Лиза заново осваивала компьютер. Николай поставил ей специальную программу, помогающую научиться печатать вслепую. Целую неделю Лиза просидела перед экраном, пытаясь угнаться за разноцветными буковками, носящимися по монитору. В какой-то момент у нее все начало получаться.

— Ну, я готова, — объявила Лиза Петру Николаевичу, когда он зашел справиться о ее успехах.

Компьютер занимал почетное место в кабинете князя. Лиза перенесла сюда из комнаты Петра Николаевича ворох старых, пожелтевших и истрепанных на сгибах писем и фотографий.

В первые дни работы с Петром Николаевичем она следила лишь за тем, чтобы успеть за его голосом и не делать ошибок. Но постепенно она стала печатать машинально, воспоминания старого князя все больше увлекали ее. Лиза погрузилась в мир некогда существовавшей цивилизации, во времена, когда честь мундира и благо Отечества ценились дороже жизни, она кружилась на балах и следовала за любимым мужем в ссылку. Князь считал, что отдельное место в мемуарах должно быть отведено истории знакомства и любви его родителей.

«Мой отец, князь Николай Меньшиков, — печатала Лиза, — познакомился с моей матерью на благотворительном балу, который давал вице-губернатор Петербурга в пользу крестьян нескольких губерний, пострадавших от неурожая. Моя мать, Анна Сергеевна, в девичестве Воронова, была родом из обедневших псковских дворян. Ее родителям стоило огромных усилий вывезти молоденькую девушку в столицу, где ее приняла в свой дом воспитанницей дальняя родственница, пожилая дама, бывшая фрейлина покойной императрицы. Теперь дряхлеющая барыня оказалась не у дел и была предоставлена самой себе, старческим страхам и болезням. Зачастую она срывала зло на молодой девушке, которая кротко сносила все обиды, терпела несносный характер старухи и не позволяла себе плакать над горькой долей.

На благотворительном балу юная Аня оказалась случайно. Старуху пригласили скорее из жалости, чем из желания видеть ее. Старая, растерявшая зубы, нещадно накрашенная, она вряд ли могла быть украшением света. Расцветшая красота юной воспитанницы еще более портила характер старухи. Она даже на бал вывезла ее чуть ли не в будничном наряде.

На балу, среди сверкающих драгоценностями столичных красавиц в воздушных, изысканных туалетах, Аня в своем скромном платье держалась естественно и с большим достоинством. Расчет ее благодетельницы на то, что девушка, никем не замеченная, просидит весь вечер возле нее, не оправдался. Анна была необычайно красива. Ее черные как смоль волосы оттеняли удивительно белую кожу лица, на котором в обрамлении густых ресниц светились умом и добротой яркие голубые глаза.

Неудивительно, что на балу к ней выстроилась целая очередь блестящих молодых людей, желающих ангажировать девушку на танец. На своем первом балу Аня пользовалась головокружительным успехом. Она разрумянилась от танцев и успеха и была весела. Самым настойчивым в своем желании танцевать с юной красавицей был мой отец, князь Николай Меньшиков. Он был старше ее на десять лет, служил в министерстве иностранных дел и считался человеком, сделавшим блестящую карьеру. В те дни он ожидал назначения послом в одну из европейских стран. Дело оставалось за малым — князь должен был жениться. Лучшие невесты Петербурга с нетерпением ждали, на ком же он остановит свой выбор.

Каков же был шок высшего света, когда князь предпочел блестящим девушкам с богатым приданым никому не известную бедную провинциалку! Родители князя в ярости грозили ему отлучением от семьи. Отец Николая отправился с визитом к родственнице Ани и требовал, чтобы девушку немедленно отправили к родителям. На свет выплыли старые карточные долги, которые с незапамятных времен числились за старухой. К ней подсылали людей, грозивших ей тюрьмой на старости лег, если та не выдаст девушку замуж тотчас за первого встречного. Но неожиданно старуха приняла сторону Ани. Темным дождливым петербургским вечером она вызвала к себе молодого князя и все рассказала ему.

На следующий день князь Николай Меньшиков выплатил старый долг и официально просил Аниной руки. Девушка, глубоко переживавшая скандал в свете, со слезами на глазах дала свое согласие. Князь, всегда отличавшийся ровным характером и, казалось, абсолютно не способный на безумства, совершил то, чего от него никто не ждал. Он увез Аню в деревню, где тайком обвенчался с ней.

Мама много раз рассказывала мне эту историю, и я очень хорошо ее запомнил. В ту суровую зиму стояли лютые крещенские морозы. Они долго ехали куда-то сначала в карете, потом на санях, и князь заботливо укутывал Аню медвежьей полостью, подбитой изнутри алым шелком. С ними ехал друг моего отца, молодой Андрей Муравьев, расстрелянный потом красными в Крыму. Мама запомнила маленькую деревню, куда они приехали глубокой ночью, старую церковь с покосившейся колокольней.

Они зашли в дом священника, обычную деревенскую избу, где в сенях мычал теленок. Пожилой священник, поднятый с постели, долго кряхтел, облачаясь в ветхую церковную одежду.

Венчание прошло скромно, в полумраке церкви. Горело лишь несколько лампадок и свечи в руках жениха и невесты. Не было хора, пели только матушка и Андрей, не было гостей. Но Аня Воронова, ставшая теперь княгиней Меньшиковой, запомнила эту ночь навсегда. Когда она под руку с мужем вышла из церкви, на удивительно прозрачном морозном небе ярко горели тысячи звезд.

«Видишь, Аня, — сказал ей тогда князь, — нас благословляют звезды».

По их возвращении в Петербург старый князь был поставлен перед фактом женитьбы сына на бесприданнице. С ним случился припадок, он кричал, топал ногами, родные боялись, как бы старика не хватил удар. А потом старик полюбил невестку крепче, чем родную дочь Ольгу, которая увлеклась учением графа Толстого, перестала есть мясо и все рвалась поселиться в коммуне и работать в огороде…»