В течение всего месяца работа в студии Дэвида Йейтса кипела, не прекращаясь почти целыми сутками. Все были втянуты в подготовку новой коллекции, вся старая команда и новая девушка, которую Джон нанял на место Франчески. Новую серию называли «коллекцией Кэмерон – Йейтса». Она была динамичной, будоражащей, просто великолепной. И все были в этом уверены. По мере того, как она приобретала конкретные черты, каждый член небольшой группы все глубже уходил в дело на своем участке. Подгоняемые Джоном, который обеспечивал всем бесперебойную работу, все так увлеклись, что совсем забыли о наступающем Рождестве, приближение которого ощущалось в сверкании магазинных витрин и толпах народу на Набережной, спешащих закончить по возможности дела до праздника. Конец декабря был тем сроком, за которым время словно останавливало свой бег.

После того, как Франческа закончила свои образцы тканевой росписи, они были отправлены на фабрику в Сандерленд, чтобы промышленным способом перенести рисунки на итальянские шелка самого высокого качества. Десять образцов, выполненных Франческой, уже находились в работе, а еще два она собиралась закончить к середине декабря.

Она была загружена работой сверх головы. Сначала делались опытные образцы на набоечной доске, потом пробовались разные сочетания цветов и оттенков, пока результат уже не вызывал сомнений. Дейв не уставал поражаться ее терпению и выдержке.

Каждый раз, когда ему казалось, что образец нуждается в улучшении, он не колеблясь заявлял об этом, а Франческа безропотно возвращалась к своему столу, набрасывала новый эскиз, учитывая его пожелания, и шла делать набивку. Любой другой дизайнер на ее месте наверняка стал бы спорить, но она душой понимала, чего он в конечном итоге добивается, и старалась попасть ему в тон.

Всегда, возвращаясь с переделанным образцом, она видела по его глазам, что теперь он получил то, что хотел. Ее отзывчивость вдохновляла и самого Дейва, и под ее влиянием он работал все успешнее.

Дейв чувствовал, что модели, которые он сейчас разрабатывает, лучшие в его творчестве. Возможно, это происходило благодаря Франческе, возможно, благодаря тому, что от результатов его усилий зависела сейчас судьба фирмы и людей; как бы то ни было, у него не было времени анализировать ситуацию, он просто работал в поте лица, день и ночь, вкладывая в свой труд всю душу, все свои способности.

Из Шотландии в огромных количествах поступала прекрасная шерсть самых удивительных цветов, и он руководил ее раскроем с вдохновением и приятным чувством уверенности в том, что он все делает правильно. Такого он не испытывал уже давно, с тех времен, когда работал над своей самой первой коллекцией. Он отлично чувствовал линию, форму и то, что на языке моды называется «лук» – вид, он был уверен, что на первой примерке все сойдется и образует чудо. И это чудо будет благоухать не потом, оно будет благоухать любовью.

К началу третьей недели декабря, когда до Рождества оставались считанные дни, коллекция уже была почти готова к первому показу. Все сотрудники студии пребывали в особенном возбужденном состоянии, в воздухе царила атмосфера праздничного ожидания, ощущение возвышенной радости, как будто дело было заранее обречено на успех.

На этот раз к первому показу готовились очень тщательно, стараясь предусмотреть каждую деталь. Манекенщицы были приглашены вовремя, и Джон настоял, чтобы сам показ проходил в просторном помещении отеля «Суоллоу» в центре города. Он приложил много усилий к тому, чтобы договориться с администрацией отеля, пообещав им, что заключительный фотоснимок для журналов будет сделан именно у них. В результате они бесплатно предоставили им зал. Ему хотелось быть уверенным в том, что в студии все останется на своих местах, что туда не войдет никто чужой, а кроме того, коллекция, по его мнению, нуждалась в соответствующем обрамлении.

Он договорился с администрацией о том, чтобы в зале позволили установить подиум и кабинки для переодевания. Он аргументировал свою просьбу тем, что в таком случае все будет выглядеть практически так, как на Неделе моды в Лондоне, и даже музыка будет подобрана специально, в том же духе, что и на главном смотре.

Времени было в обрез, поэтому надо было сразу учитывать все аспекты показа коллекции. Но, кроме всего этого, у Джона была еще одна причина организовать демонстрацию именно в отеле. Во время нее там будет присутствовать вся команда, и ему хотелось каждого отблагодарить за самоотверженный труд.

Он заказал обед в китайском ресторане, лангустов, жареных цыплят и многое другое, а также несколько бутылок саке, палочки для еды и маленькие фарфоровые чашечки. Все это должны были доставить из ресторана «Золотой гусь». Джон заказал огромную норвежскую ель, которую надлежало украсить белыми свечами и серпантином. И, наконец, каждому члену группы предназначалась корзина с подарками, увитая красной лентой.

Джон знал, что моральный дух команды Йейтса был чрезвычайно высок, но хотел заручиться гарантией, что, если ему придется попросить этих ребят поработать в рождественские каникулы, все они согласятся, все, включая Элейн, самую нерадивую из всех сотрудников. Они согласятся, потому что будут знать, как высоко оценивается их энтузиазм.

Наступила среда – канун первого показа. Франческа проснулась очень рано и, сидя в постели, просматривала последние присланные фабрикой образцы ткани. Их прислали только вчера вечером. Впервые за несколько недель она выкроила часок, чтобы одной, без чужих глаз, проверить цвета и рисунки, убедиться, что все соблюдено абсолютно точно. Ей хотелось заодно насладиться мгновениями покоя и одиночества.

Франческе было слышно, как ходит внизу Джон, готовясь к встрече с банкиром студии. Судя по его шагам, он нервничал. На какую-то долю минуты она призадумалась, с чего бы Джону нервничать, но ее внимание тут же переключилось на что-то другое. Она вылезла из постели и вышла на площадку.

– Джон! – позвала она. – Ты в порядке? Хочешь, я сварю тебе кофе и приготовлю что-нибудь?

Он улыбнулся ей в ответ, глядя снизу вверх.

– Да нет, занимайся своими делами.

Он не хотел преждевременно сеять панику. Надо сперва увидеться с банкиром. В конце концов, это его проблема, ведь ему поручено управление делами студии.

– Я сейчас поеду в студию, надо взять кое-какие документы. Увидимся позже.

Она кивнула, запахивая на груди халат. Было холодно. Ударили морозы, маленький домик промерзал.

– Пока! – крикнула она и вернулась в спальню, чтобы одеться. Постель, к сожалению, уже выстыла, и ложиться в нее не тянуло.

Теперь надо было подумать, что надеть. Франческа перепробовала несколько вариантов, прежде чем остановилась на том, который ее устроил. Она надела короткую клетчатую юбку яркой сине-зелено-черной расцветки, черные колготки и шелковую блузку от Дэвида Йейтса. Сверху она надела джемпер с высоким воротом и узкой проймой, который подчеркивал ее стройность. Потом примерила туфли на высоком каблуке, тоже черные, но побоялась, что станет чересчур высокой, и выбрала пару замшевых лодочек с узким носом и золотыми пряжками – новейшую модель, только что присланную Фризом.

Туалет довершили золотые серьги, завязанная наподобие чалмы сине-зеленая шелковая лента – ее собственное создание, – и можно было идти. Она посмотрела в зеркало на свое лицо, только что вымытое простой водой, и слегка припудрила щеки. Выходя из комнаты, она подумала, что скажет, увидев ее сегодня утром, Дейв.

В последние две недели, каждый раз, собираясь на работу, она думала об этом, глядя на себя в зеркало. Дейв помог ей обратить внимание на самое себя. Она постоянно чувствовала на себе его взгляд, и это ее одновременно и сердило, и возбуждало, наполняло ее тело ощущением своей власти. Они никогда не говорили о том злополучном вечере в мастерской, но оба помнили о нем. Физическое тяготение друг к другу не покидало их, и это воспламеняло их жар в совместной работе.

Выйдя из дома в обычный час, она перекинула через плечо сумку и направилась к Осборн-роуд, остановившись на минутку, чтобы купить в киоске газету. Она выбрала «Мейл», сунула ее под мышку, расплатилась и продолжила путь к станции метро. На платформе, ожидая поезда, она развернула газету, и в глаза ей бросилась фотография на первой полосе. Гримаса боли исказила ее лицо. Она закрыла глаза, забыв обо всем на свете. Только боль наполняла ее сейчас.

– Что с тобой, детка?

Кто-то прикоснулся к ее локтю.

– Ничего, спасибо.

Она открыла глаза, увидев перед собой пожилую даму. Франческа чувствовала, как почти теряет сознание. Руки у нее дрожали.

– Что-то вы сильно побледнели. Может, присядете?

– Нет, со мной все в порядке, не беспокойтесь.

Мысли ее путались.

– Ладно, детка. Смотри сама.

Старушка отошла, и Франческа, поняв, что была не слишком вежлива, крикнула ей вслед:

– Спасибо за внимание!

Старушка послала ей улыбку.

Франческа нагнулась за газетой, которая в тот первый страшный момент выпала у нее из рук. Снова та же фотография. Снова та же боль в сердце.

С первой полосы на нее смотрел Патрик Девлин, с улыбкой приветственно машущий толпе. Заголовок гласил: ТОРИ КООПТИРУЮТ НОВОГО ЛИДЕРА.

Она смотрела в газету. Память о нем была столь сильна, что хватило какой-то фотографии, простой черно-белой фотографии не очень хорошего качества, и она живо ощутила прикосновение его губ к своей коже, тепло его улыбки, услышала его смех, заразительный, как у мальчишки. Она вспомнила все. Как он спит, как подбрасывает в воздух Софи, как обнимает обеих племянниц, улыбаясь от нахлынувшего счастья. Она запомнила каждую его черточку, и все это осталось в ее сердце, вся ее любовь и вся боль. И вот в эту минуту потаенное нахлынуло на нее и нанесло такой удар, который она едва смогла выдержать.

Она как слепая добрела до скамейки и села, зажав в руках газету. Поезд пришел и ушел, а она даже не слышала его. В голове звучали только отголоски прошлого. Какая же я глупая, говорила она самой себе. Все прошло, прошло навсегда. Но подумать только, будто не было этих последних недель, которые так преобразили ее, будто не повзрослела она и не проявила себя как зрелый и самостоятельный человек – все пошло прахом, и вот она сидит и ревет, как последняя дурочка. Мне ведь надо ненавидеть его, твердила она себе, но твердила напрасно.

«А ну-ка, соберись!» – вдруг скомандовала она себе и улыбнулась сквозь слезы. Это было любимое выражение Джона. Воспоминание о Джоне сразу облегчило ее страдания.

Подымаясь со скамейки, она набрала в грудь побольше воздуха и тряхнула головой, чтобы сбросить с себя наваждение. Это просто от неожиданности, уговаривала она себя, пытаясь подавить тяжелые чувства. Это всего лишь воспоминания, ничего больше.

Она сложила газету и швырнула ее в ближайшую урну. Собрав все свое мужество, она подняла голову и сказала себе: я сама себе хозяйка, я не позволю Патрику Девлину разрушить мою жизнь!

Приближающийся поезд принес с собой из туннеля порыв холодного ветра, который охладил ее щеки и протрезвил, заставив отбросить прочь наваждение из прошлого. Через несколько секунд она вошла в вагон, села и уставилась на свое отражение в оконном стекле. Она глубоко вздохнула, чтобы окончательно прийти в себя и вернуть самообладание.

Я изменилась, говорила она себе, я стала совсем взрослой. Я сама хозяйка своей судьбы, люблю, кого хочу, делаю, что пожелаю. Вот и Джон говорил: обстоятельства, которые тебя на устраивают, надо менять. И ничто не помешает мне это делать. Ничто, повторяла она своему отражению в стекле, вкладывая в это слово всю хранившуюся на дне души горечь.

Через полчаса, как всегда первой, Франческа вошла в студию, разделась и повесила пальто на спинку стула. Ей хотелось пить, поэтому, прежде чем заняться делом, она отправилась на кухню, налила в кофейник воды, добавила размолотый кофе и включила плиту. Потом нашла чашку, бросила на донышко сахару и стала ждать, когда закипит кофе, просматривая журнал «Вог». Когда кофе был готов, она налила его в чашку и повернулась к выходу.

– Похоже, ты плохо выспалась. – Дейв загородил ей дорогу, встав на пороге. – Судя по цвету кофе.

Она пожала плечами и сделала глоток обжигающей жидкости, глядя на него поверх чашки. Дейв стоял, опершись о притолоку. У него изменилась прическа – он подстригся. Волосы у него были темные и густые, и, когда он отбрасывал их рукой со лба, Франческа вспомнила, как однажды гладила их. Воспоминание вызвало краску на ее лице.

– Что, Фрэнки, тебя посетила какая-то неприличная мысль?

Вот опять он словно прочел ее мысли.

– С чего ты взял!

– Ладно уж, не сердись. Дай лучше кофейку глотнуть.

Она протянула ему чашку. Когда его губы коснулись края чашки, ей вспомнился вкус его губ.

– Вкусно. – Он протянул чашку назад. – Спасибо.

Приняв ее, Франческа тоже отпила кофе и почувствовала легкий аромат его одеколона, оставшийся на фарфоре. Она заметила, что Дейв внимательно наблюдает за каждым ее жестом.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил он, не отрывая глаз от ее лица.

– Хорошо, – ответила она, опуская ресницы. – А что?

– Да ничего, просто ты выглядишь слегка… – Он запнулся и потер подбородок. Ему хотелось добавить: сексуальной, но он не решился и вместо этого сказал: озабоченной.

– Разве? Не сказала бы! – Она принужденно рассмеялась и протиснулась мимо него из кухни.

Они впервые оказались наедине после того вечера в мастерской, и Франческа почувствовала себя не в своей тарелке. Буду любить, кого хочу, напомнила она себе. Он тронул ее за плечо.

– Фрэнки, может, пообедаем сегодня вместе?

Это предложение вырвалось у него внезапно. Он много раз твердил себе, что следует оставить Франческу в покое – и вот на тебе, вырвалось. Она казалась сегодня такой напряженной, будто ей потребовалось собрать в кулак всю свою волю, чтобы не поддаться обуревавшим ее чувствам. Поэтому, наверно, он и пригласил ее на обед.

Она остановила свой взгляд на его пальцах, ласково касавшихся ее плеча. Пальцы были по-мужски сильными и пахли чем-то приятным, теплым. Ей надо было сделать выбор. О, как было бы хорошо, если бы выбирать приходилось будучи абсолютно независимой. Да, она, конечно, пойдет с ним обедать. Она молода, свободна, а он привлекателен и нравится ей.

– Да, – ответила она. – Давай пообедаем вместе.

Она перевела глаза на его лицо и увидела, что он смешно высунул кончик языка.

– Где? – спросила она.

– Может, у меня? Я что-нибудь приготовлю.

– Хорошо. С удовольствием. – Она слушала собственные слова как бы со стороны, и ей не верилось, что произносит их она сама. В конце концов, я ничего не теряю, подумала она.

В студии раздался голос Тилли. Невидимая нить, протянувшаяся между ними, оборвалась. Дейв убрал руку с плеча Франчески. Она сделала несколько шагов к своему столу и, обернувшись, на ходу спросила:

– Во сколько?

– В восемь, полдевятого. Годится? Можно прямо отсюда поехать. Я тебя отвезу.

– О'кей.

Так оно будет лучше. У нее не останется времени на размышления. Теперь уже не оглядываясь, Франческа пошла прямо к своему столу. Она слышала, как Дейв заговорил с Тилли, но та включила радио, и его слова потонули в шуме.

Джон сидел в приемной офиса мистера У.Эйкройда, управляющего промышленным отделом банка, финансировавшего Дейва, и рассматривал огромные фотографии всевозможных предприятий, которые тоже пользовались его услугами. Среди фотографий, развешанных по стенам, нашлась и фотография Дейва: он получал награду, которую завоевал четыре года назад. На снимке за его спиной горела огнями надпись – Дейв Йейтс.

Это подавало надежды. Дэвид Йейтс – одна из тех фигур, сотрудничеством с которой банк может гордиться. Дейв впервые получил здесь кредит в 1982 году, в 1985-м уже раскрутился, в 1987-м получил премию – и все это на глазах общественности. Такими вещами не пренебрегают. И на этот раз отказать не должны. Нервно постукивая носком ботинка по ножке своего кресла, Джон продолжал ждать, когда его примут.

– А, мистер Макбрайд! Извините, что так долго вас задержали. – Эйкройд вошел в приемную с досье фирмы Дэвида Йейтса в руках. – Прошу сюда. – Он пригласил Джона в кабинет. Джон вошел и приготовился слушать мистера Эйкройда.

– Мистер Макбрайд, я заставил вас ждать, поскольку имел продолжительную беседу с нашими консультантами в Лондоне, и, к сожалению, вынужден вас огорчить: вряд ли мы сможем удовлетворить ваш запрос. Я глубоко расстроен, поверьте, говорю вам совершенно искренне, но нынешняя экономическая ситуация заставляет нас придерживаться чрезвычайно жесткой кредитной политики, и мы просто не имеем возможности предоставить вам ссуду.

Эти слова не застали Джона врасплох, он ждал подобного ответа. Предварительные переговоры уже велись и окончились ничем. Он решил сделать еще одну попытку, на всякий случай.

Доверительно наклонившись к собеседнику, Джон негромко сказал:

– Мистер Эйкройд, я понимаю затруднения, которые испытывает банк, но поймите нас и вы: ведь не наша вина, что два наших крупнейших партнера пошли на дно. Мы не можем нести за это ответственность. Зато у нас появилась замечательная перспектива закончить и показать совершенно новую коллекцию.

– Это мне известно, мистер Макбрайд, но факты свидетельствуют о том, что надежды банка вернуть кредит чрезвычайно малы. Я уверен, что новая коллекция, о которой вы говорите, превосходна, и я нисколько не сомневаюсь в талантах мистера Йейтса, но в данный момент мы не можем позволить себе пойти на такой риск. Извините. Желаю вам всяческого успеха в новом предприятии.

Джон усмехнулся и покачал головой. Эйкройд не мог не заметить его плохо скрытого раздражения.

– Будем же благоразумны, мистер Макбрайд, – сказал он. – Я вполне разделяю вашу озабоченность, поверьте. Но мы выбрали лимиты и должны быть очень экономными. Мы никак не можем распорядиться такой большой суммой, особенно имея дело с неопытным управляющим и никому не известным молодым дизайнером. – Он пожал плечами. – Очень неблагоприятная конъюнктура. Но вы и сами, вероятно, знаете, насколько рискованным является модный бизнес.

Джон холодно молчал.

Эйкройд пытался расположить его к себе.

– Банки сильно страдают в ситуации экономического спада.

Тут Джон взорвался:

– Так что же прикажете мне делать, мистер Эйкройд? Если вы не дадите мне денег, значит, перекроете нам кислород.

Эйкройд катал по столу ручку.

– Есть ведь другие организации, которые, возможно, не откажутся вам помочь. Или еще один выход – вы можете уступить часть вашей собственности.

– На это я пойти не могу.

Джон понимал, на какой опасный путь толкала его эта банковская акула – недаром столько елея подпустил, хочет умаслить и купить с потрохами.

– Благодарю вас, мистер Эйкройд, но такого рода совет неприемлем для компании с безупречной репутацией. Попытаюсь найти отклик в другом банке.

Джон поднялся. Он был очень расстроен, но понимал, что решение по данному вопросу принимал не Эйкройд. Он всего лишь пешка в этой игре, простой исполнитель чужой воли.

– Извините, что отнял у вас время, – сказал Джон, забирая со стола свое досье.

Эйкройд протянул ему руку. Джон пожал ее.

– Желаю удачи, мистер Макбрайд. Очень сожалею, что мы не в состоянии вам помочь.

– Спасибо.

Джон вышел из кабинета. И, пройдя до конца коридора, сделал то, чего не делал почти никогда. Он выругался.

– Дерьмо! – громко сказал он и нажал кнопку лифта.

Вместо того, чтобы идти из банка в студию, как он непременно сделал бы при обычных обстоятельствах, Джон отправился домой на Марстон-авеню, чтобы немного успокоиться и прийти в себя. Ему надо было все хорошенько обдумать. Хотя он и заявил Эйкройду, что обратится за кредитом в другой банк, ему было понятно: ответ везде будет один и тот же. Эйкройду не откажешь в правоте: в деловом мире управляющий Макбрайд не котировался, опыта у него было ничтожно мало, а возраст для начала карьеры слишком велик. Все это Джон знал получше других.

Сидя в кухне за чашкой чая, Джон решил позвонить Ричарду Брэчену и обсудить дела с ним. Неизвестно, сможет ли Ричард им помочь, но он разрешил обращаться к нему в любое время и по всем вопросам, требующим его компетенции. Джон нашел в записной книжке его номер, снял трубку и набрал нужные цифры.

– Алло? Ричарда Брэчена, пожалуйста. Да, меня зовут Макбрайд, Джон Макбрайд. Благодарю.

Его соединили с конторой Брэчена.

– Алло, секретарь мистера Брэчена слушает.

– Добрый день, не могу ли я поговорить с мистером Брэченом?

– Простите, а кто спрашивает?

– Джон Макбрайд.

– Один момент, мистер Макбрайд. Он сейчас говорит по другому телефону, будьте добры подождать.

– Разумеется.

Джон слушал тишину на другом конце провода.

Секретарша Ричарда Брэчена просунула голову в дверь его кабинета.

– Ричард, по второму телефону вас спрашивает мистер Макбрайд.

Ричард кивнул и продолжил свой разговор.

– Потрясающе! Нюх у него, что ли, такой, у этого парня! Легок на помине! Как будто знал, что мы о нем говорим.

– Вот и узнай это все, Ричард, – рассмеялась в трубку леди Маргарет. – А потом не забудь мне перезвонить, если услышишь что-нибудь интересное.

– Само собой.

Он повесил трубку.

– Салли, давай Макбрайда, – распорядился Ричард по селектору.

– Джон!

– Привет, Ричард!

– Чем могу служить?

– Ричард, мне нужно посоветоваться насчет финансирования нашей фирмы.

– К твоим услугам.

Джон рассказал Ричарду Брэчену всю подноготную – о смежниках-торговцах, которые потерпели крах, о неожиданно всплывшем долге и срочной нужде в новом кредите. Рассказал он и о своем посещении банка, о том, что деньги нужны как можно быстрее, чтобы оплатить показ в «Олимпии», о своей неопытности в управленческих делах, о чем его абонент прекрасно знал и сам. На протяжении всего монолога Ричард внимательно слушал, подавая сочувственные реплики, и с губ его не сходила довольная улыбка.

Едва Джон положил трубку, как Ричард набрал номер Моткома и пригласил к телефону леди Маргарет. Улыбка его стала еще шире.

– Маргарет!

– Да! Я слышу, ты развеселился!

– Вот именно. Есть с чего. Скажи, у тебя найдется к следующей неделе тысяч шестьдесят-восемьдесят наличными?

Маргарет расхохоталась.

– Это же чертова уйма денег, Ричард! Зачем тебе столько?

– Взамен ты получишь хорошую долю имущества дизайнерской фирмы Дейва Йейтса.

– Боже мой!

– Ей-Богу. На мой взгляд, я оказываю тебе чертовски значительную услугу, Маргарет!

Ричард откинулся на спинку кресла и стал записывать на промокашке какие-то цифры.

– Макбрайд обратился ко мне по поводу своих финансовых затруднений. Долго рассказывать, в чем у них дело – вещь обычная: банкротство, кредиторы отказали, и все такое, словом, им позарез нужны инвестиции, тысяч шестьдесят. Без этих денег им конец, банк больше не дает кредит, а коллекция должна быть на днях представлена.

– Это точно?

– Что ты думаешь, он станет мне очки втирать? Я ведь его поверенный!

– Но, Ричард, он нипочем не согласится на то, чтобы взять деньги у меня! Сразу заподозрит какой-нибудь подвох. Тем более после истории с этой итальянкой.

Леди Маргарет предпочитала не называть Франческу по имени.

– А на самом деле твои намерения чисты, да, Маргарет? И никакой задней мысли нет.

– А это уж не твое дело!

Задняя мысль, конечно, у нее была. Опять этот Патрик. У него так удачно складывается карьера, и все было бы просто замечательно, если бы он не помешался на этой девчонке. Франческа перебежала дорогу Пенни Брэчен, и они оба – Маргарет и Ричард – прекрасно это знали. Для Патрика, по мнению леди Маргарет, женитьба на Пенни была бы просто идеальной. Пенни – прекрасная партия для политика, у нее влиятельные связи, очень богата и достаточно безвольна. Да, теперь, чтобы укрепить свои позиции, неплохо заручиться долей в фирме Дейва Йейтса. За это не жаль отдать больше шестидесяти тысяч.

– Совершенно справедливо, Маргарет, это дело не мое, – отозвался Ричард. Он мог позволить себе проявить учтивость и не любопытствовать. Ему и без того было понятно, куда метила леди Маргарет, а поскольку интерес Патрика к Пенни угасал прямо на глазах, все, что она делала ради заключения их союза, было ему на руку. Ричарду во что бы то ни стало хотелось пристроить сестру: у нее были кое-какие только ему известные проблемы, и кто знает, долго ли она сможет справляться с ними в одиночестве.

– Каковы бы ни были твои мотивы входить в этот бизнес, Маргарет, – продолжил Ричард, – Джон не узнает, что деньги принадлежат тебе. Я скажу ему, что нашел некий консорциум, который хочет сделать инвестиции, вот и все.

– Правда? И думаешь, выгорит? Джон ужасно проницательный, имей в виду.

– Мы тоже кое на что годимся. Все-таки она его недооценивала.

– Тогда ладно. Я думаю, без проблем найду эту сумму, у меня есть акции, от которых можно избавиться без ведома Генри. Но ты уверен, что дело чистое?

Она хочет контролировать карьеру Патрика, думал Ричард, но боится рисковать.

– Не волнуйся. Сегодня после обеда Джон будет у меня. Я намекнул, что, возможно, смогу помочь, и он решил первым же поездом выехать из Ньюкасла для встречи.

– Умница, Ричард! Я полагаю, на тебя вполне можно надеяться, ты сам уладишь все мелочи, так ведь?

– Как скажешь.

Ему не хотелось обнаруживать свою готовность немедленно выполнять все ее желания, но что проделаешь, раз даже ее голос по телефону приводил его в такое возбуждение, что он терял голову.

– Значит, договорились.

Она залилась смехом. Он представил себе ее рот у телефонной трубки, и рука его потянулась к гульфику. Через секунду она бросила трубку. В кабинет вошла секретарша.

– Ричард, вас ожидает клиент, мистер Фросам.

– Ох, я и забыл! – Вот всегда так, с ней он забывает обо всем, будто она околдовывает его. – Скажи, что я через пять минут его приму. Только в туалет зайду.

– Слушаюсь.

Он пулей вылетел мимо и заспешил по коридору.

Но Ричард Брэчен задержался там дольше, чем на пять минут. В предвкушении удовольствий, которые ждали его нынешней ночью, если он сумеет утрясти дело с Макбрайдом, он должен был снять избыток возбуждения. Маргарет умела отплачивать за оказанные ей услуги, но это означало, что он должен явиться к ней в надлежащей форме.

Вечером того же дня, в то самое время, когда Джон садился на поезд после встречи с Ричардом Брэченом, Франческа скользнула на переднее сиденье «гольфа», принадлежавшего Дейву, и пристегнулась ремнем безопасности. Он захлопнул за ней дверцу и, обойдя машину, сел на водительское место. Франческа пыталась найти какую-нибудь музыку по радио, но Дейв всегда пользовался какими-то сложными новейшими системами.

– Вот она где. – Дейв нажал какую-то кнопку на приборном щитке, и зазвучала стереозапись. Франческа вздрогнула от неожиданно громкого звука.

– Извини! – Он убрал громкость. – Там в перчаточном отделении кассеты, если тебе это не нравится. – Он нажал на газ, а Франческа стала рыться в куче пленок. Она выбрала «Мелодии из фильмов Уолта Диснея», протянула ему, и он поставил кассету.

Дейв вел машину вверх по Дин-стрит в сторону Джесмонда.

– Может, заскочим куда-нибудь немножко выпить? – спросил он.

Франческа посмотрела в окно на прохожих, с сумками в руках торопящихся по домам.

– Не стоит. Сейчас везде полно народу.

– О'кей.

Оба замолчали. Дейв тихонько насвистывал в такт мелодии, льющейся из магнитофона. В машине было темно и тепло, лицо Франчески то пропадало в тени, то ярко освещалось уличными огнями. Она смотрела прямо перед собой, и ему опять бросилась в глаза ее напряженность. В этой напряженности была особая привлекательность, которая разогревала его желание.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил он, свернув с главного шоссе на дорогу, ведущую в Джесмонд.

– Хорошо.

Это было правдой, но только отчасти. Она чувствовала себя уверенно и свободно, она знала, что делает. Но все же где-то в глубине души понимала, что совершает ошибку. Она пыталась заглушить внутренний голос, который мешал ей наслаждаться мгновениями покоя, и, словно наперекор ему, обернулась к Дейву и улыбнулась. Дейв как раз въехал на аллею, ведущую к его дому. Он остановил машину и заглушил мотор. Музыка тут же умолкла. Франческа стала выбираться из автомобиля.

– Фрэнки! – Он нежно коснулся ее плеча.

– Да? – она повернулась, и он прикоснулся губами к ее щеке. Поцелуй был мимолетный, но у нее засосало под ложечкой. И тут же опять оживились эти внутренние сомнения: Господи, что же я делаю? И чтобы убедить самое себя в том, что она поступает правильно, Франческа решительно потянулась к Дейву и поцеловала его.

– Какая ты вкусная, – сказал он и лизнул ей кончик носа. Потом вышел из машины и открыл дверцу с ее стороны.

– Проголодалась?

– Слегка.

Он взял ее за руку, отпер дверь, чуть-чуть замешкавшись с замком, пропустил Франческу вперед и захлопнул дверь ногой.

– А теперь давай все-таки выпьем. Что тебе налить?

– Воды, сока, да все равно.

– У меня есть кое-что получше. Немножко вина. Налью тебе, ладно? – Он прошел в кухню и крикнул оттуда: – Может, хочешь принять душ?

– Нет, спасибо.

Он принес в гостиную пузатую хрустальную бутылку с темно-красным вином.

– Ничего, если я сам забегу в ванную? Ужасно хочется смыть с себя все дерьмо, в котором набарахтался.

– Иди, конечно, – улыбнулась она.

– Значит, ты сиди, отдыхай, пей винцо, а потом я угощу тебя отличным цыпленком.

– Неужели?

– Вот увидишь. Авторство принадлежит мне не целиком, я его только разогрею. Согласно инструкции, которую получил сегодня у Черри. Зато я сам приготовлю салат. Я знаю самые лучшие приправы, которые продают в универсаме «Маркс и Спенсер».

Франческа засмеялась и сделала глоток вина.

– Я мигом, ты даже допить не успеешь.

Через секунду она осталась одна.

Она немножко посидела, прихлебывая вино и оглядывая убранную как на картинке комнату. Все здесь было на своем месте, каждая вещь гармонировала со всеми остальными. Здесь чувствовался тот же стиль, что и в моделях Дейва: классический в своей основе, но с оттенком чего-то диковинного, ни на что не похожего. Ее внимание привлекли гравюры на стене, она подошла рассмотреть их поближе, и щеки ее залились румянцем: картинки, которые издалека показались ей абстрактными, вблизи будто внезапно проявились: это были вполне откровенные эротические сценки. Франческа сделала большой глоток вина и прочла в уголке одной из них подпись: Д.Йейтс.

Она отступила на шаг и вдруг почувствовала странное возбуждение, какое-то родство с фигурами, изображенными на гравюрах. Одну из них она узнала совершенно точно: это длинное мускулистое тело она рассмотрела хорошо. У нее перехватило горло, и она отошла от стены, залпом допив вино. Почему-то его тонкий вкус вызвал у нее дрожь.

Франческа стала посреди комнаты, теребя пальцами высокий толстостенный стакан. Мыслей в голове не было. Она прислушивалась к тайному ритму своего тела, тела, над которым она хотела властвовать, которому хотела приказывать любить того, кого она захочет. Она вдруг почувствовала себя всемогущей, способной распоряжаться своими желаниями и поступками. И приняла решение. Аккуратно поставив стакан на стол, сбросила туфли и в чулках стала подыматься по ступенькам наверх.

В спальне слышался шум воды, из щели под дверью пробивался пар. Ей ударил в нос запах знакомого одеколона. Франческа бесшумно стянула через голову свитер, расстегнула юбку и сняла ее. Потом открыла дверь, ведущую в ванную, и шагнула под душ.

Дейв сначала почувствовал ее прикосновение, а потом уже увидел ее. Она будто выступила из тумана, заполнившего ванную комнату. Прикосновение ее тела, ее полных мягких грудей было как удар. У него перехватило горло. Он обнял ее и прижал к себе, глядя на нее сквозь струи воды.

– Боже мой, Фрэнки!

Она не дала ему говорить, прижавшись к нему губами.

Ее пальцы заскользили по скользкому от мыла телу вдоль его спины вниз. Она губами раздвинула ему губы – и в рот обоим хлынула вода. Он прислонил ее к стене и прижался головой к ее груди, слизывая воду с ее сосков. Она застонала; ее голос был более волнующ, чем ее прикосновение.

Вдруг его будто отшвырнуло ударом.

– Патрик! Какой к черту Патрик?

Он вылетел за дверь, на ходу схватив полотенце, чтобы прикрыть свой опадающий член. Следом за ним вышла будто в полусне Франческа. Вода струями стекала с нее на пол.

– Кто таков этот чертов Патрик? – наседал на нее Дейв.

– Боже мой… неужели я… – Франческа, мокрая и обнаженная, растерянно смотрела на него, возбуждая в нем, несмотря на весь гнев, острое желание.

– Не знаю, как у меня вырвалось… просто не знаю. – Она расплакалась и, рыдая, кинулась в спальню за одеждой.

– Черт! – выругался он.

Из спальни доносился шорох одежды. Дейв выключил воду в ванной и взял с сушителя нагретое полотенце.

– Фрэнки, оботрись. – Он набросил на нее полотенце. Она вся дрожала от холода и волнения и при этом выглядела такой юной, забавной и трогательной, что он не выдержал, привлек ее к себе и рассмеялся.

– Ах, Дейв, прости меня, пожалуйста…

– Шшш! – Он потер ей полотенцем спину и усадил на кровать.

– Ну что, может, попробуем сначала?

Она отрицательно помотала головой. Нет, не могла она. Теперь, по крайней мере.

– Может быть, поговорим?

Она опять покачала головой.

– Ну тогда я оставлю тебя тут, спокойно одевайся и спускайся вниз, а я пока пойду поколдую над цыпленком.

Дейв улыбнулся. От гнева его и следа не осталось. Не судьба, наверно, нам с ней сблизиться, думал он. Не стоит больше и пытаться. Как ни влекла она его к себе, но, видно, придется остаться просто друзьями.

– Значит, через несколько минут в гостиной. – Он повернулся и пошел к двери.

– Дейв?

– Да? – Он остановился на пороге.

– Ты тут совсем ни при чем… – Она сделала паузу. Что же это со мной, лихорадочно размышляла она, почему я не могу выбросить Патрика из головы! – То есть я хочу сказать, что мне было чертовски хорошо с тобой. – Она покраснела.

– Надеюсь, что так, – улыбнулся он. – По этому виду спорта я имею высокие достижения.

И он вышел, деликатно оставив ее одну, чтобы она привела себя в порядок.

Франческа села на кровать, закуталась в толстое белое полотенце и зарылась лицом в ладони, сгорая от стыда и унижения. Какой же несусветной идиоткой она себя выставила! Как ей теперь смотреть Дейву в глаза?

Как же так случилось, с отчаянием думала она, как? Я так старалась забыть Патрика. Заставляла себя вытравить его из памяти, во всяком случае, не вспоминать – и вдруг зову его по имени! Мое тело требует его как наркотика. Да почему, черт побери, почему?

Горячие слезы омыли ей лицо. Ты думала, что сможешь командовать собой, Франческа, горько прошептала она себе, и тебе многое удалось, только со своим сердцем ты не сумела сладить.

Не желая тревожить Франческу, но не дождавшись ее, Дейв поднялся наверх и, стоя перед открытой дверью спальни, смотрел, как она плачет. Ему было бесконечно жаль ее, и он не знал, чем ее успокоить, как справиться с этой роковой случайностью, которая заставила ее так горько плакать, а его – проститься с надеждой. Он хотел было уйти, чтобы понапрасну не смущать ее, но в этот момент она подняла глаза и увидела его.

– Я такую дурочку сваляла, – прошептала она. – Ты, должно быть, ненавидишь меня.

– Нет, что ты!

Он вошел в комнату и присел перед ней на корточки.

– Ничего особенного не случилось, – негромко сказал он. – И вообще, я никогда не смогу тебя возненавидеть. Мы ведь друзья, правда? Так и знай. – Он на секунду умолк, а потом продолжил: – Знаешь, иногда кажется, что тебе позарез нужен один человек. А на самом деле тебе нужен совсем другой. И в один прекрасный момент это всплывает наружу. – Он взял ее за руку и нежно провел пальцем по ладони. Он впервые заметил шрамы на ее запястье – на этом месте она обычно носила часы. Ему пришлось отвернуться, чтобы скрыть от нее свой шок. – Есть вещи, которые мы не в силах изменить, Фрэнки, – продолжил Дейв, – это вросло в душу, навеки осталось в ней, вот как эти шрамы. Тебе придется научиться с этим жить, принимать это как оно есть.

Он дотронулся до отметины на запястье.

– Это сделал он?

Она покачала головой.

– Нет. Единственное, что он оставил, – это любовь. Но, оказывается, она болит сильнее всего.

– А он знает об этом?

– Зачем? Впрочем, он, конечно, знал. Все дело в том, что я оказалась для него неподходящей парой.

Она сказала это так просто, так по-детски наивно, что Дейву захотелось обнять ее как ребенка.

– Может быть, если бы я изменилась, он не оставил бы меня.

– Что ты говоришь, Фрэнки! – Он поцеловал ей руку. – Ты замечательная, лучше не бывает. А скоро, моя дорогая Франческа, ты станешь настоящей звездой, так ярко засияешь, что всех ослепишь своим светом. – Он улыбнулся. – Пройдет несколько недель, я буду смотреть на тебя снизу вверх, и ты осыпешь меня звездной пылью.

Наконец-то ему удалось вызвать у нее улыбку.

– Спасибо тебе, Дейв.

Он пожал плечами.

– Не за что.

– За… – Ей хотелось сказать: за то, что дал мне понять, что не все в нашей власти и не все я могу изменить в своей жизни. Но пока ей трудно было это выговорить.

– За то, что ты – это ты, – договорила она и, рассмеявшись на уморительную рожу, которую он при этом скорчил, добавила: – Ты мне здорово помог, честное слово!