28

На банкира этот человек был не похож. Светло-серый, в тонкую полоску костюм, казалось, вот-вот лопнет под напором мощных плеч и бицепсов. Загорелое лицо и жизнерадостная улыбка больше подходили не банкиру, а, например, инструктору по лыжному спорту. Мебели в кабинете было немного, а стены украшали фотографии с видами Швейцарии. Клэй смотрел в окно на тихое озеро.

– Очень приятно лично встретиться с вами, господин Уэйн-Тернер. Видите ли, в нашем бизнесе не часто приходится общаться с клиентами, а все больше с неодушевленными цифрами.

– Мне больше не понадобится цифровой счет, – сказал Клэй. – Я собираюсь переехать на постоянное жительство в Европу.

– Ну что ж, ваш капитал уже почти удвоился, к тому же положение швейцарского франка сегодня весьма прочно.

– Стоит ли переводить всю сумму в доллары?

– Трудно сказать, но процентная ставка в долларах выше.

– Означает ли это, что мой доход также повысится?

– Без сомнения.

– В таком случае давайте переведем все в доллары.

Отсюда был виден его отель – старинное белое здание на другом берегу озера. Он оставил Бернадетт, чтобы она погуляла по городу. Они приехали ночью последним поездом из Цюриха, и он еще не успел осмотреть Люцерн. И вот сейчас, когда все дела с банком улажены, он наконец превратится в туриста, о чем так давно мечтал. Наконец-то он сможет спокойно посидеть, поглазеть на прохожих и вообще вести себя как все нормальные обыватели. Не нужно больше думать о новых назначениях, проверках, засекреченных маршрутах. А главное – не надо заботиться о том, как бы не уронить престиж семьи Уэйн-Тернер. Все, довольно. Пусть теперь другие стоят по струнке перед каким-нибудь конгрессменом, захотевшим посетить военную часть. На столе перед Клэем лежала толстая пачка разноцветных швейцарских купюр – тысячные и сотенные бумажки, похожие на фантики, и Клэй с удовольствием рассматривал, что на них нарисовано.

– Это ваш годовой доход, господин Уэйн-Тернер, – сказал банкир.

– Вы прекрасно говорите по-английски, – заметил Клэй.

– Несколько лет я прожил на западе Канады – в Британской Колумбии. Природа там напоминает Люцерн, но все как-то больше, величественнее. Люди там похожи на англичан, но одеваются по-американски. И темп жизни более медленный, и народу поменьше.

– Вам не приходило в голову остаться там насовсем?

– Была такая мысль, но я там скучал по швейцарским законам и швейцарскому порядку. Отсюда за час можно долететь куда угодно – в любой уголок. А Канада – слишком большая страна. Для меня, по крайней мере. Вы не дадите мне номер вашей комнаты в отеле, господин Уэйн-Тернер? Возможно, мне придется позвонить вам, чтобы обсудить план вложения вашего капитала.

Клэй назвал номер комнаты и, распрощавшись с банкиром, вышел на улицу. От всеобщей любезности у него стало легче на душе. Теперь он на время ляжет на дно и уж затем начнет думать о будущем. Один отрезок жизни прожит. Дальше он найдет себе подходящую страну где-нибудь на морском побережье недалеко отсюда и заживет как придется. Будет, например, разгуливать по пляжу и собирать ракушки. Бернадетт ждала его возле пирса на другой стороне улицы.

– Хочешь прокатиться на пароходе?

– Хочу, – сразу согласилась она.

Пароходик медленно плыл по водам озера, и она любовалась берегами, похожими на сказочные декорации – белые домики, виллы, аккуратно подстриженные деревья, приютившиеся у подножия зеленых холмов, и скалистые горы, упирающиеся в небо своими снежными шапками. Повсюду мелькали алые швейцарские флаги. Вот она – страна, где богачи прятали свои деньги, отнятые у бедняков, богачи, которых она возненавидела еще тогда, когда изучала историю средневековья. Озеро было спокойным – ни пиратов, ни взрывов, ни свиста пуль над головой. Какое прекрасное место. Здесь можно спрятаться от всех.

Зачем ты так стремишься изменить мир, спрашивала она себя. Что в нем плохого? Зачем ты… Как она была молода и наивна, когда профессор призывал их идти на баррикады. Быть может, все дело именно в том, что она была слишком слаба и податлива. Вокруг не было видно ни голодных, ни жаждущих перемен. Она сражалась против системы, о которой ничего не знала. На палубе сидели сытые, хорошо одетые люди. Разве нельзя поделиться своим богатством с бедными без кровопролития?

Пароходик степенно двигался по озеру. Как далеко она сейчас от бурных волн Южно-Китайского моря. Клэй прогуливался по палубе, потом подошел и сел рядом с ней. Он был чем-то встревожен.

– Что-то не так? – спросила Бернадетт.

– Нужно было еще ненадолго остаться в Гонконге, чтобы окончательно убедиться.

– Убедиться в чем?

– Я оставил у портье в отеле «Пенинсула» записку для капитана Нью, написал, чтобы он пошел на яхту и забрал слитки, указав, где она стоит и как он найдет Пателя. Оставил ему немного денег на расходы и записку для начальника порта, чтобы не возникло неприятностей. Но все-таки мне надо было самому все проверить.

– Но ты сделал все, что мог.

– Все гораздо сложнее. Я велел ему пойти к Пателю после того, как он возьмет слитки, а мне самому надо было поговорить с Пателем о твоих гуках и убедиться, что он сделает все, чтобы они оставили тебя в покое.

– Тебе бы это не удалось, они преданы своему делу.

– Патель и капитан Нью тоже преданы – за деньги они сделают все. Мне нужно, чтобы ты была в безопасности, и еще мне надо поговорить с капитаном.

– Патель сам с ним сладит, он это умеет.

– Он и должен уметь, но я не уверен, что Нью сообразит, что сказать – он простак.

– Ты считаешь всех вьетнамцев простаками?

– Я не это имел в виду.

– Почему бы тебе не дождаться ночи и не позвонить господину Пателю? Разве ты не велел капитану Нью оставаться в Гонконге и ждать твоего звонка?

– Да, велел.

– Тогда в чем же дело?

– Не знаю. А вдруг он кому-нибудь разболтает?

– Отсюда ты все равно ничего не сможешь сделать. Нам не избежать опасности, Клэй, мы ведь знали это с самого начала. И сейчас нет смысла волноваться – что от этого изменится?

– Наверное, ты права, – он с удивлением ощущал в ней силу и ясность мысли, которых раньше не замечал. Какие же перемены в ней происходят? – думал он, глядя на нее.

– Этот проклятый пароход совсем не движется.

– Ты просто устал. Не волнуйся, иди, посиди со мной.

Она, кажется, становится слишком сильной, подумал Клэй. Надо решать, как с ней быть, нельзя же вечно путешествовать вдвоем. Но он дал себе слово: она была его спутницей, и он пообещал, что они будут неразлучны. Он никак не мог собраться с мыслями, потому что очень устал. Обняв ее за плечи, Клэй улыбнулся. Пароходик чуть прибавил скорость, но мысли Клэя по-прежнему перескакивали с одного на другое.

Тело капитана Нью отяжелело от виски. Чувства и мысли, пропитанные алкоголем, блуждали в разных направлениях, теряя связь с реальностью. Он даже не почувствовал, как Минь Хо усадил его на дощатую палубу. Они уже несколько часов сидели на корме. Капитан Нью стал что-то бормотать про ночь, а рука Минь Хо тем временем поглаживала в кармане рукоятку ножа.

– Они приплыли сюда на этом суденышке, можешь себе представить? Без остановки. Я бы, наверное, не смог. Ненавижу море. Меня даже сейчас тошнит, хотя мы и стоим на месте. По мне, так лучше – на самолете… – голос его становился все тише. Он потер шею и со вздохом сказал:

– Знаешь, Минь, я так устал. В Гонконге такая жарища. Так много виски… Поспать бы чуток.

– Ты изнасиловал эту женщину перед тем, как запереть ее в хижине?

Капитан Нью с трудом понимал, чего от него хотят.

– Да нет, я был пьян, как пробка. Не трахал я ее, хотя и хотел. Все хотели, и ты бы захотел, если бы там был. Ну и хороша девка, доложу я тебе.

– Ты же говорил, что изнасиловал ее… Когда американца спасал, помнишь? Ты еще сказал, что война все спишет.

– Да нет, врал я, хорохорился. Мы заперли ее, а сами сели с полковником и пили всю ночь. Я мог трахаться только с бутылкой. Но хотел. Уж больно она хороша. А полковник – нормальный парень. Сдержал-таки слово. Сейчас посплю, а завтра пойду к мистеру Пателю. Так полковник велел. Больше пить не буду. Надо с полковником встретиться, сказать, что золото у меня. Он будет звонить мистеру Пателю. А сейчас посплю чуток.

– Ты уже звонил Пателю?

– Нет еще. Не ходил, не звонил.

– Он ничего не знает о яхте и золоте?

– Ни черта. Устал я, посплю. Ну и денек у нас с тобой выдался.

Весь день они не расставались, переходя из одного бара в другой. Капитан отлично чувствовал себя в компании Минь Хо, хотя тот и не пил. Зато он рассказал молодому человеку всю свою жизнь от начала до конца и вновь – от конца до начала. Особенно подробно он описывал, как встретил американского полковника с девушкой, как тогда же убил вьетконговца. А сейчас Нью выдохся. Он сидел на палубе и хотел только одного – спать.

– Сними-ка с меня рубашку, – прохрипел он. – Сил нет от этой жарищи. Вот тут все и было.

– Ты насиловал женщину?

– Ну что ты ко мне пристал! Не трогал я ее, но хотел, по правде говоря. Я только двинул ей как следует. Она стала его женщиной, а не моей, и имел он ее здесь, бьюсь об заклад – прямо на этом месте. До сих пор запах стоит – запах секса и пота, чувствуешь? Крепкий мужик, этот полковник. Она сейчас с ним.

Когда голова капитана упала к нему на колени, Минь Хо ощутил, как его захлестнул гнев. Он дотронулся до потной шеи капитана, а затем вынул нож и всадил в нее острое, как бритва, лезвие. Тело капитана задергалось. Минь Хо прижал его ноги к полу, и наконец Нью вытянулся, наподобие уснувшей рыбины. Было слышно, как о мачты хлопают паруса, как урчат моторы – жизнь на море шла своим чередом.

Минь Хо снял с капитана одежду и столкнул тело в воду. Подхваченное течением, оно медленно поплыло в сторону залива, а оттуда – в открытое море. К утру оно уже будет далеко. Минь Хо спустился в каюту. Чемодан был там же, где они его оставили. Так вот, где все происходило. Капитан Нью говорил, что чувствует запах, но никакого запаха не было. Именно здесь Бернадетт отдалась американцу. Сейчас они далеко, но он все равно найдет ее, и тогда его положение в партии восстановится. А пока он ищет Бернадетт, они по-прежнему будут держать под арестом его мать и сестру.

Минь Хо сел и стал думать о том, что ему рассказал капитан. Вот здесь она отдавалась американцу. Острая боль пронзила все его существо. Он пошел на корму и стал смотреть в воду. Торговая компания «Триэнгл» на Моди-роуд. Господин Патель. Весь день капитан только о том и говорил. Он показал, где находится их офис, сообщил, что господин Патель и американец – друзья. Надо самому сходить к Пателю.

А ведь все могло быть иначе. Бернадетт было приказано доставить полковника на север. Он настоял на том, чтобы именно она сопровождала американца, чтобы раз и навсегда рассеять все подозрения. Он мог бы еще тогда признаться ей в своих чувствах. Сейчас уже ничего не изменишь, но он поклялся, что найдет их. А ее ждет наказание. За то, что была любовницей профессора, за связь с американцем. Она – женщина, а женщинам нельзя доверять, им нельзя позволять вмешиваться в мужские дела. Но от этих мыслей боль не утихала. Надо пойти в город и как следует напиться, а потом утешиться с какой-нибудь проституткой, представляя, что это – Бернадетт.

В американском посольстве в Лондоне далеко за полночь горел свет. Атташе ВВС и его помощник разбирались в груде сообщений, пришедших по телексу из Гонконга и Сайгона. С раннего утра начались бесконечные телефонные переговоры с Вашингтоном.

– Вызовите полковника Картера, пусть он немедленно приезжает, – приказал атташе помощнику. – Если он окажется в курсе дела, мы смело сможем взять отгул.

– Кто-нибудь еще знает о случившемся?

– Только посол. Давай, поторапливайся, разыщи полковника.

– Несчастный ублюдок.

– Не очень-то жалей его, он не так уж плохо проводит время.

– Что вы имеете в виду?

– Ну хватит! Чтобы полковник был здесь через десять минут. Вашингтон хочет, чтобы мы провели операцию отсюда, из Лондона. В Париже слишком много вьетконговских ушей.

В штатском Майк выглядел отдохнувшим и элегантным. За чашкой кофе они сообщили ему последние новости и передали новый приказ.

– Вы в этом уверены? – спросил он, выслушав все.

– Да, черт возьми, уверен. Этот тип – шпион, другого объяснения быть не может. Его необходимо срочно обнаружить и ликвидировать. Его имя слишком хорошо известно, и мы не можем позволить себе роскошь иметь перебежчика такого высокого ранга.

– Ликвидировать? То есть… вы хотите сказать… убить?

– Вот именно. У нас будут большие неприятности, если он неожиданно всплывет где-нибудь.

– Но зачем такому человеку…

– Картер, никого ни здесь, ни в Вашингтоне не интересует, зачем и почему. Мы не собираемся вступать с ним в контакт или допрашивать. Это исключено. Они пытались договориться насчет него, но это уже вчерашний день. Сегодня мы должны действовать сами, и чем меньше людей об этом узнают, тем лучше.

– Вы считаете, что я сам должен сделать это?

– Ты отвечаешь за него, Картер. Ты – его нянька, понял? Ты освобождаешься от всего до тех пор, пока не закончишь это дело.

– Я не убежден в том, что он виновен.

– Послушай, Картер, никого не волнует, что мы с тобой думаем. Приятель Клэя капитан Нью поехал в Гонконг. Там видели, как он целый день разгуливал с большой шишкой из вьетконговцев. Мы должны сделать то, чего от нас ждут, иначе к нам потеряют всякое уважение. Если красные доберутся до высшего чина ВВС, они передадут информацию в Москву или Пекин. Они знают, что мы в курсе дела, и рассчитывают, что мы что-нибудь предпримем. Это – не расследование, а исполнение приговора.

– Мне кажется, мы действуем поспешно.

– Решение было тщательно обдумано. У нас – приказание с самого верха. Вспомни, ведь в последнее время он был сам не свой: изменился, порол всякую чушь. А взять этот его последний вылет – он же никому ничего не сказал. Не сделал отметки в бортовом журнале. На вылет не было ни приказа, ничего. Вот так-то, мой милый. О том, что он жив, знает с десяток людей, и пусть все так и останется. Клэйтон Уэйн-Тернер погиб во Вьетнаме. Он мертв, понимаешь? И больше всплыть не должен.

– А что делать с женщиной?

– Это не наша забота. С ней разберутся красные.

– А если появится новая информация?

– Дело закрыто, Картер. Найди его и ликвидируй. Разговор окончен.

– Есть, сэр.

– Вот так-то лучше. Мы всегда понимали друг друга.

– Я хотел бы получить приказ в письменном виде.

– Исключено.

– Знает ли об этом посол?

– Да.

– Я хотел бы, чтобы вы повторили приказ в его присутствии. На моем месте вы поступили бы точно так же. Кому охота получить втык ни за что! Если дело примет другой оборот, я бы хотел, чтобы об этом знали… Я настаиваю.

– Хорошо, я позабочусь об этом. Теперь вот еще что. Ты знаешь, что делать, и выполняй. Пока он жив – повышения тебе не видать.

Ничего себе, думал Майк по дороге в гостиницу. «Выполняй» означает сделать Мардж вдовой, оборвать жизнь своего товарища – офицера. Клэй обречен, размышлял Майк, но что-то тут не так. И что он скажет сейчас Мардж?

Он прошел по подземному переходу и вышел в парк. Пройдусь по Серпантину, решил он, и все как следует обдумаю. Но о чем думать? Чтобы найти Клэя, нужно время. Поговорить и посоветоваться не с кем. Ребята в посольстве – всего лишь курьеры и только. Ему не поздоровится, если он будет сидеть сложа руки. Пока он будет разыскивать Клэя, он может выпасть из обоймы. Но ведь он – не убийца! О почему он не может выполнить приказ и насладиться прелестной женщиной? Потому что это не для него, он не такой человек. В конце концов Майк совершенно измучился, сомнения раздирали его. Клэй виновен – это факт. В Вашингтоне же не мясники работают! Они бы не приказали убить Клэя, если бы не имели доказательств его виновности. Но всего они не сказали. То-то и оно. Значит, у них были особые причины, как всегда.

Ни разу за все годы службы Майк не подверг сомнению ни одного приказа. С тех пор, как он принял присягу, он хранил верность флагу. Молодежь должна была убивать, это была их работа. А может быть, он им нужен только для того, чтобы найти Клэя, и потом, когда он будет обнаружен, они дадут отбой? Возможно, эта секретная операция была частью какого-то более широкого замысла? А может быть, Клэй выполнял какое-то секретное задание, что-то сорвалось и теперь они хотят убрать его, потому что он слишком многое знает? Нет, хватит, от всего этого можно сойти с ума.

Может, сейчас – самое время подать в отставку? Но они не позволят. Они могут лишить его пенсии. А Мардж? Что он скажет ей? Как посмотрит ей в глаза? Майку всегда была ненавистна ложь. Он и в детстве никогда не лгал. Впервые за много лет ему захотелось оказаться ребенком. Над Клэйтоном Уэйном-Тернером нависла смертельная угроза. Это было ясно, как божий день. Но так же ясно было и то, что угроза нависла и над Майком Картером.