Глава 5
Склонившись над кухонным столом, Пьер Луиджи чертил на листе бумаги какие-то таинственные знаки, в которых разбирался он один. Работа совершенно поглотила его. Он ловко и уверенно орудовал линейками, циркулями, остро заточенными карандашами, оставлявшими на бумаге едва заметный след. Время от времени Пьер Луиджи что-то подсчитывал в толстой тетради в черной обложке с красным обрезом. Подвешенная над столом керосиновая лампа заливала кухню желтоватым светом.
Иньяцио Дуньяни оторвал взгляд от счетов и сочувственно взглянул на сына.
— Устал ты, наверное, возиться с этими закорючками, — спросил отец, посматривая поверх очков на сына.
— С закорючками? — переспросил молодой человек, не прекращая работу.
— А как это еще назвать? — усмехнулся Иньяцио.
— Это чертежи, папа, — заметил Пьер Луиджи, аккуратно вычерчивая линию.
— Для той развалины, что стоит во дворе? — презрительно поморщился отец.
Иньяцио намекал на военный грузовик «БЛ-18», купленный несколько месяцев назад по цене металлолома.
— Из развалины выйдет трактор, — ответил сын.
— Вечно ваши новые штучки, — проворчал Иньяцио, погружаясь в счета.
Впрочем, уж лучше пустая возня с чертежами, чем пьянки в остерии, драки и подозрительные дружки.
Анджело с недавних пор забыл дорогу в остерию и стал почти трезвенником, проводя вечера дома за чтением газет.
Анджело выглянул в окно. В ясном вечернем небе вспыхнули первые звезды, и в чистом воздухе, наполненном привычными деревенскими звуками, засверкали светлячки.
Распахнулась дверь, и в комнату ворвался Ивецио.
— За тобой что, бандиты гонятся? — возмутился отец.
— Нет, — раздраженно ответил Ивецио. — А Роза вернулась?
Последнее время Ивецио был какой-то взвинченный, ел плохо, слушал вполуха, работал в поле кое-как и ночами не спал.
— Ваша сестрица пока не возвращалась, — ответил Иньяцио.
Он только заметил, что дочери нет дома. Анджело сложил газету, а бабушка, ворочавшая кочергой в очаге, подняла на сына и внуков усталые глаза.
— Не мешайте ей, пусть живет, — пробормотала старуха, откладывая кочергу и принимаясь за четки.
Но никто не прислушался к словам бабушки.
— Куда она ушла? — спросил Анджело.
— Тяжело-то как, тяжело… — жалобно вздохнула бабушка у очага.
— Что с вами, мама? — спросил Иньяцио.
— Прибрал бы меня Господь поскорей, — ответила старуха.
— Не надо, не говорите так, мама, — возразил сын.
— Куда она ушла? — повторил Анджело.
В глазах его сверкнуло бешенство.
— Роза ушла к Джанотти, — сказал отец.
Семья Джанотти, бедняки бедней некуда, проживала километрах в двух от «Фавориты». Роза ходила к ним ухаживать за больной малышкой. Сегодня она понесла ей мятный сироп и пакетик сахару.
— Может, стоит за ней съездить? — спросил встревоженный Анджело.
— Подождем минут пять, — предложил Ивецио. Он надеялся, что сестра с минуты на минуту появится.
Хотя во владениях Дуньяни было спокойно, мужчинам не нравилось, когда Роза одна возвращалась в сумерках. О разбойниках забыли уже лет пятьдесят назад, но попадались бродяги, грабившие прохожих и пристававшие к женщинам. О таких мерзавцах много рассказывали, но в окрестностях «Фавориты» много лет не случалось ничего подобного. А все-таки не пристало женщине одной возвращаться полями поздним вечером.
— Пять минут подождем, — согласился Анджело, но было ясно, что дольше он ждать не намерен.
Иньяцио Дуньяни закрыл гроссбух со счетами, убрал в картонный футляр круглые очки и сел рядом с матерью. Джина уже готовила ужин, и по кухне плыл аппетитный аромат овощного супа.
— В воскресенье приедут Ловати из Бреши, — громко, чтобы слышали все, объявил Иньяцио.
С семьей Ловати Иньяцио связывали старая дружба и прочные деловые отношения. Карло Ловати и Иньяцио Дуньяни заключали сделки на тысячи и тысячи лир, не подписывая ни одной бумажки и скрепляя договор лишь взглядом и рукопожатием.
— Вот как, — откликнулась бабушка, словно дело ее не касалось.
— Они приедут с сыном, — добавил Иньяцио, внимательно следя за реакцией сыновей.
— Так он же еще мальчик, — сказала старуха.
— Э нет, мама, годы идут. Доменико Ловати уже двадцать два. Хороший парень. Ему стоит познакомиться с Розой.
— Ты хочешь Розу замуж выдать? — побледнев, спросил Ивецио.
— Нечего болтать! — оборвал сына Иньяцио. — Вы слышали, что я сказал…
Пьер Луиджи оторвал наконец глаза от чертежей:
— Если Роза выйдет замуж, в доме не останется женщины.
— Правда, правда, — вздохнула бабушка. — Я-то никуда не гожусь, просто старуха…
— Не останется женщины, кроме вас, бабушка, — попытался исправить свою ошибку Пьер Луиджи.
— Ты правильно сказал, — продолжала бабушка, — женщина приносит тепло в дом, порядок, любовь. А от старухи — только тоска и мрак.
— Не говорите так, мама, — вмешался Иньяцио.
— У меня нет ни сил ни времени на ненужные слова, — произнесла бабка, — я говорю только то, что думаю.
— Хорошо, хорошо, мама, — согласился сын, не желая спорить.
— Но ты все верно делаешь, — улыбнулась старуха, положив сыну на колено костлявую руку. — Пора Розе оставить «Фавориту». Твои мальчики должны привести сюда молодых женщин.
Внезапно бабушка умолкла, словно ходики, у которых кончился завод, и погрузилась в молчание.
— Мы едем за Розой? — нетерпеливо заметил Анджело.
Ивецио с Пьером Луиджи в это время разглядывали чертеж. Ивецио только кивнул: он не вполне понимал, почему старший брат так разволновался. Ивецио привык испытывать те же чувства, что и его сестра-близнец. Сейчас он был необычайно спокоен, умиротворен и отчего-то счастлив. Обычно состояние души Розы отражалось на брате, теперь же его биологический барометр показывал «ясно, безоблачно».
— Сейчас я за ней поеду, — сказал Ивецио.
Джина как раз накрывала на стол.
— Мы вас подождем к ужину, — заметил Иньяцио, взглянув на часы.
— Я с тобой, — произнес Анджело, направляясь к дверям.
— Может, не стоит? — предложил Ивецио.
Ему так хотелось побеседовать с сестрой наедине во время долгого пути в вечерних сумерках.
— Мне хочется прогуляться, — возразил старший брат.
— Ну что же, пошли, — смирился Ивецио.
Он снял с крюка двустволку, перекинул ее через плечо, и оба брата вышли.