Мария вошла в кухню как раз в тот момент, когда ее братья снимали белые рабочие фартуки. Было время послеполуденного перерыва. Антарес в этот час отправлялся в бар сыграть партию на бильярде, а Эней собирался навестить свою невесту. Отец наводил порядок в кухне, мать, опершись локтями на стойку, подсчитывала выручку и старательно заносила доход в большую амбарную книгу. Бабушка проверяла продукты в кладовой, прикидывая, что нужно прикупить, чтобы пополнить запасы. Тут же был и поваренок Элиа, начищавший до блеска кастрюли и сковородки. Появление Марии в три часа дня удивило всех.

— Что случилось, почему ты не у Ванды? — спросила мать.

Почувствовав на себе любопытные взгляды родных, девушка смутилась. Она не знала, с чего начать рассказ о случившемся, и избрала самый короткий путь: правду.

— Я к Ванде больше не пойду, — ответила она, с трудом подавляя тошноту, вызванную застоявшимися кухонными запахами.

— Слава тебе господи! — истово воскликнула Роксана, положив ручку на гроссбух и с восторгом глядя на дочь.

Бабушка, вернувшись из кладовой, уселась на самый прочный табурет, способный выдержать ее немалый вес, сплела пальцы на животе и задумчиво наклонила голову.

— Почему ты туда больше не пойдешь? — спросил Адельмо.

Мария беспомощно посмотрела на отца.

— Меня уволили, — сказала она с тяжелым вздохом, ожидая дальнейших расспросов. — Без предупреждения. Не дали даже положенных десяти дней.

Адельмо подошел к дочери и, положив руки ей на плечи, прямо взглянул в глаза. Великан и силач, он был добр и мягок душой, но, если ему наносили оскорбление, мог превратиться в дикого зверя.

— Что случилось? — тихонько спросил он.

Мария вспыхнула, сердце неистово колотилось у нее в груди.

— Марко, муж Ванды, набросился на меня, как зверь, — объяснила она, удерживая слезы.

Широкое добродушное лицо Адельмо окаменело.

— И что же дальше? — Он говорил по-прежнему тихо.

Все остальные слушали молча.

— Ничего. Он закричал, потому что я стала защищаться, — торопливо объяснила Мария, умолчав о подробностях. — И тут вмешалась Ванда. Там была жена доктора Серры, она вступилась за меня и пристыдила Марко, а Ванда стала его оправдывать и сказала, что, если бы я не вертела хвостом, он не зашел бы так далеко.

— Это правда? — ледяным тоном спросил Адельмо.

Мария посмотрела отцу прямо в глаза.

— Нет, — ответила она просто.

— Я так и знал, — улыбнулся великан, гладя ее по волосам. — Милый мой Рыжик. Моя упрямая, непослушная, честная девочка.

Адельмо Гвиди не стал возмущаться вслух, но она знала, что этим дело не кончится. Ее отец никогда не оставлял неоплаченных счетов.

Растроганная Роксана подошла к дочери, крепко обняла ее и прошептала на ухо:

— Они тебя обидели, но ты не должна чувствовать себя виноватой.

— Выброси все это из головы, — поддержал ее Адельмо. — Считай, что это был дурной сон. Разве не так, мальчики? — обернулся он к сыновьям.

Братья кивнули и встали рядом с отцом.

Бабушка, так и не тронувшись со своей табуретки, тихонько покачала головой: за обиду надо было отплатить.

— Ну, мы пойдем прогуляться, — объявил Адельмо, снимая рабочий фартук.

Женщины и поваренок Элиа, припав к окну, увидели, как мужчины семьи Гвиди сели в «Альфа-Ромео» и укатили.

В этот вечер доктор Серра собирался поужинать с женой в ресторане. У них уже был заказан столик на двоих в небольшом элегантном ресторанчике в Чезене. Настойчивый звон колокольчика и яростный лай его собаки прервали приготовления к выходу. Он не ожидал посещений в этот час и спросил себя, какого черта звонит, не переставая, этот проклятый колокольчик. Снизу донеслись возбужденные голоса. Потом его жена, раскрыв дверь спальни, заглянула внутрь и сказала:

— Спустись в кабинет, нужна твоя помощь.

Врач спустился и оказался лицом к лицу с отекшей и изуродованной до неузнаваемости физиономией Марко Брины. Нос у неотразимого дамского угодника распух, глаза совершенно заплыли от кровоподтеков, одна бровь была рассечена и кровоточила. Ванда поддерживала мужа, не давая ему упасть.

— Что случилось? — спросил доктор Серра, надевая белый халат.

— Он упал, доктор. Поскользнулся и упал с лестницы, — объяснила Ванда.

— Почему же вы не обратились в пункт «Скорой помощи»? — удивился врач, жестом приглашая Марко лечь на кушетку.

— Ну, вы же понимаете, доктор… Они задают слишком много вопросов, — смущенно оправдывалась Ванда.

— А главное, они ни за что бы не поверили в историю с падением с лестницы. Но зато они по крайней мере сделали бы ему рентген. Синьора Серра заглянула в дверь кабинета:

— Я отменила заказ в ресторане. Могу я чем-нибудь помочь? — Она говорила участливо, но с тонким сарказмом в голосе.

— Спасибо, я справлюсь сам. Но, боюсь, понадобится время, пока все заживет.

С этого дня Марко Брина стал другим человеком. Пока не сошли синяки и отеки, он не показывался в «Салоне красоты», однако и впоследствии, когда все зажило, стал ограничиваться случайными посещениями. Суровый урок, преподнесенный ему отцом и братьями Гвиди, пошел впрок. Прекрасный Марко, не знавший удержу Казанова, покоритель сердец, которым Ванда так гордилась, примирился с куда более прозаической ролью верного мужа.

Долгое романьольское лето закончилось. Утихли скандалы, опустели отели, деревня вернулась к своей обычной жизни. С тяжелым сердцем, тоскуя по Мистралю, Мария согласилась работать в кухне ресторанчика. Бабушка научила ее секретам приготовления отличных домашних блюд и чудесных сладостей. Мария больше ни разу не была в Чезенатико. Сама мысль о том, что придется проехать мимо автомастерской Примо Бриганти, приводила ее в трепет. Но она была слишком горда, чтобы справляться о Мистрале у его матери.

Захваченный своей новой работой, Мистраль написал ей всего три открытки, которых Мария так и не увидела: ее мать перехватила и порвала послания, прежде чем дочь смогла их прочесть. На всех трех была одна и та же фраза: «Все время думаю о тебе». В ноябре, когда начались холода и густые туманы, Эней женился на своей портнихе. Мария горько плакала при мысли о том, что на месте молодой невестки и брата перед алтарем могли бы стоять они с Мистралем. Никак ей не удавалось выбросить из головы этого проклятого парня с его трижды проклятыми моторами.

Наступило Рождество. В ресторане развесили украшения и стали готовиться к празднику. В эту ночь произошло то, о чем часто сообщают газеты в разделах черной хроники. В просторной кухне крестьянской усадьбы взорвался баллон сжиженного газа (вероятно, бракованный), и весь дом взлетел на воздух. В живых осталась только Мария: она спала на самом верху, в той части дома, которая оказалась наиболее удаленной от эпицентра взрыва.

Ей пришлось провести несколько дней в больнице, а когда ее выписали, она отправилась на кладбище, чтобы прочесть молитву над могилой родных и положить цветы на надгробный камень. У нее не было сил плакать.

Марии сказали, что на похороны, состоявшиеся, пока она была еще в больнице, в глубоком шоке, в город приезжал Мистраль. Он уехал в тот же день, ему надо было срочно возвращаться на работу.

У нее не сохранилось никаких воспоминаний о происшедшем. Она знала лишь, что осталась одна-одинешенька и теперь могла рассчитывать лишь на собственные силы. Надо было как-то жить дальше.