2
До Булонского леса они решили добраться на метро. Ольга до сих пор не решалась спуститься туда, может быть, потому, что до встречи с Мишелем ездила по городу одна. Кроме того, по рассказам она знала, что там не особенно интересно. Раньше ей приходилось бывать только в Московском метро, где почти каждая станция выглядела, как дворец падишаха. Они спустились в недра станции Лувр и тут же сели в поезд. Ольга по привычке открыла уже изрядно помятую схемку.
— Не надо, я тебе и так все скажу. Сначала будет Пале-Рояль, потом Тюильри, потом Конкорд, потом Елисейские поля…
— Елисейские поля? Жалко, что мы проедем их под землей! Я так хотела походить по ним.
— Клятвенно обещаю, что ты походишь по ним и, возможно, еще не раз. На самом деле, это довольно мрачное местечко…
— Почему мрачное?
— Да была там одна неприятная история, правда, еще во времена Наполеона.
— Какая история?
— Представляешь, тридцать восемь ножевых ран!
— У кого?
— У одного господина. Его звали Лебон. Так вот, он предлагал освещать темные улицы Парижа газовыми рожками. Словом, пытался стать родоначальником современной иллюминации. А все поднимали его на смех…
— Ну и при чем тут Елисейские поля?
— А именно там его нашли. В кустах. Его зарезали ночью, и никто ничего не видел. «Люди! — словно кричала его страшная смерть. — Зажигайте по ночам газовые фонари!», — Мишель скорчил страшную рожу и растопырил пальцы, как когти. — Ну что, теперь ты не жалеешь, что мы проедем Елисейские поля под землей?
— Откуда только ты берешь эти кровавые истории? — шутливо нахмурилась Ольга. — И где, кстати, похоронен тот Лебон, может быть, его душа обитает теперь в тоннелях метро?
— Нет, у тебя определенно повышенный интерес к привидениям… — сказал Мишель. — Придется мне ограничить свои экскурсы в историю машинками для изготовления лапши и кофемолками.
— Кстати, у моей бабушки была старинная ручная кофемолка, — вспомнила Ольга. — Такая тяжелая, металлическая, надежная — как монумент. Ручка в форме змеиной головы…
— А куда она делась потом?
— Она и сейчас лежит в буфете на кухне, — вздохнула Ольга.
— Тогда почему же ты говоришь — была? — спросил Мишель.
— Это бабушка — была… — сказала Ольга и отвернулась.
Наверное, не стоило говорить с ним о таких вещах, но у Ольги просто сорвалось с языка. Теперь она жалела об этом. «Он такой светлый, веселый, наверное, я рядом с ним смотрюсь как черная монахиня», — думала Ольга. Но изображать веселость она не умела. Она привыкла быть естественной и тогда, когда ей было грустно, и тогда, когда весело.
Они вышли из метро, Мишель спросил ее:
— Чего бы тебе больше хотелось — прогуляться верхом на лошадях или покататься на лодке по озеру?
— Наверное, лучше на лодке, — ответила Ольга, которая каталась верхом всего один раз в жизни и при этом умудрилась упасть с лошади.
До озера они добирались на маленьком трамвайчике с белыми вагонами — вроде того, что Ольга видела на Монмартре. На лодочной станции им пришлось постоять в очереди, но, наконец, их ожидание было вознаграждено, они сели в лодку, оттолкнулись от причала и поплыли. Только сейчас Ольга рассмотрела Булонский лес. Он был действительно лесом, а не парком, как объясняли им на занятиях. Здесь не было ни стриженых газонов, ни посыпанных гравием дорожек — только растущие в естественном беспорядке деревья и кустарники.
Они плыли, плыли… В синей воде отражались пушистые кроны платанов и лип, растущие вдоль берегов кувшинки и осока. Мишель ленивыми, но сильными движениями вел лодку вперед. Ольга полулежала на носу, откинув голову и подставив лицо солнечным лучам. Ей не хотелось ничего говорить, ни о чем думать. Мишель словно чувствовал это и тоже молчал. Солнечный свет проникал, казалось, даже сквозь закрытые веки Ольги. Воображение рисовало синие витражи прожилок, сверкающие радужные круги и блики. В ушах звучал мерный плеск воды. Потом и он прекратился. Теперь они плыли, плыли, куда гнал их легкий ветерок. Ольга уже перестала ощущать зыбкую грань между бодрствованием и сном. Ей было удивительно хорошо.
И вдруг она почувствовала легкое, почти воздушное прикосновение к своей щеке. Сначала она подумала, что это ветер тронул ее волосы, и они ее щекочут. Она отвела их рукой, но через несколько секунд прикосновение повторилось. Теперь оно было сильнее и переместилось к уголку губ. Ольга ощутила, как по позвоночнику пробежала стайка мурашек, и слегка поежилась. Она все еще была в полудреме, и когда к губам ее нежно и властно прильнули другие губы, она не смогла сразу различить, сон это или явь. Только когда жаркий поцелуй овладел ею полностью и безраздельно, она открыла глаза. Перед ней близко-близко были зеленые сияющие глаза Мишеля. Ольга моргнула и коснулась ресницами его век. Она целовалась с ним! И это было ей приятно. Руки Мишеля ласково поглаживали ее шею и перебирали волосы. Ольга не помнила, сколько длилась эта сладкая истома. Когда губы их разомкнулись, она увидела, что их лодку отнесло в тень ближе к берегу. Почему-то она не решалась посмотреть Мишелю в глаза. Это она-то!
— Какие у тебя красивые ресницы, — прошептал Мишель так тихо, что его шепот не нарушил предвечерней тишины, — и губы…
Ольга кожей ощущала его по-мальчишески жадный взгляд, который, обойдя лицо, спускался все ниже — к груди, потом к животу. На Ольге была желтая вязаная кофточка-топик на мелких пуговках и узкие бриджи цвета хаки. Кофточку связала ей Капуля из ниток с романтическим названием «ирис». В этой одежде было легко представить Ольгу без ничего — настолько плотно она ее облегала.
Бережно, как детский врач, Мишель стал расстегивать одну за другой мелкие желтые пуговицы. Затем ладонь его накрыла маленькую нежную грудь. Ольге показалось, что в этот момент он с облегчением вздохнул, как человек, которого долго держали без воздуха. Затем он снова зашептал:
— Давай поплывем туда… — губы его шевелились рядом с губами Ольги. — Я покажу тебе, как растет лаванда… У вас в лесу есть лаванда?
— Нет… — почти беззвучно ответила Ольга.
— Ну вот видишь… — его губы снова прикоснулись к ее губам, но теперь их прикосновения были короткими и прожигающими ее до самого нутра.
Ольга почувствовала, как внизу у нее все сладко сжалось. Руки сами собой потянулись к Мишелю и сомкнулись кольцом на его шее.
— Олья… — прошептал он, отрываясь от ее губ. — Оля… Оля-ля… — он решительно разомкнул ее руки, вскочил и бросился к веслам.
Он греб, как сумасшедший, поднимая тучи брызг и окатывая ими разомлевшую Ольгу. Она тоже поднялась и села, безуспешно пытаясь осознать, что же происходит. Мишель прямо в одежде спрыгнул в воду, подтянул лодку к берегу, потом перенес на руках Ольгу и поставил ее в траву. Лодку он привязал к прибрежному дереву и посмотрел на часы.
— Бежим!
— Куда? — спросила Ольга, увлекаемая Мишелем куда-то в чащу.
— Как куда? За лавандой!
Они все больше углублялись в лес, пока не выбежали на небольшую полянку, заросшую голубыми цветами.
— Это и есть лаванда? — спросила Ольга и присела на корточки, чтобы получше ее рассмотреть.
Мишель встал на четвереньки, опустил лицо прямо в траву и глубоко вдохнул. Лицо его вдруг исказила гримаса, он принялся хватать ртом воздух, глаза закатились, и, в конце концов, тело его безвольно рухнуло набок.
— Мишель! — встрепенулась Ольга. — Мишель, что с тобой? — она бросилась к его лежащему в траве телу, повернула к себе его лицо и похлопала по щекам.
Мишель не шевелился. Тогда она осторожно уложила его на спину. Торопливо потрогала рукой лоб. Затем схватила запястье руки и сосчитала пульс. Пульс показался ей учащенным.
— Мишель! — снова окликнула она.
Ресницы его слегка вздрогнули. Тогда Ольга наклонилась над ним и попыталась потрогать его лоб губами, так всегда делала ее мама, когда хотела проверить, не поднялась ли у Ольги температура. И вдруг Ольга почувствовала, что ее крепко обхватили горячие руки… Не успела она ничего понять, как внезапно оживший Мишель впился в ее губы глубоким, сметающим все преграды поцелуем. Они были совершенно одни. Ольга вдруг поняла, что ждала этого момента с самой первой их встречи, только не хотела себе в этом признаться.
Мишель, не отрываясь от ее губ, расстегивал пуговицы на бриджах. Затем жалобно скрипнула молния на его голубых джинсах. Он обхватил Ольгу за плечи и вместе с ней приподнялся.
— Ты не боишься злых насекомых? — спросил он, заглянув ей в глаза. В его взгляде было нескрываемое нетерпение.
— Не боюсь, — ответила Ольга.
— Ну тогда раздевайся.
Ольга вспомнила, что «начальник всегда прав», и невольно улыбнулась. Кажется, она готова сделать все, о чем бы он ее ни попросил.
Мишель быстрыми пальцами расстегнул свободную рубашку (она была тоже модного цвета хаки и необыкновенно шла к его глазам), а затем стянул джинсы. Под джинсами оказались черные с лиловой полосой плавки. Ольга тоже быстро сбросила с себя одежду. Через секунду они уже стояли друг перед другом — нагие и первозданные, как Адам и Ева. Ольга боялась смотреть на него ниже пояса, хотя глаза ее так и манило туда, словно магнитом. В первый месяц их близости с Левиным (теперь Ольга называла его про себя только так) она ужасно стеснялась смотреть на то, что так сладко проникало внутрь ее тела и доставляло ей столько наслаждения. Потом Левин постепенно приучил ее к этому. Ольга помнила первый раз, когда она с изумлением и любопытством рассмотрела это создание природы и даже решилась потрогать его руками… Но сейчас ею овладела скованность — все-таки она не была еще зрелой женщиной. Она заметила только, что кожа у Мишеля гладкая и тоже смуглая, как у ее прежнего любовника. Поймав себя на этой мысли, Ольга поморщилась — неужели она теперь так и будет их сравнивать?
Мишель понял ее гримасу по-своему.
— Ты что, боишься, глупая? Если у тебя опасный день, то ты просто скажи, для меня это не проблема…
К счастью, у Ольги был безопасный день. Но ее искренне тронула его забота.
— Не беспокойся за меня, я все знаю, — сказала она и слегка поежилась от налетевшего ветерка.
Соски ее тут же напряглись и затвердели.
Мишель расстелил на траве свою широкую рубашку и джинсы. Затем он подошел к Ольге вплотную, осторожно взял ее на руки и отнес на это импровизированное ложе. Он старался не показывать своего нетерпения, но по его учащенному дыханию Ольга чувствовала, что внутри у него все уже кипит. Пока он нес ее, она ощущала ягодицами его горячий, плотно прижатый к животу фаллос…
Но когда они легли на траву, с Ольгой произошло что-то странное. Сама не зная почему, она почувствовала внутри какой-то невидимый барьер, мешающий ей подниматься на пик страсти. Как будто кто-то строго сказал ей: «Не смей». И она не могла его ослушаться. Желание ее лопнуло, как детский шарик.
Она не дала Мишелю долго ласкать себя. Видя, что он буквально сгорает от желания, она сама направила его оружие в ножны. Мишель попытался сопротивляться такой несправедливости, но это было выше его сил. Их близость длилась всего несколько минут. Ольга не узнавала сама себя. С Мишелем, тем, прежним, Мишелем, она была совсем другой. Страстной, смелой и безудержной. Они оба оглашали стонами их керосиновое жилище. А может быть… Ольга открыла глаза и увидела перед собой синее небо, обрамленное зеленой листвой. Может быть, все дело в керосине? Она давно уже заметила, что, стоило ей войти в их убогое пристанище и вдохнуть этот запах, как в ней тут же загорается любовный огонь… Она посмотрела на Мишеля Клемента, который с улыбкой на больших губах лежал у нее на плече. По его сильной и мускулистой руке полз маленький муравей. Ольга осторожно смахнула его, Мишель шевельнулся, и его длинные волосы щекотнули ей грудь. Бедный Мишель! Он тоже стонал во время их короткой любви. Стонал и кусал губы. Но вожделение было таким сильным, что он уже не мог сдержаться. Ольга погладила его по волосам. Зеленые глаза открылись, и Ольга увидела в них отражение неба.
— Прости, что я так бессовестно тебя бросил… — сказал Мишель. Его рука нежно скользнула по Ольгиной груди, потом по животу и, наконец, замерла на холмике черных волос. — Сейчас я немного восстановлю силы и тогда уж точно не останусь у тебя в долгу.
Ждать этого момента пришлось недолго. Ольга не успела опомниться, как пылкий француз снова оказался между ее ног с явным намерением вернуть долг. Он старался, как мог, но Ольга так и не смогла приблизиться к оргазму, ее словно что-то удерживало. Один раз у нее даже вырвался возглас «Мишель!», но она вдруг поняла, что зовет вовсе не этого Мишеля, а другого — того, что так прочно засел в ее памяти. Ольгу охватило отчаяние: она поняла, что не может кончить. Мишель уже часто и надрывно дышал — его апогей был близок, но Ольга оставалась почти безучастной. Он попытался подобраться к ее лону и поцеловать ее там, но Ольга застеснялась и не дала ему это сделать.
— Не жди меня! — умоляюще сказала она. — Со мной что-то не так. Я сама не знаю…
Все повторилось, как и в первый раз. Некоторое время оба лежали, не в силах вымолвить ни слова. Потом Ольга вдруг встрепенулась и вскочила на ноги.
— Скорее! — воскликнула она. — Во-первых, мы должны вернуть лодку, а во-вторых, я могу опоздать в общежитие. Тогда меня вообще перестанут отпускать одну!
Через полчаса они уже сидели в такси, которое мчало их к парку Монсури. Мишель ласково, но теперь уже совсем по-хозяйски обнимал Ольгу за плечи. Голова ее лежала у него на плече.
— Надеюсь, ты понимаешь, что теперь это уже вопрос чести. Я обязан вернуть долг. Я хочу, чтобы ты стонала и плакала в моих объятиях, слышишь? Чтобы просила меня — еще, еще, еще… — весь этот страстный монолог Мишель нашептывал Ольге в ухо так, чтобы не слышал водитель.
От его шепота у Ольги по спине бегали мурашки.
— Послушай, — так же тихо отозвалась она, — я боюсь, что дело не в тебе. Просто у меня не получается.
— У тебя никогда раньше это не получалось?
Ольга отвернулась к окну. Она стеснялась таких разговоров. «А для него все так просто и естественно, — думала она. — Может быть, так и надо?» Они переезжали Сену, красную от заходящего солнца. Ольга не знала, что ему отвечать. Можно было соврать, сказав, что она вообще фригидна. Но Ольга не любила врать.
— Получалось, — ответила она коротко.
— Ну вот, видишь. И со мной тоже получится. Просто люди не сразу подлаживаются друг к другу… — он сжал крепче ее плечи.
Почему-то Ольге стало невыносимо жаль себя. В памяти разом всплыли все напасти и беды, которые пришлось ей испытать перед поездкой. Но разве нужно Мишелю обо всем этом знать? С другой стороны, обманывать его она тоже не могла. Что ни говори, а этого он не заслужил. Может быть, сказать ему про керосин? Наверное, он поднимет ее на смех…
Они подъехали к ограде парка, Мишель расплатился с таксистом. У них оставалось еще немного времени — в половине десятого Ольга договорилась встретиться с Натали. Они перешли на другую сторону бульвара, туда, где было меньше шансов встретить кого-нибудь из Ольгиной группы. На углу лоточник продавал горячие сандвичи с ветчиной и кофе. С аппетитом они съели по две порции того и другого и побрели в глубь парка. Каждый был погружен в свои мысли. Вдруг Мишель остановился и развернул Ольгу к себе.
— Может, попробуем прямо сейчас? — спросил он, заглядывая ей в глаза.
— Ты все об этом?
— Да, я все об этом. И намерения мои вполне серьезны.
— Ты шутишь? Здесь же полно народу, — укорила его Ольга.
Словно в подтверждение ее слов, с боковой дорожки к ним завернула худая, одетая во все серое старушка. Даже волосы у нее были серыми. Перед ней на длинном поводке довольно шустро ползла черепаха. Старушка величественно прошествовала мимо Мишеля с Ольгой, не удостоив их взглядом. Кажется, если бы они прямо здесь, на дорожке парка, занимались любовью, она бы не обратила на это никакого внимания.
— Насколько я знаю, это добрая примета… — сказал Мишель, провожая ее взглядом.
— Что именно?
— Как что? Встретить старушку, ведущую на поводке черепаху, — в глазах его блестели знакомые веселые искорки, — это предвещает победы на любовном фронте.
— Послушай, — Ольга попробовала увести разговор в сторону, — мы же так и не знаем, где находится этот… этот Сен-Леонар.
— Вот уж это не проблема. Завтра, пока ты будешь на занятиях, я изучу карту и найду все имеющиеся по ней Сен-Леонары. Думаю, их там наберется на хорошее турне по Франции. Возьмем в прокате машину — и вперед. И учти: дорога наша будет лежать непременно через лес.
— Ну вот, опять ты… Мишель! — Ольга хотела на него рассердиться, но не смогла.
— Нет уж, я не отстану от тебя, пока ты мне не скажешь все. У тебя есть кто-то другой? Там, в России? Только это может заставить красивую здоровую девушку так нервничать.
— Нет, не только это.
— А что еще?
— Керосин.
Тут пришла очередь удивляться Мишелю.
— Керосин?!
И Ольга рассказала ему про того, первого, Мишеля. Рассказала все, не умолчав даже про вызов в КГБ. Потом она рассказала ему про неофашистов, про больницу, про бабушку Капитолину… Ее словно прорвало. Уже давно пора было идти к лавочке, на которой ждала ее Натали, но Ольга все говорила и говорила, пока не заплакала…