Эпилог

Ольга сидела на широкой веранде загородного дома и задумчиво курила. Со второго этажа ей было видно, как во дворе играют с надувным автомобилем дети. Мишель вот-вот должен был вернуться из теннисного клуба — своего увлечения он не бросил.

Она торопливо обдумывала, чем будет заниматься завтра: с утра ей предстояло посещение салона, потом урок старинного танца (это была вторая после школы верховой езды причуда Мишеля — обучить Ольгу танцам), потом три часа в университете (Ольга преподавала там практику русского языка), а затем уже — обед дома или в городе, но обязательно вместе с Мишелем. Это у них стало традицией — встречаться за обедом, какие бы дела ни ждали каждого из них.

Ольга и Мишель поженились в тот же год, когда восторженная тетушка Жаклин вручила Ольге бриллиантовый гарнитур. Мадемуазель Надин оказалась права: Ольга не вернулась в Россию. Она дала себе слово, что теперь поедет туда только вместе с Мишелем.

Ее приняли в Сорбонну, и через три года она ее закончила. Мишель после окончания Политехнической школы устроился работать в японскую фирму, выпускающую бытовую технику. Вскоре у них с Ольгой одна за другой родились дети — три девочки с разницей в два года.

Ольга оказалась прекрасной матерью — ей было легко рожать, легко кормить и нянчить детей. «Ты рожаешь, как кошка, — шутила Эдит, которую у Ольги даже в мыслях не получалось называть свекровью. — На редкость сильная конституция — и это при такой-то худобе…» Ольга в ответ только смеялась. Она собиралась даже завести четвертого — ей очень хотелось сына. Его она собиралась назвать в честь своего отца Николаем.

Всех троих дочерей им «рассчитали» по специальной методике — они старались угодить старушке Жаклин, чтобы снова разделить заветный гарнитур на три части (кстати сказать, тетушка не забывала их и всегда под Рождество засыпала подарками). Мишель настоял, чтобы хотя бы одна из дочерей носила исконно русское имя. Старшую назвали Мадлен — в честь далекой французской родственницы, среднюю — Вера, а младшую Ольга назвала Надин.

Милая мадемуазель Надин… Ольга часто и с удовольствием вспоминала, как в один прекрасный день после длительной переписки Надин все-таки приехала к ней в Париж и имела счастье полюбоваться на свою маленькую тезку. Сама она жила теперь в Америке и была очень довольна своей жизнью. Ее сын — ученый-физик — получил выгодный контракт, и Надин переехала жить к нему. Воспитывала внуков, преподавала русский и французский. Почти с детским восторгом рассказывала Ольге, что живет с семьей сына в двухэтажном особняке и каждый день купается во дворе в собственном бассейне… Она почти не изменилась, только теперь постоянно красила волосы, причем в самые яркие цвета.

Ольгу она нашла похорошевшей и нисколько не испорченной материнством. «Была мадонна — и осталась мадонна, — похвалила ее она. — Да еще и дочкам породу передала…»

Что и говорить, девочки у Ольги получились все как на подбор хорошенькие, хотя и совершенно разные. Мадлен была похожа на папу — черненькая и зеленоглазая. Вера унаследовала черты и темперамент французского дедушки Жюльена — шустрая, светленькая и с хитрыми голубыми глазами. А младшая — ей исполнилось всего полтора года — была похожа на Ольгу. Вернее, черты лица у нее были еще детские и поэтому нечеткие, но зато глаза — огромные и черные — уже в младенчестве вспыхивали тем самым неукротимым огнем, что и у матери. «Эта будет такая же, — сказала про нее мадемуазель Надин, — в тихом омуте…»

В первый же день ее приезда был устроен «вечер воспоминаний». Ольга с жадностью расспрашивала мадемуазель Надин о сокурсниках — Савельеве, Натали, Леночке — Хлеб Профессии…

— Ну что? Васенька, как перевелся в Питер — так и пропал… Наталья, я слышала, устроилась в Москве. Вышла замуж за какого-то старичка. Работает в большой гостинице, детей у нее нет. Лена Завозина осталась работать на кафедре. Студенты так и зовут ее — Хлеб Профессии, — улыбнулась Надин.

— А еще про кого-нибудь знаете? — жадно спрашивала Ольга, которая, хоть и не хотела себе признаваться, но все же скучала по тем людям и особенно по тому времени.

— Ну про кого тебе… декан наш на пенсию ушел, теперь Бологов главный. Кстати, они все-таки поженились.

— С Еленой? — Ольга впервые почувствовала, что испытывает наслаждение от перемывания косточек другим.

— Угу… И она, говорят, теперь ему с кем-то изменяет.

— Ну, это неудивительно… А вы… А вы случайно Мишу Левина не знаете? — неожиданно для самой себя вдруг спросила Ольга. — У него еще отец на химбиофаке работал.

— Нет, не знаю… Такого не знаю… — ответила Надин, и Ольга почувствовала, как где-то в глубине ее души шевельнулась тоска. Как он там? Что с ним? За эти долгие годы она уже давно успела его простить, и теперь он стал просто частичкой мира, по которому она скучала.

— А как там наш Ильич? — спросила она. — Все так же собирает со студентов милостыню?

Надин сначала не поняла, а потом расхохоталась.

— Снесли нашего Ильича. Теперь фонтан там — но в него студенты тоже деньги бросают…

Тогда они проговорили с любимой учительницей до четырех утра. Мишель оставил их вдвоем и ушел спать. Но потом мадемуазель Надин уехала, и Ольга снова влилась в мерный поток парижской жизни. О жизни в России она узнавала из газет и редких писем, которыми они обменивались с матерью. И лишь иногда ее мучили грезы и приступы ностальгии по родине. В этих грезах мама была молодая и держала за руку папу, а Капуля красила губы вишневой помадой и, взяв корзинку, уходила на рынок…

Ольга взглянула на изящные часики на руке, затушила сигарету о мраморную пепельницу и зашла в дом, чтобы разыскать бонну — великовозрастную «мадемуазель» Марину — и попросить ее не укладывать детей слишком рано. Вечер выдался такой чудесный и теплый — жалко было прерывать их увлеченную игру. Бонну, разумеется, выписали из России — Ольга хотела, чтобы дети свободно владели и французским, и русским. Перед тем как поступить к ним на службу, мадемуазель Марина обучалась на каких-то специальных курсах по английской методике — и поэтому придерживалась строгих правил в воспитании. Ее стараниями бедные девчушки оказывались в постелях не позже десяти часов. Невзирая ни на погоду, ни на расположение духа. «Наша Мэри Поппинс» — называл бонну Мишель.

Судя по тому, что мадемуазель Марины не было ни на втором, ни на первом этаже, она уже вышла во двор, чтобы вершить там свой неумолимый суд.

Ольга толкнула стеклянную дверь особняка и шагнула на крыльцо. Вдруг вдалеке, в самом конце березовой аллеи, возле резных решетчатых ворот, она увидела две незнакомые фигуры. Нерешительно оглядываясь по сторонам, парочка шла по направлению к дому. Ольга пригляделась: это были незнакомые мужчина и женщина, оба небольшого роста, худенькие. «Кто бы это мог быть? — удивленно подумала она. — Вроде, мы с Мишелем никого на вечер не приглашали…» Даже когда загадочные гости подошли уже к самому дому, Ольга все равно не смогла понять, кто они такие. Зато они ее, кажется, узнали. Оба заулыбались увидев ее остолбеневшую фигуру в джинсовом комбинезоне на верхней ступеньке крыльца.

— Эй, Коломиец! — окликнул ее мужчина, и голос его показался Ольге до боли знакомым.

— Это же мы, Оля! — звонко поддержала его женщина. Ее звонкий, высокий голос Ольга уже не могла спутать ни с каким другим…

— Боже мой! Вася! Оксана! Откуда вы здесь?!

Если они стремились удивить ее чуть не до потери сознания, то фокус удался им сполна. Вот уж кого Ольга не ожидала увидеть в своем французском дворике — так это Савельева с Оксаной. Связь между ними была уже давно потеряна: она не знала их ленинградского (теперь уже питерского) адреса, а они не знали ее парижского. Фактически они не виделись десять лет!

— Разрешите представить: знаменитая русская кутюрье — или как надо, кутюрья? — Оксана Савельева, Россия! — торжественно и почти серьезно объявил Василий.

— Ты шутишь! — воскликнула Ольга, которая настолько растерялась, что даже забыла пригласить гостей в дом.

— Самое смешное, что я не шучу.

Ольга во все глаза смотрела на них. Какие же они стали другие! Василий за десять лет успел посолиднеть и даже слегка облысеть. А Оксана из худенькой девочки-подростка превратилась в грациозную и утонченную женщину. А как она была одета!

— Господи, да что же мы тут на пороге-то стоим… — спохватилась Ольга. — Пойдемте скорее в дом, вы откуда едете?

— Да мы, собственно, никуда не едем, — сказал Василий, осматриваясь в большом, увешанном картинами холле.

— Мы уже месяц как никуда не едем, — пояснила Оксана. — Живем здесь, недалеко от Латинского квартала.

— Вот здорово! — Ольга готова была прыгать от радости. Мало кого она хотела бы увидеть из тех, кого любила в России, — но Савельев с Оксаной как раз входили в их число. — Подождите, я сейчас распоряжусь насчет ужина, — сказала она, удаляясь на кухню.

Василий и Оксана переглянулись и захохотали. Привычная для Ольги фраза прозвучала как театральная реплика.

— Чего вы смеетесь? — смутилась Ольга, обернувшись через плечо и распахнув свои черные глаза.

— Ты очень органична! — сказала Оксана. — Как будто всю жизнь здесь прожила. Трудно представить, что когда-то мы вместе пили чай на тесной кухоньке с вафельным тортом с романтическим названием «Полярный»…

— Ну перестаньте…

У Ольги защемило сердце от воспоминаний. Бабушкина квартира очень часто являлась ей во сне. Ей снился даже ее запах…

Через пятнадцать минут они всей компанией сидели в столовой и поглощали произведения французской кухни «от месье Жоржа» — так звали повара, которого Мишель нанял, чтобы Ольга «не думала о бренном». Он считал, что женщина, погрязшая в мелких хозяйственных заботах, теряет одно из лучших своих качеств — беспечность. «Если умную женщину освободить от всего этого, она не будет скучать, — говорил он. — Просто заполнит свою жизнь игрой и праздником — как делают дети…» Повар Жорж прекрасно справлялся со своими обязанностями: на ужин были поданы фруктовые и овощные салаты, холодное мясо со специями, рыба, запеченная в вине, и само вино в прозрачных бокалах из чешского стекла.

— Как же вы меня нашли? — спрашивала Ольга.

— Должен признаться, это было непросто, — отвечал Василий. — Сначала я попытался действовать через всякие бюро справок. Но потом решил пойти в университет, на французскую кафедру. И вот я здесь, перед вами… — Василий отложил вилку и церемонно раскланялся.

Оксана улыбнулась краешком рта.

— А вы так с тех пор и не расстаетесь? — спросила Ольга, оглядев обоих.

При этих словах Василий слегка потупил взгляд и посмотрел на Оксану.

— Ну как тебе сказать… Был момент… но потом кое-кто опомнился — не будем называть его имени. Короче, тяжелый случай звездной болезни.

— Да-а… — протянула Ольга, — неужели это действительно стало возможно — пробиться на рынок модной одежды?

— Конечно, все произошло не вдруг… — со вздохом сказала Оксана, словно воскрешая в памяти пройденный нелегкий путь.

— Это просто Оксанка у меня упрямая, — с довольным видом объяснил Василий. — Другая бы давно отчаялась. Из Мухинки выгнали — научный коммунизм не сдала…

— Ты все-таки поступила в Мухинку?

— Еще бы — чтобы эта, да не поступила! — ответил за Оксану Василий, и та сердито взглянула на него своими раскосыми глазами. Этот взгляд выдавал какую-то давнюю супружескую обиду — так показалось Ольге. А может, Оксану просто раздражало, что Василий все время перебивает. «Непростой у нее характер, — подумала Ольга, — но сильный».

— Как раз когда меня выгнали, начинались все эти кооперативы, фирмы полезли, как грибы… Ну, я решила сделать салон. Сперва пришлось даже кредит брать под залог недвижимости. У меня дом есть в деревне на Волге — в наследство достался… Вот им и рисковала. Но ничего — закрутилось, пошло…

— Ты про первую коллекцию расскажи, с которой в Италию поехала… — нетерпеливо перебил ее Василий, и снова Оксана недовольно поджала губы.

— А что это была за коллекция? — спросила Ольга, чтобы поддержать Савельева.

— Авангард. Тогда все только начиналось в России… ну, я закупила на кожевенной фабрике обрезков практически за копейки, на птицеферме разжилась перьями, оптом накупила различных красителей, в ателье заказала фурнитуру. Коллекция обошлась мне почти даром. Но вещи были такие, что меня взяли на конкурс. Василь, ты не захватил альбом?

— Нет, только последние журналы… Принести сейчас? — он уже начал вставать со стула.

— Да нет же, сиди. Посмотрим после ужина, — остановила его Оксана.

После ужина они решили подняться на веранду и выпить кофе. Вечер еще не опустился — только легкий сумрак. Ольга смотрела французские журналы мод, в которых были и модели Оксаны. Это были стильные, совершенно не строгие вещи, от которых неуловимо веяло детством и… непослушанием. Ольга подумала, что такая одежда ужасно понравилась бы Мишелю. И Эдит…

Вскоре явился Мишель, и они продолжили вечер — уже с вином. Ольга волновалась: понравятся ли они друг другу, найдут ли общий язык… Но все ее волнения были напрасны. Мишель, как всегда, сумел всех очаровать. Он без умолку болтал и расспрашивал Василия обо всем, что касалось их жизни в России, и даже о том, какой была Ольга, когда только поступила на первый курс. При этом вопросе Василий слегка покраснел, — видимо, он вспомнил то несчастное вступительное сочинение, которое из-за Ольги чуть не завалил…

Так они просидели до самого утра, а потом, вместо того чтобы отправиться спать, решили пойти в столовую и позавтракать. Мишель сам лично, чтобы не будить месье Жоржа, приготовил для всех свой любимый японский омлет.

— А у меня серьезное предложение, — объявил он, когда опухшая от вчерашних возлияний, но счастливая компания уплетала его кулинарное произведение. — Я предлагаю в ближайшее время собраться всем и махнуть в Россию, — и Мишель с торжествующим видом оглядел сидящих за столом.

— И отметить там десятилетний юбилей нашей свадьбы, — сказал Василий, переглянувшись с Оксаной.

— А заодно и нашей, — добавила Ольга.

— Тогда — ура? — тихо, но страстно проговорил Мишель.

— Ура-а-а! — закричали все, как дети, чем нимало удивили случайно проходившую мимо раскрытой двери мадемуазель Марину.

Как известно, где Париж — там и тайны, которые бередят кровь, словно терпкое вино…

Разве могла предположить Ольга — студентка из провинции, — что попадет в этот восхитительный, ни с чем не сравнимый мир? Но именно там, в городе всех влюбленных, Ольга испытывает упоительную, всепоглощающую страсть. Однако между безумно влюбленными в друг друга Ольгой и Мишелем стоит множество преград на пути к счастью. Девушка возвращается на родину. Но незримые нити продолжают связывать ее с Мишелем. Преодолев немыслимые препятствия, Ольга устремляется навстречу Парижу, навстречу любви…