10
— Знаковая природа линий женского тела весьма многообразна. Когда ты стоишь или сидишь, сомкнув ноги, вот так, — получается единый гармоничный силуэт, мягкие формы, эротико-эстетическая окрашенность позы. Сомкнутые ноги означают как бы психологическую закрытость и тайну…
Тут Алена Денисова перебила сама себя и сказала уже не менторским, а нормальным человеческим тоном:
— Это, кстати, безотказно действует на мужиков. На их дурацкое подсознание, которое и управляет всеми их поступками. А вовсе не мозги, как принято считать.
Она усмехнулась, и потом продолжила лекцию:
— Положения тела, когда ноги разведены, психологически же подразумевают вызов. Единый силуэт ломается, и целостное впечатление от него — тоже. Эротику сменяет открытая провокация. На страницах любого журнала эротический или агрессивный подтекст, выраженный в мимике модели, имеет свои отличительные черты: плавность или ломаность. Ты что, спишь? — Последнее было сказано достаточно раздраженно.
Лена вздрогнула:
— Что? Нет, я слушаю. Что такое мимика модели?
— Положение тела, балда. Я уже говорила. Где ты сегодня витаешь?
— Нигде…
— Во всяком случае, видок у тебя такой, словно ты этой ночью переспала с привидением. Что-нибудь случилось?
Алена не знает. Пока. Надя с ней наверняка поделится. Просто еще не успела — не звонить же ночью, не такие уж они близкие подруги. Лена вяло улыбнулась:
— Да нет, ничего.
Со вчерашнего вечера она чувствовала, что попала в какой-то странный, безумный мир, далекий от ее прежнего, полного любви и спокойствия. Она совершенно запуталась, уже не понимая, чего она хочет и чего ждет от будущего. Она помнила Игоря и любила его по-прежнему. Ей по-прежнему больше всего на свете хотелось стать его женой. Только вот… Что же тогда произошло в маленькой комнатке при кухне? Конечно, можно было все списать за счет выпитого вина, но в глубине души Лена знала, что вино тут ни при чем. Ей же давно, с самого момента знакомства с Магницким, хотелось, чтобы он ее поцеловал, хотелось ощутить себя в его руках. А разве так бывает? Разве можно любить двоих? Или Игоря она любит, а то, другое, — просто физическое влечение? Но Игорь — ее первый мужчина, он первый пробудил в ней такие чувства, о которых она и не подозревала. Ей же было с ним очень хорошо! «Но ты не знаешь, как было бы тебе с тем, другим, — настойчиво шептал ей внутренний голос. — Ты же этого так и не попробовала!» Может быть, она просто по натуре развратна, и теперь правда выплыла наружу!
А Надя! Боже, она всем расскажет! И Игорю… Игорю обязательно расскажет. Господи, что же делать? Но ведь она и сама не сможет быть с Игорем, не рассказав ему всего. Она не сможет лгать, глядя ему в глаза. И еще… Самое ужасное, это его отчим, почти отец! Что она натворила! Какая гадость…
— Ты сегодня совсем не в кондиции. Если так будет продолжаться, все наши занятия — коту под хвост. — Алена редко бывала такой недовольной. Обычно под конец она смягчалась. — На сегодня свободна. Иди, чтоб глаза мои на тебя не смотрели.
Лена быстро собрала сумку. Действительно, это занятие пошло коту под хвост. А вообще, зачем ей все это нужно? Лена вдруг четко осознала, что если она расстанется с Игорем, то никогда больше не будет ни манекенщицей, ни моделью. Не для кого… Она вышла из подъезда и, зажмурившись, подставила лицо осеннему солнцу. Еще греет. Конечно, совсем не по-летнему, но греет. Потом раскрыла глаза, посмотрела прямо перед собой и обомлела.
У подъезда стоял темно-синий «ниссан».
Несколько мгновений она колебалась, но потом решительно направилась к машине. Магницкий распахнул перед ней дверцу, она села рядом с ним. Он, все еще ни слова не говоря, положил ей на колени громадный букет лилий и стал заводить мотор.
Лена дотронулась рукой до белых цветов:
— Зачем?
— В первый раз за двадцать лет мне захотелось подарить женщине цветы. Мои любимые.
«Ниссан» уже влился в поток машин, бегущий по Садовому.
— Куда мы едем?
— Туда, где можно спокойно поговорить.
— А нужно?
Он решительно сказал:
— Нужно.
— И где это место?
— Я думаю, нам подойдет сквер возле Новодевичьего. Там сейчас красиво и достаточно уединенно. Ты не против прогулки?
— Нет.
Ей было все равно.
— Вот и отлично.
Всю дорогу до Новодевичьего они молчали. Магницкий смотрел прямо перед собой, Лена боялась поднять на него глаза.
Припарковав машину на стоянке у монастыря, они спустились вниз, к заросшему пруду. Здесь действительно было тихо и уединенно, даже мамаши с детьми не гуляли. Только на другом берегу одинокий художник, что называется, работал на натуре. У живописного мостика Магницкий остановился и взял Лену за руку:
— Как ты?
Она подняла на него несчастные глаза:
— Не знаю… Запуталась…
— Я не стану говорить, что вчера все произошло случайно, что я не хотел, что это влияние минуты и так далее. Это было бы глупо и оскорбительно по отношению к тебе, да и ко мне.
Лена не поняла. Она не ожидала такого начала. Ей казалось, что сейчас они вместе решат, как устранить возникшее между ними недоразумение, а он считает, что недоразумения нет…
Магницкий обнял ее за плечи и, глядя в глаза, продолжил:
— Я хочу, чтобы ты знала: в тот дом я пришел ради тебя. Я знал, что Надя тебя приведет. Возможно, это прозвучит кощунственно, но я с первого взгляда понял: ты — моя женщина, и я от тебя не откажусь.
— С первого взгляда? Это когда…
— Да, когда Игорь привел тебя в наш дом.
Лена оторопела:
— Но…
Она в ужасе смотрела на него. У нее в голове не укладывалось — ведь Игорь ему как сын… Ведь она пришла к ним как невеста Игоря!
— Как вы могли!
Магницкий усмехнулся:
— Мог. И дело даже не в том, что ты очень красива. Просто ты… — Он внезапно замолчал, словно споткнулся на полуслове.
— Что я? — Лена резким движением сбросила его руку со своего плеча. — Что?
— Может, когда-нибудь я тебе расскажу, но не сейчас. Сейчас я хочу, чтобы ты знала только одно — ты мне очень нужна, и я готов на все, чтобы ты была рядом со мной.
— Но я-то вас не люблю! Я люблю Игоря!
— Неправда. Ты думаешь, что ты его любишь. Думать и любить на самом деле не одно и то же. Любишь ты меня.
— Нет!
Вместо ответа он снова притянул ее к себе и поцеловал. Она попыталась оттолкнуть его, но опять, как и в прошлый раз, жаркая, тревожная волна внезапно поднялась со дна души, сметая все, заставляя забыть, где она и с кем.
— Вот видишь! — Его губы были совсем близко, дыхание опалило ее кожу. — Твое тело лучше тебя все знает.
Он оторвался от ее губ, стал целовать ее виски, щеки, спускаясь ниже к шее.
— Но разве с Игорем тебе тоже было так хорошо?
Игорь! Боже, зачем он это сказал?
Не отвечая, Лена высвободилась из его объятий и отступила на шаг. Она вдруг почувствовала себя воздушным шариком, из которого выпустили воздух.
— Что с тобой?
— Я устала. — Ей почему-то все стало безразлично. Единственное, чего хотелось, — оказаться в своей комнате, броситься на диван, уткнуться лицом в подушку и ничего не слышать, и ни о чем не думать.
— Отвези меня, пожалуйста, домой.
— Но…
— Потом. Завтра.
И опять всю дорогу они молчали. Правда, он несколько раз пытался ее о чем-то спросить, но у Лены совершенно не было сил думать и отвечать. Домой, скорее домой! Вот уже Старая площадь, Маросейка…
— Куда дальше? — спросил Магницкий.
— За отделением милиции, там, где деревья, — в тот двор.
— Серый дом с аркой?
— Да.
Машина сделала крутой вираж, чуть не врезавшись в ехавший сбоку «жигуленок». Водитель «жигуленка» покрутил пальцем у виска и ругнулся нецензурно, но Магницкий не обратил внимания. Напряженно глядя на дорогу, он спросил:
— И давно ты там живешь?
— С рождения.
В другое время Лена бы заинтересовалась столь странной реакцией на ее место жительства, но не сейчас — шок от пережитого в сквере возле Новодевичьего монастыря еще не прошел.
Машина въехала во двор и остановилась. Не взглянув на Магницкого, Лена вышла и медленно побрела к своему подъезду.
— Возьми цветы.
Он очутился рядом и протягивал ей забытые в машине лилии. Лена машинально взяла букет и остановилась в нерешительности. Белые цветы… Мама не выносит белых цветов…
— Что-нибудь не так?
Лена пожала плечами и уже собралась идти. Он опять попытался задержать ее, протянул руку…
— Нет!
Лена вздрогнула и обернулась. У арки, ведущей во двор с улицы, стояла Ольга Васильевна. Лицо у нее было белым, глаза казались черными от расширенных зрачков.
— Нет!
Но смотрела она не на Лену, а на Лениного спутника. Лена перевела взгляд с матери на Магницкого. Он тоже побелел. По его лицу будто прошел нервный тик, губы дрожали. Он метнулся в сторону арки:
— Оля!
Неужели это кричал Магницкий — так тонко и пронзительно? Ольга Васильевна вытянула вперед руку, будто хотела защититься, и так с вытянутой рукой упала на землю. Ленино оцепенение прошло, она выронила цветы и бросилась к матери, не понимая, что произошло, чем вызван этот приступ.
Это не был обычный приступ — все оказалось гораздо хуже. Ольга Васильевна не потеряла сознания. Расширенными от ужаса глазами она смотрела на дочь, пыталась что-то сказать, но изо рта вырывался только хрип. Лена приподняла ей голову. Вдруг лицо Ольги Васильевны исказилось, на губах выступила пена. Тело забилось в страшных конвульсиях. Лена беспомощно озиралась по сторонам:
— «Скорую»! Вызовите «скорую»!
Дальше все происходило как в тумане. Приезд «скорой», молодой сердитый врач в белом халате, долгая поездка в «ниссане» вместе с Магницким вслед за «скорой» по улицам Москвы — все это смешалось и перепуталось в памяти. Пришла в себя Лена только в холодном вестибюле больницы. Она сидела на жестком казенном стуле. Магницкий мерил широкими шагами больничный вестибюль — от двери к двери. На Лену он не обращал внимания. «Зачем он здесь?» — недоуменно подумала она. И вдруг вспомнила: он же крикнул «Оля»! Он знает, как зовут ее мать? Они что, знакомы? Но мама ничего никогда о нем не говорила, даже фамилии его не упоминала. Как странно…
Почувствовав взгляд Лены, Магницкий остановился перед ней. Сейчас он был совершенно непохож на себя — такого, каким он был всего два часа назад. Лицо осунулось и постарело, плечи сгорбились.
— Вы знакомы с моей мамой? — Лена сама не узнала своего голоса. — Зачем вы здесь?
— Как фамилия твоего дедушки? Маминого отца? — вместо ответа спросил Магницкий. — Александров? Да?
— Да…
— Он был профессором в университете?
— Кажется, да. Мама не любит об этом говорить.
— Тебе восемнадцать… Как твое отчество?
— Григорьевна. — Лена ничего не понимала. — Елена Григорьевна Трофимова.
— Ты помнишь своего отца? Кто он? Как его звали?
— Григорий Маркович. Он умер почти десять лет назад, от инфаркта. — Лену начинал раздражать этот допрос. — Почему вы спрашиваете?
— Когда твоя мама вышла за него замуж? В каком году? — Магницкий пропустил Ленин вопрос мимо ушей.
— Можно посчитать… Мне тогда было четыре года. Он был намного старше мамы…
Магницкий побледнел еще больше:
— Так он тебе не родной отец?
— Нет. Но я всегда звала его папой. Он меня удочерил.
— А родной? — У Магницкого от напряжения на лбу выступили капельки пота, губы побелели. — Он кто?
Лена пожала плечами:
— Не знаю.
— Что значит «не знаю»? — Магницкий почти кричал на нее. — Как это «не знаю»?
— Не знаю, и все. Мама говорила, что он ушел, когда я была совсем маленькая, и с тех пор нашей судьбой не интересовался.
— У тебя фамилия отца?
— Нет, отчима. Я же говорила — он меня удочерил. Да что вы все спрашиваете?
— Тебе восемнадцать… — Голос Магницкого упал до шепота.
— Восемнадцать.
— Когда ты родилась, в июле?
— В августе.
— В августе… Да, могло быть и в августе. Какого числа?
— Двенадцатого.
Лена и сама не понимала, почему покорно отвечает на его вопросы.
В вестибюль вышел врач. Лена кинулась к нему:
— Ну что?
— Шоковое состояние удалось снять. Но нет никакой уверенности, что она скоро придет в себя. Надо подождать до завтра, потом провести обследование и строить какие-то прогнозы. Пока — ничего.
Лена умоляюще посмотрела на врача:
— Мне можно ее увидеть?
— Нет. Она в боксе.
— А… завтра?
— Не знаю. Завтра ее осмотрит лечащий врач, с ним и поговорите.
Лена, понуро опустив плечи, пошла к выходу. Магницкий нагнал ее уже во дворе больницы:
— Садись, я отвезу тебя домой.
По дороге он совсем не обращал внимания на свою спутницу — мысли его витали где-то далеко. Да и Лене было не до Магницкого.
Он высадил ее у подъезда и сразу уехал. Возле арки на земле валялись помятые белые лилии.