На крыше двухэтажного особняка в конце проспекта, где жила семья Пертиначе, была устроена терраса, огороженная балюстрадой из каменных колонн. На террасе в больших горшках цвела герань. Сбоку возвышалась стена примыкающего строения более высокого, чем особняк, на котором был установлен зеленый тент-крыша. Под этой защитой от редких дождей и палящего летнего солнца стояли плетеные кресла и низкий столик. Со своей террасы Нэнси видела печальную известковую громаду горы Монте Иничи — гиганта, поросшего скудными пастбищами и виноградниками, которые время от времени обрабатывали рыбаки, вынужденные попеременно заниматься то рыбной ловлей, то сельскохозяйственными работами. Широкий морской залив сицилийского побережья необычайно красив и щедр, но рыбаки-браконьеры обобрали его, пользуясь взрывчаткой, рыбы теперь стало совсем мало. Куда бы Нэнси ни посмотрела, красота всюду — только маска, скрывающая нищету на земле ее предков, где она чувствует себя чужой. Она видела греческие храмы в Селинунте и развалины Сегесты, но величественные останки древней цивилизации не развеяли ее тоски по Соединенным Штатам, которые она считала своей истинной родиной. Правда, Нью-Йорк связан с воспоминаниями о гибели отца и выстрелом, унесшим жизнь Тони Кроче и вместе с ним и наивность Нэнси. Пролитая кровь положила конец розовым мечтам, теперь Нэнси терзалась раскаянием и тоской.

Прошел год с тех пор, как они вернулись на Сицилию. Тогда Нэнси еще не было и четырнадцати, теперь она выросла, стала высокой и стройной. Ее прекрасное, безупречное лицо, обрамленное массой густых темных волос, спускавшихся волнами на плечи, было подвижным и отражало быструю смену настроений. Выражение больших серых глаз, в которых поблескивали золотые искорки, было по-женски зрелым и полным грусти. Маленькая, еще не оформившаяся грудь подростка была едва заметна под блузкой.

Тяжелые переживания и трагический опыт недавнего прошлого сделали свое дело. Даже в те редкие минуты, когда Нэнси улыбалась, в глазах ее таилась неизбывная грусть. В школе она была молчалива и редко разговаривала даже с учителями. Дома она бывала мало и общалась только с Сэлом, который непрестанно втягивал ее в свои дела. Бабушка и мать не слышали от нее ни слова. Она проводила время в основном под зеленым тентом или на террасе особняка с книгами, наедине со своими мыслями. Она читала, писала, думала, а потом смотрела вдаль, на море. Там за бескрайним океаном, далеко-далеко от Сицилии ей виделась статуя Свободы, Эллис-Айленд, широкие кварталы Бруклина, небоскребы Манхэттена, Нью-Йорк-сити, — Америка, ее подлиная родина, откуда она вынуждена была скрыться с разбитым сердцем, сдерживая слезы. Ее утешала уверенность, что рано или поздно она вернется туда, в суетный, жестокий и шумный город, где кипит жизнь, где прошло ее детство. Вернется в тот мир надежд, неограниченных возможностей, такой непохожий на эту ссыльную землю, где она живет в ожидании разрешения Хосе Висенте, чтобы вернуться.

Для окружающих Нэнси и Сэл были американцами, к их мнению прислушивались, словно им одним была известна некая тайна. Семьи, у которых были родственники за океаном, обращались к ним за переводом писем и разъяснениями. Имя Нэнси было на устах всех, кто имел связь с Соединенными Штатами. Выражение ее лица, серьезное и бесстрастное, ее большие серые глаза внушали доверие, располагали к откровенности.

Однажды, когда Нэнси переводила по просьбе соседей с английского языка правила вождения автомобиля для соотечественника, недавно эмигрировавшего в Америку и собирающегося сдать экзамен на права, пришел Сэл. Он появился на ступеньках лестницы, ведущей на террасу, и улыбнулся сестре. Нэнси взглянула на своего смуглого брата, на его густую и всклокоченную гриву волос, на азартно блестевшие глаза, на лицо, раскрасневшееся от бега.

— Кто за тобой гнался? Полиция или бандиты? — пошутила она.

— Мне надо с тобой поговорить, — и он рухнул в кресло напротив сестры.

— Что-нибудь срочное? — улыбнулась она.

— Срочное. Плохая новость.

— Что за новость и насколько она срочная?

— Не знаю. Надо помочь моему другу и его семье — они жертвы несправедливости.

Нэнси подтянула ноги в кресло и обхватила руками колени. Она принимала эту защитную позу, когда что-нибудь ее угнетало или огорчало, когда грозила опасность.

— С чего ты взял, что я могу помочь?

Сэл посмотрел на нее, наклонив голову, словно увидел впервые, но его уверенность не поколебалась — сестра может все. Он не знал, как Нэнси решит эту проблему, но был уверен — решит.

— Семья Альфредо Пеннизи в беде, — сообщил Сэл.

Нэнси подумала, что сейчас в беде многие семьи, но она помнила Альфредо Пеннизи, школьного товарища Сэла, робкого мальчика, который краснел и опускал взгляд всякий раз, когда кто-нибудь заговаривал с ним. Однажды они пригласили его к себе на обед, но он ни к чему не притронулся и молча просидел все время на краешке стула.

— Пеннизи — рыбак?

Сэл кивнул.

— Все случилось по вине Мими Скалиа, — объяснил мальчик.

Нэнси представила себе этого грузного здоровенного мужчину, в каждом движении которого сквозила недюжинная сила. У него была монополия на бензин для лодок, местных рыбаков он держит в руках.

— А в чем он виноват?

— Отказывает Санте Пеннизи дать в кредит бензин. Без горючего отец Альфреда не может выйти в море.

— Почему же он другим рыбакам не отказывает, а отцу Альфредо отказывает? — удивилась Нэнси.

— Потому что Санте отверг его покровительство. Не присоединился к кооперативу рыбаков, которым заправляет Скалиа. Санте хочет рисковать и зарабатывать сам, ему ни к чему унизительная защита Мими и его бесконечные поборы. Рыбаки вынуждены платить, потому что приняли условия. Это как змея, которая кусает собственный хвост, — продолжил Сэл, пользуясь фразой, подслушанной у взрослых. — Без денег нельзя рыбачить. А если не рыбачить — не заработаешь.

Нэнси внимательно выслушала брата, потом, как это было ей свойственно, задумалась. Нужно было спокойно поразмыслить, прежде чем составить мнение и предпринять что-нибудь. Самое легкое решение лежало на поверхности, дать денег взаймы Санте Пеннизи. Деньги можно было бы достать. Если бы она написала Хосе, он бы перевел на их счет в банке нужную сумму. Но она сразу отвергла это решение. Нельзя, чтобы в городке, где все обо всех известно, прошел слух, что семейство Пертиначе дало в долг рыбаку, занесенному в черный список Мими Скалиа, который, Нэнси это знала, вместе с доном Антонио Персико, доном Микеле Кутрунео и еще кое с кем делали погоду в Кастелламаре дель Гольфо.

— Ты должна поговорить с доном Мими, — прервал ход ее мыслей Сэл, подсказав решение. — Надо все объяснить ему получше.

Нэнси улыбнулась.

— Я сделаю, что в моих силах.

— Когда?

— Сейчас.

— Я тебя провожу, — предложил Сэл, как верный рыцарь.

— Не стоит. Ты же знаешь, Грация Скалиа, дочь дона Мими, — моя школьная подруга. Сделаю вид, что ищу ее, и пройду к отцу. Только сделай одолжение, не рассказывай никому об этой истории.