12
Барни Клегг отступил немного назад, чтобы полюбоваться своей работой, отряхивая руки от земли.
— Вот. И как вам все это нравится? — спросил он Нину.
Нина стояла в дверях, ведущих в задний двор, где орудовал Барни. Пригревало неяркое, но теплое мартовское солнышко, а даффодилы и гиацинты, только что высаженные Барни, делали все вокруг еще более ярким.
— Я думаю, что это лучший сад, который можно было создать за одно мгновение, как это сделали вы, — похвалила Нина.
Барни приехал на небольшом фургоне, полном мешков с компостом и горшков с растениями и за несколько часов перекопал и удобрил истощенную, неухоженную землю и засадил ее свежей зеленью и весенними цветами.
— Я чувствую себя виноватой, — призналась Нина.
— Почему? — брови Барни удивленно поползли вверх.
— Ведь я ни разу не полила свой сад, не посадила ни единого зернышка. Все сделали вы.
— Ну, моя заслуга тоже не так уж велика.
— А откуда все эти растения? — спросила Нина.
— Не спрашивайте! — На губах Барни играла загадочная улыбка. — Главное, что это красиво, а остальное неважно.
— О, да, это действительно великолепно. Я буду все лето сидеть здесь и любоваться садом, — пообещала Нина.
— И думать обо мне.
Нина рассмеялась.
— О, конечно. Я так благодарна вам, Барни. Мне даже несколько неловко. Я отняла у вас время.
Нине не очень хотелось размышлять, с чего это вдруг Барни так заботится о ней. Она просто радовалась тому, как чудесно преобразился ее сад. К тому же, пока Барни работал, было очень приятно сидеть в кухне, делая вид, что чем-то занята, и подсматривать за юношей. На свежем воздухе Барни явно чувствовал себя в своей стихии.
— Я ведь обещал, что сделаю это для вас.
— Честно говоря, не думала, что вы сдержите это опрометчивое обещание.
— Вообще-то, я всегда выполняю свои обещания.
Они стояли около французского окна, Барни опирался на лопату, руки его все еще были в земле.
— Ну, вот, обидела вас, вместо того, чтобы отблагодарить. Ну, извините меня.
— Ничего, я не очень обиделся. Чашки чаю, пожалуй, будет достаточно, чтобы загладить вину.
Чуть раньше Нина уже предлагала Барни выпить чаю, но юноша отказался, сказав, что хочет сначала закончить работу.
— Вы действительно хотите чаю? — спросила Нина. — Может, лучше чего-нибудь покрепче? — Было около полудня, какое-то непонятное переходное время, когда люди обычно чувствуют себя неуютно. Идея выпить пришлась в самый раз.
— Что ж, — сказал Барни. — Раз уж вы сами предложили, пожалуй, я действительно лучше пропущу стаканчик.
Барни прошел вслед за Ниной в кухню. Пока он мыл руки, Нина рыскала по шкафам в поисках подходящей выпивки. Наконец она налила два бокала вина, поставила на стол хлеб, сыр и фрукты. Она по-прежнему не могла оторваться от яркой зелени за окном. Полдень совершенно неожиданно стал для нее праздничным. Сегодня был день рождения ее сада.
— Вам придется рассказать мне, что растет теперь у меня в саду, — сказала Нина. — Кроме рождественской розы я не запомнила ни одного названия.
Рождественская роза была на самом деле чемерицей. Сегодня Барни посадил для компании еще два таких же растения. Листья их напоминали Нине руки, воздетые к небесам.
— Нет ничего проще, — сказал Барни. — Вот «Койсиа терната», «Фастиа джапоника», «Хедера голдхарт» и «Хедера равенхолст».
— Стоп. Я уже запуталась. У нас в семье садом, собственно, занимался муж, а мне все это напоминает китайскую грамоту.
— Извините, — замялся Барни.
— Да что вы. Все в полном порядке.
Да, все действительно было в полном порядке. Со дня смерти Ричарда миновал уже почти год. Она сидит у себя в доме на Аллее Декана и пьет средь бела дня вино с очаровательным белокурым великаном и чувствует себя беспричинно счастливой.
Барни думал о том, что, когда Нина улыбается, или когда она удивлена чем-то, она выглядит так, как будто сошла с какой-нибудь картины, одной из тех, репродукции которых висят на стене у Кэтти в спальне. Может, Ботичелли?
— Давайте, — сказала Нина, — съешьте же что-нибудь.
Барни начал с довольно объемного бутерброда с сыром.
— Поначалу вам придется часто поливать сад, — сказал он. — Даже если погода будет дождливой. Здесь кругом стены, так что на клумбы не попадет достаточно воды.
— А из чего поливать? — спросила Нина. — Из садовой лейки?
— Если хотите заниматься этим целый день. А если нет, то, так и быть, привезу вам шланг и небольшую помпу.
— Нет-нет, я не имею право просить вас опять возиться со мной.
— Но мне это нравится. А мы, Клегги, всегда делаем именно то, что нам нравится.
Барни протянул руку и долил вина Нине в бокал. Сейчас в его юном лице проступали черты Дарси. Но Барни был еще очаровательней.
— Правда? — улыбнулась Нина. — Ну что ж, тогда ладно. — Недолго же ее пришлось уговаривать, а впрочем, ей все равно. — Что ж, если у вас есть время, возвращайтесь и наладьте воду.
— Я приеду в среду.
Покончив с первым бутербродом, Барни принялся за второй, ничуть не уступавший в размерах.
— В среду?
— В колледже в среду такие занятия, с которых явно стоит удрать, — пояснил Барни.
— Я должна дать добро на то, чтобы вы пропустили занятия, если хочу сделаться счастливой владелицей резиновых трубок и насоса?
Наклонив голову, Барни изучал лицо Нины. Нина знала, что в яркий весенний день наверняка видна каждая морщинка на ее лице. Что же касалось Барни, то от его загорелого лица веяло молодостью и свежестью, от него исходили как бы волны хорошего настроения и дружеского участия.
— Вашего согласия не требуется. Я и сам знаю, что небольшой опыт практической работы гораздо полезнее изучения теории. Никогда не любил ковыряться в бумажках.
До Нины начало наконец доходить, что весь этот разговор про шланги и насос был только предлогом. На деле Барни пытается с ней пофлиртовать. Что же, ее не расстроило это открытие. Она рассмеялась, Барни подхватил смех. Оба были рады тому неожиданному празднику, который подарили друг другу.
Наконец Нина перевела дух.
— Что ж. Хорошо. Вы уже достаточно большой мальчик, чтобы решать за себя самому. Но теперь, если вы уже допили вино и наелись, я хотела бы немного поработать.
— Увидимся в среду, — сказал Барни, — когда Нина открыла перед ним входную дверь. Я принесу все необходимое, чтобы закончить работу.
— Теперь я нисколько в этом не сомневаюсь, — уверенно произнесла Нина.
Нина немного задержалась у двери, глядя на брезент, которым был затянут западный вход. В лучах весеннего солнца весь мир казался ярким и чистым, как будто родившимся заново, и Нина нисколько не сомневалась, что, освободившись от бинтов, статуи предстанут взглядам еще более изящными, чем были раньше, но ничуть не менее таинственными.
— Куда ты идешь? — допытывалась Кэтти Клегг у сестры.
Люси пристально изучала свое лицо в зеркале с увеличением, висевшем на стене их общей ванной. Она только что закончила выщипывать брови и теперь критически оглядывала результат, поворачивая голову из стороны в сторону.
— Кое-куда, — ответила Люси сестре.
— Извини. Я просто спросила.
— Вообще-то, ты загораживаешь мне свет.
— Ты все время ходишь кое-куда. Ну, расскажи, кто он?
— Замолчи, Кэтти, ладно? И отойди в сторону, а то я не вижу, что делаю.
— Ты у нас сегодня сама неприступность. Но учти, что это моя блузка.
Люси закрыла футлярчик с губной помадой и, прищурившись, в последний раз оглядела свое отражение. Зеркальные стены отражали сестер, которые и без того были похожи как две капли воды, бессчетное количество раз, но Люси и Кэтти наблюдали это каждый день и так привыкли, что не замечали, насколько забавно это выглядит.
— Ну, ты ведь не против, Кэт, правда? И еще я возьму машину, ладно?
— Надеюсь, что это не тот, на кого я думаю, — вздохнула Кэтти.
Люси положила косметичку в сумочку.
— Ничего не надо говорить, все равно я уже ушла.
Озабоченно хмурясь, Кэтти последовала за сестрой. На лестнице они встретились с Барни. Держа руки в карманах, юноша что-то весело насвистывал, но увидев Люси, всплеснул руками и воскликнул:
— Ну ты клево выглядишь, сестренка!
— Не надо изображать из себя хиппи, Бан. Ты несколько староват для этого.
Люси послала брату воздушный поцелуй. Проходя мимо кухни, она заглянула внутрь. Ханна грела молоко для Фредди, неугомонная Лаура пыталась вскарабкаться на бедро матери. Ханна была простужена, так же, как и двое детей. Ее глаза слезились, а нос был красным.
— Пока, — крикнула ей Люси.
— Звонил твой отец, — сообщила Ханна, снимая кастрюльку с огня.
— С ним все в порядке?
— М-м-м. Думаю, да. Он сказал, что задержится еще на несколько дней. Что-то там еще необходимо уладить.
Дарси уехал несколько дней назад в Лондон, а затем позвонил оттуда жене и сообщил, что дела требуют его присутствия в Германии. Раньше он никогда не покидал Уилтон на столь долгий срок.
По крайней мере, Вики Рэнсом была дома. Ханна видела ее в городе, правда, издалека. Ханна помыла кастрюлю, почти не глядя на то, что делают ее руки. Но Люси была слишком поглощена своими мыслями, чтобы заметить волнение мачехи.
— Пока, Ханна, — повторила она. — Не волнуйся, если я приду поздно.
Люси быстро скользнула в их с Кэтти общую машину. Было темно, но небо, казалось, слегка просвечивалось. Люси развернулась и выехала со двора. Ханне, которая проносила в этот момент мимо входной двери чашку с горячим молоком, держа на руках Лауру, видны были только задние фары, напоминавшие два красных глаза.
Джимми Роуз ждал ее, сидя в своей машине.
Они договорились встретиться в своем любимом месте, на тихой пустынной улице между Уилтоном и Графтоном. Это было как раз то самое место, где сидел в один из рождественских дней Гордон Рэнсом после своего последнего визита к Нине. Вдалеке были видны огни дома Дарси. Вот показались фары машины. Джимми отметил про себя, что девушка водит чересчур быстро.
Фары приблизились, заскрежетали тормоза, и «рено» Люси остановился. Девушка выпрыгнула из машины, хлопнув дверцей, и Джимми увидел, как она бежит к его машине, берется за ручку, открывает дверь, и вот Люси уже рядом на сиденье.
Они поцеловались, не говоря ни слова, и Джимми почувствовал на шее тепло ее рук, прижимавших его к себе.
— Ты ехала слишком быстро, — произнес он наконец, оторвавшись от губ Люси.
Люси улыбнулась, показав белые безукоризненно ровные зубы.
— Я всегда езжу слишком быстро, — сказала она.
— Ты — глупенькая малышка. Я не хочу, чтобы ты разбилась.
Ответом был очередной страстный поцелуй. Джимми провел рукой по ее колену, по бедру, затянутому в какой-то эластичный материал.
— О, Боже, Люси! Я так скучал по тебе. Неделя — это слишком долго.
— Это не моя вина, что мы не виделись уже целую неделю. — Люси явно поддразнивала Джимми, но тот был достаточно умен, чтобы не пропустить едва заметный упрек, прозвучавший в этой фразе.
— Ну, конечно же, это не твоя вина. Но ты же знаешь, что если бы можно было сделать что-то еще, я бы это сделал. По правде говоря, тебе, наверное, не стоит терять время на женатого старика, вроде меня.
Он почувствовал, как дрогнула щека девушки. Затем Люси провела рукой вверх по внутренней части его бедра. Джимми блаженно улыбнулся и чуть переменил позу.
— Я вовсе на считаю это время потерянным, — прошептала Люси.
Джимми знал, что это правда. Он чувствовал это. Губы его снова нашли губы Люси, в то время как рука пробралась под жакетом к вороту ее блузки и нащупала наконец теплый шелк ее кожи. Но девушка вдруг резко выпрямилась, откинув волосы со лба.
— Куда мы поедем сегодня? — спросила Люси.
— На небеса и обратно, — пошутил Джимми.
— А куда перед этим? — настаивала Люси. Я не хочу, чтобы мы весь вечер просидели в машине. Давай обязательно сходим куда-нибудь, Джимми. Я разоделась сегодня ради тебя в пух и прах.
Теперь в голосе девушки уже отчетливо слышалась жалоба.
Джимми вздохнул.
— Я вижу, — сказал он. — Ты выглядишь потрясающе, и пахнет от тебя прекрасно.
На самом-то деле его нисколько не волновало, что было надето на Люси, лишь бы это что-то легко и быстро снималось. Но в награду за комплимент Люси опять крепко прижалась к нему.
— Я так хочу сходить с тобой куда-нибудь хотя бы разочек. Как будто ты действительно мой.
«Разочек», — подумал Джимми. Он встречался с Люси Клегг всего два месяца, но девятнадцатилетней девушке этот период наверняка казался вечностью.
— Я действительно твой, — успокоил ее Джимми. — Посмотри, вот он я. Ведь только эти редкие часы, когда мы вместе, и имеют значение, а все остальное не в счет. Поехали, отвезу тебя куда-нибудь выпить, раз уж тебе это так необходимо.
Милях в десяти по другую сторону Уилтона был бар, где можно было посидеть, не рискуя встретить знакомых. А потом у них еще будет время для всего остального. Правда, Стелла вернется с родительского собрания и увидит, что его нет дома, но ничего, он что-нибудь придумает. На деле Джимми гораздо больше беспокоило, чтобы об их отношениях с Люси не узнал Дарси Клегг. Сейчас было приятно сознавать, что отец Люси находится за много миль от них.
Джимми включил зажигание и в свете лампочек приборной доски увидел счастливую улыбку Люси — улыбку победительницы. Она опять положила руки между его бедер, медленно шевеля пальцами. Результат не заставил себя ждать.
Вернувшись домой, Стелла обнаружила, что кругом темно и пусто, хотя Джимми вроде бы не говорил, что собирается куда-нибудь. Стелла прошла в кухню, сделала себе сэндвич с сыром и чашку чаю, безразлично прислушиваясь к звуку воды, тонкой струйкой бегущей в раковину из неплотно завернутого крана. Стелле даже не пришло в голову попытаться закрутить его или же включить радио, чтобы заглушить звук. Она отнесла ужин в гостиную и уселась за стол, положив рядом стопку тетрадей, которые необходимо было проверить.
Стелла достала красную ручку, но тишина пустого дома оказывала на нее какое-то давящее действие, у нее болела голова и опускались руки. Вряд ли она была сейчас в состоянии проверять тетради.
Взглянув на обои, Стелла отметила про себя, что они начинают постепенно отставать на стыках, а рисунок покрыт тонким слоем пыли. Вертикальные жалюзи на окнах тоже уже больше не нравились Стелле, все, на что падал сегодня ее взгляд, казалось запущенным в результате полного пренебрежения хозяев. Они с Джимми жили в этом доме, просто жили и все. И прошло уже много времени с тех пор, как они последний раз пытались что-то здесь усовершенствовать, как-то позаботиться о своем жилище. Стелла пыталась оправдаться перед собой тем, что у них не было денег. Они жили фактически на ее зарплату: бизнес Джимми, который пытался оказывать услуги по организации различных конференций и собраний, практически заглох в последнее время. Джимми никогда не был так удачлив, как остальные мужчины в их компании, но вплоть до последнего времени, когда дела его были еще не настолько плохи, они со Стеллой даже позволяли себе обмениваться по этому поводу мрачноватыми шуточками. Последнее время дела ухудшились до такой степени, что шутить по этому поводу уже не тянуло ни Стеллу, ни Джимми, но тем не менее Стелла прекрасно понимала, что денег, имеющихся в их распоряжении, вполне достаточно для того, чтобы должным образом заботиться о доме, и все дело было в том, что ни одному из них этого толком не хотелось.
«Правда в том, — подумала Стелла, — что этот дом существует только для того, чтобы скрывать то, что внутри их жизни, а для этого он и так достаточно хорош».
Стелла выдвинула стержень на ручке и подвинула поближе стопку тетрадей. Даже отсюда было слышно, как льется в кране на кухне вода.
Без пяти двенадцать, когда Стелле осталось проверить всего две тетрадки, она услышала, как остановилась перед домом машина Джимми.
— Привет, — крикнул он, захлопывая за собой входную дверь. — Запирать дверь?
Стелла подождала, пока в дверях гостиной появится его смуглое лицо с высоко поднятыми бровями.
— Если только ты больше никуда не собираешься, — сказала она.
— Куда бы это мне собираться в такое время?
— Откуда мне знать.
— О, Господи, что случилось? Как прошло твое собрание?
Стелла смотрела на лежащую перед ней работу. Перевод Гарри Бардетта — испещренная до половины мелкими красными иероглифами страничка. Она размышляла про себя, пытаясь определиться в своих чувствах: то ли какая-то ее часть все еще любила Джимми Роуза, то ли ненавидела, то ли ей просто было стыдно за них обоих, и она устала от этого всего и стала абсолютно безразличной. Ей интересно было, с кем провел сегодня вечер Джимми, и был ли это кто-то из знакомых или какая-нибудь женщина не из их компании, поведение которой будет трудно, практически невозможно предсказать.
— Все было как обычно, — ответила она наконец на вопрос мужа. — А где был ты?
— Заехал в гольф-клуб пропустить стаканчик. А ты не хочешь немного выпить на сон грядущий?
Джимми открыл дверцу буфета и достал оттуда бутылку «Джонни Уокера», в которой оставалось примерно треть.
— Нет, спасибо. И кто же там был?
— Где? А, никого из знакомых.
— Ты поел?
— Да. Перекусил в баре.
Глядя на заострившееся в последнее время лицо Стеллы, Джимми подумал вдруг, что она все знает, но никакого страха при этой мысли он не испытывал. Стелла все знала, как обычно знают жены, которые полагаются на свою интуицию, имеют кое-какие основания для подозрений, но чаще всего не собираются докапываться до правды. Джимми подумал о том, что испытал бы он сам, узнав, что жена неверна ему, и уже в который раз решил про себя, что ему это было бы все равно.
Джимми потянулся к жене, собираясь поцеловать ее в макушку:
— Ты выглядишь усталой.
Но Стелла с сердитым выражением лица отшатнулась от мужа:
— Уже поздно, — холодно произнесла она.
Поднявшись, Стелла слегка задела рукой руку Джимми, в которой тот держал бокал, и несколько капель пролилось на пол. Джимми почувствовал, что тоже начинает злиться. Алкоголь к тому же усиливал его раздражение.
Интересно, пахнет ли от него еще духами Люси? Джимми все еще был полон ею. После того, как они выпили немного в баре, Люси, обвив его своими красивыми длинными ногами, со всем пылом молодости целиком отдалась сексу. Вернувшись домой, Джимми сначала чувствовал себя немного виноватым, но охватившее его сейчас негодование изменило его настроение. Он вовсе не собирается любоваться на злющую физиономию Стеллы, готовой в любой момент разразиться обвинениями. В конце концов, дом каждого мужчины должен выглядеть определенным образом, а Стелла не создала ему такой дом. В такие моменты Джимми ненавидел жену. Ведь от нее зависело сделать так, чтобы жизнь стала намного проще для них обоих, но нет, в ней всегда была какая-то несгибаемая решимость, не позволявшая Стелле идти по пути наименьшего сопротивления. Свободной рукой Джимми вцепился в плечо Стеллы.
— Что с тобой происходит? — прошипел он. — Я всего-навсего поехал выпить пару рюмок.
Стелла взглянула ему прямо в глаза.
Глаза Джимми покраснели, щеки горели, плохо выбритые волоски на щеках стояли дыбом, но он далеко еще не был пьян. В голове ее пронеслись расплывчатые, но от этого не менее ужасные образы. Она представила себе, что дала Джимми пощечину, а он дал ей сдачи, сначала один раз, потом другой, потом начал без разбора осыпать ее ударами. Стелла вздрогнула. Она была крупнее Джимми, но он, будучи мужчиной, был, естественно сильнее. А те сцены, которые предстали сейчас перед ее мысленным взором, не все были фантазией, некоторые — воспоминаниями.
Осторожно, почти мягко, Стелла сняла с плеча руку Джимми и, не говоря ни слова, вышла из комнаты.
Наверху, в спальне, Стелла медленно разделась, тщательно сложив вещи, развесила их в старом огромном гардеробе, который они с Джимми все никак не могли собраться поменять на более современную модель, вроде тех, что стояли в спальне у остальных графтонских пар. Она легка в постель, повернулась на бок и стала ждать.
Джимми поднялся вслед за ней наверх. Стелла слышала, как он плещется в ванной, затем Джимми зашел в спальню и стал раздеваться. О столик звякнула мелочь, которую он извлек из карманов. Лежа лицом к стенке, Стелла вспоминала другие вечера, которые обычно следовали за подобными сценами. «Если он захочет меня, думала она, значит не был сегодня ни с кем. А если не захочет, то все ясно без слов».
Джимми залез под одеяло и повернулся спиной к жене, устраиваясь поудобнее перед тем, как заснуть.
На следующий день Стелла позвонила Нине Корт. Она чувствовала себя как лабораторное животное, которое обследовало все выходы из клетки и убедилось, что они наглухо заперты, кроме одного, которое оно никогда не пробовало раньше. Вслушиваясь в гудки, Стелла представляла себе Нину в студии, которой она никогда не видела. Должно быть, там все очень чисто и много света.
— Нина, это Стелла. Может, встретимся. Я бы хотела поговорить. Я думала, что давно уже забыла, как это делается, но во время нашей прогулки, кажется, вспомнила. Я получила огромное удовольствие от нашей прогулки.
На том конце провода несколько секунд молчали.
— Мне тоже очень понравилась наша прогулка, — голос Нины звучал тепло и дружелюбно. Я рада, что ты позвонила. Заходи ко мне. Когда? Ну, например, можешь сегодня вечером? Я приготовлю ужин.
— Спасибо. Я обязательно приду.
Дом Нины Корт вызвал у Стеллы удивление. Нина провела ее по всем комнатам, и они прошли в студию, где взгляду Стеллы открылись белые стены и мебель, явно антикварная, которая произвела впечатление даже на Стеллу, как ни мало разбиралась она в подобных вещах. Стелле понравилось обилие света и воздуха в комнате, а также то, что все вещи, которые здесь находились, были куплены человеком, который был уверен, что именно эти вещи необходимы именно в этой комнате. Затем их расставили четко по своим местам, без всяких компромиссов с действительностью. Здесь не было ничего кустарного, никакого ширпотреба, и весь стиль этой комнаты заставлял жилища графтонцев, даже Уилтон-Манор, казаться обставленными надуманно и безнадежно провинциально.
Женщины спустились в гостиную на первый этаж. Нина разлила вино и протянула Стелле ее бокал.
— Ты богатая? — спросила Стелла. — Должно быть, богатая, если смогла позволить себе такой дом и все это. Жутко бестактный вопрос, правда? Видишь, я же предупреждала, что абсолютно разучилась общаться.
— Богатым был мой муж, — сказала Нина. — А я практически не подозревала об этом, пока он не умер.
Стелла почувствовала что-то похожее на зависть.
Нина была свободной, независимой, и к тому же богатой. Могла делать все, что захочет, и быть такой, какой хочет. «Неудивительно, — подумала Стелла, — что Гордон увлекся ею. Ведь сам Гордон, также как и Стелла, был типичным графтонцем, не больше и не меньше».
— Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, — сказала Нина.
— Надеюсь, что нет. Эти мысли не делают мне чести.
— Мне не легче, а тяжелее оттого, что я имею все это. Ведь не так приятно иметь все это одной. Иметь все, но не иметь его. Вначале, сразу после его смерти, мне хотелось, чтобы все кругом отражало мое внутреннее состояние. Я продала дома в Лондоне и за городом, машины, отдала на хранение коллекцию Ричарда. Я считала, что должна жестоко расправиться со всем, что он мне оставил, потому что он оставил меня так жестоко. Вот и сюда я приехала только потому, что он никогда не был здесь. Графтон — это мое, только мое прошлое, не имеющее ничего общего с нашей жизнью с Ричардом. И когда я только что приехала сюда, я так завидовала всем вам. Ведь вы все были по двое.
— А, уж мы-то парами, это точно. А ты действительно угадала, о чем я думала. Правда, я не копала так глубоко. А тебе по-прежнему также грустно?
Нина откинулась на спинку стула. Очень не хотелось отвечать на этот вопрос, но никак нельзя было не ответить.
— Иногда. А иногда нет. Иногда, когда горе отступает, я вдруг начинаю чувствовать себя виноватой, как будто я обязана постоянно поддерживать в себе скорбь. А то вдруг чувствуешь себя такой счастливой, как будто раньше и представления не имела о том, что такое счастье. Так я чувствовала себя с Гордоном. И с тобой во время нашей прогулки. И с Барни Клеггом, когда он приехал, чтобы заняться моим садом.
— С Барни Клеггом?
— А почему бы и нет, — стала оправдываться Нина, но тут обе они рассмеялись. Казалось, они уже переступили барьер простого знакомства и становятся настоящими друзьями и союзниками.
— А ты? — спросила Нина.
Стелла пожала плечами.
— Ты же говорила, что хочешь пообщаться. Что, давно забыла, как это делается? Именно так, как мы делаем это сейчас. Ты хотела поговорить о Гордоне?
— Нет, только не о Гордоне.
— Тогда, наверное, о Джимми?
Стелла внимательно изучала свой бокал. Неожиданно она постучала по нему ногтем. Звук был чистым и мелодичным.
— Ты все еще завидуешь нам? — спросила Стелла. — Теперь, когда ты лучше узнала нас.
— Ты хочешь сказать после того, что я узнала о Вики и Дарси, и после того, что было между мной и Гордоном?
Нине не хотелось углубляться в обсуждение этой темы, не хотелось высказывать вслух свое впечатление, что привычный жизненный уклад графтонских парочек находится в настолько неустойчивом равновесии, что еще один порыв страсти наверняка необратимо нарушит привычный ход вещей и разобьет вдребезги устоявшиеся отношения.
Очень мягко Нина добавила:
— Ведь ты сама сказала мне как-то, что никто из нас не может взглянуть на чужой брак изнутри. Я не знаю, как живут Вики и Гордон, Дарси и Ханна, ты и Джимми. Я вижу только то, что лежит на поверхности. Когда я увидела вас всех впервые, мне показалось, что все в вашей жизни гладко и безоблачно.
Стелла изобразила в воздухе жест, обозначающий замкнутое пространство.
— У тебя было когда-нибудь такое чувство, что тебе некуда деться? — спросила она.
— Да, было. Но на самом деле всегда есть, куда деться. Если только ты твердо решил это про себя.
Стелла медленно допила вино, по-прежнему восхищенно разглядывая свой бокал, красивые резные ручки кресла, да и всю комнату, в которой они сидели.
— Как ты думаешь, мы могли бы быть друзьями? — после долгой паузы спросила Стелла.
— Наверное, да. Думаю, что да.
В среду Барни Клегг, как и обещал, пришел к Нине с двумя резиновыми шлангами, насосом и сумкой с инструментами. Весело посвистывая, он направился через кухню прямо в сад.
— Сейчас все приладим, уважаемая леди, — пошутил он. — Хорошенький у вас садик.
Нина молча смотрела, как, засучив рукава куртки, Барни принялся за работу. Она не сразу поняла, что он хочет сделать еще один кран на улице.
— Ничего, если я на полчасика перекрою воду? — спросил Барни. — Люблю это дело. Если больше ни на что в этой жизни не сгожусь, всегда могу стать сантехником.
— Думаю, до этого не дойдет, — улыбнулась Нина.
Она начинала верить, что Барни Клегг одинаково талантлив во всем, за что берется.
Барни целиком ушел в работу. Нина, накинув свой красный жакет, вышла посмотреть, как он прокладывает трубы под окном.
— Я выйду на полчасика, Барни, — сказала она. — Куплю продукты для ланча.
Барни сидел на корточках. Обернувшись, он вытер грязь со щеки.
— Я думал, мы сходим куда-нибудь вместе, — сказал он. — В кафе или куда захотите, если, конечно, вас заинтересует мое предложение.
— Заинтересует, — Нина глядела на юношу сверху вниз. — Пожалуй, заинтересует. Но все равно мне надо пройтись по магазинам. Я скоро вернусь.
Закрыв за собой входную дверь, Нина на секунду задержалась на верхней ступеньке. Приятно было подставить лицо весеннему солнышку. Выкрашенные черной краской перила под ее руками успели уже слегка нагреться. Лужайка была полна народу, в основном первыми туристами нового сезона. Все скамейки на той стороне лужайки, где сидела когда-то Стелла, доедая свой ланч, были заняты.
Гордон первым заметил Нину. Первое, что он подумал, это что она изменилась. Затем Гордон понял, что ему показалось так потому, что выражение лица Нины было совсем другим — он никогда не видел у нее такого.
— Ты хорошо выглядишь, — сказал Гордон, подходя к Нине. — Ты выглядишь счастливой.
— Да? — Нина была слегка напугана его неожиданным появлением. Она уже начала забывать его, думала о том, что было между ними, все реже и реже.
— Я хотел повидать тебя, — сказал Гордон.
— Правда? — Нина изобразила удивление. — Кто бы мог подумать. Прошло уже столько времени.
— Что ж, ты имеешь право сердиться, — мрачно произнес Гордон. — Ничего не изменилось. Мне по-прежнему нечего тебе предложить, не больше чем тогда, на Рождество. Но я хотел видеть тебя, я хотел…
— Посмотреть, как я пережила наш разрыв? Спасибо, хорошо. А ты думал: я не переживу?
Говоря все это, Нина злилась сама на себя, на эти невольные проявления гнева, который она уже, в общем-то, перестала испытывать.
— Пожалуйста, Нина, давай зайдем к тебе и поговорим.
— Нет. Там Барни Клегг Он пришел сделать кое-что у меня в саду.
— Барни Клегг?
В тоне Гордона звучали те же нотки, что и у Стеллы Роуз, когда она задала тот же вопрос — удивление, смешанное с недоверием.
Нина улыбнулась, и Гордон снова заметил, что лицо ее стало совсем другим.
— Давай лучше прогуляемся, — предложила Нина.
Она взяла Гордона под руку, и они направились через лужайку к восточному входу собора.
Внутри, в левой части нефа, колонны все еще были в лесах, обтянутых полиэтиленом, но все равно было слышно, как гремят инструменты и переговариваются рабочие. В середине зала группа японцев, внимательно прислушивалась к тому, что рассказывал гид.
Гордон и Нина прошли на противоположную сторону, мимо каменных надгробных плит с латунными табличками, под которыми покоились средневековые рыцари и епископы.
— Помнишь, как мы пришли сюда в первый раз? — спросил Гордон. — Когда я показывал тебе собор?
— Я помню.
Они прошли мимо хоров и алтаря в часовню. Оконные стекла в этой части собора были когда-то разбиты и восстановлены уже после Реформации в виде витражей, в которых преобладали ярко-красный и черный цвета. Нина и Гордон, стоя плечом к плечу, любовались на витражи.
Нина думала о том, как непрочны и в то же время важны те нити, которые связывают ее с этим местом, с остальными жителями Графтона и их семьями, и в то же время с вечностью и бесконечностью.
Она поняла вдруг, что все они живут по какой-то твердо установленной схеме, которую не всегда можно разглядеть и еще реже понять, но тем не менее она, безусловно, существует, и от этой мысли становится легче жить.
Она подумала вдруг о Вики и Дарси, о том, что именно нужно им было друг от друга, и еще о том, что Гордон то ли ничего об этом не знает, то ли не хочет знать, потом о Стелле и Джимми и об остальных супружеских парах, чьи союзы оказались на поверку очень непрочны, и обо всех желаниях, чувствах, разочарованиях, которыми полон был Графтон, да и весь мир.
Мысль о непрочности связей между людьми расстроила Нину, и она вновь ощутила всю тяжесть потери Ричарда и возникшую внутри пустоту, и в то же время Нина почувствовала свою собственную силу и поняла, что справится со всем, что ее ждет, выживет.
Гордон отвернулся от окна.
— Пойдем дальше? — спросил он.
— Да, пойдем.
Они двинулись к противоположной части нефа, тем самым замыкая круг и возвращаясь туда, откуда начали.
После полумрака собора солнечный свет снаружи показался еще более ярким, чем был на самом деле. Гордон проводил Нину через лужайку до дверей ее дома.
— Как проходят реставрационные работы? — поинтересовалась она.
— Медленно, гораздо медленнее, чем надо, но тем не менее продвигаются. За этими лесами творятся чудеса. Но и стоят эти чудеса недешево. Они тщательно просчитаны и запланированы, но все равно захватывает дух, когда любуешься на все это.
В голосе Гордона, когда он говорил о работе, звучал такой неподдельный энтузиазм, что Нина не могла им не восхититься.
— У тебя все в порядке? — спросил Гордон.
— Да, — Нина выпустила его руку. — Надеюсь, что и у тебя тоже.
Больше они не коснулись друг друга. Гордон улыбнулся, кивнул Нине, затем, обернувшись, побрел прочь.
В саду Барни уже почти закончил работу. Бухта с аккуратно намотанным на нее шлангом лежала около нового крана.
— Помочь занести сумки? — крикнул Барни.
— Спасибо, но я не добралась в результате до магазина.
— Тогда смотрите.
Барни повернул кран и оттуда брызнула вода. Нина захлопала в ладоши, а Барни шутливо поклонился. Барни надел на конец шланга распылитель, и в воздухе запрыгали капли, переливаясь на солнце всеми цветами радуги. Капельки падали на листья растений. В воздухе остро запахло влажной землей.
— Барни, большое спасибо.
— Мне это доставило удовольствие. Пойдемте отметим это дело.
— Да, я просто обязана угостить вас.
Барни приблизился, так что тень его упала на лицо Нины. Он казался огромным и очень молодым. С серьезным лицом Барни наклонился и поцеловал Нину в губы. «И что же дальше», — подумала она.
— Барни…
— Ты ведь не сердишься, правда?
— Нет. Это было очень приятно. Неожиданно, но приятно.
— Наш сегодняшний ланч будет не последним, правда? Если, разумеется, ты захочешь…
«А почему бы и нет», — думала про себя Нина, — почему бы, в конце концов, и нет.
