12

Говард Джелинек подтянул главный парус. Гик находился уже над самым центром палубы. Лодка шла быстро, и ее острый киль легко резал воды Южно-Китайского моря. Фок был не совсем там, где ему было положено, но судно двигалось достаточно быстро. Из-за слабого ветра, последняя лига от Манилы тянулась долго – всю неделю на море стоял штиль, а, к счастью, нынче утром подул свежий бриз. Если сегодня он и не достигнет берега, то, следуя на юго-запад, сможет причалить уже через тридцать шесть часов. А может, и меньше.

Говард включил автопилот и вновь уселся штопать кливер. Он был не очень силен в шитье, его большие руки с сильными и толстыми пальцами двигались неловко, но сделать эту работу было необходимо, потому что в Маниле ему так и не удалось отыскать мастеров – все они справляли какой-то местный праздник. Втыкая здоровенную иглу в парусную ткань, Говард надеялся, что до конца путешествия этот парус ему уже не понадобится.

Цель его одиночного плавания, то место, куда он держал путь, было небольшим кусочком суши за линией горизонта. По мере того, как Говард приближался к нему, он все отчетливее представлял, что последует дальше: на деревянную палубу его судна взбираются телевизионщики и журналисты, чтобы засыпать его вопросами, он беседует с ними, объясняя цель своего долгого путешествия от Ванкувера, и они затем несут слово Божье дальше.

Ни на секунду за те годы, пока он был лесорубом, не забывал Говард Джелинек о своем происхождении и навыках. В той стране, где он родился, его имя было Хорвач Еллинек, и до того, как научиться рубить деревья, он учился быть Божьим человеком. Однако его внутренняя тяга к приключениям оказалась слишком сильной, чтобы ей противостоять. Говард был убежден, что в его жизни есть какая-то иная цель, более важная миссия. Когда после окончания войны он покинул свою страну и отправился в Канаду, его влекло только разочарование. Со временем твердые убеждения, энергия и любопытство ввели его в число богатейших людей, при том, что сам он вовсе к этому не стремился.

Свой первый дом он построил собственными руками на большом участке земли возле моря с видом на остров Виктория. Он строил его для себя, но пожить там ему не довелось. Более того, местный торговец недвижимостью убедил его построить и затем продать еще десять домов по тем же чертежам. Так началась его карьера.

За десять лет нескончаемой гонки Говард стал одним из самых известных риэлтиров в Западной Канаде. Если бы тогда кто-то спросил Говарда, в чем состоит цель его жизни, он вряд ли смог бы ответить. И все же цель у него была – в подсознании, как у лосося, который возвращается в свою родную реку, чтобы отнереститься и умереть. Вот и Говард ждал, чтобы Господь открыл ему эту цель, и, ожидая, трудился, не покладая рук.

Он так и не женился и, дожив до сорока одного года, по-прежнему оставался холостяком. Приехав из Чехословакии, где нет моря, он подарил свою любовь океану. Говард всегда был сильным пловцом, а здесь, в заливе Ванкувера, он полюбил плавать под парусами. Ему нравилось проводить долгие мирные часы на воде, когда чистый прохладный воздух остужал и баюкал его беспокойный ум. Он чувствовал, что и это каким-то таинственным образом связано с его конечной целью, с той дорогой, которая очень скоро поведет его в неизвестном направлении. Говард всегда был чрезвычайно набожным человеком и терпеливо ждал знамения.

Он дождался его в один из вечеров, когда смотрел по телевидению ночной выпуск новостей. Показывали Вьетнам. Внезапно ему пришло в голову, что в то время как он ищет новых путей обогащения, там убивают и калечат других людей, а детей превращают в сирот. Он уже слышал об этой стране, но на следующий день все равно пошел в библиотеку и отыскал ее в большом географическом атласе. В то самое время, когда Говард сидел в читальном зале, библиотека загорелась, и он вместе с другими посетителями был вынужден выбираться на улицу по пожарной лестнице. Как только он ступил на землю, здание рухнуло, но ни один человек не пострадал. Знамение, которого он так долго ждал, свершилось.

Говард продал свою компанию и все, чем владел, а затем переехал в отель «Ванкувер», чтобы обдумать следующий шаг, необходимый для выполнения его миссии. То, что ему предстояло сделать, было очевидным – он готовился к этому на протяжении многих лет: он уезжал во Вьетнам. Один, на лодке. Чего Господь хотел от Говарда после приезда того во Вьетнам, было пока загадкой, но он знал, что со временем Всевышний все откроет ему. Пока строилась яхта и составлялись карты, Говард прочел все, что было возможно, о несчастной, разделенной надвое стране, куда он направлялся, и то, что он узнал, глубоко потрясло его.

Путешествие, которое задумал Говард, обещало быть нелегким, поэтому многие пытались его отговорить. По их словам, пересекать Тихий океан в одиночку, почти не имея навыков судоходства, было безумием. Ведь его опыт в этом деле смехотворен, говорили они, он непременно заблудится. Но на стороне Говарда была смелость и решимость осуществить задуманное. Даже одиночество – самый опасный враг из всех – не страшило его. Затерянный в океане, он не будет одинок, поскольку Господь – на его стороне.

Вот уже двенадцать недель и три дня Говард странствовал по морям и за все это время лишь однажды видел шторм. Как-то раз, решив искупаться, он поплыл вдоль яхты, но был вынужден в спешке взобраться на борт, поскольку заметил поблизости здоровенную рыбу. Оказалось, что это дельфин, но с тех пор Говард предпочитал не рисковать.

Игла сломалась в его руке и вонзилась в ладонь. Говард вытащил ее, ожидая увидеть кровь, но вместо этого обнаружил лишь небольшую царапину. Он уложил парус в чехол и спустился в каюту, чтобы позавтракать. Поел он от души! Скоро ему понадобятся все силы: теперь от великого момента истины его отделяло не более двадцати четырех часов, а то и меньше, если не ослабнет ветер.

Допив кофе, Говард вновь поднялся на палубу и в бинокль оглядел линию горизонта. Море было спокойным, и только редкие барашки пены указывали на присутствие ветра, увлекавшего судно вперед. Какими же огромными создал Господь моря, подумалось ему. За многие недели, проведенные на этих бескрайних просторах, ему не встретилось ни одного судна. Его предупреждали о пиратах, но, находясь на пороге величайшего приключения в своей жизни, он не обратил на предостережения ни малейшего внимания. Пираты давно канули в прошлое, а мин и военных кораблей, которых ему наказывали остерегаться, видно не было.

Довольный тем, что все идет хорошо, Говард решил отдохнуть несколько часов на корме. Поставив будильник своих наручных часов, он прилег, поглядывая на штурвал и на небо. На свежем воздухе ему всегда спалось гораздо лучше. Сон, охвативший Говарда, не принес сновидений, а легкая качка вконец разогнала мысли.

Проснулся он от того, что хлопал ослабевший парус, а сверху раздавалось гудение самолетных двигателей. И почти тут же запищал будильник на его запястье. Высоко в небе шесть или семь огромных самолетов летели в сторону юга. Должно быть, бомбардировщики, подумал он, переходя на нос корабля. Ветер изменился, и теперь надо было менять кливер. Говард решил поставить больший по размеру парус, чтобы захватить побольше ветра. Задача не из легких, но работа являлась религией Говарда на протяжении многих лет. Солнце, казалось, прилипло к середине небосвода, прямо справа от мачты. Был обеденный час, но он не чувствовал голода.

Сразу после того, как огромный фок был наконец поставлен, Говард взглянул в сторону горизонта. Там, на расстоянии пятидесяти или шестидесяти миль, уже можно было различить туманные очертания гор. Судно, должно быть, двигалось быстрее, чем он полагал. Вполне возможно, что он неправильно рассчитал расстояние до берега, в таком случае, он пришвартуется уже в полночь. От карты было мало проку. При отсутствии навигационных огней на берегу он узнает, где очутился, только когда причалит. Говард надеялся лишь на то, что выбранный им курс не приведет его прямиком в Северный Вьетнам. Он мог бы попробовать связаться по радио с какой-нибудь военной базой, но не стал этого делать. Лучше положиться на волю Всевышнего. Военные могли задержать судно или заставить повернуть обратно, а теперь ничто не должно было остановить его.

Говард чувствовал себя отдохнувшим. Вид берегов, к которым он стремился, взбудоражил его, и ему захотелось есть. Он спустился, чтобы приготовить обед. Он всегда готовил себе сам – после смерти матери это уже вошло в привычку. Он готовил еду с великим старанием и накрывал стол с неизменной элегантностью. Сегодня в меню значился консервированный лосось, солонина, яйца по-филиппински и рис, а помимо этого – спаржа, тоже, конечно, из банки. Сегодня он побалует себя, подумал Говард, причмокнув от удовольствия. Он выставил на стол банку с персиками и гвоздичный крем. В конце концов, сегодня воскресенье, хороший день для приезда в забытую всеми страну.

После обеда поднялся ветер, и Говард приспустил паруса, чтобы лодка не слишком кренилась. Вскоре побережье полностью открылось его взору. Над морем спускались сумерки, ветер крепчал. До этого момента все шло хорошо, и время бежало незаметно. Внутри Говарда нарастало возбуждение. Скоро Господь должен явить свое знамение. Интересно, каким оно будет теперь, размышлял Говард. Ощущение близости к своему Создателю всегда дарило ему чувство умиротворения. Он сел возле штурвала, и голова его склонилась на грудь.

Говард не знал, сколько времени он проспал. Открыв глаза, он увидел, что на побережье неуверенно мигают огоньки. Это был не электрический свет – он был слабым и располагался, казалось, совсем рядом. Путешественник и не ожидал найти здесь бакены или другие ориентиры, которые помогли бы ему подойти к берегу. А они бы не помешали, поскольку Говарду еще ни разу не приходилось причаливать без таких указателей. Может быть, стоит подойти поближе, бросить якорь и дождаться утра, прежде чем покидать судно?

Он включил мачтовые огни. Если кто-то наблюдал за ним с берега, теперь его должны были заметить. Говард вернулся в рубку и включил радиоприемник. Музыку сегодня не передавали. И не было слышно высокого голоса, выводившего какую-то ритмичную мелодию, что звучал по радио прошлым вечером. Берег спал. Рыбаки не выйдут в море еще по меньшей мере несколько часов – к тому времени он уже бросит якорь.

Дыхание ветра замерло на его щеке, и паруса безвольно повисли. Лодка двигалась едва-едва. И только Говард принялся спускать паруса, как послышался шум двигателей и он увидел лодки. Четыре небольших судна, держась друг друга, выходили в море. Говард ясно различал свет четырех масляных ламп, из-за которых лодки напоминали вереницу свечек. Вода была неподвижна, словно стекло, и судно Говарда со спущенными парусами неподвижно стояло на одном месте. Как только лодки прошли мимо, он завел свои моторы, и, повинуясь их силе, судно покатилось по гладкой поверхности воды. Приготовив якорную лебедку, Говард перешел на корму, чтобы поднять вьетнамский флаг. Его собственный стяг с кленовым листом гордо реял на флагштоке.

Других лодок видно не было. Огни на берегу едва мерцали. Это, наверное, небольшая деревушка, рассудил он. Заметив впереди маленькую бухту, он направил судно в нее и бросил якорь. Говард выключил двигатель и установил по бокам судна привальные кранцы. А потом уселся на бушприт и стал дожидаться восхода солнца.