она.

– Ты всегда знала, как нужно ответить на любой вопрос. Ответов у тебя неограниченное количество, – вздохнул Алексей.

– А у тебя неограниченное количество вопросов. И это тоже привилегия твоего класса.

Они смотрели друг на друга, и невидимое расстояние между ними стремительно увеличивалось.

– Что ж, это привилегия, которую я ни за что не хотел бы потерять, – сказал Алексей.

– Я знаю.

Ее лицо на миг смягчилось, по нему скользнуло давнее, знакомое выражение.

Но тут Роза вдруг выключила фонарик. Алексей услышал, как в темноте шуршит ее одежда.

Она прошептала ему в ухо:

– Ты очень опасен.

Стягивавшие его веревки ослабли, но вместо этого она снова завязала ему глаза.

– Сиди здесь и не двигайся, пока мы не уйдем, – сердито прошептала она и, внезапно сменив тон, добавила. – Прощай. Спасибо за помощь и за прошлое.

Ее губы коснулись его губ, и прежде, чем он успел произнести хоть слово, во рту у него снова оказался кляп.

Какое-то время спустя в прихожей послышался стук шагов, хлопнула дверь, раздался звук мотоциклетных моторов. Наступила мертвая тишина.

Алексей лежал неподвижно. Он больше ничего не ждал. Было ясно, что Розу он уже никогда не увидит.

Алексей Джисмонди был в Париже, когда на глаза ему попалась газетная статья, в которой упоминалось ее имя. Он прочел в «Монд» небольшую заметку о том, что полиция арестовала троих членов «красных бригад». Дело было в июне. По ярко-синему небу скользили игривые, пухлые облачка. Алексей еще раз перечитал заметку и растерянно посмотрел на безмятежное небо.

На следующий день он вылетел в Рим. Позвонил своему адвокату, попросил организовать встречу с Розой в тюрьме. Адвокат недоверчиво переспросил:

– Я правильно вас понял?

Алексей изложил свое намерение еще раз.

– Мне не нравится эта идея, – вздохнул адвокат.

– И тем не менее сделайте, как я хочу, – рявкнул Алексей голосом Джанджакомо. – Позвольте уж мне самому решать, что хорошо для меня, а что плохо!

На получение разрешения ушла целая неделя. А когда оно наконец пришло, было поздно. Роза погибла. Погибла от собственных рук. Хотя кто может знать наверняка? Некоторые газеты намекали на то, что полиция «проявила» чрезмерную суровость, поскольку арестованная отказывалась с ней сотрудничать.

Это известие Алексея не слишком удивило. Все последние дни он думал только о Розе, пытался представить себя на ее месте. Розу заточили в тюрьму, лишили свободы, возможности двигаться и действовать. Она боялась пыток, боялась не выдержать, боялась подвести товарищей. Ее историческая роль выполнена, пылинка может наконец осесть на обочину истории. Тихо, спокойно, быстро – не дожидаясь, пока ясные ответы будут вытеснены головоломными вопросами. Роза – мученица Великого Дела. Санта-Роза…

Алексей передернулся, как от холода, хотя в небе жарко светило солнце.

Да, это должно было случиться. Чуть раньше, чуть позже. Они оба понимали это. Роза сделала свой выбор, а дальнейшее произошло само собой. Возможно, ее судьба определилась еще до того, как она приняла решение.

И все же Алексей не мог избавиться от чувства, что ответственность за эту трагедию лежит на нем. Он не смог переубедить ее – если не словами, то хотя бы своей любовью. Очевидно, дело в том, что он любил не только Розу, но и ее страстную веру, ее цельность, ее чистоту, неподвластные цинизму и гниению. Но разделить эту веру он не мог, лишь испытывал по ней ностальгию.

Нам всем – мне, моим друзьям – нужны такие Розы, бескомпромиссные охранительницы идеи, думал Алексей.

Но нужна ли эта бескомпромиссность, что хорошего принесли людям долгие века исступленной веры?

Нет, отвечал он сам себе. Вера и бескомпромиссность нужны – без них в мире не было бы перемен.

Эти внутренние дискуссии не давали ему покоя, изводили сомнениями и вопросами, на которые не существовало ответов. Все долгое жаркое лето Алексей провел в безмолвном трауре по женщине, которую звали Роза. Он много читал. Это были книги, ранее его не интересовавшие: история церкви, религии, тексты по психоанализу. Когда с деревьев стали опадать листья, в душе Алексея родился яростный, гневный сценарий. Нужно было немедленно приступать к съемкам.

Деньги на картину он раздобыл быстро. Это будет фильм о двух поколениях одной семьи: участники сопротивления и их дети, ровесники Алексея. Диалог между левыми дня вчерашнего и дня сегодняшнего. Взгляд на мир глазами Розы. Возможно, фильм будет называться «Роза-2», но в этом Алексей пока не был уверен. Он вообще не очень ясно представлял себе, как будет снимать эту ленту, твердо знал лишь одно – она жизненно необходима.

Когда картина была закончена и вышла на экраны, по Италии прокатилась целая волна ожесточенных дискуссий.

Сам Алексей свой фильм смотреть не мог. Внутри у него поселились опустошенность и апатия, всякий интерес к кино угас.

Джисмонди пытался воссоединить расползшуюся ткань своей жизни. Он участвовал в съемках картин других режиссеров в качестве продюсера, стал больше времени проводить с приемным отцом, много путешествовал. Но вся эта суета казалась ему бессмысленной и бесцельной. Алексей стал подумывать о том, чтобы уехать из Италии и поселиться где-нибудь за границей.

Однако Джанджакомо требовал, чтобы он как можно больше времени проводил в Милане, намеревался передать ему руководство концерном.

– Я старею, – говорил Джисмонди-старший. – А тебе пора остепениться. Подарить мне внуков.

Чтобы отвлечь старика от грустных мыслей, Алексей стал брать его с собой на вечеринки и званые ужины, знакомить со своими подругами – актрисами, писательницами, художницами. На обратном пути Джанджакомо всякий раз говорил: «Знаешь, эта твоя знакомая мне очень понравилась…» После чего дядя начинал расписывать прелести супружеской жизни. Алексей молча слушал его, пытаясь представить себе, каково будет жить под одной крышей с Еленой, Мариной или Джульеттой. Он сам удивлялся, насколько абсурдной казалась одна только мысль о подобной жизни. Однажды дядя не выдержал:

– Ты избаловался, у тебя было слишком много баб! Не знаю, какого черта тебе надо еще! Люди женятся для того, чтобы обзавестись семьей и продолжить свой род. Выбери ты любую женщину, из которой получится хорошая мать. Хватит тянуть время!

Алексей недоуменно посмотрел на него:

– Откуда я знаю, что такое хорошая мать?

– Ты мне надоел! – рявкнул Джанджакомо. – Смотри, найду тебе жену сам и твоего мнения не спрошу.

– Да, так было бы проще, – засмеялся Алексей. Но на всякий случай после этого разговора перестал брать дядю туда, где он мог встретиться с потенциальными невестами.

Алексей и сам все больше и больше отходил от светской жизни. С некоторым беспокойством он стал замечать, что и секс перестает доставлять ему былое наслаждение. Его душа и воображение оставались незадействованными.

Алексей с удвоенным усердием занялся делами концерна. С усердием, но без страсти и азарта. В нем появилась какая-то странная холодность, ранее ему несвойственная. Теперь работа отнимала у него большую часть времени. По крайней мере, считал Алексей, хоть дядя останется доволен.

И еще он стал увлекаться искусством. Раньше живопись трогала его очень мало, но сейчас Алексей полюбил именно этот вид изобразительного искусства. Полюбил за те самые качества, которые раньше оставляли его равнодушным: за скупость средств, за концентрированную выразительность. Созерцание картин приносило ему умиротворение. Алексей сделался завсегдатаем музеев и картинных галерей, накупил массу книг по искусству. Его интересовали все эпохи и все периоды; были картины, которые стали для него чем-то вроде икон – он обращался к ним вновь и вновь. Полотна были неподвижны, статичны, но взгляд человека наполнял их жизнью и смыслом. Алексей по-новому декорировал свою квартиру, развесил по стенам картины. Еще одну такую же квартиру он обустроил для себя в Риме.

Именно в Риме он и попал на выставку «Париж между мировыми войнами». Там, среди плачущих женщин Пикассо и механических монстров Пикабиа, он увидел портрет женщины, почему-то запавший ему в душу. Детское и в то же время соблазнительное лицо, по фантазии художника, принадлежало птице. Алексей прочел надпись: «Мишель Сен-Лу, Руссильон, 1935. Портрет Сильви Ковальской».

Это имя – Сильви Ковальская – показалось Алексею знакомым. Он стал думать, вспоминать, и из прошлого всплыла полузабытая история с таинственным письмом и кольцом. Некая женщина, подписавшаяся «Сильви Ковальская», утверждала, что она его мать. Какое странное совпадение. И лицо – кажется, в письме была еще и фотография. Но память не сохранила черты женщины, запечатленной на снимке.

Алексей долго стоял перед картиной, завороженный глазами на портрете. Ему казалось, что они удивительно похожи на его собственные. Алексей купил каталог, прочитал биографические сведения о художнике, но о Сильви Ковальской там почти ничего не было. На следующий день Алексей снова пришел на выставку. На третий день – опять. Его одолевало любопытство. Кто эта женщина с польским именем? Почему она написала ему такое письмо?

Лицо с портрета стало наваждением. Ощущения пустоты как не бывало – его вытеснило предчувствие тайны. Вернувшись в Милан, Алексей рассказал Джанджакомо о загадочном портрете, напомнил о давнишнем письме:

– Помнишь, ты обещал, что выяснишь, кто эта женщина? Ну и как, удалось тебе что-то тогда разузнать?

Джанджакомо увидел, что его приемный сын впервые за долгое время не на шутку чем-то заинтересован.

– Тебе бы жену найти, а не гоняться за призраками, – поморщился Джисмонди-старший.

– Так как, ты наводил справки? – подозрительно нахмурился Алексей.

Дядя пожал плечами:

– Вряд ли ты это помнишь. Когда-то, тебе было лет тринадцать, к нам приходила журналистка брать у тебя интервью.

Алексей попытался вспомнить, но в памяти остался лишь смутный образ женщины, которой он показывал свои любительские съемки. Алексей неуверенно кивнул.

– Так вот, настоящее имя той журналистки было Сильви Ковальская.

– И кто же она?

– Мне удалось выяснить лишь, что она жила в Нью-Йорке. Ее фамилия по мужу – Жардин.

Тут воображение Алексея разыгралось не на шутку. Оказывается, женщина, называвшая его матерью, была у них в доме! Она зачем-то разыскала его, организовала встречу. Значит, это не просто какая-то маньячка. Женщина с портрета и не могла быть маньячкой – это уж точно. Но если так…

Алексей отправился вместе с дядей в палаццо. Он порылся в старых бумагах, нашел и письмо, и кольцо, и фотографию. Долго рассматривал снимок. Он никогда не видел свою мать. Что означает для него это слово? Точка отсчета, отсутствующая величина. Алексей посмотрел на пожелтевшие фотографии тех, кого считал своими настоящими родителями. Потом снова взглянул на лицо Сильви Ковальской. Впервые ему стало по-настоящему страшно. Вдруг он – это совсем не он? От этой мысли закружилась голова, сердце учащенно забилось. Алексеем овладело неудержимое желание найти разгадку.

Кончалось десятилетие. Восьмидесятые годы не предвещали особенно светлых перспектив. И вдруг – это открытие, похожее на указатель, повернутый в прошлое.

Желание узнать как можно больше о Сильви Ковальской постепенно приобретало черты навязчивой идеи.

На следующий день Алексей отправился в сыскное агентство, специализирующееся на поисках людей по всему миру.