4
В перерыве между работой девушки из рекламного отдела фирмы «Карат» сидели под зонтиками кафе, подставляя полуденному солнцу очищенные от макияжа лица. Отсюда, из маленького сквера на пересечении улиц, нарядное шестиэтажное здание с сияющим подъездом и массивной эмблемой фирмы было видно как на ладони. В распахнутых балконных дверях кабинета директора можно было различить мелькание белой блузки секретарши и край массивного стола, украшенного позолоченной резьбой. Золотого блеска здесь вообще было предостаточно.
«Рим — золотой город. Солнечный, радостный, теплый», — думала Кристина, сидящая чуть в стороне от громко переговаривающихся девушек. Она прищурилась, и сквозь частокол рыжеватых ресниц игра солнца на золоченых куполах и шпилях, на пышной отделке домов, оград, витрин, на клумбах с ярко-желтыми круглоголовыми цветами казалась поистине сказочной. Который раз всплывала в памяти фраза, завершавшая столь любимый ее матерью старый фильм «Римские каникулы».
«Что Вашему высочеству больше всего понравилось у нас?» — спрашивают журналисты покидающую Италию очаровательную принцессу, юную Одри Хепберн. «Рим, конечно, Рим!» — отвечает она с блеснувшими на глазах слезами.
«Roma, centramente, Roma!» — могла бы сказать и Кристина в любую минуту дня и ночи. Потому что с первого же взгляда, еще с высоты кружащего над столицей «боинга» влюбилась в этот город, так ярко, так щедро воплотивший ее грезы.
Он стал для нее главным призом судьбы, помогающим не замечать обидных мелочей, досадных промахов, не «вписывающихся» в образ мечты. Явление Лариной в «Карат» отнюдь не вызвало бурю восторга, сколь-нибудь похожего на тот, с которым ее приветствовал на московском конкурсе Руффо Строцци. Работой ее здесь не завалили, оговорив, правда, возможность иных «подработок» в свободное от работы время. Гостиница, в которой Лариной предложили снять номер на все время действия контракта, оказалась более чем скромной, с душем в коридоре и маленькой комнаткой, чуть ли не целиком занятой кроватью и крошечным столом. Зато она располагалась в двух автобусных остановках от места работы и славилась строгостью нравов.
— Вы не смотрите, синьорина, что у нас антураж не слишком шикарный. Зато чистота и тишина, — радушно приветствовал ее пожилой хозяин, вручая ключи от номера. — Четырнадцать постояльцев, и всех мы с женой знаем, как родных. Да и поесть у нас можно как дома — сытно, недорого, для желудка полезно. — Хозяин старался угодить приезжей красотке. Откуда ему было знать, что ни гостиничным шиком, ни ресторанной едой девушка не избалована.
Кристина и в самом деле была вполне довольна своим углом, ведь за окном был самый настоящий Рим. Вначале она никак не могла поверить в это, бродя по близлежащим улицам и переулкам с кружащейся от счастья головой, а потом научилась пользоваться метро и наземным транспортом, выискивая на карте самые выдающиеся культурно-исторические объекты. Компании для этого занятия ей не требовалось, напротив, куда приятней бродить одной, не стесняясь своей изумленно отвисшей челюсти. Ни подруг, ни «патронов» Кристина не завела. А Руффо Строцци, пугавший ее перспективой интимных отношений, скончался через пять дней после возвращения из Москвы на родину.
В «Карате» все шушукались, обсуждая жуткую новость — бодренький и веселый помощник главного менеджера покинул сей мир внезапно, в результате разрыва сосуда, обходя с газонокосилкой лужайку своего загородного дома. Подозревали, как бывает в таких случаях, всякое, но зря — врачи установили факт естественной кончины, а священник, служивший панихиду, настаивал на обычной версии — причастности Господа к определению земных сроков каждого смертного.
О Строцци быстро забыли, а Кристина, погрустив и повздыхав над фактом безвозвратного ухода своего благодетеля, человека симпатичного и, в общем-то, близкого, в глубине души вздохнула с облегчением: теперь она была свободна от каких-либо моральных обязательств и могла всецело отдаться Риму, городу, который полюбила с почти физической пылкостью. Рим отвечал ей взаимностью, суля неминуемое счастье. В этом Кристина не позволяла себе сомневаться — как никогда она нравилась себе, отраженная в сверкающих стеклах дорогих витрин, в зеркальцах чудесных автомобилей, в восхищенных темных глазах черноволосых мужчин, словно всегда расположенных к флирту и веселым прогулкам с длинноногой блондинкой. Но Кристине не приходило в голову нарушать пункт контракта, в котором она обязалась соблюдать нормы законности в частной жизни, то есть не подрабатывать на панели. Господи, какая «панель» — она чувствовала себя принцессой, несмотря на скромный номер в отеле, толкучку в неуютном метро, отстраненность от клана фотомоделей, более опытных, снисходительно наблюдавших за первыми шагами замкнутой иностранки, и невзирая на то, что полученной пачки лир с множеством нулей хватало лишь на скромное студенческое житье.
Кристина чувствовала себя преображенной. Бродя как зачарованная по улицам великолепного «города-музея», она ощущала себя иным человеком — прекрасным и сильным. Не какое-нибудь «дитя хрущоб», содрогающееся от омерзения к себе и окружающим. Здесь она поняла, вернее, почувствовала всем своим будто заново родившимся телом, что самое большое преступление и самая страшная жертва — попрание собственной гордости, потеря уважения к себе, к новому образу «я», открытому Римом.
Римлянка Кристина училась жить заново — широко и радостно, ощущая в себе неведомую ранее жажду прекрасной, романтической любви.
…Оставалось всего пять минут до конца перерыва, и эти пять минут под осенним ярким солнцем, среди иноязычной болтовни и щегольской суеты царственного города казались Кристине драгоценными мгновениями.
В поле зрения сиял подъезд «Карата», в который она сейчас легко и радостно устремится. И вот прямо в центре «кадра», схваченного ее прищуренными глазами, мягко затормозила шикарная открытая машина. За рулем черноволосая красотка в темных очках, рядом — элегантный спутник, придерживающий рукой разметанные ветром прямые русые волосы. Они перебросились короткими фразами, красотка, улыбаясь, подняла большие очки и потянулась к спутнику яркими губами, а тот, приняв как печать этот мимолетный поцелуй, быстро обнял девушку и выскочил из машины. «Чао, бамбина!» — «Чао, кара!» Автомобиль умчался, а мужчина, оказавшийся высоким, стройным и очаровательно-небрежным, проверил содержимое кейса, с досадой посмотрел вслед исчезнувшей машине и направился к подъезду. Нескольких секунд Кристине оказалось достаточно, чтобы оценить то, что уже десятилетие с удовольствием смаковали миллионы итальянок — Элмер Вествуд излучал покоряющее обаяние. Конечно, она не имела представления ни о профессии, ни об имени незнакомца. Но его образ сработал как детонатор, провоцирующий взрыв — жажда любви, настоящей, пылкой, огромной любви, вспыхнула в душе Кристины с неведомой силой.
«Любить и быть любимой» — давняя мечта, несбыточный красивый вымысел вдруг обрел реальный, непосредственно ее касающийся смысл. Кристина поняла, почему манили ее, как наивного дикаря, «игрушки» цивилизации, красота богатой жизни — они были лишь условием, декорациями к самому блаженному состоянию на свете — опьянению взаимной любви. Элмер, с его игривой беспечностью, бронзовым загаром, с русоволосой, живописной красотой казался воплощением Рима, его покоряющей солнечной праздничности.
Когда Кристина вновь увидела Элмера на показе коллекции украшений, то уже знала, кто именно подошел к ней за коротким интервью. Рядом маячил с камерой оператор. Огни софитов превращали разноцветные стразы фантастического украшения Кристины в каскады струящихся искр. Она ловила на себе завистливые взгляды коллег и заинтересованный Элмера и чувствовала, что может взлететь от переполнявшего ее счастья. Но вместо этого растеряла итальянские слова и мямлила что-то несуразное о России и своей любви к Риму. Вряд ли он вообще запомнил ее, этот самоуверенный телегерой.
Но в Риме все было необычно. Особое ощущение везения несло Кристину на своей легкой волне, наделяя небывалой смелостью. Она была уверена, что сегодня же встретит своего героя снова, и уже знала, что скажет ему, сочиняя в уме изящные фразы. Она попросит Вествуда занять ее в каких-нибудь съемках, дать хоть крошечный шанс получить другую работу после того, как срок контракта с «Каратом» истечет. Впереди почти два месяца — огромное время! Только Кристина уже знала: чем дороже ценишь минуты, тем быстрее они проскальзывают мимо — как песчинки между пальцами.
Вествуд взял ее координаты и приветливо улыбался, обещая вспомнить о ней! Кристина буквально летала на крыльях целую неделю, пока не сообразила, что права была Бэ-Бэ — Вествуд никогда не позвонит.
Бербера Пьюзо, новенькая, попавшая в «Карат» чуть позже Кристины, сразу же стала ее подружкой. Девушек сблизила инородность среди компании фотомоделей фирмы. Правда, Бэ-Бэ была итальянкой, но что-то в ее внешности вызывало враждебное отношение окружающих. Возможно, она держалась слишком высокомерно и не пыталась скрыть гипертрофированную самовлюбленность. Высокая, яркая брюнетка с избытком макияжа и несколько утрированной царственностью походки и манер сразу обращала на себя внимание низким громким голосом, экзотичностью дорогих туалетов и украшений. Заметив обособленность Кристины, Бэ-Бэ подошла к ней сама:
— Новенькая?
— Да, я получила контракт в Москве.
— Русская? — Бербера смотрела прямо и жестко, как полицейский комиссар на подозреваемого.
— Да, — пролепетала Кристина.
— И эти чертовки не упускают возможности подчеркнуть твою неполноценность: третий сорт, чужачка, дикарка. — Она развернулась в сторону девушек, сделав неожиданно весьма вульгарный жест.
— Да нет… Они меня не трогают. Только я, наверно, плохо говорю по-итальянски. И у меня тут совсем нет друзей, связей… — Кристина тушевалась под взглядом смоляных, густо подведенных глаз.
— Связи появятся. Если не будешь прятаться в норку. Ты ведь, как я уже понимаю, не торопишься домой к мамочке? И жених не ждет в Москве?
— У меня нет жениха. У мамы своя жизнь. А я… Я просто влюбилась в Рим, — выпалила вдруг Кристина, не понимая, почему сразу разоткровенничалась с этой странной незнакомкой.
— Хороший вкус, лапушка. Рим не чета твоей деревне с Кремлем. Язык у тебя приличный. Вполне достаточно, чтобы устраивать свою жизнь… Одеваешься скучно. Да, ведь с твоими доходами и в самом деле лучше изображать студентку, чем дешевую шлюху. — Бэ-Бэ эффектно, как-то подчеркнуто грациозно закурила. — Я не из Армии спасения, но кое-чему могла бы тебя научить. Просто так, по доброте душевной. Запомни, Бербера Пьюзо — очень добрая девушка.
Она значительно посмотрела в глаза Кристины, заронив страшное подозрение. Кристина решила держаться подальше от громоздкой синьорины, возможно, не чуждой лесбийским наклонностям. Но та проявила активность, предложив повозить Кристину по магазинам и «кладбищам старины».
У Берберы оказался чудесный «альфа-ромео» и веселый нрав. Она любила дурачиться, заводя в тупик продавщиц, и громко смеялась своим шуткам. Вечером Бэ-Бэ оставляла Кристину у ее отеля, не делая попыток ее соблазнить. Невероятно, но подозрения Кристины об извращенных наклонностях Бэ-Бэ сами собой рассеялись. Либо она была очень хитра и затеяла с Кристиной сложную игру, либо руководствовалась другими целями, приручая ее. Но затянуть в постель русскую подружку знойная итальянка явно не торопилась.
Когда Кристина рассказала Бэ-Бэ о том, что Вествуд обещал предложить ей какую-нибудь работу, та демонстративно бурно расхохоталась.
— Ну что бы ты делала без меня? Прямо дикарка из африканского племени, не ведающая, что такое ватерклозет! Мне уже двадцать семь. И все последние двенадцать лет я вижу на экране Вествуда. Мне известны детали его карьеры, его причуды, вкусы, доходы. У нас открытая страна — частную жизнь тележурналистов потрошат нещадно, выставляя на обозрение грязное белье. Тем более таких одиозных плейбоев, как Вествуд… Нет, лапуся, он не вспомнит о крошке из России. Красавчик не из тех, кто испытывает недостаток в длинноногих куколках. Тебе нечем ему платить. А Элмер ничего не делает просто так.
Они сидели в ресторанчике, и все мужчины в зале таращились на живописных подружек. К ним пробовали подсесть и завести знакомство, но Бэ-Бэ решительно пресекала эти попытки. «Мелкая рыбешка не для нас, моя сладкая. Как-нибудь я покажу тебе настоящих мужичков».
— Бэ-Бэ, честное слово, мне показалось, Элмер искренне обещал… А вдруг… вдруг я ему действительно понравилась? — выставила Кристина свой единственный аргумент.
— Не мечтай! У него такие, как ты, в очередь пишутся. Да еще с чековыми книжками и влиятельными патронами, имеющими возможность при случае по просьбе своей куколки помочь милейшему Вествуду. Лара Арман — его пассия уже более года. Она стала «девушкой» Вествуда, как только вошла в десятку модных кинодив. Лара — всегда на виду, эффектна и далеко не дура, пробовала сделать имя в журналистике — в общем, такую любовницу можно предъявить «свету» и позволить общественности строить предположения насчет брачных планов.
— Да, они действительно смотрятся великолепно. Я видела по телеку фильм об их поездке в Африку. Очень красиво… — замолчала погрустневшая Кристина.
— А, этот ролик крутили в игре «Угадай адрес». Они вместе ведут телевикторину и постоянно делают вид, что непосредственно после съемок бросятся совокупляться. Такие томные, такие манящие взгляды — прямо половой акт в эфире. — Бэ-Бэ брезгливо поморщилась. — Только не сомневайся, девочка, дни Лары сочтены. Она никогда не будет его женой. Элмер Вествуд задешево себя не продаст!
И вот он все-таки вспомнил ее, предложив эпизодическое участие в юбилее какого-то Стефано Антонелли. Возликовавшая Кристина аккуратно согласовала график с менеджером «Карата» и поторопилась доложить новость Бербере. Та сделала большие глаза — информация сильно удивила ее:
— Антонелли? Наш «золотой теленок»? «Гигантское состояние и чистые руки» — поистине ему место в национальном музее… Поздравляю, цыпленок. Не упусти случая — там будут табуны отменных жеребцов из хороших конюшен.
— Может, мне попросить Элмера за тебя? Похоже, им нужны девушки для массовки.
— Не смеши! — снисходительно промурлыкала Бэ-Бэ. — Моя монументальная фигура не для толпы. К тому же я намереваюсь провести эти дни в любовном экстазе. Уединенное бунгало на Багамских островах… — Бербера томно закатила глаза, давая понять, что имеет свою богатую событиями жизнь, в которой работа для фирмы «Карат» — всего лишь пустяшный эпизод, каприз взбалмошной синьорины.
Бэ-Бэ не скрывала свое превосходство, но Кристина была далека от зависти: ей предстояло целую неделю проработать бок о бок с Элмером! Подумать только — она будет видеть его каждый день! Уничижительная характеристика, данная Вествуду Берберой, не охладила пыл Кристины. Ну и что дурного, если такой мужчина мечтает разбогатеть? Чем он хуже этих вислозадых пузатиков — нефтяных магнатов и королей, ворочающих миллиардами?
Ей искренне хотелось, чтобы случай помог Вествуду стать «золотым теленком». А она — она посчитала бы щедрым подарком судьбы короткий флирт с ним. Пусть только посмотрит призывным взглядом и полюбит — так, мимолетно, — на день, на два. Она обратит эти крупицы в слитки высокопробного счастья, которыми сможет украшать свою память всю жизнь!
Целая неделя на вилле Антонелли — в этом раю, населенном телевизионщиками, актерами, журналистами, — да это счастливый сон, который не может и присниться московской студентке!
Кристина сразу поступила в распоряжение постановщика, заведовавшего «садовыми эффектами». В окружении стайки молоденьких красоток синьор Форсато энергично ходил по угодьям Антонелли, выискивая живописные уголки. Уже были определены места, на которых состоится основное действие: площадь с фонтаном у входа во дворец послужит местом официальной встречи. Здесь, с высоты нарядного постамента, юбиляр произнесет торжественную речь, приветствуя прибывших гостей. Во внутреннем дворике, окруженном колоннадой галереи, будут накрыты гигантские столы для банкета. Здесь суетились светотехники, устанавливая софиты таким образом, чтобы пиршественный «зал» под ночным небом был освещен как днем. Кроме того, скрытые софиты как бы расставляли акценты, подчеркивая живописность обстановки. Когда Кристина впервые увидела «дворик» при полном освещении, то просто обмерла от восторга — огромную сцену бушующего спектакля окружали скалистые «кулисы», подножия которых украшали щиты, обвитые вьющимися розами, и цветущие кусты. Центральное место за столом, поставленным буквой П, светилось в пересечении мягких, но мощных лучей. Старинное кресло, предназначенное для юбиляра, с высокой резной спинкой, ярко алело пустующим пока бархатным сиденьем.
«Девушек Форсато», как называли здесь массовку, поделили на две группы — нимф и наяд. Нимфы должны были недвижно возлежать на ветвях огромных деревьев, наядам же предстояло украсить своими телами близлежащие пруды.
— Девочки мои, поймите, вас не должно быть ни видно, ни слышно. До тех пор, пока не загорятся бенгальские огни и не взлетят фейерверки, а пьяные гости не устремятся под сень листвы! Вот тогда-то они обнаружат, что парк оживает — от стволов в лунном свете отделяются тени, они кружат, манят, исчезают во тьме… — Форсато изобразил грациозный танец. — Этакий «Сон в летнюю ночь», придуманный Шекспиром и Элмером.
— А сколь далеко мы позволим заходить гостям в их «сне», если он окажется эротическим? — раздался чей-то насмешливый голос.
Форсато стал серьезным:
— У меня есть жесткое указание шефа: никаких скандалов. Никаких эксцессов, способных выплыть в прессе. Среди приглашенных будут весьма влиятельные и заметные люди — мэр, конгрессмены, банкиры, аристократы. Блюсти их репутацию — ваша забота. Учтите, за малейшее пятно на биографии наших почтенных гостей будете отвечать лично… Если, конечно, кого и трахнут втихаря, в полном уединении — не моя забота. Вествуд характеризовал мне каждую из вас как надежную и сообразительную исполнительницу… Так, с наядами несколько проще.
Форсато повел девушек к пруду, живописно изгибавшемуся среди зарослей парка и одним, открытым, берегом близко поступающему к стенам дворца. На воде покачивались доставленные сюда с киностудии гигантские «листы кувшинок».
— Вот на этих надувных матрасиках вам и предстоит живописно возлежать, прелестные синьорины. Листики имеют якорь и прикреплены бечевкой к столбам на берегу. Если потребуется выбраться — ни в коем случае не добираться вплавь! Тихонечко перебираете канатик, причаливаете в кусты… и чтоб ни звука! В любой ситуации ведете себя как подлинные наяды! — командным тоном завершил инструкцию Форсато и добавил: — На репетиции уточним мои указания.
Кристину инструктаж развеселил — уж очень напоминал знаменитого персонажа из старой кинокомедии «Карнавальная ночь».
В фургончике с реквизитом девушки переоделись в предложенные костюмы. У Кристины оказались мини-трусики телесного цвета и гирлянда пластиковых лилий, должная опоясывать торс. Кроме того, имелась белая капроновая вуаль, в которую следовало драпироваться, сливаясь с вечерним туманом.
Девушки оглядели друг друга и, прыская от смеха, выскочили во дворик — показаться главному режиссеру. Форсато выстроил как на парад шеренгу полуобнаженных красоток, ожидая появления Элмера. Главный режиссер зрелища был чрезвычайно занят в эти дни, проводя, как командир, смотры своих готовящихся к бою войск. Ищущему взгляду Кристины удалось несколько раз поймать его высокую фигуру в узких вытертых джинсах и белой майке, превращавших сорокапятилетнего Вествуда в юношу. Во всяком случае, издали. Вблизи он выглядел уставшим, серьезным и властным.
Окинув внимательным взглядом строй нимф и наяд, Элмер бросил несколько слов стоящей рядом с ним помощнице. Та живо черкнула что-то в блокноте, который постоянно таскала с собой. Вообще эти две фигуры — высокая юношеская Элмера и приземистая, полнозадая — его помощницы, Риты Тичелли, — казались неразлучными.
Элмер устало погрузил лицо в ладони и на минуту задумался. Затем, подняв глаза на девушек, улыбнулся:
— Отлично, крошки. Целиком придерживайтесь инструкций синьора Форсато. Постарайтесь не простудиться — вода прохладная ночью. Только, пожалуйста, обойдитесь без горячительных напитков. Категорически запрещено употреблять спиртное во время «дежурства». Ну а после «отбоя» — я думаю, часа в 2–3 ночи, — вы полностью свободны. Надеюсь, мы расстанемся друзьями… Удачи!
Он кивнул «актрисам» и поспешно удалился в сторону дворца. Навстречу ему летела высокая брюнетка с невероятным декольте и осиной талией, затянутой корсажем простенького деревенского платья. Смоляные кудри развевались на ветру, огромные глаза горели. Она подхватила Элмера под руку, бедром отстранив Риту, и что-то горячо ему зашептала на ухо. Кристина узнала в красотке Лару Арман и еще поняла, что Лара, несомненно, изображает Джину Лоллобриджиду. Такой, какой она запечатлелась в памяти зрителей незабываемого «Фанфана-Тюльпана».
Кристина немного погрустнела, и ей даже стало казаться, что взгляд Элмера, на секунду выделивший ее в толпе статисток, был случайным. Но нет! Она одиноко стояла в своих гирляндах у фургончика, поджидая очереди переодеться, как кто-то коснулся ее плеча. Элмер! Один, без Риты.
— Привет, русская наяда! У вас это называется по-другому. Я читал. Если девушка утонула, она становится водяной девой. Ты очень подходишь для этой роли — длинные волосы, прозрачная кожа, жаль, что весь вечер придется мерзнуть в темноте. Извини! Зато деньги получишь хорошие. — Он опять улыбнулся чудесными светлыми глазами, окруженными лучиками мелких, веселых, соблазнительных морщинок. И взял из рук подоспевшей Риты бумажный стаканчик с дымящимся кофе.
— Чао! — кивнул он Кристине и, шутливо подхватив одной рукой Риту за необъятную талию, направился к ожидавшим его пиротехникам.
Кристина научилась угадывать в разномастной толпе этих всегда мрачных и что-то перематывающих людей, измученных чувством ответственности. Было очевидно, что им совсем не хотелось подпалить фантастический, набитый сокровищами замок или прожечь какую-нибудь министерскую плешь. Но ведь именно от них, более чем от кого-то другого, зависели главные чудеса этой сказочной ночи.
Забавно, но точно так же думал каждый из участников представления — от синьора Вествуда до безымянного официанта.
И вот наступил день «премьеры». С раннего утра все были на месте, и по крайней мере половина женщин находилась на грани истерики. Время неумолимо двигалось к восьми часам, когда должен был начаться съезд гостей.
— Святая дева Мария! Сколько неожиданных сюрпризов сулит сегодняшнее шоу! Только бы обойтись без судебных разбирательств, — подняв глаза к небу, бормотал Форсато. — Вы, крошки, и не представляете, как дорого обходится иной раз экспромт судьбы самому невиннейшему из смертных!
Сердце Кристины колотилось в предвкушении подобного экспромта и, конечно же, она совершенно не думала о том, что политики могут повздорить во время банкета, что кто-нибудь надерзит юбиляру или во хмелю потонет в пруду. Ее нисколько не смущала мысль о карабинерах, спрятанных в парке и в доме на случай попыток грабежа, потери гостями драгоценностей или, не приведи господи, — убийства.
Но все это держал в голове не спавший уже две ночи подряд Элмер. Разве застрахуешься в такой свалке от конфузов, из которых потом трудно будет выбраться?! Он уже жалел, что взялся режиссировать и снимать шоу. Но деньги Антонелли помогли рассчитаться с банком и вздохнуть свободно. Пока. До следующих неминуемых трат. Отец Элмера — американец, известный в молодости теннисист, стал спортивным комментатором и оставил жену — итальянскую певицу, в юности мелькнувшую на эстрадных подмостках. Когда Элмеру было 12 лет, Джулия вторично вышла замуж за преуспевающего промышленника. Она сумела дать сыну достойное образование и обеспечила ему «старт». Карьеру на телевидении Элмер сделал сам. С 17 лет он жил отдельно, регулярно посещая мать в праздничные дни с букетами цветов. Судьба многое дала Элмеру — обаяние, смекалку, особый многоплановый шарм, позволивший стать кумиром телезрителей независимо от общественного положения. Но финансовой хватки у него не было. Прав Карлино — полный провал в этой сфере деятельности:
— Безупречные герои существуют только в камне у Микеланджело. Живые мужики обязательно имеют «прокол». Вот у меня — пузо и плешь, — Карлино отер платком влажное темя. — А у тебя — дыра в кармане. Врожденная финансовая несостоятельность.
— Слава Богу, не половая, — мрачно пошутил Элмер, не снизивший даже за рубежом сорокалетия интереса к прекрасному полу, а также не терявший надежды хорошенько разбогатеть.
Общение с Антонелли пробудило в нем неожиданную зависть — казалось, Элмер впервые осознал, что такое настоящий размах и настоящие деньги!
Это шоу обошлось юбиляру не дешевле, чем съемки какого-нибудь голливудского триллера. Но Стефано не скупился, не требовал отчета о затратах, легко выписывал счета. Кроме того, Элмер знал, что после завершения торжества всех его организаторов ждут подарки. Непостижимо! Выходит, жмотство и скаредность не обязательный спутник богатства! Стефано транжирит легко, как богемный лоботряс, а зарабатывает не хуже, чем самый прижимистый из «воротил-кровососов». К тому же прошло уже десять лет с тех пор, как он овдовел, а никому из красоток не удалось прибрать столь лакомый кусочек к рукам. Дочка Стефано в 14-летнем возрасте разбилась в собственном спортивном самолете, а сын с рождения находился в клинике для безнадежных детей. Ошибка судьбы, случайность — родовая травма, — и единственный наследник огромного состояния, продолжатель большого семейного дела, пускает слюну в палате со звуконепроницаемыми стенами и мусолит сахарных зайчиков. Жестоко порой играет Фортуна…
…Элмеру удалось передохнуть полчаса перед тем, как включиться в сумасшедший ритм этого вечера. Он был уже одет и причесан с особой тщательностью — ведь ему придется не раз попасть в объектив. Ленту, конечно, еще будут монтировать, и можно кое-что доснять после. Но без участия главных героев. Поэтому лучше сразу работать чисто.
Вествуд на сей раз отказался от привычного стиля небрежной экстравагантности и на этот раз предпочел строгую классику. Черный смокинг, белая рубашка и белая бабочка. Крошечная алая гвоздика в петлице — дань Ларе, пожелавшей отметить возлюбленного своеобразным «знаком собственности». Он будет запечатлен на пленке с этим цветком навеки — ее любовник, ее жених…