Глава 14

Через несколько дней Морис возобновил разговор о встрече. Надо сказать, что Женя провела эти дни в непрестанном ожидании. Она была как в тумане, думала о таинственном обладателе приятного голоса, когда засыпала, просыпаясь, тотчас вспоминала о нем. Иногда она пыталась взять себя в руки и смеялась над тем, что так сильно увлеклась призраком.

«Я же ничего о нем не знаю, — убеждала себя Женя, — может быть, он урод с красивым голосом и хорошо подвешенным языком. Нет, уродливый человек не может быть таким милым, ласковым и уверенным в себе. Я бы непременно почувствовала, если бы с ним что-то было не так».

Женя вздохнула и попыталась представить себе Мориса. У нее ничего не выходило. То он казался ей широкоплечим блондином с крупными кудрями и темно-серыми глазами, то худощавым высоким брюнетом с тонкими чертами лица. Образ как-то расплывался, один только голос звучал четко и преследовал Женю все время, даже когда она не слышала его в телефонной трубке.

И все же Женя никогда бы не рискнула предложить Морису встречу. Она очень хорошо помнила основное правило работы в «Сезаме». Личная встреча — это единственное, в чем девушка должна отказывать своему клиенту.

Именно эту, хорошо заученную фразу, и произнесла Женя, когда Морис как бы невзначай обронил:

— А почему бы нам не пренебречь нашими оговоренными правилами и не посмотреть, наконец, друг на друга. — Отказ он воспринял очень спокойно, поговорил с Женей о каких-то пустяках, а потом неожиданно произнес: — Я знаю, что тебе нельзя самой договариваться о встрече с клиентом. Но ведь слушать тебе никто не запрещает. — Женя молчала, и Морису это молчание сказало о том, что Женя ничего против не имеет. — Допустим, я назначаю тебе встречу в каком-нибудь известном месте, например, у памятника Грибоедову рядом со станцией метро «Чистые Пруды». Пока можешь мне ничего не отвечать, подумай. Я знаю, ты смелая женщина. Такие, как ты, способны на поступки, иначе ты не стала бы работать в таком месте. В следующий раз я позвоню и повторю свое приглашение, — продолжал Морис, — тогда я назову тебе день и час, а ты придешь или… — он помолчал некоторое время, — или не придешь. Никто же тебя не неволит. Ты все решишь сама.

Два дня до следующего выхода на работу Женя провела в страшном замешательстве. Все это время она решала: «Идти или не идти». Против было множество аргументов: элементарная осторожность, страх оказаться в ловушке, здравый смысл, нежелание ввязываться в сомнительное приключение. За то, чтобы идти, было только одно — желание. Но желание столь неудержимое, что оно пересилило все многочисленные «против».

В четверг Женя вышла на работу и принялась ждать звонка от Мориса. Она говорила с другими мужчинами и все время думала о том, что сегодня ей назначат свидание. Она забылась настолько, что случайно назвала одного из клиентов Морисом, на что тот возмущенно замычал что-то нечленораздельное.

«А вдруг он не позвонит, — подумала Женя и почувствовала, что вся дрожит от волнения, — вдруг он решил, что я заурядная благоразумная трусиха и поэтому не стоит тратить на меня свое время и деньги».

— Алло, Алина, это я, — наконец услышала Женя знакомый голос, — ждала меня?

— Да, — волнуясь, ответила Женя, и ей показалось, что сейчас Морис поймет и почувствует все — ее ожидание, волнение, тревоги…

— Давай не будем тратить время на разговоры, — произнес он. Сегодня его голос звучал немного иначе, как-то жестче и решительней. — Ведь очень скоро мы с тобой увидимся, если ты, конечно, не передумаешь. Давай встретимся завтра в восемь часов вечера там, где я говорил тебе. Я узнаю тебя по цветку белой лилии, который ты будешь держать в руках. Почему лилии? Потому что этот цветок — символ невинности. А я знаю, что ты совершенно невинна.

Тут Женя наконец заговорила.

— В каком смысле? — спросила она.

— Я говорю о душе, — ответил Морис, — чтобы ты ни делала в этой жизни, твоя душа всегда оставалась чистой, как цветок белой лилии. Именно поэтому ты должна взять ее. И, если у тебя есть светлое длинное платье, пожалуйста, надень его. Тогда ты будешь именно такой, какой я тебя представляю. Прости, но я не хочу пока говорить, как сам выгляжу. Пусть это будет для тебя сюрпризом. Обещаю одно, ты не будешь разочарована.

Женя не боялась разочарований. Она боялась, что не сумеет дождаться завтрашнего дня. И еще, она никогда не думала, что способна так волноваться. Она почти не спала в эту ночь. Стоило ей смежить веки, как она видела перед собой памятник Грибоедову и множество мужчин, стоящих вокруг него, она, как в старой сказке, идет и заглядывает в лицо каждому. Но почему же она ничего не видит, вместо лиц — только смутные очертания? Женя пытается вглядеться получше, открывает глаза и понимает, что находится в своей собственной спальне. А до встречи у памятника еще так много времени, остаток ночи и бесконечный день, который, как назло, выпал на ее выходной.

Если бы Женя работала, время пролетело бы быстрее. Пришлось искать себе занятие. Она вытащила из шкафа длинное льняное платье и критически осмотрела этот наряд. Она надевала его только в сильную жару, с кожаными сандалиями это платье смотрелось очень неплохо. Но сейчас, в начале августа, жара уже пошла на убыль, никто не носит длинных белых платьев. Не будет ли она выглядеть смешно и провинциально в таком наряде? Женя задумалась, потом вспомнила героиню одного сериала, который она однажды смотрела в течение трех дней, пока ей не наскучило. У девушки из фильма было очень похожее платье, тоже длинное, свободное и светлое. Она носила его с ковбойскими сапожками из светло-коричневой кожи. Выглядело это довольно стильно.

Женя отправилась по магазинам на поиски именно таких сапожек. Это оказалось довольно нелегким делом. Ей предлагали самые различные модели туфель, босоножек и сапожек. Но Женя и смотреть не хотела на модную обувь на толстенной платформе. Напрасно объясняли ей продавцы, что ковбойская обувь уже вышла из моды, Женя никого даже слушать не хотела. Почему-то, вероятно, из-за сильного волнения, ей начало казаться, что без этих сапожек она будет выглядеть нелепо и не понравится Морису.

Наконец, уже совсем отчаявшись найти нужную вещь, Женя заглянула в маленький магазинчик в двух шагах от ее дома. Почему-то раньше Женя никогда не заходила сюда. Именно здесь она и обнаружила то, что искала. Сапожки были именно такие, как она себе представляла, светло-коричневые, с заостренными носами, скошенными каблуками и узорчатыми голенищами. И оказались ей как раз впору. Счастливая, Женя расплатилась и собралась уже подняться к себе в квартиру, чтобы нарядиться для встречи, как вдруг поняла, что забыла нечто очень важное.

Лилия! Женя еще не позаботилась о белой лилии. А ведь без этого цветка, символа ее душевной чистоты, Морис не узнает ее. Купить в это время года лилию оказалось почти так же сложно, как и найти ковбойские сапоги. Женя не поленилась и дошла до Нового Арбата, где недавно открыли отличный цветочный магазин. Продавец, очень серьезный юноша с выкрашенными в ярко-желтый цвет волосами, помог выбрать ей цветок.

Домой Женя возвращалась на такси. Она осторожно села в машину. Длинный стебель с тугими листьями и белоснежной чашечкой цветка казался таким хрупким. Женя приблизила лицо к влажным лепесткам и вдохнула тонкий нежный аромат, от которого ей почему-то стало грустно.

Домой Женя вернулась в шесть часов вечера. Оставалось совсем немного времени. Женя не знала, где и как закончится ее свидание с Морисом, но она готова была ко всему.

Женя приняла душ, натерла тело душистым лосьоном, потом феном уложила волосы. Она слегка подкрасила ресницы и наложила на веки едва заметные бледно-голубые тени. Для губ Женя выбрала перламутровую помаду, от которой ее кожа казалась смуглее. Она надела свое лучшее кружевное белье, которое купила во французском бутике и которое берегла для встречи с прекрасным принцем. Кто знает, может быть, сейчас она наконец найдет его? Потом подошла очередь платья и новых сапожек. Женя побрызгалась духами с запахом мускуса и ванили. Поверх платья она накинула легкий жакет из светлой замши, идеально подходящей по тону к сапожкам. Взяла цветок и напоследок посмотрела на себя в зеркало.

Из зеркальной глубины на Женю смотрела настоящая красавица, таинственная и романтичная.

«Боже мой, неужели это я? — изумилась Женя. — Просто волшебное превращение Золушки. Надеюсь, принц меня не подведет».

Вместо Золушкиной кареты Жене пришлось воспользоваться обычным автомобилем. Водитель темно-синего «жигуля» с восторгом смотрел на свою нарядную пассажирку, и Женю радовал его чуть испуганный взгляд.

Женя попросила водителя остановить машину около здания Главпочтамта. Она сделала это намеренно, ей хотелось не спеша подойти к памятнику и по дороге немного успокоиться и собраться с мыслями. Женя расплатилась с водителем, взглянула на наручные часики. Без четверти восемь. Еще целых пятнадцать минут. Так много и вместе с тем так мало.

Неожиданно Жене стало очень страшно. Она почувствовала себя жертвой, добровольно идущей на заклание. Она оделась во все белое, взяла в руки белый цветок, она сама натерла свое тело душистыми ароматами. Все это напомнило Жене ритуал, существовавший когда-то в Древней Персии, когда облаченных во все белое прекрасных женщин приносили в жертву богу огня.

«Глупости, — сказала себе Женя, — в центре города, да еще в такое время, когда на улицах полно людей, со мной ничего не случится».

И тут же она подумала о том, что готова сегодня пойти с Морисом куда угодно, если только он ей понравится, конечно. А ведь никто не знает, что Женя встречается сегодня с незнакомым мужчиной. Завтра у нее тоже выходной. И если она вдруг исчезнет, никого это не встревожит.

«Может быть, позвонить кому-нибудь, пока не поздно, — подумала Женя, — например, Леше. Он не будет задавать мне лишних вопросов. Я могла бы предупредить его, сказать, что если не вернусь домой к завтрашнему утру, то чтобы он тогда… Что тогда? — задумалась Женя. — Не могу же я рассказать ему о Морисе и о том, что иду встречаться неизвестно с кем, да еще и с лилией в руках. Он просто решит, что я сошла с ума, и будет совершенно прав. А найти меня он все равно не сможет, потому что я ничего об этом Морисе не знаю. Так что же делать? — Женя задумалась. — Просто надо быть осторожнее, — решила она. — Совсем не обязательно с первой же встречи пускаться во все тяжкие. Мы просто познакомимся, посмотрим друг на друга, посидим в каком-нибудь кафе, а потом… Потом мы пожелаем друг другу спокойной ночи, — строго сказала себе Женя, — и разойдемся по домам».

Теперь Женя успокоилась настолько, что могла идти на свое первое свидание с неизвестным. Она дошла до конца Мясницкой, повернула к метро, увидела возвышающегося над площадью каменного Грибоедова, который грустно смотрел на толпящихся у его ног людей.

«Он, кстати, тоже был специалистом по Ирану, — неожиданно подумала Женя, — и тоже ничего хорошего из этого не вышло».

Женя старалась идти медленно, раскованной, непринужденной походкой. Женя попыталась взглянуть на себя со стороны и поняла, что ее подводит выражение лица, чересчур напряженное и испуганное. И Женя начала улыбаться, она постаралась, чтобы улыбка у нее получилась немного рассеянная, как у любой романтичной женщины. Сначала ей удавалось это с трудом. Женя чувствовала, что она просто механически растягивает губы, но потом она вспомнила мягкий и удивленный голос Мориса, и ей стало легче.

Вместо испуганной и встревоженной женщины к памятнику Грибоедову подошла уверенная в себе и вместе с тем немного отрешенная от реальности, прекрасная принцесса. По крайней мере именно так Женя воспринимала себя в этот момент.

Возле памятника Женя сбросила с себя маску отрешенности и внимательно осмотрелась. Вокруг нее было так много людей! Ну конечно, очень многие назначают друг другу свидание вечером возле памятника.

«В этом нет ничего удивительного», — сказала себе Женя, чувствуя, что у нее начинает кружиться голова.

Все было именно так, как в ее вчерашнем сне. Огромное количество мужчин, лица которых расплывались перед глазами. Может быть, Женя ошибалась, но ей действительно показалось, что здесь только одна женщина — она сама. И все мужские глаза — карие, серые, голубые, спрятанные за стеклами очков, все они внимательно смотрят на нее. Эти взгляды прожигали ее насквозь, она чувствовала себя так, словно пришла на экзамен, к которому совершенно не готовилась.

Женя поняла вдруг, в какой невыгодной для себя ситуации оказалась. Несмотря на то, что они с Морисом не знакомы, все же он без труда сможет узнать ее, хотя бы по этой дурацкой лилии, которую Женя сжимала в руке так сильно, что у нее вспотели ладони. А ведь она Мориса не узнает, пока он сам к ней не подойдет, если только захочет подойти.

Женя посмотрела на часы, было уже десять минут девятого. На ее глазах к некоторым из ожидающих мужчин подбегали женщины, смеялись, просили прощения за опоздание. Мужчины снисходительно целовали их, брали под руку или обнимали за талию, и парочки уходили — продолжать этот вечер уходящего лета.

Женя стояла в одиночестве. Ей показалось, что лилия укоризненно склонила свою светлую головку. Жене захотелось немедленно избавиться от этого глупого цветка, слишком самонадеянного в своей вызывающей красоте.

Женя заметила, что на нее смотрят. В этом не было ничего удивительного, ведь она выглядела достаточно необычно. Она принялась украдкой более пристально разглядывать стоящих и прогуливающихся мужчин. Нет ли среди них Мориса, который почему-то испытывает ее терпение.

«Может быть, этот, — думала Женя, украдкой поглядывая на высокого представительного мужчину с маленькой рыжеватой бородкой. У него был такой вид, словно он когда-то давно очень крепко задумался, да так и остался с этим выражением. Женя перевела взгляд на другого мужчину, маленького, с торчащими на макушке черными волосами. Он нетерпеливо топтался на месте. — Нет, не он, — решила Женя, — слишком нервный. — Потом она посмотрела на упитанного блондина в респектабельном темном пиджаке. Он стоял, мрачно уткнувшись в свежий номер «Коммерсанта». Казалось, ничто другое его не занимало. Рядом с толстяком стоял молодой человек в джинсах с длинными волосами, собранными в хвостик. По его лицу блуждала рассеянная улыбка, словно он с трудом понимал, зачем пришел сюда. — Вот этот вполне мог бы оказаться Морисом, — подумала Женя, — с виду он довольно приятный, только слишком молодой».

Но в это время к молодому человеку подскочила очень коротко стриженная девушка с сережкой в левой ноздре и повисла у него на шее. Он обнял ее, и парочка направилась к Чистым прудам.

А к Жене по-прежнему никто не подходил. На нее внимательно смотрели, и Женя вся замирала от предчувствия близкой встречи. Но потом она поняла, что невольно притягивает к себе взгляды своим необычным видом. Каждый, кто смотрел на нее, видимо, понимал, что она ждет свидания… Женя опять обреченно посмотрела на часы. Морис опаздывал уже на целых двадцать минут.

«Что-то многовато для первой встречи, — подумала Женя и наконец-то рассердилась. — Да как он смеет морочить мне голову! Мало того, что я пренебрегла всеми сезамовскими правилами и как последняя дурочка потащилась на это свидание, рискуя вылететь с работы, — так он еще и не явился! Ну и хорошо, — сказала она себе, — в следующий раз, милая, ты будешь умнее!»

Не обращая внимания на изумленные взгляды, Женя опустила лилию в урну, подумав при этом: «Лучшей вазы ты не заслужила», и удалилась с гордо поднятой головой.

Маленький брюнет с торчащими на макушке волосами еще несколько секунд потоптался на месте, потом взглянул на часы, изобразил на лице досаду и удивление, потом безнадежно вздохнул и направился к метро. Всякий, кто видел его в этот момент, не усомнился бы в том, что беднягу обманула девушка. Назначила свидание, а сама не пришла. Впрочем, в этом не было ничего удивительного, уж больно невзрачно выглядел этот тщедушный человечек.

Да на него никто и не обратил внимания. Люди большого города обычно заняты только собой. Мужчина стремительно проскользнул в приоткрывшуюся дверь вестибюля метро и так же стремительно двинулся вперед, ловко лавируя в толпе.

Через минуту он замедлил свой темп, потому что увидел в двух шагах перед собой белое пятно — Женино платье.

«Женщина в белом, — спокойно подумал мужчина, — теперь ты моя».

Он ловко пристроился так, чтобы идти за Женей, при этом она, естественно, его не видела. У Жени не было привычки то и дело оглядываться, ей и в голову не могло прийти, что кто-то может за ней следить. Кроме того, щуплый брюнет соблюдал известную осторожность. Он не шел за Женей след в след, он двигался чуть сбоку, но при этом не теряя ее из виду. Он вошел за Женей в вагон метро, но не сел, как она, а встал рядом с закрытыми дверями. Он даже не смотрел в ее сторону. Ему вполне хватало того, что Женя отражалась в темном стекле дверей. На «Пушкинской» Женя вышла, и ее преследователь последовал за ней.

Уже темнело, но Женино белое платье светило ему, как светит маяк одинокому кораблю. Мужчина шел за Женей по узким переулкам, мимо облезлых старых домов и вызывающе красивых банков. На улице Остужева Женя остановилась и нырнула в открытую дверь подъезда. На лице преследователя мелькнула довольная улыбка. Очень хорошо, что дверь оказалась открытой, — значит, он сможет неслышно проскользнуть в подъезд. Он так и сделал и сразу же услышал, как с тяжелым лязгом захлопнулась дверь допотопного лифта. Отчаянно скрипя, лифт медленно пополз вверх. Мужчина бросился догонять его по лестнице. Ему это не составило никакого труда, никто бы не подумал, что этот тщедушный человечек — мастер спорта по альпинизму. Это только культуристам нужны мощный торс и выпирающие мускулы. А альпинист берет другим — ловкостью, силой духа и умением действовать в экстремальных ситуациях.

До пятого этажа альпинист добежал почти одновременно с лифтом, машина опередила его всего лишь на несколько секунд. Мужчина затаился на лестнице, осторожно выглядывая из-за шахты лифта: он видел, в какую дверь зашла Женя. Затем он вновь спрятался, выждал с минуту — выглянул снова. Теперь можно было не спешить. Он внимательно посмотрел на дверь Жениной квартиры, запомнил номер и пешком, уверенной походкой человека, который хорошо справился с делом, зашагал вниз по лестнице.

Он долго ехал на метро, на автобусе, еще минут пять шел пешком, поднимался на шестнадцатый этаж на лифте, долго возился с замками железной двери и, наконец, оказался у себя дома. Он никогда не пускал к себе посторонних, но если бы это вдруг произошло, попавший сюда человек был бы поражен, настолько необычно выглядела эта квартира.

Небольшая, однокомнатная, с крошечными кухней и прихожей, она выглядела еще меньше, потому что ее заполняли самые разнообразные предметы. Вошедшему приходилось пробираться между книгами, которые были повсюду — на стеллажах, на полу, на столе, на стульях, даже одну ножку старого продавленного дивана заменяла стопка книг. В комнате стоял мощный компьютер, принтер и два старых запыленных монитора. На крюках, вбитых в стену, висел горный велосипед, рядом с ним — альпинистское снаряжение. Какие-то рюкзаки и куски полиэтиленовой пленки валялись на полу, и тут же зачем-то стоял примус с закопченным котелком на нем.

Хозяин этой удивительной квартиры, не разуваясь и не зажигая свет, прошел в комнату и тут же включил компьютер. Пока машина загружалась, мужчина достал откуда-то из-под стола пластиковую бутылку с минеральной водой и сделал несколько быстрых глотков. Потом его пальцы с не слишком ухоженными ногтями забегали по клавишам. На мерцающем экране появилась надпись: «Введите адрес». Мужчина написал: «Улица Остужева, дом 7, кв. 48». «Идет поиск», — ответил компьютер. Некоторое время мужчина ждал, застыв перед экраном. Со стороны эта захламленная темная комната с мерцающим экраном компьютера и щуплой человеческой фигурой, приникшей к монитору, выглядела несколько пугающе.

— Есть! — воскликнул человек, потому что программа наконец выдала ему искомую информацию: «Лагутина Евгения Михайловна. 299-47-13».

Человек еще немного поколдовал над клавиатурой, загудел принтер и выдал своему хозяину крупно напечатанный телефон Жени. Мужчина взял этот белый лист бумаги с аккуратными черными буквами, посмотрел на него влюбленными глазами и кнопками прикрепил на стену над своим собственным телефонным аппаратом.

Он еще долго не мог успокоиться, ходил прыгающей походкой по квартире, брал какую-нибудь книгу с пола и тут же бросал ее назад. Видно было, что этот человек пребывает в состоянии страшного возбуждения. Еще бы! Ведь недаром он давно и тщательно начал приводить в исполнение свой план. Теперь он осуществил самую сложную его часть. Еще немного, и эта женщина будет у него в руках. Он сможет сделать с ней все, что захочет. Конечно, он представлял ее немного иначе, не такой высокой. Но ничего, сразу видно, что она хрупкая и не привыкла к физическим нагрузкам. Ему не составит труда одолеть ее. А может быть, она и сопротивляться не станет. Нет, это уже будет неинтересно. Все должно идти по плану.

Мужчина наконец сбросил свои запыленные китайские кеды и растянулся на кровати поверх грязного спального мешка. Он мечтательно уставился в потолок. Но этот человек не видел желтоватых разводов, не замечал осыпающейся штукатурки. Перед его широко открытыми темными глазами стояла она, Женя, высокая, нарядная, в белом развевающемся платье, с одинокой лилией в руках.

— Символ невинности и чистоты, — громко произнес мужчина и захохотал.

Его звали Михаил Зибровский, ему было тридцать пять лет, он работал учителем физкультуры в средней школе, расположенной не очень далеко от его дома, на московской окраине.

Михаил совсем не любил детей. Вернее, к мальчишкам он относился довольно спокойно. Некоторые девочки, худенькие тихони с робкими глазами, вызывали у него что-то вроде брезгливой жалости. А вот здоровенные наглые девчонки со взрослым запахом пота, бьющим из-под мышек, приводили его в состояние глухого горячего бешенства. А ведь ему приходилось подсаживать их и помогать спрыгнуть с брусьев. Они бросали на него презрительные взгляды и потешались над ним, сгрудившись в своем девчачьем углу под шведской стенкой. Он все это, конечно, замечал, но его лицо оставалось непроницаемым. За годы унижений он научился прекрасно владеть собой.

Михаил вспомнил свою собственную школу, четырехэтажное здание из красного кирпича в центре Москвы. Они с мамой жили тогда на Петровке, а в школу он ходил на улицу Неждановой, мимо Дома композиторов и небольшой церкви.

Никто бы не сказал тогда, что он станет учителем физкультуры. Михаил просто ненавидел этот предмет. Ведь с первого класса по десятый он на линейке стоял самым последним. Это унижение он не забудет никогда. Может быть, поэтому в девятом классе он записался в турклуб и, стиснув зубы, таскал тяжеленные рюкзаки и в кровь обдирал руки о жесткие веревки при восхождениях. В их альпотряде он был по росту самым маленьким, но зато самым отважным. Даже девушки начали поглядывать на него с интересом. Только все это было без толку. После той летней ночи на него словно наложили проклятие.

Это случилось весной, он заканчивал десятый класс. Приближались выпускные экзамены, но его одноклассники еще и не начинали к ним готовиться. Все были заняты другим. Класс охватила любовная лихорадка. Мальчики и девочки разбились на пары и каждый вечер до темноты шатались по улицам, целовались в темных подъездах, потом с опухшими губами и сумасшедшими глазами возвращались домой, стойко сносили родительские истерики, а вечером следующего дня незаметно вновь выскальзывали из своих квартир.

Только для Миши не нашлось пары. Худой, невзрачный, с маленькими тревожными глазами на бледном лице, он не мог соперничать с парнями своего класса, которым едва доставал макушкой до подбородков. Была, правда, в их классе одна девочка, Света Королева, по кличке Тумбочка. Она была почти такого же роста, как и он, может быть, всего на два сантиметра повыше. Нелепая и обидная кличка идеально ей подходила. Маленькая, приземистая, без намека на талию, с толстыми очками на одутловатом лице, она была похожа на унылую сову. Нет, Миша не мог опуститься до того, чтобы заигрывать с Тумбой.

Вечерами он или пропадал в турклубе, или грустил дома. И вот однажды у него зазвонил телефон, и испуганный девчачий голос попросил к телефону Мишу.

— Это я, — удивленно ответил Михаил, и его сердце сладко заныло от непонятного предчувствия.

История, которую рассказала ему позвонившая девочка, показалась Мише совершенно невероятной. Аня, так ее звали, училась в восьмом классе их школы. Оказывается, она стащила в учительской журнал Мишиного десятого «Б», списала оттуда его телефон и вот… звонит ему.

— Зачем? — изумился Миша.

— Просто поболтать, — ответила Аня.

Она рассказала ему, что у нее нет подруг, потому что все считают ее странной девочкой и задавакой. Она книги предпочитает дискотекам и терпеть не может косметику. Ей очень одиноко, и она хочет встретить настоящего друга, такого, чтобы с ним обо все можно было говорить. До пятого класса Аня с родителями жила во Владивостоке, там у нее была любимая подруга, а в Москве все никак не получается ни с кем подружиться. Аня призналась Мише, что он ей нравится уже давно и она почему-то думает, что он тоже одинок и нуждается в друге. Если бы он захотел, то они могли бы…

Все это Аня говорила тоненьким, срывающимся от испуга детским голоском. Миша слушал ее и не верил своим ушам. Все-таки, наверное, она отважная девчонка, раз решилась на такое. Он совершенно ее не помнил. Какая-то Аня Тарасова из восьмого «А», всех восьмиклассниц Миша считал мелюзгой, хотя многие из них были выше его на целую голову.

Миша тогда ответил девочке очень уклончиво. Но именно так, как, по его мнению, должны на подобные предложения отвечать джентльмены.

— Спасибо, Аня, за доверие, — сказал он, — но все это так неожиданно. Я должен подумать, оставь, пожалуйста, свой телефон, и я тебе обязательно позвоню.

На самом деле Мише нужно было не подумать, а посмотреть на девочку. Утром в школе он изучил расписание ее и своего классов и понял, что восьмиклашки приходят в кабинет химии сразу после них. Миша решил задержаться, чтобы увидеть эту таинственную и отважную Тарасову. Правда, он еще не придумал, как узнает ее, но Аня сама облегчила его задачу.

Миша нарочито медленно складывал в портфель тетрадки и учебники, когда к нему подошла какая-то девочка и тоненько произнесла:

— Здравствуй, Миша, это я тебе звонила.

Миша поднял глаза и опешил. Он увидел перед собой девочку, которой не дал бы больше двенадцати лет. Маленькая, гораздо ниже его, худая, с огромными испуганными зелеными глазами на бледном лице. Спутанные темно-каштановые кудри, падающие на лоб, тонкие потрескавшиеся губы. Типичный нервный подросток. Михаил понял, что они действительно чем-то похожи друг на друга.

Аня так напряженно смотрела на него, что Мише стало не по себе. Он уже начал замечать любопытные взгляды одноклассников. Еще немного, и по классу поползет слушок о том, что он завел шашни с восьмиклашкой. Только этого ему не хватало.

— Мне надо идти, — тихо сказал он Ане, — я позвоню тебе.

Миша действительно позвонил ей в тот же вечер. Девочка и не думала скрывать свою радость по этому поводу, а Миша почувствовал странную теплоту в груди, удивительный прилив благодарности. Ведь еще никто не радовался его звонку, разве что бабушка, которая умерла два года назад.

С этого дня начался их безумный телефонный роман, который длился ровно три месяца, пока не оборвался нелепым и трагическим образом…

Миша и Аня звонили друг другу каждый день, вернее, каждый вечер. Они говорили обо всем. Аня не переставала удивлять юношу. Он и не подозревал, что эта маленькая, странная и довольно необщительная в школе девочка знает так много интересного. Она действительно все свое свободное время проводила за книгами. Ее лохматая детская головка была буквально переполнена различными сведениями из жизни художников, артистов и музыкантов. Она так и сыпала именами живописцев, о существовании которых Михаил и не подозревал. Она умудрялась пересказывать ему концерты классической музыки таким образом, что Миша начинал слышать пение скрипок и мощные звуки органных труб. Она даже в физике разбиралась лучше, чем он.

А училась Аня при всех своих знаниях почему-то довольно плохо. Ей просто неинтересно было сидеть на уроках. Она читала под партой книгу и следила по своим большим наручным часам, которые подарил ей отец, за круговыми движениями секундной стрелки. Аня ждала, когда наступит перемена, чтобы в школьном коридоре мельком увидеться с Мишей, может быть, кивнуть ему или, если они вдруг останутся наедине, обменяться парой-тройкой незначительных фраз.

Большего они себе никогда не позволяли. Аня сама сказала ему по телефону в самом начале их общения:

— Не волнуйся, в школе мы не будем общаться. Я не хочу, чтобы ты из-за меня попадал в неловкое положение.

Миша с радостью согласился, но пришло время, когда он очень пожалел об этом.

Каждый день Миша украдкой наблюдал за Аней и очень скоро полностью переменил свое мнение об этой девочке. Сперва она показалась ему нервной дурнушкой. Потом он понял, что просто на фоне своих вымахавших, полногрудых одноклассниц она выглядит особенно маленькой и беззащитной. Аня обладала своеобразными грацией и изяществом, в ней чувствовалась порода, вот только некому было это оценить. Мальчишки из школы предпочитали накрашенных и бойких девчонок, которые бегали с ними на задний двор школы покурить, лихо ругались и с готовностью подставляли для поцелуя пухлые детские губы.

Аня была не такая, как все. Это был настоящий гадкий утенок. Уже став взрослым, Миша понял, что именно из таких странных и угловатых девочек получаются настоящие красавицы, из-за которых мужчины готовы пуститься на самые нелепые безумства.

Неудивительно, что через месяц их ежедневных разговоров Миша почувствовал, что влюбился. Уже потом, вспоминая всю эту историю, Михаил понял, что иначе и быть не могло. Ведь они кинулись в телефонное общение со всем нерастраченным пылом романтических и никем не понятых подростков.

Очень скоро Мишина мама и Анины родители поняли, что их дети довольно странно проводят время, и попытались воспрепятствовать многочасовым ежедневным разговорам. Собственно, их можно было понять. Вечерами дозвониться в обе эти квартиры стало просто невозможно. Детям запретили разговаривать по телефону больше получаса на протяжении вечера. Аня переживала это как личную катастрофу. Миша горько жалел, что не проявил тогда инициативу и не назначил девочке свидание, как сделал бы на его месте любой нормальный парень.

Но Аня почему-то настаивала именно на телефонном общении. Может быть, она чего-то боялась, чувствовала себя неуверенно, но все продолжалось в том же духе, только говорить они стали по ночам.

Когда домашние подростков засыпали, мальчик и девочка покидали свои постели и крадучись, босиком, подбирались к телефонным аппаратам. Аня, чтобы ее никто не услышал, говорила из ванной, а Миша прятался в стенном шкафу. Он сидел в его темной, пропахшей нафталином тесноте, что-то шептал в трубку и в ответ слышал точно такой же взволнованный девичий шепот.

Ане было тогда четырнадцать лет, а ему — семнадцать. Неудивительно, что, когда Миша слышал в темноте ее трепетный голос, его кровь просто вскипала, а в висках стучало так, что он с трудом понимал, о чем они разговаривают.

Началось лето. Кое-как оба сдали свои экзамены, кстати, не так уж плохо, если учесть, что головы их были заняты совсем другим. Мише предстояло поступать в институт, он выбрал Бауманский, куда был маленький конкурс. Аня с родителями собиралась на юг.

— Когда я вернусь, ты уже будешь студентом, — грустно сказала она. — У тебя появятся новые друзья, новые интересы, тебе уже будет не до меня.

Тут Миша понял, что пора действовать. Или сейчас, или никогда.

— Да не будет у меня никаких новых друзей, мне никто, кроме тебя, не нужен! — рискуя разбудить маму, закричал он. А потом, словно бросившись в омут, тихо произнес: — Давай наконец встретимся. Моя мама завтра уезжает на три дня в командировку, а соседи по квартире — на даче. Приходи, никто нам не будет мешать. Сможем нормально поговорить.

Аня сразу же согласилась. Мише показалось, что она даже обрадовалась, и он горько пожалел, что так долго медлил и собирался с духом.

День и особенно последние часы перед приходом девочки Миша провел словно в лихорадке. Он плохо представлял себе, как пройдет их встреча. Конечно, ему хотелось всего того, о чем мальчишки с хохотом рассказывали на переменах и о чем так лихо было написано в иностранных журналах, которые изредка попадали к нему в руки.

Но, с другой стороны, Аня такая маленькая и хрупкая, на вид совсем ребенок. А вдруг она не захочет или он что-то сделает не так! Говорят, что лучше всего начинать со взрослой, опытной женщиной. Но где же ее взять, опытную и взрослую? Разве она захочет пойти с ним, а за деньги ему и самому противно. На всякий случай Миша принял душ, тщательно почистил зубы и надел новую рубашку.

Аня пришла, как и обещала, ровно в шесть часов вечера. Пустая квартира встретила их гулкой тишиной. Аня робко прошла в его комнату — там Миша тоже навел чистоту.

— Ну как дела? — неуверенно спросил Миша.

— Ничего, — еще неувереннее ответила девочка.

— Может быть, включить музыку?

— Давай.

Миша включил магнитофон. Зазвучали голоса модной в то время группы «АББА». Аня стояла, робко прислонясь к подоконнику. Она упорно смотрела вниз, словно пыталась разглядеть какие-то тайные знаки в трещинах старого паркета.

— Давай потанцуем, — предложил Миша и, не дожидаясь ответа, потянул девочку на середину комнаты.

Танцем их движения можно было назвать лишь с большой натяжкой. Хрупкая и подвижная Аня казалась Мише сейчас какой-то окаменевшей статуей. Она еле переставляла ноги, а руки у нее были просто ледяные. А еще Мише показалось, что у нее стучат зубы, а может быть, это трясло его самого.

Если бы они были постарше, алкоголь помог бы им расслабиться. Или один из них, имея хоть какой-то опыт, взял бы на себя инициативу. Повел бы себя разумно… А так… Миша просто не знал, что с ней делать. Но ведь что-то он должен был предпринять, не топтаться же вот так весь вечер посреди комнаты. Может быть, надо было просто поговорить с ней, так же, как они беседовали по телефону. Но Миша чувствовал, что язык его присох к небу, а слова комом застревают в горле.

Ни он, ни Аня не привыкли общаться, глядя друг другу в глаза. Разговор для обоих означал прежде всего тайну от родителей, темноту, шепот, прижатую к уху трубку.

Нет, говорить Миша не мог. Аня, кажется, тоже. Тогда юноша решился. Он резко притянул к себе девочку, потом прижался губами к ее рту. Аня сжала губы так плотно, словно оборонялась от него. Но не шевелилась, стояла, молчаливая и напряженная. А Миша от ее близости совершенно потерял голову. В его сознании замелькали обрывки из каких-то глупых западных фильмов, он вспомнил книжку, где близость между мужчиной и женщиной уподоблялась всепожирающему пламени. Больше он терпеть не мог. Он тоже хотел приобщиться к миру взрослых, охваченных страстью людей, и приобщиться немедленно.

Аня не хочет целоваться, ну и не надо! Он обойдется без ее поцелуев. Миша так крепко прижал девочку к себе, что у нее внутри что-то жалобно пискнуло. Он неумело тыкался в нее губами, чувствовал совсем детский и вместе с тем манящий запах ее кожи, и ошалел совершенно. Одной рукой он крепко прижимал ее к себе, другой лихорадочно шарил по спине, потом опустил руку ниже, почувствовал округлость ягодиц, задрал коротенькую юбку, и вот оно — жар ее голых ног. Где-то там, уже совсем близко находится место, в которое он непременно должен попасть. Он нащупал пальцами узенькую полоску ее трусиков, ощутил влажную теплоту. Стон не наслаждения, а только его предчувствия уже готов был сорваться с Мишиных губ, как вдруг комнату прорезал пронзительный крик:

— Пусти, пусти меня! Я больше не хочу! Я не могу больше.

Аня билась в его руках, словно птица, попавшая в безжалостные сети. Миша не отпускал ее. Худенькая девочка была бессильна против его накачанных на тренировках мускулов. Если бы она только кричала, Миша бы ее ни за что не отпустил.

Но Аня начала плакать. Она ревела, как маленький ребенок, которого жестоко и незаслуженно обидели бесчувственные взрослые люди. Ее лицо тут же опухло, рот как-то некрасиво перекосился, лоб сморщился и стал маленьким. Миша посмотрел на Аню, к которой он только что испытывал такую страсть. Перед ним стояла, хлюпая носом и размазывая слезы по покрасневшему лицу, жалкая маленькая девочка.

Мише стало противно. В этот момент он ненавидел ее, а себя еще больше.

— Иди, — мрачно произнес он, — проваливай. Можешь пожаловаться своим мамочке с папочкой.

Аня никому не пожаловалась, но и ему больше не позвонила. А потом все было так, как она предсказывала. Миша поступил в институт, постоянно пропадал на альпинистских сборах. У него даже появились друзья, а вот девушки…

Михаил был твердо уверен, что именно в тот далекий день в конце июня на него пало самое настоящее проклятие. Он не мог общаться с женщинами. Не мог, и все. Он никогда с девушкой первым не заговаривал, ну разве что по делу, и ограничивался самыми необходимыми фразами. А стоило девушке самой заговорить с ним, как Михаил покрывался холодным потом, мысли его путались, он мычал в ответ что-то нечленораздельное и позорно ретировался. На вечеринки он не ходил. Однокурсники даже начали подозревать его в принадлежности к сексуальному меньшинству. Его пытались напоить, ему специально подсовывали раскованных и не слишком закомплексованных женщин. Все было без толку.

Однажды летом, в туристическом лагере на Памире, Михаил до одури накурился анаши и овладел-таки еще более обкуренной соседкой по палатке. Эта ночь осталась в его воспоминаниях как нечто ужасное и одновременно великолепное.

Годы шли, а проклятие оставалось в силе. По телефону он был милым, раскованным и обаятельным собеседником, при личном общении — мрачным и донельзя зажатым типом. Близость с женщиной была для него возможна только как молчаливое и торопливое совокупление. Он не мог выдавить из себя ни слова нежности, не говоря уже о страсти.

Несколько лет назад у него даже появилась постоянная подруга. Естественно, все началось с телефонного звонка. Михаил позвонил по делу женщине, с которой был едва знаком. Он совершенно очаровал ее, они стали перезваниваться все чаще и чаще, потом встретились. Женщина эта была свободна и без комплексов. Они провели вместе ночь, а утром Михаил убежал в смятении. Он тут же позвонил ей по телефону и наговорил кучу нежностей. Так продолжалось около месяца, а потом женщина обозвала его психом и посоветовала обратиться к врачу. Михаилу страшно захотелось задушить ее своими собственными руками.

А потом в России начали открываться службы «Секс по телефону». Михаил поднакопил денег и позвонил как-то раскованной незнакомке. Никогда еще он не испытывал такого удовольствия, такого полноценного оргазма.

А еще через некоторое время в сознании Михаила будто что-то щелкнуло, и зловещая мысль начала сверлить его мозг. Он понял, откуда взялось проклятие, лежащее на нем, а главное — он понял, как от него избавиться. Он должен провести ночь с женщиной, работающей в службе «Секс по телефону». Он должен овладеть ею, надругаться над ней, а потом убить ее. Только тогда он освободится.