Часть вторая
Глава 1
Поездка на Сахалин оказалась самой дальней Лериной поездкой за первый Аленкин год.
Правда, ездить ей все-таки приходилось, и довольно часто, но не на край географии. Оттого, что каждый раз приходилось оставлять ребенка, еще больше отрываться от дома, – Лера не рада была уже ни Парижу, ни Германии, ни Греции у всегда гостеприимного Алексиадиса.
Но не поехать на Сахалин было совершенно невозможно. Зося, работавшая теперь вице-президентшей в «бабской фирме», как Лера называла своего «Московского гостя», – только плечами пожала:
– Что за гвоздь у тебя кое-куда вставлен? Неужели хоть поначалу по телефону нельзя решить?
– Нельзя по телефону, Зосенька! – жарко возразила Лера. – Я знаю, что мне по телефону скажут: не сомневайтесь, мадам, все сделаем в лучшем виде. А потом японцы приедут – и окажется, что отопление не работает, воды нет, да и вообще – коттеджи построили в другом месте, поближе к цементному заводу.
– Ну хочешь, я поеду? – предложила Зоська.
– Нет, не получится. – Лера покачала головой. – Не обижайся, но тебе все-таки легче мозги запудрить. А я с ними церемониться не буду в случае чего, ты же знаешь. Надо и им узнать – с самого начала.
Лера не преувеличивала свои способности, когда отвергала Зоськину помощь в таком важном вопросе, как строительство коттеджей на тихом берегу сахалинской речки.
Она многому научилась за недолгое время, прошедшее после исчезновения Андрея Майбороды. Нет, она не стала ни подозрительной, ни излишне жесткой – хотя штучки вроде неправильно оформленной страховки уже не прошли бы у Кирюши Старикова. Даже наоборот: после родов в ней появилось какое-то новое изящество, прелестная мягкость черт и линий, неотразимая в сочетании со стремительной походкой и янтарными глазами.
Но появилось и что-то другое, позволяющее не сгибаться перед обстоятельствами, не идти на поводу у партнеров. Лера сама не знала, как назвать это свое новое качество.
Зато Валик Стар назвал однажды – в самую точку.
Он приехал, чтобы взять у Леры интервью для нового стильного журнала, с которым сотрудничал по совместительству, и сидел в углу кабинета, просматривая рекламные проспекты и делая вид, будто его совершенно не интересует Лерин разговор с импозантным мужчиной лет сорока – судя по всему, деловым партнером.
И только когда разговор был окончен и слегка вспотевший собеседник вышел из кабинета, Валентин хлопнул себя по колену и расхохотался.
– Лихо ты с ним, Валерия Викторовна! – воскликнул он. – Я и не предполагал, что у тебя такие способности откроются!
– Почему же, Валечка? – улыбнулась Лера. – Почему же ты не предполагал? Не ты ли комплимент мне сделал однажды – по поводу моего отважного противостояния наркоману на Переделкинском рынке?
– То было другое, – возразил Валентин. – Чутье к жизни, ведь так я сказал? Но ведь тогда и не было ничего, кроме чутья. Лихости этой не было точно! А сейчас – научилась ты владеть ситуацией, тебя танком не стронешь со своего.
– Психолог ты, Валик. – Лера одарила его еще одной улыбкой. – Тебе бы не репортажи, а романы писать!
– Улыбочки эти неотразимые… Блистательная ты стала! – заметил Валентин. – Может, я тогда ошибся, а, Лерочка? Когда так легко от тебя отступился? Тем более, теперь и муж не мешает. Ведь ты, признайся, хранила ему какую-то неестественную верность?
– Валечка, ты интервью пришел брать? – оборвала его Лера. – Вот и давай побеседуем, в нашем распоряжении полчаса.
Конечно, она не могла доверить Зосе переговоры с сахалинской строительной фирмой, от которых так много зависело сейчас.
Это был первый самостоятельный проект такого масштаба, на предложение отдыха среди девственной природы сразу же клюнули японцы. А уже начались времена, когда иностранцев калачом трудно было заманить в непредсказуемую Россию, и фирмы одна за другой отказывались от въездного туризма.
– Ведь мы можем оказаться чуть ли не единственными, кто в состоянии будет принимать! – объясняла Лера, расхаживая по комнате перед сидящей в ее кресле Зоськой. – Как можно, чтобы все сорвалось в самом начале из-за какой-нибудь строительной халтуры? Ты вспомни, сколько сил ушло на одних только экологов, сколько нервов нам потрепали везде, где можно. А мы потом знаешь какой парадиз по всей стране организуем? На Байкале, в Карелии, да мало ли еще где!
Лера и сама не знала, почему так привлекал ее хлопотный въездной туризм. Правда, в глубине души она догадывалась, что объяснение совсем простое: она знала теперь много мест, которые успела полюбить.
Одни места были наполнены историей, отзвучавшими голосами и событиями, другие – покоем и тишиной, в которых ничто не мешало людям оставаться наедине друг с другом. Но все эти места уже были в ней, в ее душе – и она не могла хранить их только для себя.
Это точно было так, иначе Лера просто не смогла бы работать, иначе ей просто было бы неинтересно.
И ей хотелось, чтобы все эти места ожили, и она чувствовала, что в силах это сделать, – как было отказаться?
Первые месяцы после рождения Аленки Лере казалось, что она вообще никогда не переступит порога офиса, ни за что не захочет снова окунуться в эту суету. Ей даже страшно становилось, когда она думала об этом.
Ее и не тревожили с работы, даже по телефону не слишком беспокоили – знали об операции и о том, что Надежда Сергеевна в больнице. Зоська вертелась как могла, оберегая Леру от излишних волнений.
Но могла она пока не много. И, главное, не умела сказать «нет». Ну не получалось у нее это, и все!
Она зашла к Лере вечером, уже в домашних тапочках, с мокрыми после душа волосами.
– Как Аленка? – спросила Зоська, разглядывая спящую девочку. – Газики прошли у нее?
– Сейчас лучше, – ответила Лера. – Сусе спасибо передай за крем, действительно очень помогает.
Чудодейственный крем прислали Сусанины родственники из Германии, от него живот у Аленки перестал болеть. А то Лера уже в отчаяние впадала: молока у нее не хватало просто катастрофически, приходилось докармливать смесями, и сразу начались эти боли, газы и прочие горести. Лера знала, что это обычно для большинства детей, но здесь, в четырех стенах, все приобретало ни с чем не соразмерные масштабы.
Впрочем, несмотря на свои страхи, связанные с Аленкой, Лера сразу догадалась, что Зоська зашла не только для того, чтобы поинтересоваться девочкой.
– Случилось что-нибудь, Зось? – спросила она.
– Не знаю… Нет, ничего вроде не случилось, – покачала головой Зоська. – Но ты знаешь, мне почему-то кажется, что меня обводят вокруг пальца.
– Кто это тебя обводит? – удивилась Лера.
– Вообще, все понемножку. Аэрофлотовцы, гостиничные… Даже Кирюша!
– Кирюша – это проблема, – улыбнулась Лера. – За ним глаз да глаз, это точно.
Но в душе она понимала, что невозможно разрешить ситуацию шуткой. Надо было что-то решать, и решать немедленно. Или она уходит в нормальный отпуск – на год, на полтора, сколько там положено? – и тогда надо отказаться от всех своих планов, от всего, что она так вдохновенно пообещала Женьке Стрепету и что начала уже осуществлять.
Или надо выйти на работу, снова взять все в свои руки и работать в полную силу. А что это такое, и сколько после этого остается свободного времени, Лера уже успела понять…
В общем-то это было осуществимо. Надежда Сергеевна души не чаяла во внучке, готова была проводить с нею сутки напролет, и можно было взять помощника по хозяйству.
Дело было в другом… Лера не могла забыть того чувства, которое охватило ее, когда она впервые увидела свою дочку и ясное сияние, исходящее от ее круглых щечек. Это было ощущение такого покоя, которого она не знала никогда, в котором растворялось все, что произошло у нее с Костей, все неурядицы, которые то и дело валились на нее отовсюду…
Тогда ей показалось, что ни за какие блага мира не выйдет она из этого покойного кокона, ни за что не окунется больше в неведомое море.
Но время шло, и Лера чувствовала, что ей тесно становится в том тихом пространстве, где не было никого, кроме нее и Аленки. И даже если бы Зоська не появилась у нее этим вечером, – наверное, Лера сама вскоре заговорила бы с нею о том же.
– Ты подожди еще недельку, Зось, ладно? – вздохнув, сказала она. – Молоко-то на исходе, это ясно, но может, еще хоть немного…
И вот Лера расхаживала теперь по кабинету и излагала свои планы сидящей в ее кресле Зоське. И ходить ей было легко, несмотря на высокие каблуки, каких она никогда не носила прежде. Ничто не мешало легкости, неудержимости ее движений, и Лера даже полюбила экспериментировать с обувью: охотно пробовала экзотические новинки, которые рекомендовала ей Ната Ярусова – например, шикарные сапоги с отстегивающимися голенищами на огромных деревянных кнопках. Лере нравилось то, что поражает воображение, и денег на это она не жалела.
– Поеду, поеду, – сказала она, садясь напротив Зоськи. – Тем более, я там не была никогда, а я так не могу: другим расхваливать то, чего не видела.
Лера сама не могла понять, устала она больше или отдохнула во время поездки на Сахалин, на речку Подкаменку.
Конечно, нигде не было такого воздуха, такой тишины, только усиливающейся от шума быстрой реки, такой холодной и чистой воды и такого неба меж деревьев…
Лера проснулась в первое утро в недостроенном домике на берегу, поежилась от пронизывающего холода – и тут же сбросила одеяло. В домике она была одна: ребята из строительной фирмы «Шельф» расположились в соседнем.
Над рекой поднимался туман. Осень была пасмурной, и пасмурным было утро, но от этого очертания деревьев почему-то становились отчетливее, линии – яснее, и душа – чище.
Лера даже вздохнула, подумав о том, что кто-то другой будет любоваться этими чудесными местами. Ей, после ночи в насквозь промерзающем доме, следовало подумать о более прозаических вещах, чем туманное утро на берегу реки. Предстоял нерадостный разговор с гостеприимными хозяевами. Но этого, впрочем, она ничуть не боялась.
«Хорошо, что Зоська не поехала, – подумала Лера, вспомнив вчерашний роскошный ужин и россыпь комплиментов, которые отпускал ей глава фирмы, вальяжный Роман Петрович Лыткин. – Зоська бы уже от стеснения сгорала. Как же, люди к ней со всей душой, а она им о каких-то батареях!»
Поэтому и непонятно было Лере, когда шофер вез ее домой из Домодедова: устала она или отдохнула?
И хотя казалось, что встряска, устроенная ею в фирме «Шельф», возымела действие, и хотя Роман Петрович клялся и божился, что лично проверит каждый коттедж, лично проведет в каждом ночь, – Лера понимала, что это не выход. Что же, она так и будет сама мотаться по всем объектам, сама проверять каждый гвоздь и подозревать, не выдернули ли этот гвоздь сразу после ее отъезда?
Встреча с Женей Стрепетом была записана в ее рабочем блокноте первой после возвращения.
В тот вечер, когда Лера так романтично беседовала с Женькой на бульваре, и даже когда пили шампанское в его кабинете, она и предположить не могла, что они так отлично сработаются. Она до сих пор не переставала этому удивляться. У Леры давно уже не было никаких иллюзий, касающихся взаимного доверия, порядочности партнеров и исполнителей, а Женька – надо же…
«Горизонт-банк» с недавних пор преобразовался в холдинг, Стрепет стал его президентом, а Лерин «Московский гость» – одной из фирм, входящих в состав холдинга.
Женька, как всегда, слушал ее внимательно, расхаживая по кабинету и тщательно пережевывая какие-то вонючие пастилки: он последовательно бросал курить.
– Есть такой человек, – прервал он Леру, не дослушав до конца. – Я вообще не понимаю, почему ты сразу со мной не поговорила, зачем тебе дался этот «Шельф»?
– Да мне, Женя, неловко было, – объяснила Лера. – Невозможно же лезть к тебе со всеми проблемами, надо что-то и самой…
– Не тот случай, – отрезал Женька. – Самой – надо, а изобретать велосипед – не надо. Есть человек, вполне надежный, мы давно с ним сотрудничаем. Он, кстати, в Сибири начинал и на Сахалине твоем, кажется, работал. И вообще, по-моему, всюду что-нибудь строил – такой надежный прораб. Запиши телефон, а я ему сегодня же позвоню.
В этот день Лере удалось уехать домой пораньше, а по дороге она еще заехала к Наташе Ярусовой, забрала потрясающей красоты вечернее платье – с поблескивающим черным лифом и белыми вертикальными сборками на бедрах.
– На грани фола, Лера! – восхитилась Ната, разглядывая свою самую верную заказчицу. – Белые сборки на каких угодно бедрах смотрелись бы как гардины, но не на твоих. Туфельки возьмешь только на высокой шпильке, и знаешь какие – черные, лаковые, с прозрачным каблуком! Это восторг: прозрачность – и прозрачность наоборот.
Ната была маленькая, кругленькая, как сырный шарик, ни одну диету выдержать не могла. Но зато она искренне восхищалась Лериной фигурой, плавной линией ее бедер, и всегда говорила, что шить для такой женщины – одно удовольствие.
– Не то что на стандартную модельку – вешалку для коллекций, – поясняла она.
Все это создавало хорошее настроение, несмотря на неожиданно пошедший октябрьский снег и скользкую дорогу.
Лера поставила машину во дворе. Она по-прежнему предпочитала сама водить серебрито-серую «Ауди», которая, кстати, принадлежала теперь ей: фирма давно уже обзавелась более представительной «БМВ».
И она слегка вздрогнула, когда дверца неожиданно распахнулась перед нею.
– Прошу вас, мадам! – Митя заглянул в салон. – Наконец-то удалось тебя увидеть.
– А я как раз позвонить тебе хотела, Митя, – сказала Лера, выходя из машины. – Да завертелась, времени нет. Я на Сахалине была, знаешь?
– Откуда мне знать? Ну, и что ты там делала?
Лера вкратце рассказала о своей поездке.
– Но ты представить себе не можешь! – воскликнула она, быстро загораясь – как всегда, когда речь заходила о том, что ее увлекало. – Нет, ты представить себе не можешь степень халтурности! Это же частная фирма, это не колхоз, а знаешь, как они установили унитазы в коттеджах?
– И как же? – улыбнулся Митя.
– Без канализации! Просто – поставили унитазы, а под ними ничего! Для проверяющих… Можно до такого додуматься нормальному человеку?
– Додуматься можно до всего, – заметил Митя. – Но, похоже, они-то как раз особенно и не задумывались. Как Аленка?
– Ничего, растет. Разговаривает только мало, по-моему. Мама говорила, я в ее возрасте уже стихи рассказывала. А ты, наверное, Моцарта играл?
– Не помню. Не волнуйся, заговорит еще, не остановишь.
– Зайдешь, Мить? – спросила Лера, закрывая машину.
– Потом как-нибудь, – отказался Митя. – Я уезжаю сегодня.
Он по-прежнему часто ездил с концертами, но, как поняла Лера, больше занят был сейчас каким-то оркестром здесь, в Москве. Она и спросила его об этом:
– Как у тебя с оркестром твоим?
– Он не мой, – неохотно ответил Митя. – В этом все дело… Я привык работать, а не участвовать в разборках: кто главный, кому сколько лет, кто страдал на родине, а кто по заграницам ездил. Не получается! А хотелось в Москву, отовсюду хотелось…
– Ты надолго теперь уедешь? – осторожно спросила Лера.
Она почувствовала, что невольно, мимолетным вопросом, задела какую-то болезненную для него струну.
– Сегодня – ненадолго. А потом, наверное, надолго: меня Аббадо приглашает поработать с Берлинским филармоническим оркестром.
– Но это же здорово, Мить! – обрадовалась Лера. – Аббадо – это даже я знаю!
– Здорово, – согласился он.
Но в голосе его не было особенной радости – конечно, едва ли из-за приглашения Аббадо. Лера вздохнула. Ей и хотелось бы вникнуть во все это, понять, но слишком заполнена была сейчас ее жизнь, слишком трудно было выкроить даже лишний свободный час.
После той ночи, когда Митя играл ей в полутемной гостиной, они почти не виделись. Во всяком случае, не виделись так, чтобы можно было спокойно поговорить, никуда не торопясь. Не только у Леры, но и у Мити день строился чаще всего так жестко, что не оставалось времени на неторопливые разговоры.
Вообще-то у них и раньше так бывало: Митя исчезал – неважно, уезжал он или был в Москве, – они перебрасывались парой слов на ходу или по телефону, и все. А потом он появлялся – как той октябрьской ночью год назад…
– Не пропадай надолго, – сказала Лера.
– У тебя все нормально? – спросил он вместо ответа.
– Кажется, да, – кивнула она.
Митя смотрел на нее, чуть наклонив голову, держа руки в карманах куртки.
– Ты звуки слышишь? – вдруг догадалась Лера.
– Да, – улыбнулся он. – А ты разве не забыла?
– Ну почему же забыла? – слегка обиделась она. – Хорошие звуки?
– Разные, – снова улыбнулся Митя. – Что тебе привезти из Берлина?
– Аленький цветочек.
– Чтобы ты потом уехала к чудищу? Я тебе позвоню, Лер, когда вернусь.
Она медленно поднималась по лестнице в своем подъезде, и чувство какой-то недоговоренности, даже невысказанности, тревожило ее.
Аленкин смех был слышен еще на лестничной площадке. Войдя в квартиру, Лера расслышала, что бабушка читает ей «Кошкин дом» и Аленку почему-то очень смешат слова про курицу с ведром.
Она заглянула в комнату.
– Мамочка пришла! – обрадовалась бабушка. – Смотри, Аленочка, мама пришла!
Аленка обернулась к маме, улыбнулась и снова принялась дергать бабушку за рукав, тыча пальцем в книжку. Это было самое мучительное для Леры – эти возвращения, когда ей вдруг становилось ясно, как мало она значит в жизни своей дочери…
Но что она могла сделать? Сегодня еще ничего – чаще она приходила, когда Аленка уже спала.
Лера все-таки отвлекла девочку от книжки, поиграла с ней немного в кубики, потом снова почитала. Аленка играла охотно и слушала с интересом, но Лера видела: это только потому, что той вообще нравится играть в кубики и слушать книжки, а не потому, что с мамой. И опять она не знала, что можно сделать, чтобы это изменить.
Теперь, в годик, Аленка была похожа на Костю еще больше, чем в день своего рождения. Она была кудрявенькая – светлые локоны падали на плечи, с нежно-голубыми глазами и такой тонкой кожей, что самый легкий румянец мгновенно расцвечивал ее лицо. Лера и сейчас не находила у дочки никакого сходства с собою – ротик не в счет, – но она еще больше нравилась ей из-за этого несходства.
Она привезла для Аленки новую шубку. Ната Ярусова неожиданно увлеклась мехами, и шубка получилась чудесная – из голубой цигейки, в стиле прошлого века, вся в буфах и сборках, как раз для такой очаровательной девочки, как Аленка. Лере едва удалось уговорить ее снять шубку на ночь.
«Кокетка растет, – подумала она, укрывая дочку одеялом. – Просто удивительно, в кого бы? Я до недавних пор вообще об одежде не задумывалась, а уж Костя…»
День завтра предстоял нелегкий. «Московский гость» приобрел хорошую репутацию, и люди шли к ним потоком, несмотря на то что отпускной сезон почти завершился. И это было, конечно, хорошо, но не многие из этих людей были ангелами. В основном, наоборот: капризничали, требовали к себе повышенного внимания и с удовольствием произносили привычную фразу: «Я за свои деньги…»
Они были правы, эти люди, они впервые в жизни имели на что-то право за свои деньги, и Лера требовала от подчиненных такого терпения, которого вообще трудно было ожидать от нормального человека.
Тем более что ее саму коробило и от фразы этой, и, главное, от самодовольного тона ее клиентов…
«Хотя бы от прорабовских этих забот избавиться, – подумала Лера, засыпая. – Не хватит меня на все…»
