Первым на виллу в Гринвиче приехал Шон. Нэнси кинулась к нему навстречу в вестибюле, и он заключил ее в объятия.

— Не оставляй меня, любимый, никогда не оставляй меня, — прошептала она Шону на ухо, едва сдерживая слезы.

— С тобой и вправду ничего не случилось? — спросил он, взяв ее лицо в ладони и внимательно вглядываясь в глаза девушки.

Шон явился после звонка Неарко. Лателла-младший разбудил ирландца: тот спал и ему снилась Нэнси, запах ее духов еще остался на подушке. Заспанный Шон взял трубку и услышал голос Неарко:

— Джо Ла Манна похитил моего сына. Нэнси была с ним в машине, она передала их требования.

Шон как подброшенный вскочил с постели, моментально стряхнув с себя сон. Спал он мало, всего часа два, потому что, проводив Нэнси в Гринвич, вернулся в Нью-Йорк, отпустил шофера и бесцельно ездил по пустым улицам, предаваясь мечтам о любимой. Он любил Нэнси так, словно она была первой в его жизни женщиной, так, словно других женщин вовсе не существовало на земле. Он годами лелеял в душе ее образ, не позволяя себе влюбиться. Но сейчас Шон уступил нахлынувшей страсти. Теперь Нэнси принадлежала ему, и ни за что на свете он не отказался бы от нее.

Шон вернулся домой на рассвете, но едва он забылся сном, встревоженный голос Неарко вернул его к действительности.

— Как она? — спросил ирландец у Лателлы-младшего.

Шон уже одевался, придерживая трубку подбородком. Он боялся худшего.

— Нормально. С Дадли хуже: его ударили по голове.

— А Кармине?

Шон знал, что Фрэнк отдал распоряжение охранять внука.

— Кармине как раз был занят другим делом, — нашелся Неарко, сказав лишь половину правды.

— Еду немедленно! — сказал Шон.

А сейчас, держа в ладонях лицо девушки, Шон почувствовал, что его бьет дрожь. Впервые в жизни он испытывал такой страх за жизнь другого человека.

— Любимая моя, бедняжка… — прошептал он.

— Нет-нет, со мной ничего не случилось, — успокоила Шона Нэнси, — им понадобился Джуниор. Я стою недорого, за меня много не выручишь, — горько усмехнулась Нэнси.

— Ты — мое бесценное сокровище, — произнес он, почти касаясь губ девушки.

Шон чувствовал, как поднималась в нем волна желания, но он не мог поцеловать Нэнси. Нет, не здесь, и не сейчас…

— Что будет с Джуниором? — растерянно произнесла она.

«А что будет с нами?» — подумал про себя Шон.

С мальчиком Фрэнк дело уладит: все зависело от цены, которую придется заплатить. Но какой ценой заплатит Нэнси за любовь к Шону? Им не найти выхода и не дождаться счастливого конца!

— С Джуниором все будет хорошо, — уверенно сказал Шон.

— И я так думаю, — согласилась Нэнси, а потом, помолчав, произнесла: — Мне стыдно признаться, но я хочу тебя… Я должна думать о Фрэнке, о Джуниоре, должна плакать и страдать… А я думаю только о тебе, словно ты — средоточие всей моей жизни…

— И я хочу тебя, — прошептал Шон, — но мне ни чуточки не стыдно!

В полуподвальном этаже виллы Лателла располагался большой зал для приемов, бильярдная и несколько маленьких гостиных. Их низкие окна закрывали тяжелые шторы. Лестница вниз так и манила влюбленных.

Шон взял Нэнси за руку; ей ничего не надо было объяснять. Они сбежали вниз по ступенькам, прошли через большой зал и, вбежав в маленькую гостиную, упали на диван, покрытый желтым атласом. Шон поцеловал Нэнси, и его опалило страстное, горячее желание.

Ничего, кроме любовного желания, они уже не ощущали и даже не подумали, что кто-то может войти в гостиную. Все поглотило многоцветное, головокружительное половодье, затопившее влюбленных.

Слова любви и нежности перешли в страстные стоны и вздохи. Словно яркая радуга занялась в сердце Нэнси и, достигнув вершины наслаждения, она тихо и нежно застонала.

Наконец оба очнулись, заглянули друг другу в глаза и одновременно улыбнулись.

— Боже! Фрэнк ждет тебя в кабинете! — вспомнила Нэнси.

— Пойдем, принцесса моя! — ответил Шон.