20
Центральный офис концерна «Джисмонди» занимал целый квартал в деловом районе Милана. Алексей сидел в просторном кабинете на самом верхнем этаже и рассеянно смотрел на купол собора, который был отсюда совсем близко.
На письменном столе эбенового дерева лежали документы. Вздохнув, Алексей углубился в их изучение.
Все ясно – Джанджакомо опять хочет использовать его в качестве аварийной команды.
Алексей откинулся на спинку кресла и посмотрел на серебристый плакат, висевший на стене. Это была афиша его фильма «Женщина с Юга». Вчера Алексей узнал, что картина получила еще один приз. Приятно, ничего не скажешь.
Но женщины Юга – это одно, а дядя хочет, чтобы теперь он разбирался с женщинами из Милана. Алексей усмехнулся.
После ссор и конфликтов студенческой поры он давно наладил взаимоотношения с дядей, и теперь они прекрасно понимали друг друга. Взаимная обида остыла за месяцы, которые Алексей провел на Сицилии. Там у него была масса свободного времени, он много читал, работал над сценарием, однако тем не менее по возвращении благополучно сдал выпускные экзамены и получил диплом.
Потом была служба в армии. Алексею, как это ни странно, военная служба понравилась – интересно было общаться с парнями из разных социальных слоев. Правда, дядя позаботился о том, чтобы его наследнику срок службы сократили.
Связи, всюду связи. Недавно Алексей прочел в одной американской газете статью, в которой утверждалось: достаточно всего семи «правильных» телефонных звонков, чтобы обеспечить человеку безбедное и полноценное существование.
Связи и влияние. Влияния у Джанджакомо было более чем достаточно.
После армии Алексей вернулся в Милан и стал работать в штаб-квартире концерна. Дядя давал ему самые различные задания: то нужно было проинспектировать маленькую фирму, производящую оконные жалюзи; то вместе с главным бухгалтером составить отчет о рентабельности завода электроприборов; то присутствовать на переговорах с профсоюзом рефрижераторного завода; то провести опрос среди посетителей большого универмага – какие переключатели они предпочитают покупать; то участвовать в разработке рекламной кампании нового товара – и так далее, и так далее.
Все это казалось Алексею интересным и даже захватывающим, хотя он, пожалуй, стеснялся своего энтузиазма.
Иногда, когда он представлял дяде особенно удачный отчет, то говорил:
– Видишь, не так уж все это занудно. Во всяком случае, если у тебя есть здоровый интерес к жизни.
Джанджакомо брал с собой молодого человека на деловые встречи в Нью-Йорк, в Париж, привлекал его к переговорам с директорами компаний, с банкирами, профсоюзными деятелями. После каждой подобной встречи Джисмонди-старший непременно расспрашивал Алексея о его впечатлениях.
После того как Алексей проработал в концерне полгода, Джанджакомо сказал:
– Я очень тобой доволен. Ты стал ценным сотрудником, ты великолепно проводишь переговоры. Я заметил, что чем труднее переговоры, тем больше ты концентрируешься на главном. Ты умеешь слушать, ты наблюдателен, не упускаешь из виду деталей, не теряешь терпения, не раздражаешься, оценки даешь объективные и бесстрастные, как настоящий юрист. – Джисмонди-старший просиял улыбкой. – Думаю, ты заслужил повышение зарплаты.
Алексей поблагодарил его смущенно.
Он был польщен этой похвалой. Со своей стороны, молодой человек тоже стал относиться к дядя с бо́льшим уважением, оценив по достоинству его неиссякаемую энергию, энтузиазм, чувство юмора. Джанджакомо за работой был похож на хорошо отлаженный электромотор.
Но все же Алексею было мало службы в концерне, и он решил, что пришло время поговорить об этом всерьез.
– Может быть, тебя это расстроит, – начал он, откашлявшись, – но я хочу снять фильм.
На лице Джанджакомо отразилось глубочайшее изумление, но Алексей не дал дяде и рта раскрыть.
– Деньги для фильма я нашел – обратился к продюсерской компании, готовой взять на себя расходы.
– И они вложат деньги в твою картину? – скептически спросил дядя.
Алексей кивнул.
– Да. Мы уже составили график съемок. Они начнутся через месяц и будут происходить на Сицилии.
Джисмонди-старший насупился, а потом вдруг расхохотался.
– Узнаю своего сына. Вечные тайны. Надо за это выпить. Давай откроем бутылку самого лучшего шампанского.
Он хлопнул Алексея по спине.
Они наполнили бокалы. Реакция дяди удивила и обрадовала молодого человека.
– Скажи мне, – лукаво посмотрел на него Джанджакомо. – А почему ты не обратился за финансовой поддержкой ко мне?
– У нас же нет продюсерской компании, – пожал плечами Алексей.
– Понятно… – Джанджакомо смотрел на него задумчиво. – А сколько времени тебе понадобится на съемки?
– Думаю, с полгода.
– Знаешь, Алексей. – Дядя отхлебнул из бокала и печально вздохнул. – Должен перед тобой покаяться. Помнишь, мы когда-то повздорили с тобой из-за фашистов? Так вот, должен признать, ты был прав. – Он почесал затылок. – Я ошибался. Фашисты и в самом деле набирают силу. Они бросают бомбы, выпускают на улицы банды головорезов, имеют покровителей в высоких сферах. Подумать только, сегодня, в 1972 году, почти девять процентов итальянцев проголосовали за неонацистов! Не могу в это поверить. – Он грустно покачал головой. – Да. Я был не прав.
– Спасибо, что признаешь это, – негромко произнес Алексей.
Съемки вместе с монтажом заняли семь месяцев. Это было счастливое время. Большую часть этого периода Алексей провел в маленьком приморском городке, на западе Сицилии. Трудно было сказать, какой период работы был более творческим – работа со съемочной группой, совместными усилиями пытавшейся создать подобие реального мира, или долгие часы, проведенные в полумраке монтажерной, где куски пленки складывались в единое целое, создавая иллюзию реальной жизни. Алексей чувствовал, что никогда еще не был так счастлив, свободен и уверен в себе.
Роль главной героини, которую Алексей про себя называл Франческой, сыграла молодая актриса Джульетта Капистано. Алексей и не подозревал, как это сложно – работать с актерами. Нужно знать лицо исполнителя в мельчайших деталях – движение губ, бровей, мимику, жестикуляцию. Лица и тела актеров снились ему по ночам, а в ирреальном мире, именуемом «киносъемками», сон и явь вскоре становились неотличимы друг от друга.
Уже через неделю он без памяти влюбился в Джульетту. Возможно, в ее лице он пытался воскресить образ Франчески. Они встречались тайком и занимались любовью – сначала застенчиво, а потом неистово, всецело отдаваясь знойной атмосфере этого пылкого острова. Алексей не раз задумывался об этой иронии судьбы: призрачный мир киносъемки позволял осуществить то, чему не суждено было свершиться ни в реальной жизни, ни на экране. Образ Джульетты наложился на образ Франчески, и в последующие годы Алексей уже не мог отделить их друг от друга.
После конца съемок, холодной миланской осенью, он несколько раз встречался со своей пассией, но его ждало жестокое разочарование. Оба с грустью поняли, что роман окончен. Джульетта снималась в новой роли, а для Алексея она все еще продолжала оставаться киногероиней, женщиной с Сицилии.
Теперь, когда идея, не дававшая Алексею покоя столько лет, осуществилась, он остался как бы не у дел. В голове начали возникать новые замыслы.
Дядя хотел, чтобы он вернулся на работу в концерн, и проявлял изрядную настойчивость. По Италии прокатилась волна забастовок. Джисмонди-старший утверждал, что они спровоцированы агитаторами экстремистского толка из числа прежних приятелей Алексея.
– Если ты и в самом деле так считаешь, неужели ты думаешь, что я буду помогать тебе в борьбе против собственных товарищей? – недоверчиво посмотрел на него Алексей. – Вряд ли ты можешь на это рассчитывать.
– Я хочу, чтобы ты вернулся ко мне на работу, и больше ничего. Иногда, если возникнет такая необходимость, я попрошу тебя выступить посредником в производственных конфликтах. Тебе проще общаться с этими людьми, ты умеешь говорить на их языке.
– А почему ты так уверен, что я непременно буду отстаивать интересы компании? Это даже оскорбительно. Вполне возможно, что я приму сторону твоих оппонентов.
Джанджакомо помолчал, а потом сказал:
– Я думаю, ты будешь руководствоваться присущим тебе чувством справедливости. Тебе отлично известно, что я не какой-нибудь кровожадный эксплуататор. С моей точки зрения, все, что хорошо для рабочих, идет компании на пользу.
– А вдруг я предложу тебе перевернуть вверх тормашками всю устоявшуюся иерархию? Что, если я потребую, чтобы прибыли делились поровну? – поддразнил его Алексей.
– Чушь! Студенческая демагогия и анархистские фантазии. Ты сам в это не веришь. Подумай хотя бы о том, как делался твой фильм. Ты что, руководствовался соображениями наивного коллективизма? Может быть, звукооператор решал у тебя, когда и где снимать очередной эпизод? Гримерша говорила актрисе, какие реплики ей подавать? И еще скажи, удалось бы тебе найти актеров на главные роли, если бы ты платил им столько, сколько массовке? Так что не неси ерунды.
– Ты слишком все упрощаешь. Конечно, уравниловки быть не может. Но я внимательно выслушивал и звукооператора, и прочих сотрудников, если они были недовольны своей зарплатой и условиями быта. И потом, мы все ели за одним столом. Вряд ли стоит сравнивать огромный концерн с киносъемочной группой, – добавил Алексей. – Это не одно и то же.
Но Джисмонди-старший хотел довести свою мысль до конца.
– Прибыль от проката картины вы, наверно, тоже поделите поровну?
– Вряд ли. Это решаю не я, а продюсерская компания. Ведь картину финансировала она.
– И если бы картину финансировал ты, уверяю тебя, что львиную часть прибыли ты забрал бы себе. Ведь тебе нужно снимать следующую картину, верно? То же самое относится и к концерну. Не будет прибыли, не будет и компании. А не будет компании, не будет рабочих мест для твоих пролетариев.
Алексей улыбнулся. Все эти аргументы были ему хорошо знакомы. У него не осталось иллюзий относительно революционной ломки капиталистической системы, однако ее вполне можно было совершенствовать и улучшать.
– Я подумаю о твоем предложении, – сказал он. – Но у меня тоже есть к тебе просьба.
Он достал аккуратную папку и протянул дяде.
– Я предлагаю создать в рамках концерна «Джисмонди» продюсерскую компанию. Это будет фирма, занимающаяся рискованным бизнесом, но и в нем есть свои плюсы. Здесь документы с подробным бизнес-планом. Раз уж ты не хочешь меня отпускать, давай попробуем установить взаимовыгодное сотрудничество. Ты изучишь мое предложение?
Джанджакомо громко расхохотался.
– Я всегда знал, что ты умеешь торговаться. Ты мне, я тебе, так, сынок? – Отсмеявшись, дядя пообещал: – Я внимательнейшим образом изучу твое предложение.
Вскоре Алексей переместился в собственный кабинет, находившийся на верхнем этаже главного здания концерна. В его обязанности входило выступать посредником при производственных конфликтах между коллективом и администрацией, а также руководить продюсерской компанией.
Секретарша сообщила по интеркому:
– Синьор Джисмонди, женщины пришли. Вы готовы их принять?
– Пусть минутку подождут.
Алексей быстро просмотрел список их требований еще раз. Что-то новенькое, с подобным ему сталкиваться еще не приходилось.
В дверь вошли три женщины, и Алексей вежливо встал. Впереди шествовала пожилая матрона с круглым добродушным лицом. За ней – молодая работница с аккуратным пучком на затылке, в скромном, опрятном платьице. Шествие замыкала девица с копной ярко-рыжих волос, вспыхнувших ярким пятном среди однотонного интерьера офиса. Тонкое веснушчатое лицо, гибкая, подвижная фигурка. На первый взгляд девушке был лет восемнадцать, не больше.
Однако первой открыла рот именно она.
– Это Мария Буора и Бьянка Морелли, – показала она на женщин. – А я – Роза Вентури.
Голос у нее был громкий и уверенный, мало сочетавшийся с обликом.
– Прошу садиться, синьоры. – Алексей показал на заранее приготовленные кресла.
Он заметил, что Роза Вентури уселась на самый краешек.
– Вы знаете, зачем мы пришли, – сказала она, глядя на него спокойными зелеными глазами, и тут же повторила все требования.
– Мы, работницы завода Конти, хотим получать одинаковую с мужчинами зарплату. Для этого необходимо, чтобы были пересмотрены тарифные ставки. Мы требуем, чтобы нам давали возможность выполнять более квалифицированную работу. Мы хотим, чтобы в заводском совете были наши представительницы. Кроме того, мы требуем, чтобы роженицам полагался трехмесячный декретный отпуск с выплатой полной зарплаты и чтобы за ними закреплялись их рабочие места.
Все это было произнесено очень решительно и напористо.
– И это все, синьора Вентури? – иронически осведомился Алексей.
– Нет, не все, синьор Джисмонди, – хладнокровно ответила она. – Это только начало. Если наши требования не будут удовлетворены, мы все уйдем. У вас не будет ни заводской столовой, ни уборщиц, ни цеха мелких деталей. Кроме того, вы потеряете часть сотрудников отдела дизайна.
Алексей смотрел на нее и думал, что в этой маленькой девушке невероятный запас энергии.
– А почему вы не стали действовать через профсоюз, как полагается в подобных случаях? Насколько я помню, во время последних переговоров с вашими лидерами эти требования не прозвучали?
Роза Вентури кинула на него презрительный взгляд.
– Синьор Джисмонди, мы потому и обратились непосредственно к вам, что профсоюзные боссы оставили наши справедливые требования без внимания. Спросите об этом моих подруг.
Алексей взглянул на остальных женщин, но те испуганно опустили глаза. Одна из них неуверенно кивнула.
– В профсоюзе всем заправляют мужчины, – отчеканила Роза Вентури. – Для них мы – бесправный придаток к коллективу. Мы должны стирать их грязное белье, заботиться об их отпрысках, готовить спагетти и давать себя трахать.
Это словечко, столь мало соответствовавшее элегантной обстановке офиса, было произнесенно с особым нажимом. Другие две женщины густо покраснели, да Алексей и сам был не уверен, что сумел сохранить бесстрастное выражение лица. Рыжеволосая девчонка смотрела ему прямо в глаза.
– Честно говоря, синьорина Вентури… – улыбнувшись, начал он.
– Не вижу ничего смешного, – оборвала его Роза. – Все руководство профсоюза состоит из мужчин. Они не могут и не хотят относиться к нам как к своим товарищам. Нашим проблемам значения они не придают.
– Понятно. – Алексей посерьезнел. – Но вы требуете очень многого, причем сразу. На изучение ваших требований понадобится некоторое время. – Он выдержал паузу. – Я пришлю кого-нибудь из центрального офиса изучить положение дел на заводе Конти.
– Пришлите женщину, – резко сказала Роза. – Хотя, разумеется, у вас тут женщин на ответственных должностях не держат. Я сказала глупость.
Она посмотрела на него с напускным простодушием.
– Я приеду сам.
– Хоть вы и сняли фильм про женщину, вряд ли вы сможете увидеть все глазами женщины, – отрезала она, насмешливо наморщив носик.
Алексей не на шутку удивился такой осведомленности.
Но Роза немедленно потупила глаза, словно поняв, что позволила себе слишком многое.
– Вы приедете сами? Это предел наших мечтаний! – объявила она и поднялась.
Алексей поспешил распахнуть перед женщинами дверь, но Роза устроила ему за это выговор:
– Мы сами умеем открывать двери, синьор Джисмонди. Не нужно подчеркивать этими вашими вежливыми штучками то, какие мы, женщины, беспомощные.
Алексей негромко произнес:
– Вряд ли кто-нибудь назовет вас беспомощной, синьорина Вентури.
После того как делегация удалилась, Алексей вызвал секретаршу.
– Принесите мне, пожалуйста, личное дело Розы Вентури.
Он был раздражен, но в то же время и заинтригован. С первой же минуты было ясно, что Роза Вентури – не обычная работница. Манера выражаться, выговор – все выдавало в ней иное социальное происхождение. С подобными девушками Алексей никогда еще не встречался. Разумеется, среди его знакомых в последнее время свободно обсуждались проблемы феминизма, прав женщин, мужского шовинизма, но чтобы об этом говорили во время деловых переговоров? Невероятно.
На следующей неделе Алексей лично отправился на завод Конти. Прежде он бывал там лишь однажды и довольно смутно представлял себе положение дел на этом предприятии. За минувшие дни он выяснил о Розе Вентури следующее: возраст – 24 года, дочь школьного учителя из Бергамо, три года училась на юридическом факультете, потом бросила университет. Очевидно, умение вести переговоры объясняется тремя годами юридического, подумал он. Но чем объяснить напор и огонь, которым горели эти зеленые глаза?
В двадцать семь лет Алексей все еще чувствовал, что загадка Женщины ему не по зубам. Юношеская любовь Франчески оставила в его душе глубокую рану, которая, казалось, способствовала разгадке, но после той давней истории у него не было ни одной по-настоящему серьезной связи. Алексей легко сходился с женщинами и легко с ними расходился, даже не пытаясь разобраться в мотивах своих действий. Его романы были скорее похожи на быстро меняющиеся сновидения. Женщинам нравилась его мечтательность, а сам Алексей, нежный и внимательный, умел удовлетворять их потребности, но был склонен идеализировать своих избранниц, преувеличивая их кротость и беззащитность.
Алексею никогда не была по-настоящему близка ни одна женщина – даже собственная мать.
Если бы его спросили, что такого уж интригующего он нашел в Розе Вентури, Алексей, подумав, ответил бы, что она – настоящая. В ней ощущалось нечто бунтарское, неподатливое. Алексей отчетливо запомнил каждый ее жест, электрическое сияние рыжих волос, блеск глаз.
Дождливым утром Алексей ехал на завод Конти и предчувствовал, что находится на пороге нового приключения.
Первым делом он поговорил с директором. Тот страдальчески вскинул руки:
– Все шло чудесно до тех пор, пока не появилась эта девка. Зачем мы только ее взяли? Я хотел было ее уволить, но она работает безукоризненно, никаких прав не нарушает. А теперь все наши женщины сплотились вокруг нее. Началось все с неформальных встреч. И поначалу я не придавал этому особого значения. Женщины собирались два раза в неделю, мы думали – просто сплетничают. Встречи происходили в столовой, где работает Вентури. И смотрите, во что это вылилось!
Директор сокрушенно покачал головой.
Затем Алексей поговорил с одним из профсоюзных лидеров. Тот был настроен еще более агрессивно.
– Ох уж эта чертова Вентури! Она заварила такую кашу! Мы думали, что с учреждением заводского совета в прошлом году дела у нас пойдут гораздо лучше. И ту появляется эта фифа, начинает выдвигать новые требования, писать петиции, произносить зажигательные речи. Прямо Жанна Д'Арк, да и только. Настроила всех женщин против нас. В результате – враждебность, взаимное недоверие. А на самом деле ей нужно вот что. – Профсоюзный деятель сделал непристойный жест. – Заделать ей пару ребятишек, сразу успокоится.
– Ну и как, кто-нибудь пытался? – с деланной наивностью спросил Алексей.
– Бесполезно, – отмахнулся собеседник. – Это не баба, а холодильник.
Алексей ходил по цехам и отделам, наблюдал, слушал, разговаривал с людьми. В обеденный перерыв отправился в столовую. Роза стояла за стойкой в сине-белой униформе, рыжие волосы аккуратно расчесаны. Алексей взял стакан столового вина, тарелку спагетти.
– Шпионите? – процедила она. – Смотрите, на следующей неделе заварится каша.
Она стала обслуживать следующего.
После конца рабочего дня Алексей подождал ее у проходной. Роза вышла в сопровождении группы женщин, что-то энергично им втолковывая.
– Могу я вас подвезти? – предложил Алексей.
– Я еду не домой, – отрезала она.
– Ну тогда я вас подвезу не домой. Хотелось бы поговорить.
Она последовала за ним на автостоянку.
– Вбить клин в стан врага вам не удастся, – вызывающе заявила Роза.
Алексей взглянул на нее и открыл дверцу автомобиля. Он нарушил молчание, лишь когда завод остался далеко позади.
– Госпожа Вентури, у нас тут предприятие, а не бранное поле для битвы между полами, – сурово начал он. – До вашего появления дела на заводе шли нормально.
– Нормально? – перебила его она. – Да что вы об этом знаете? Положение женщин нормальным не было. Просто они были запуганы, боялись подать голос. Привыкли, что их все время эксплуатируют.
У Алексея в глазах вспыхнул сердитый огонек. На светофоре он нажал на тормоз слишком резко, заскрежетали шины.
Дождь лил все сильнее, и Алексей переключил дворники в убыстренный режим.
– Зачем вы пришли на завод, госпожа Вентури? Вы не похожи на обычную работницу столовой.
– Вы сами знаете, зачем я сюда пришла, – ровным тоном ответила она. – Наверняка вам положили на стол толстенное досье. А если вы не удосужились его прочесть, то, по крайней мере, вы выслушали наши требования.
– Наши? – повторил Алексей. – Вы полагаете, женщины выдвинули бы все эти требования, если бы не вы?
– Это что, угроза увольнением?
– Скажете тоже, – рассмеялся он. – Увольнять сотрудников не входит в мои обязанности.
– Очень хорошо. Иначе завтра начнется забастовка из-за несправедливого увольнения. Свою работу я выполняю добросовестно.
– Не сомневаюсь. Однако мне кажется, что идея забастовки вам очень нравится. Даже если это будет забастовка без санкции профсоюза. Вы подумали, что будет с вашими подругами, если их всех уволят? Полагаю, без работы им придется несладко.
Он почувствовал, что Роза вся напряглась.
– Можете высадить меня здесь, – резко сказала она.
– Вот здесь? – удивился Алексей.
Они находились в районе многоквартирных домов, где жили рабочие.
– Да, – кивнула она и обернулась к нему с искаженным от ярости лицом. – Не волнуйтесь, господин Джисмонди, до этого не дойдет. – Голос ее звучал угрожающе. – У меня есть много друзей среди журналистов. Не думаю, что ваш папаша, добродушный капиталист, будет хорошо выглядеть в газетах, если выставит на улицу беспомощных женщин. Это подпортит его имидж.
Она злорадно, почти по-детски улыбнулась.
Алексею захотелось схватить ее за плечи и как следует тряхнуть.
– Неужели вы думаете, что немножко грязи в прессе повредит концерну Джисмонди? – скептически скривился он.
Они смотрели в глаза друг другу.
– Пожалуй, нет, – тихо произнесла она. – Я не питаю иллюзий на этот счет. Концерн Джисмонди можно подорвать только бомбой.
Словно испугавшись, что сболтнула лишнее, Роза вылезла из машины, а на прощанье бросила:
– Ответ должен быть готов на следующей неделе.
– Получите ответ, когда вопрос будет рассмотрен, – ответил Алексей.
Он смотрел ей вслед. Синие джинсы, высокие сапоги, короткая куртка, развевающаяся по ветру грива волос. Алексей и сам не понимал, почему не едет дальше.
Роза вошла в подъезд. Он подождал еще, но она так и не вышла.
Алексей поручил дирекции завода Конти высчитать разницу в зарплатах между мужчинами и женщинами, представить полную тарифную сетку, доложить о количестве женщин, уволившихся с работы по беременности, сделать предварительный подсчет рентабельности. Цифры встревожили его. Кажется, Роза Вентури во многом была права.
Тогда Алексей отправился в Джанджакомо.
– Если мы уступим, эта зараза пойдет вширь, – простонал дядя.
– Она в любом случае пойдет вширь. Идея носится в воздухе. – Ты думаешь, они забастуют?
Алексей пожал плечами:
– Скорее всего. Их командирша больше всего на свете жаждет публичного скандала.
Почему-то при этих словах ему стало неловко, словно он совершил предательство.
– Да, скандал еще больше раздует пожар, – вздохнул Джанджакомо. – Ладно, предложи им компромисс. Думаю, завод может тебе это позволить.
Алексей составил открытое письмо, в котором объяснил женщинам, какие требования могут быть удовлетворены, а какие нет. Он представил себе, как Роза читает его послание, как ее глаза то вспыхивают гневом, то светятся торжеством.
Ответ пришел через несколько дней. Женщины с благодарностью приняли условия администрации. Но подписи Розы Вентури под этим документом не было. Как выяснилось, она уволилась с завода днем ранее. Узнав об этом, Алексей присвистнул.
Прошла неделя, а он по-прежнему думал об этой девушке. Временами он слышал ее голос, произносивший яростные обличительные речи. В досье имелся ее телефон. Алексей позвонил, но ему сказали, что Роза там больше не живет. Это известие расстроило его гораздо сильнее, чем он ожидал.
Алексей с головой ушел в работу. Продюсерская компания понемногу набирала обороты. У него постоянно возникали новые идеи, он подписывал контракты, замышляя новый фильм.
Однажды вечером, когда он шел по улице недалеко от Пьяцца дель Дуомо, в толпе показалась знакомая фигура: стройные ноги, перетянутая поясом шинель, копна рыжих волос. Алексей догнал девушку.
– Вы так неожиданно исчезли…
Роза оглянулась, засмеялась.
– Я выполнила свою работу. Дальше пускай продолжают без меня.
– Какую работу? – спросил Алексей, подстраиваясь под ее шаг.
– Я должна была их разбудить. Женщины всех стран, соединяйтесь.
Голос ее звучал насмешливо, но в то же время дружелюбно.
– Могу я пригласить вас в кафе?
Роза взглянула на часы.
– Почему бы и нет?
Когда они сели за столик, Алексей спросил:
– А чем вы занимаетесь теперь?
– Так, разными делами, – неопределенно ответила она.
Она пила кампари маленькими глотками, и Алексей поневоле залюбовался ее изящными движениями.
Роза взглянула ему прямо в глаза.
– По-моему, вы хотите меня трахнуть.
У Алексея отвисла челюсть.
– Честно говоря, я как-то об этом не задумывался. – Он обвел взглядом ее лицо, чувственные губы. – Но если вы настаиваете на своем предложении…
Она от души расхохоталась.
– Ну и видок у вас. Представьте себе, женщины не идиотки, мы все видим и все понимаем. – Она встала. – Спасибо за угощение.
Алексей протянул руку, чтобы остановить ее. Роза вспыхнула, высвободилась.
– Как мне найти вас? – спросил он.
– Я сама вас найду. Когда буду готова.
Перекинув сумку через плечо, она зашагала прочь.
Несколько недель спустя, когда Алексей сидел дома, в своей квартире, расположенной неподалеку от театра Ла Скала, и работал над сценарием, раздался звонок в дверь.
Это была Роза.
– Нет, я вам не приснилась, – объявила она, глядя на удивленное выражение его лица. – Вы позволите войти?
Она протиснулась в прихожую. Ее волосы были перевязаны шарфом; наряд дополняли синие джинсы в обтяжку и кожаная куртка. От Розы пахло ночью.
– У вас здесь очень мило, – сказала она, оглядевшись. – Любопытно посмотреть, как живут буржуи. – Голос ее звучал саркастически. – Здесь могли бы поселиться сразу несколько семей.
– Можно я присяду, пока вы будете читать политическую лекцию? – раздраженно прервал ее Алексей. – Или вы предпочтете, чтобы я налил вам выпить?
Она засмеялась.
– Пожалуй, лучше налейте мне выпить.
– Вот и славно. Признаться, я до смерти устал от всех этих трескучих фраз. Не хотелось бы втягиваться в дискуссию, а то пришлось бы заводить пластинку о том, что раньше пропасть между бедными и богатыми была куда шире. Да и богатых в те времена было значительно меньше.
Он и сам не понимал, почему так рассердился. Скорее всего дело было в том, что ему сегодня особенно хорошо работалось, а ее визит выбил его из колеи. Или же, возможно, ему на нервы действовала ее грубость. Алексей взглянул на часы и увидел, что уже начало двенадцатого.
– Знаю-знаю, – махнула она рукой, – уже поздно. Но я подумала, что вы могли бы дать мне приют. Я осталась без крова, нужно перебиться несколько дней.
Открывая бутылку вина, Алексей украдкой посматривал на свою гостью. Она же разглядывала картины, водила пальцем по корешкам книг. Алексей протянул ей бокал.
– Вы что, хотите забраться ко мне в постель? Неужели все миланские отели переполнены?
Роза пожала плечами.
– Я хочу сказать лишь то, что сказала. Мне негде ночевать.
Зеленые глаза смотрели на него лукаво.
Тогда Алексей поцеловал ее в холодные твердые губы.
– А разрешение спросить? – оттолкнула его она.
– Что-то я не заметил, чтобы вы сопротивлялись, – рассмеялся Алексей.
– А почему я должна сопротивляться? – она окинула его оценивающим взглядом. – Вы по-своему привлекательны. Правда, на мой вкус, немного перебарщиваете по части мужественности.
Она наморщила носик.
Алексей чувствовал себя неуютно под ее критическим взглядом.
– Кто вас этому научил? – фыркнул он.
– Чему? – она сделала вид, что не понимает.
– Так пялиться на людей.
Он передразнил ее, медленно обведя ее взглядом сверху донизу.
Роза засмеялась, сняла куртку и швырнула ее на диван, оставшись в синем свитере, который плотно обтягивал ее маленький, не стянутый лифчиком бюст.
– Я научилась этому, разглядывая мужчин, – заявила она. – Так получу я место в кровати или нет?
– Я еще не решил. Сегодня ночью я собирался поработать.
Она с любопытством посмотрела на него.
– А вы довольно странный тип.
Села на диван, подогнув ноги.
– У вас есть еда? Умираю от голода.
– Вон там. – Он показал в сторону кухни.
Роза немедленно отправилась туда. Вскоре из кухни раздался ее голос:
– Кто вам готовит? Кто стирает?
Алексей прислонился к двери кухни и стал смотреть, как она жадно запихивает в рот кусок холодного мяса.
– Несчастная жертва эксплуатации, которой я не плачу ни гроша и заставляю удовлетворять мои низменные потребности.
У нее вытянулось лицо.
– Так вы женаты? Я не знала… Когда она возвращается домой?
Алексей улыбнулся, обнял ее за плечи.
– Идиотка, – сказал он. – Совсем ослепла от своих идей, ничего вокруг себя не видишь.
Роза вспыхнула и отскочила в сторону.
– Не нужно снисходительности, богатый мальчик.
Он холодно взглянул на нее и вернулся к своему письменному столу.
– Так я могу здесь переночевать? – крикнула она из кухни.
Не оборачиваясь, он ответил:
– Ладно, одну ночь. По коридору третья дверь налево.
– Спасибо.
Он постарался сконцентрироваться на сценарии, но ничего не вышло. Слишком остро Алексей ощущал ее близость, поневоле прислушивался к шуму воды из ванной, к ее шагам.
А потом она появилась перед ним с потемневшими от воды волосами, одетая в его халат. На ее губах играла легкая улыбка. Роза подошла к нему, пробежала пальцами по пуговицам его рубашки.
– Ну вот, теперь я готова.
– Зато я не готов, – буркнул Алексей.
Она пожала плечами.
– С мужчинами всегда так. Право выбора всегда они оставляют за собой – где, когда, как.
Она отвернулась.
– Как это, должно быть, легко и приятно – иметь твердые убеждения и во всем видеть свою правоту. Можно позавидовать, – сыронизировал он.
Роза бросила на него сердитый взгляд.
Она двинулась к двери, но он догнал ее.
– Ладно, договорились. Сейчас так сейчас. В твоей комнате? В моей? Я сверху? Снизу? Мы стоим? Лежим на полу? Принимай решение сама.
Он крепко стиснул ее руку.
Роза смотрела на него надменно, с презрением. Алексей, не в силах справиться с дыханием, обхватил ее руками и стал покрывать поцелуями ее губы, шею и грудь. Никогда еще он так не злился на женщину. Его гнев явно возбуждал ее. Роза впилась зубами ему в губу, оцарапала ногтями спину, потом повалила на пол.
– Здесь, сейчас, – прошептала она, стягивая с него брюки.
Алексей со стоном вошел в нее, и почти сразу все закончилось – казалось, он ждал этого мига слишком долго.
Роза смотрела на него, обнажая в улыбке ровные белые зубы.
– Довольно мило, – задумчиво произнесла она. – Пожалуй, слишком по-мужски, слишком свирепо, но все равно мило.
Она была сейчас похожа на облизывающуюся кошку.
Алексей не мог оторвать взгляда от ее обнаженного тела, видневшегося из-под халата. Шелковая кожа, идеальные пропорции. Он встал на ноги, отвернулся.
– Ты извращенка, – пробормотал он. – Провоцируешь меня, заставляешь изображать из себя зверя, а потом будешь говорить, что мужчины – животные.
– Провоцирую? – с невинным видом переспросила она. – А ты не поддавайся на провокации. Иди себе, читай книжку. Зачем всякий раз доказывать свою мужественность? – Она закуталась в халат. – В том-то вся и разница, – язвительно добавила она. – Мужчина может отойти в сторону, а женщина нет.
Алексей послушался ее совета – удалился в кухню и сварил себе кофе.
Вскоре Роза присоединилась к нему.
– А мне ты кофе не предложишь?
Он сурово посмотрел на нее, помотал головой.
– Ну уж нет. Варить кофе – дело женское. Сама сваришь.
Она сморщила нос.
– Может быть, я когда-нибудь и сварю тебе кофе, – сказал он. – Но не сейчас, а тогда, когда ты перестанешь относиться ко мне как к типичному представителю ненавистного подвида мужчин.
Она хрипловато рассмеялась.
– Ты отлично усвоил мою терминологию. Примерно так я и говорю. – Она передразнила саму себя. – «Я – личность, а не безымянное женское тело».
– Очень самокритично с твоей стороны.
Помешивая кофе, Алексей смотрел на нее. В его белом халате она и в самом деле олицетворяла собой хрупкую, беспомощную женственность. И в то же время в этой миниатюрной фигурке ощущался вызов, неиссякаемая энергия. Хотя в чем здесь противоречие? Если он видит несоответствие между женственностью и энергией, значит, Роза не так уж не права, нападая на него за мужской шовинизм. Однако Алексей не стал угрызаться по этому поводу.
– Терпеть не могу, когда в постель притаскивают политику, – объявил он.
– От политики никуда не денешься, – серьезно возразила она. – Там, где речь идет о власти, тут же появляется политика. Но, пожалуй, ты прав – я поступила нечестно. В следующий раз можешь принимать решение ты.
– Очень щедро с твоей стороны, – пробурчал Алексей. – Но я не уверен, что у нас будет «следующий раз».
Но следующий раз был – той же самой ночью. Роза прожила у Алексея несколько недель, и он изучил ее тело до мельчайших деталей – каждый сантиметр шелковистой кожи, каждую веснушку. И все же, всякий раз, когда он обнимал ее, возникало ощущение новизны.
Со временем Алексей понял, что, невзирая на речи о равноправии, больше всего Розу возбуждает в сексуальных отношениях внезапность: наивысшего накала страсти она достигала, если он нападал на нее неожиданно – в ду́ше, во время завтрака, глубокой ночью. Это открытие доставило Алексею удовлетворение. Возможно, ее политизированность все же носит несколько наносной характер, думал он.
Но он ошибался. На самом деле Розу возбуждала не мужская агрессивность, а сам факт нарушения правил. Все, сопряженное с опасностью, с недозволенностью, волновало и манило ее. Однажды вечером они сидели в кинотеатре, и вдруг Алексей почувствовал, как ее рука шарит по его брюкам. Естественная реакция произошла сама собой, а Роза старалась разогреть его еще пуще. Когда Алексей убрал ее руку, она поцеловала его в шею и прошептала: «Не будь таким буржуазным».
Потом взяла его руку и сунула себе между ног. Он почувствовал ее влажный жар и поцеловал ее в губы. Это продолжалось довольно долго, и был момент, когда Алексею показалось, что он больше не выдержит – кончит прямо в зрительном зале, как какой-нибудь сексуально озабоченный подросток.
Когда зажегся свет, он увидел, что зеленые глаза Розы светятся от возбуждения. Она схватила его, потянула за собой. Проталкиваясь через толпу, они бросились бегом в темный переукулок, чуть не сбив с ног полицейского. Там Роза прислонилась спиной к кирпичной стене, обняла его за шею и потребовала: «Здесь». Их соитие было яростным и неистовым. Через несколько минут, когда они выходили из переулка, им попался тот же самый полицейский.
– Добрый вечер, – вежливо приветствовала его Роза, бросив на Алексея заговорщицкий взгляд.
Ночью они снова занимались любовью, самозабвенно отдавшись страсти.
Даже разгуливая в одиночестве по улицам Милана, Алексей постоянно ощущал ее запах.
Он был поражен тем, до какой степени она приобрела над ним власть. Каждый день Роза завоевывала его вновь и вновь. И вместе с тем Алексею хотелось оберегать и защищать ее. Иногда после долгих ночных объятий он вдруг обнаруживал в ней уязвимость и незащищенность, таившиеся где-то у самых истоков сжигавшего ее пламени. Роза превратила свою внутреннюю хрупкость в гнев и агрессию, в яростное неприятие существующего порядка вещей. Но во сне она жалобно стонала, лицо ее искажалось от страха. Однажды утром Алексей рассказал ей об этом, и с тех пор Роза требовала, чтобы они спали в разных комнатах.
Они много и ожесточенно спорили. Алексей понял, что его привлекает в Розе еще и ее нерассуждающая уверенность в собственной правоте. Она была категорична и непримирима в высказываниях и оценках. Алексею подобная уверенность в себе была почти незнакома – он испытывал ее лишь во время съемок. Роза же постоянно пребывала в ощущении собственной правоты. Это его одновременно раздражало и интриговало.
Вскоре она перестала обращаться с ним, как с представителем стана врагов – ненавистных мачо. Иногда с ней можно было поговорить и о чем-то нейтральном – например, о его фильме, который ей понравился. Единственное, чего Роза не могла понять, – это того, почему Алексей соглашается работать в капиталистическом концерне.
О себе она почти ничего не рассказывала. Он знал лишь, что она ищет новую работу, время от времени подрабатывает то тут, то там. От его помощи в трудоустройстве Роза отказалась. Встречаться и знакомиться с его друзьями тоже не пожелала. О ее прошлом Алексей почти ничего не знал.
Потом, в один прекрасный день, она вдруг взяла и исчезла – без всякого предупреждения.
Алексей спешил домой с работы, как всегда, горя нетерпением перед встречей. Была пятница, и он собирался на выходные съездить с ней в Падую, изучить натуру перед съемками нового фильма.
Но квартира была пуста. Сумка Розы, ее вещи, зубная щетка исчезли. На письменном столе лежала записка: «Спасибо за приют. Как-нибудь увидимся».
У Алексея внутри словно образовалась огромная дыра, в которой можно было сгинуть без остатка. Роза ушла, не оставив адреса. Он понятия не имел, куда она могла отправиться. Алексей не знал ни ее друзей, ни ее родственников.
Его охватило отчаяние. В первый момент он подумал, что она ушла от него к другому. Он представил Розу в постели с мужчиной. Рыжие волосы разбросаны по подушке, сплетение двух тел, стоны, страсть.
Ревность помогла заполнить образовавшийся в душе вакуум. Алексей сидел на диване и смотрел в пустоту, а ревность сжигала его изнутри. Каждый метр квартиры напоминал о Розе. Гнев и отчаяние попеременно одолевали Алексея.
Он мучился от сознания своей беспомощности. На следующий день, чтобы хоть как-то начать действовать, Алексей взял из архива личное дело Розы Вентури и разыскал там адрес ее родителей. Трубку снял какой-то мужчина и сразу заявил, что Роза здесь не живет и никогда больше жить не будет.
Алексей бродил по улицам, ничего не видел перед собой. Ноги сами вновь и вновь приносили его к тому месту, где он когда-то встретил ее.
Потом он вспомнил дом, куда подвозил ее на машине, и отправился туда. Имена в списке жильцов ничего ему не дали, и Алексей долго сидел в машине перед подъездом.
Вернувшись домой, он наконец понял: все бесполезно, Роза исчезла бесследно.
В таком состоянии работать над фильмом было невозможно. После полуночи, не выдержав, Алексей вновь отправился ходить по улицам, надеясь на чудо. Он был в ярости. Как она могла так с ним обойтись? Безо всякого предупреждения, без прощания. Приходилось признать, что он для нее ровным счетом ничего не значит. Просто хозяин квартиры, где можно было на время перебиться.
На бульваре к Алексею подошла проститутка. Он последовал за ней в грязный гостиничный номер и там жадно припал к чужому телу, представляя себе, что это Роза.
Потом Алексею было стыдно. Он не мог смотреть женщине в глаза, оставил ей много денег.
– Заходи, когда хочешь, – сказала она на прощание.
В ушах у него звучал голос Розы, обличавшей буржуазные нравы, которые позволяют мужчинам эксплуатировать и унижать женщин.
Через неделю, преисполнившись мрачной решимости, Алексей с головой ушел в работу. Только таким образом можно было избавиться от меланхолии. Он твердо сказал себе: Роза больше не вернется, а если вернется, он ее на порог не пустит. Алексей закончил работу над сценарием, съездил в Рим, Париж, в Лос-Анджелес, чтобы добыть дополнительные средства для финансирования. Его продюсерская компания успешно сняла две картины. Джисмонди стал посещать вечеринки, которых раньше избегал. Там много пили, ели, употребляли наркотики – одним словом, веселились напропалую. Бывал Алексей и на светских раутах, где его усердно опекали матроны, у которых подрастали дочери-невесты.
А потом Роза вернулась – так же внезапно, как исчезла. Это произошло тоже в пятницу, в апреле. Алексей пришел домой с работы, а несколько минут спустя Роза позвонила в дверь.
– Привет, – радостно улыбнулась она. – Хочешь покататься? Мне одолжили обалденный мотоцикл.
Алексей хотел накричать на нее, ударить, и в то же время хотел обнять ее и попросить, чтобы она больше никогда не исчезала.
Но вслух он сказал лишь:
– По-моему, уже поздновато.
Она жалобно воскликнула:
– Ты не представляешь, какая шикарная штука. Мне одолжили ее всего на несколько дней. Сядем на мотоцикл, сгоняем за город, а?
Алексей вглядывался в ее лицо. Такое же, как прежде, разве что чуть бледнее. Ни раскаяния, ни вины.
– Может, пригласишь войти? – она дотронулась до его руки, он непроизвольно убрал руку, и Роза вошла в прихожую. – Я и забыла, как здесь уютно.
– Собираешься погостить? – с недоброй иронией спросил он.
Она ответила с видом оскорбленного достоинства:
– Если ты не возражаешь. Всего несколько ночей. У меня… опять проблемы с квартирой.
Она приблизилась к нему, провела пальцем по его щеке.
– А ты симпатичный. Я совсем про это забыла.
Он заглянул ей в глаза и прочел там нечто такое, от чего его бросило в жар.
– Ах, Роза!
Он стиснул ее в объятиях, поцеловал – сначала яростно, потом нежнее, словно поцелуи могли выразить чувства, обуревавшие его в течение долгих месяцев. Когда Алексей разжал объятия, Роза улыбнулась и посмотрела на него вопросительно.
– Значит, мы все-таки поедем кататься?
Он кивнул, и она просияла счастливой детской улыбкой.
Они мчались на мотоцикле по вечерним улицам, выехали за город, и там Роза, сидевшая впереди, прибавила скорости. Ее волосы, стянутые мотоциклетными очками, развевались по ветру. Алексей прижимался к ней все теснее и теснее. Он чувствовал, как в ней нарастает напряжение, и ее волнение находило в нем столь же неистовый отклик. Они неслись сквозь тьму, сквозь ветер, сквозь ночь, оставляя позади сумрачные поля.
Роза резко свернула с шоссе на проселочную дорогу, потом на какую-то узкую дорожку. Остановила мотоцикл, спрыгнула на землю.
– Ну вот, сделаем здесь остановку.
Ее голос звучал звонко. В лунном свете лицо выглядело мертвенно-бледным, но ясные, широко раскрытые глаза смотрел смело, маняще. Алексей поднес к губам ее руку, поцеловал, и Роза рассмеялась. Ее смех нарушил ночное безмолвие. Роза отбежала в сторону и упала на траву. Алексей медленно двинулся за ней. Как бы еще не решив, останется он или уйдет. Он опустился на землю рядом с ней, стал смотреть на звезды.
– Роза, я сейчас не хочу. Если ты собираешься исчезнуть вновь…
Она поцеловала его, ее пальцы перебирали его волосы, гладили грудь, тело. Каждое ее прикосновение будило в его памяти забытые ощущения, и Алексей почувствовал, что больше не выдержит. Он издал тихий стон – это было капитуляцией. И тогда Алексей навалился на нее, желая отринуть от себя время и пространство, стремясь изгнать боль утраты. Ее крик наслаждения поглотил его, заставил забыть обо всем, кроме нынешнего мгновения.
– Ах, Алексей, – вздохнула она, как бы прочитав его мысли. – Если бы все было так просто: небо, земля, мы с тобой, и больше ничего – ни власти, ни коррупции, ни несправедливости, ни фашистов-полицейских, ни нищеты… Тогда я могла бы остаться с тобой, и мы пробыли бы вместе столько времени, сколько захотели бы.
Она грустно посмотрела на него.
Он поцеловал ее ладонь и подумал, что за время разлуки она изменилась, стала менее воинственной. Она разговаривала с ним просто, без патетики. И еще в ней появилось что-то новое, отчаянное. Он почувствовал это и в ее страстности, и в ее отрешенности. Роза словно хотела обо всем забыть.
Алексей снова прильнул к ней, на сей раз они занимались любовью медленно и нежно. Потом она тихо заплакала.
– Рай – это сказка, которую мы придумываем сами, – прошептал Алексей и прижал ее к себе. – Пойдем, я отвезу тебя туда, где нам будет хорошо.
Теперь мотоцикл вел он. Приятно было ощущать под собой рокочущий мотор – последний раз он ездил на мотоцикле в армии. Примерно час они неслись по пустынным ночным дорогам, мимо спящих деревень. Наконец Алексей остановился перед большим домом, со всех сторон окруженным кипарисами. У высокого крыльца застыли на страже два каменных единорога. Где-то вдали лаяла собака.
Позвенев ключами, Алексей нашел нужный.
– Это твой дом? – удивилась Роза и, войдя в прихожую, огляделась по сторонам.
Она увидела широкий холл, гобелены, белоснежную скульптуру. Высокая дверь вела в гостиную с мягкими креслами, камином, мебелью полированного дерева. Здесь было уютно, все дышало умиротворением.
– Так это твой дом? – еще раз спросила она.
– Будем считать, что он наш. Во всяком случае, сейчас. И не нужно читать мне лекций.
Роза усмехнулась.
– Ладно, сегодня не буду.
Они провели на вилле два дня – два долгих дня и две долгие ночи: гуляли вдоль озера Лаго-Маджоре, сидели в парке, разговаривали, занимались любовью, спорили – о жизни, о справедливости, о политике. И снова Алексей был потрясен ее категоричностью, непреклонностью ее убеждений. Эта непреклонность наполняла ее огнем, и Алексей грелся у этого огня, даже когда был с ней не согласен.
Вечер воскресенья застал их обоих врасплох – пора было возвращаться. Алексей чувствовал, что расстаться с ней выше его сил. Мысль о том, что Роза снова может исчезнуть, повергала его в панику.
Впервые он признался себе, что любит ее. Отсюда сам собой напрашивался логический вывод.
Во время прогулки по парку он взял ее за руку и спросил:
– Роза, ты выйдешь за меня замуж?
Она посмотрела на него изумленно.
– Я люблю тебя, – просто сказал он.
Роза помолчала, но руку не отдернула.
– Наверное, мне следует ответить так: «Никогда тебе не удастся присоединить меня к прочему имуществу семейства Джисмонди», – тихо сказала она. – Но я воздержусь от подобных сентенций.
Больше она ничего не сказала, и Алексей схватил ее за плечи, приник к ее губам. Роза отодвинулась, покачала головой:
– Нет, Алексей. Секс – да. Но брак – основа, на которой держится это общество, – ни за что.
Она вновь энергично покачала головой, волосы рассыпались по плечам.
– Что же до любви… Я не знаю, что это такое. В мои планы любовь не входит. – Ее голос звучал хрипловато, страстно. – В жизни есть вещи куда более важные, чем счастье для двоих.
Она смотрела на него очень серьезно и, пожалуй, с жалостью.
Алексей вспыхнул.
– Значит, говорить не о чем. Ладно, пойдем.
Он сам вел мотоцикл. Гнал его так, что они несколько раз чуть не перевернулись. Зато, когда они добрались до Милана, его гнев иссяк.
– Я не хочу, чтобы ты уходила, – с мольбой произнес он, обернувшись назад.
– Будет лучше, если я уйду. Иначе тебя ждут неприятности.
– Но куда ты пойдешь? – спросил он резче, чем намеревался. – У тебя есть пристанище?
– Что-нибудь найду. Не беспокойся обо мне.
Алексей вцепился в ее плечи – такие хрупкие и такие сильные.
– Неприятности меня не пугают. Пожалуйста, останься.
Она слегка улыбнулась.
– Хорошо, но не навсегда.
– Мне остается только согласиться. Ты ведь всегда решаешь все сама.
