Книга: Опасные игры
Назад: 13
Дальше: 15

14

— Почему всегда черное и белое, Джорджи? Неужели никогда не хочется надеть что-нибудь другое? — спросил Джок.
Они сидели в баре, куда Джок пригласил ее перед обедом, который давал Ральф Кернон в честь руководства Си-би-эс. На Джорджи была короткая белая юбка и жакет с глубоким вырезом, ей нравились такие фасоны.
Многие из сидящих в зале знали Джорджи, и, едва она вошла, они стали многозначительно переглядываться.
— Я могла бы ответить, что так уходит меньше времени на подбор туалетов, но это не совсем правда. А как вы думаете, почему я ношу белое с мая по сентябрь и черное все остальное время, хотя многих это раздражает?
— Чтобы произвести впечатление, — ответил Джок, разглядывая Джорджи сквозь сигаретный дым. — Ваша манера одеваться как бы говорит всем: «Посмотрите! Я делаю то, что мне нравится, а если вам что-нибудь не нравится, это ваше дело!» Конечно, многих это раздражает.
Джорджи пригубила сок.
— Почему вы не хотите выпить? — Джок рассматривал любое неделовое общение как повод обменяться разнообразной информацией, поэтому он задавал любые вопросы с таким видом, какой, пожалуй, мог бы быть у ведущего допрос следователя.
— Выпью коктейль, когда приеду на обед, — ответила Джорджи. — А вообще я не так уж много пью. Не люблю терять контроль.
— Над собой или над другими?
Джорджи смотрела на толстые пальцы, подносящие ко рту сигару. Неожиданно она подумала, что при всей своей неуклюжести Джок, должно быть, очень не плох в постели.
— И над собой, и над другими, — ответила Джорджи. — Чтобы держать под контролем чувства, мне обычно не требуется прилагать больших усилий. Я имею в виду голову. Нужно хорошо соображать при любых обстоятельствах. Когда я еще работала в «Базар», однажды попала на вечеринку в честь какой-то важной персоны. Так вот, я немножко подвыпила и в результате провела весь вечер в зале для танцев. На вечере был губернатор, там был президент «Америкен телеграф» и сам Руперт Мердок. Но я ни с кем из них так и не поговорила. Я протанцевала всю ночь. Проснулась я чуть не плача. Не потому, что болела голова. А потому, что вспомнила, сколько интересных контактов было упущено за вечер.
Джок глотнул виски.
— Мне в этом отношении повезло больше: я могу выпить сколько угодно, но никогда не перестаю соображать. Со мной никогда не было такого, чтобы проснуться утром и сказать себе, что упустил вчера замечательную возможность из-за того, что был в стельку пьян.
Джок опять потянулся к бокалу.
— Кстати, вспомнил, «Уорлд» ведь, кажется, собирался освещать дебаты сенатского комитета о заменителях сахара. Что-то вроде: «Сделает ли вас сахарин стройным и здоровым или привьет зависимость от кофеина?»
Произнося эту фразу, Джок пожал плечами. Ему самому было абсолютно безразлично, как в действительности обстоят дела. Только по чистой случайности его клиент производил сахар, а не сахарин.
— Я хочу поместить в «Уорлд» рекламу сахара, и мне надо, чтобы мое объявление было как можно ближе к статье о заседаниях сенаторов по этому вопросу. На одном разовороте или, может быть, на следующей странице. Ваш начальник отдела рекламы говорит, что не может обещать этого наверняка.
После этих слов в разговоре возникла пауза. Джорджи, нахмурившись, провела рукой по краю бокала. Джок смотрел на нее и думал, какие мысли шевелятся в этот момент в ее маленькой головке.
Наконец Джорджи подняла глаза. В них отражался свет люстр, и они казались почти золотыми. Джок опять, уже в который раз, подумал, что она напоминает японскую куколку. Фарфоровое личико, золотистые глаза. Сейчас лицо Джорджи напоминало ему маску. Но где-то под этой маской и у нее было слабое место. Интересно, удастся ли Джоку его нащупать?
— Конечно, он не может вам этого обещать, — сказала Джорджи. — Рекламные объявления обычно верстают до того, как размещать статьи.
— Я понимаю. Но представьте себе, что мой клиент выложил пятьдесят тысяч долларов, а может, и все девяносто за рекламу рядом с этой статьей, а потом вы вдруг решили, что статья должна пойти в другом номере. Стало быть, все насмарку. Так что я был бы вам очень благодарен, если бы вы смогли за этим проследить.
Джоку никогда не пришло бы в голову попросить о таком Хьюго Кэррола. Хьюго был просто помешан на благородстве. Только сумасшедший мог упомянуть в его присутствии, что статьи о модах в его газете появляются там в зависимости от того, как часто в этом месяце дом моделей размещает в газете свою рекламу. В разговоре Хьюго нельзя было допустить даже малейшего намека на то, что, размещая статьи, газета руководствуется в основном коммерческими соображениями. Скажи ему такое — и можешь быть уверен, что Хьюго Кэррол никогда не сделает того, о чем ты его просишь. Хьюго Кэррол не станет плясать ни под чью дудку — ни владельца газеты, ни президента, ни тем более какого-то там мошенника-лоббиста.
С Джорджи же все было по-другому. Джок почувствовал это сразу, когда встретил ее на вечеринке в Вашингтоне. Он укрепился в своей мысли, когда они чуть не поджарились на этом чертовом побережье, в обществе двух свирепых зверюг. Было что-то такое во взгляде Джорджи, что подсказывало Джоку: вопросы морали вряд ли стоят для нее на первом месте.
Для самого Джока такое понятие, как «мораль», просто не существовало. Он заключал свои сделки не ради их дурацкого благородства, а только зная, что он с этого будет иметь. Джок понимал, что Джорджи не может быть вовсе чуждо понятие морали (идиотское слово), но он надеялся, что не ошибся, предположив, что главным для нее является польза дела. И все-таки не стоит говорить дважды об одном и том же. Он видел, что Джорджи не нравится его предложение, значит, надо сменить тактику.
— Джорджи, вам приходилось когда-нибудь задумываться о том, в каком сложном соотношении находятся в этом мире любовь и ненависть?
Джорджи едва смогла сдержать возглас удивления. Чего она меньше всего ожидала от Джока, так это философских разговоров.
— Я думаю об этом каждый день, — ответила она. — Все, кого я встречаю, или любят, или ненавидят редактора «Уорлд». Если о них пишут хорошо — любят, если их ругают — ненавидят, но вынуждены это скрывать, так как самое страшное для них — это если их вообще перестанут упоминать.
Лицо Джорджи оживилось.
А ведь тебе нравится эта власть, нравится, — подумал Джок.
Это действительно было так. Джорджи нравилось манипулировать людьми. Однако она не зарывалась. Поссорившись с ней, Хьюго назвал ее чересчур самоуверенной. Ей действительно нравилось дергать за ниточки, но она не была настолько самоуверенной, чтобы не понимать, что есть много желающих заняться тем же и они только и ждут своего часа. Сейчас, глядя на Джока, она подумала, что он прекрасно все это понимает. Странное дело, со всеми остальными, с кем Джорджи соглашалась пойти в ресторан, ей приходилось сдерживать свое «я», все время следить за каждым своим словом, в то время как с этим гангстером, похоже, можно было называть вещи своими именами.
— Самое страшное для них, — повторила Джорджи, — это если я перестану их упоминать. А самое страшное для меня — это если они перестанут снабжать меня информацией. Мы как будто пристегнуты друг к другу наручниками. Пресса и политики. Пресса и люди искусства. Пресса и спортсмены. И даже пресса и духовенство.
Джок зажег потухшую сигару, продолжая любоваться новым выражением лица Джорджи.
— Подумайте, сколько светских знаменитостей перестали бы быть знаменитостями, если бы «Уорлд» не писал о них. Но они необходимы мне точно так же, как и я им.
— Вы, Джорджи, все время забываете упомянуть старину Джока. А ведь я тоже часть этой жизни, как и все остальные.
Джорджи рассмеялась и посмотрела на изящные золотые часики, украшавшие ее запястье.
Белое с золотом. Это вызвало у Джока воспоминания о доберманах в ошейниках, с латунными заклепками. Черное с золотом.
— Мне пора, — сказала Джорджи, вставая.
Сидевший у бара мужчина тут же обернулся в их сторону. Это был кинорежиссер, который познакомился с Джорджи на вечеринке неделю назад и давно уже с нетерпением ждал, когда она направится к выходу, чтобы улучить минутку и перекинуться с ней парой слов.
— Вы на машине? — спросил Джок.
— Да, конечно.
— Тогда до свидания.
Джок понимал, что другой на его месте обязательно проводил бы Джорджи если не до машины, то, по крайней мере, до выхода. Но дело в том, что он давно уже заметил за соседним столиком председателя «Ю.С. Стил». Работа есть работа. К тому моменту, когда Джорджи вышла из дверей бара в сопровождении дождавшегося своего часа кинорежиссера, Джок уже тряс руку бизнесмена за соседним столиком.

 

Шофер Джорджи свернул с Парк Авеню на Ист Ривер-драйв. Джорджи смотрела на солнечные блики, окрасившие пурпурным цветом стекла конторских зданий, возвышающихся над Лонг-Айлендом. Ей пришла вдруг в голову очень странная мысль. Неожиданно Джорджи подумала, считает ли Джок Лиддон нужным раздеться, прежде чем заняться любовью, или только расстегивает брюки, чтобы не терять драгоценное время. И, что еще более странно, при этой мысли Джорджи ощутила что-то похожее на желание. Это удивило ее. Джорджи улыбнулась про себя. Ведь сейчас полагалось думать о том, кто из полезных ей людей будет на обеде у Ральфа Кернона. Однако она позволила себе еще раз подумать о Джоке.
Назад: 13
Дальше: 15