Глава 26
– Жаль, – сказал Мак.
– Да, – ответил Ларкин.
Окаменевший Питер Марлоу молча смотрел на Авату.
На лице коменданта лагеря лежал отпечаток сильной усталости, но плечи были расправлены, а шаг тверд. Он как всегда был аккуратно одет, левый рукав его рубашки был заткнут за пояс, на ногах деревянные сандалии, голову украшала высокая фуражка, от долгого пребывания в тропической жаре ставшая серо-зеленой. Он поднялся по ступенькам на веранду и нерешительно замялся в дверях.
– Доброе утро, – хрипло поздоровался он, когда арестованные встали.
Авата гортанно сказал что-то часовому. Тот поклонился и встал рядом с ним. Еще один отрывистый приказ, и двое мужчин вскинули на плечи винтовки и ушли.
– Все закончилось, – хрипло выговорил комендант. – Берите приемник и следуйте за мной.
Они оцепенело выполнили приказ и вышли из комнаты на солнце. Было приятно снова увидеть солнце и подышать свежим воздухом. Они прошли по улице вслед за комендантом лагеря, под взглядами потрясенных обитателей Чанги.
В кабинете коменданта лагеря их ждали шесть полковников и Браф. Все отдали честь прибывшим.
– Вольно, – сказал комендант, ответив на приветствие. Потом обратился к арестованным:
– Садитесь. Мы в долгу перед вами и выражаем вам признательность!
Ларкин дрожащим голосом спросил:
– Она и вправду кончилась?
– Да. Я только что видел генерала. – Комендант лагеря оглядел присутствующих. – Генерал был с Иошимой. Я сказал: «Война кончилась». Генерал молчал и пристально смотрел на меня, пока Иошима переводил. Я ждал ответа, но он молчал. Я повторил: «Война кончилась. Я требую вашей капитуляции». – Комендант лагеря потер лысину. – Я не знал, что еще сказать. Генерал продолжал молча смотреть на меня. Иошима тоже безмолвствовал.
Потом генерал заговорил, а Иошима стал переводить: «Да, война закончена. Возвращайтесь в лагерь. Я приказал снять охрану лагеря. Теперь они будут охранять вас от любого, кто силой попытается войти в лагерь, чтобы перебить вас. Они будут делать это до получения мной дальнейших приказов. Вы по-прежнему несете ответственность за дисциплину в лагере».
Я не знал, что ответить. Попросил его удвоить рацион и дать нам лекарства – это первое, что пришло мне в голову. На это он ответил: «С завтрашнего дня рационы будут удвоены. Вы получите лекарства. К сожалению, их у нас немного. Но вы несете ответственность за дисциплину. Мои охранники будут защищать вас от любого, кто захочет убить вас». – «Кто они?» – спросил я. Генерал пожал плечами: «Ваши враги. Встреча закончена».
– Черт побери, – воскликнул Браф. – Может быть, они хотят заставить нас выйти из лагеря, чтобы получить повод перестрелять нас?
– Мы не можем выпустить людей из лагеря, – запротестовал Смедли-Тейлор, – они взбунтуются. Но нам надо что-то делать. Может быть, приказать охране сдать нам оружие?
Комендант лагеря поднял руку.
– Думаю, нам остается только ждать. Мне кажется, кто-нибудь приедет. А до тех пор нам надо поддерживать порядок в лагере. Да, да. Нам разрешено отправлять пленных группами для купанья в море. Пять человек от каждой хижины. По очереди. О, мой Бог, – продолжил он, и это прозвучало как молитва. – Я надеюсь, что никто не наделает глупостей. Нет никакой гарантии, что японцы подчинятся капитуляции. Они могут продолжать воевать. Мы должны надеяться на лучшее, но готовиться к самому худшему.
Он сделал паузу и посмотрел на Ларкина.
– Считаю, приемник следует оставить здесь. – Он кивнул Смедли-Тейлору. – Вы организуете постоянную охрану.
– Есть, сэр.
– Конечно, – обратился комендант лагеря к Ларкину, Питеру Марлоу и Маку, – вы по-прежнему можете слушать радио.
– Если вы не возражаете, сэр, – сказал Мак, – пусть кто-нибудь другой делает это. Я починю приемник, если что-то сломается. Но, как я полагаю, вы хотите, чтобы приемник работал круглые сутки. Мы не можем этого обеспечить... и так или иначе... ну, говоря от себя лично, раз уж приемник разрешен, пусть люди сами слушают передачи.
– Позаботьтесь об этом, полковник! – приказал комендант.
– Слушаюсь, сэр, – ответил Смедли-Тейлор.
– Теперь давайте обсудим план предстоящих действий.
Около кабинета коменданта начала собираться толпа зевак, желающих узнать, о чем идет речь, что произошло и почему убрали японского часового.
Макс стоял в этой толпе, затем бегом бросился к хижине американцев.
– Эй, парни! – крикнул он.
– Идут япошки? – Кинг уже был готов выпрыгнуть в окно и бежать к проволоке.
– Нет! Господи, – отдувался Макс.
– Ну, в чем тогда дело, черт побери? – спросил Кинг.
– Они убрали японского часового от Пита и от радио! – К Максу вернулось дыхание. – Потом комендант лагеря увел Пита, Ларкина и шотландца вместе с приемником к себе в кабинет. Там прямо сейчас идет большое обсуждение! Там все старшие полковники, даже Браф там!
– Ты уверен? – спросил Кинг.
– Я видел все собственными глазами, но мне тоже не верится.
В напряженной тишине Кинг вытащил сигарету, и тогда Текс сказал то, что ему уже стало понятным.
– Все кончилось. Действительно кончилось. Вот, что это должно означать, если они убрали часового от приемника! – Текс оглянулся. – Разве не так?
Макс тяжело опустился на койку и вытер потное лицо.
– Вот что я думаю. Если они убрали часового, это означает, что они собираются сдаваться, а не сражаться. – Он беспомощно посмотрел на Текса. – Разве нет?
Текс сам находился в замешательстве. Наконец он невозмутимо изрек:
– Все кончилось.
Кинг хладнокровно пыхтел сигаретой.
– Я поверю в это, когда увижу сам. – Воцарилась зловещая тишина, ему вдруг стало страшно.
Дино автоматически бил мух. Байрон Джонс III рассеянно передвинул слона. Миллер взял его и оставил королеву без защиты. Макс смотрел себе под ноги. Текс почесывался.
– Я тоже так думаю, – заявил Дино и встал. – Надо пойти отлить, – и вышел.
– Не знаю, плакать мне или смеяться, – сказал Макс. – Я просто чувствую себя так, как будто меня вышибли из игры.
– Бессмысленно, – пробормотал Текс, обращаясь к самому себе. Он даже не понял, что говорит вслух. – Просто бессмысленно.
– Эй, Макс, – сказал Кинг. – Не сваришь ли кофейку?
Макс автоматически вышел, наполнил кастрюлю водой. Вернувшись, включил плитку и поставил на нее кастрюлю. Потом уже было пошел к своей койке, когда неожиданно повернулся и уставился на Кинга.
– В чем дело. Макс? – неловко спросил Кинг.
Макс продолжал молча смотреть на него, губы его судорожно и беззвучно дергались.
– Какого черта ты уставился на меня?
Макс вдруг схватил кастрюлю и вышвырнул ее в окно.
– Ты спятил? – взорвался Кинг. – Ты меня всего облил!
– Это замечательно, – крикнул Макс, глядя на Кинга вытаращенными глазами.
– А не выпустить ли из тебя кишки? Ты спятил?
– Война кончилась. Сам вари себе твой чертов кофе, – заорал Макс; в уголках губ выступила пена.
Кинг вскочил и двинулся на Макса, лицо его пошло пятнами от ярости.
– Убирайся отсюда, пока я не врезал тебе ногой по морде!
– Сделай это, только сделай это, но не забывай, что я старший сержант! Тебя отдадут под трибунал.
Макс начал истерически смеяться, потом разрыдался, водопад слез полился у него из глаз. Он выскочил из хижины, оставив за собой страшную тишину.
– Сумасшедший, сукин сын, – пробормотал Кинг. – Вскипяти-ка воды, Текс, – и сел в свой угол.
Текс стоял в дверях, глядя вслед Максу. Он медленно оглянулся.
– Я занят, – он мучительно старался перебороть нерешительность.
У Кинга в душе все оборвалось. Он с усилием подавил приступ тошноты и сохранил обычное выражение лица.
– Да, – он мрачно улыбнулся. – Это я приметил, – Он чувствовал эту напряженную тишину. Вынув бумажник, он вытащил банкноту. – Вот десять монет. Давай освобождайся поскорее и вскипяти водички, будь так добр. – Он заставил себя подавить боль в животе и серьезно глядел на Текса.
Но Текс промолчал, нервно вздрогнул и отвернулся.
– Вам все равно надо есть, до тех пор, пока она действительно не кончится, – презрительно сказал Кинг, оглядывая хижину. – Кто хочет кофе?
– Я хочу, – вызывающе сказал Дино. Он сходил за кастрюлей, налил ее водой и поставил на плитку.
Кинг бросил на стол десятидолларовую бумажку. Дино посмотрел на нее.
– Нет, спасибо, – поблагодарил хрипло, тряся головой, – только кофе. – Неуверенными шагами он прошел в конец хижины.
Люди стыдливо отворачивались от затаенного презрения Кинга.
– Я буду очень рад, ради вашего же блага, сукины вы дети, что война действительно кончилась, – тихо проговорил Кинг.
* * *
Питер Марлоу вышел из кабинета коменданта лагеря и торопливо зашагал к хижине американцев. Он автоматически отвечал на приветственные возгласы знакомых, чувствуя на себе недоверчивые взгляды. «Да, – подумал он, – я тоже не верю в это. Снова оказаться дома, снова увидеть своего старика, выпить с ним, посмеяться вместе с ним. И со всей семьей. Господи, вот будет удивительно! Я жив! Я выжил!»
– Привет, парни! – Он, сияя, вошел в хижину.
– Привет, Питер, – ласково сказал Текс, вскакивая и пожимая ему руку. – Парень, мы все обрадовались, узнав, что убрали часового.
– Слишком мягко сказано, – засмеялся в ответ Питер Марлоу.
Они окружили его, и он чувствовал, что согревается теплом этой встречи.
– Что поделывает большое начальство? – спросил Дино.
Питер Марлоу рассказал, что происходило на совещании, и они все осознали возможную опасность. Все, за исключением Текса.
– Черт, не нужно думать о худшем. Война кончилась! – уверенно сказал он.
– Вот уж точно, кончилась, – сказал хрипло Макс, входя в хижину.
– Привет, Макс, я... – Питер Марлоу замолчал. Его удивило выражение глаз Макса.
– У тебя все в порядке? – спросил он тревожно.
– Конечно, в порядке! – вспыхнул Макс. Он протолкался к своей койке. – Какого черта вы уставились на меня? Не может, что ли, парень один-единственный раз выйти из себя? Что вы все, ублюдки, пялитесь на меня?
– Не переживай, – посочувствовал Текс.
– Слава Богу, скоро выйдем из этой вонючей помойки. – Лицо Макса болезненно потемнело, а рот кривился. – Вас это касается тоже, паршивые ублюдки!
– Заткнись, Макс!
– Пошел к черту! – Макс стер слюну с подбородка, потом полез в карман, вытащил пачку десятидолларовых банкнот, с яростью изорвал их и разбросал как конфетти.
– Что, черт возьми, вселилось в тебя. Макс? – спросил Текс.
– Ничего, сукин ты сын! Бумажки эти ни к черту не годятся.
– Как?
– Я только что из магазина. Да. Думал купить себе кокосовый орех. Но этот чертов китаец не взял мои деньги. Не взял. Сказал, что все продал этому проклятому коменданту лагеря. Под долговое обязательство. «Английское правительство обещает заплатить столько-то малайских долларов!» – поэтому можете подтереть себе задницу этими японскими бумажками – это все, на что они годятся.
– Ого, – воскликнул Текс. – Это говорит о многом. Если китаец не взял монеты, значит, мы и вправду победили, а, Питер?
– Мы и вправду это сделали! – Питер Марлоу был согрет их дружбой. Даже злобный взгляд Макса не мог разрушить его счастья. – Не могу даже передать, как вы мне помогли, вы же понимаете, с вашими шуточками и всем прочим!
– Черт, – проворчал Дино. – Ты нам. – Он шутливо стукнул его кулаком. – Ты не так уж плох для проклятого англичанина!
– Лучше тебе переехать в Штаты, когда выйдешь отсюда. Мы позволим тебе стать американцем! – сказал Байрон Джонс III.
– Тебе стоит посмотреть Техас, Питер, малыш. Если ты приедешь в Штаты, тебе надо попасть именно туда!
– Это маловероятно, – отказался Питер Марлоу под веселое улюлюканье. – Но, если когда-нибудь попаду, можешь на это рассчитывать. – Он посмотрел в угол Кинга. – Где наш бесстрашный вождь?
– Он мертв! – проревел Макс, гнусно рассмеявшись.
– Что? – невольно испугался Питер Марлоу.
– Он еще жив, – утешил Текс. – Но в то же время мертв.
Питер Марлоу пытливо всмотрелся в Текса. Потом заметил выражение их лиц. Неожиданно ему стало очень грустно.
– Вам не кажется, что вы слишком резко переменились?
– Ничего не резко, – сплюнул Макс. – Он мертв. Мы ишачили на него, а теперь этот сукин сын мертв.
Питер Марлоу с отвращением накинулся на Макса.
– Когда дела шли плохо, он давал вам еду, деньги и...
– Мы работали за это! – взвизгнул Макс, жилы на его шее надулись. – Я достаточно нажрался дерьма от этого ублюдка! – Его взгляд остановился на нарукавной повязке с обозначением звания Питера Марлоу. – И от тебя, ты, английский ублюдок! Не хочешь поцеловать меня в задницу, как ты его целовал?
– Заткнись, Макс, – предостерегающе крикнул Текс.
– Чтоб ты сдох, ты, техасский сводник! – Макс плюнул в Текса, и плевок растекся по грубому деревянному полу.
Текс вспыхнул. Он бросился на Макса и сильным ударом в лицо отшвырнул его к стене. Макс пошатнулся и слетел с койки, однако, вскочив, схватил с полки нож и кинулся с ним на Питера Марлоу. Текс едва успел схватить Макса за руку, и нож только царапнул по животу Питера Марлоу. Дино обхватил горло Макса и повалил его на койку.
– Ты спятил? – выдохнул вопрос Дино. Вид у Макса был страшным, лицо перекосилось, глаза, не отрываясь следили за Питером Марлоу. Неожиданно он пронзительно закричал, как безумный метнулся с койки и бросился, оскалив зубы, в драку, молотя руками и царапаясь.
Питер Марлоу перехватил его руку, все навалились на Макса и потащили назад на койку. Втроем им удалось удержать его; он брыкался, визжал, дрался и кусался.
– Он рехнулся! – закричал Текс. – Кто-нибудь, врежьте ему!
– Дайте веревку! – отчаянно кричал Питер Марлоу, навалившись на Макса, локтем прижав его подбородок, чтобы спастись от скрежещущих зубов.
Дино ухитрился освободить одну руку и изо всех сил ударил Макса в челюсть так, что тот отключился.
– Господи, – сказал он Питеру Марлоу, когда они встали. – Он чуть было не убил вас!
– Быстрей, – торопливо проговорил Питер Марлоу. – Засуньте ему что-нибудь между зубов, иначе он откусит свой проклятый язык.
Дино нашел деревяшку, они просунули ее между стиснутыми зубами Макса. Потом связали ему руки.
Когда Макс был надежно связан, Питер Марлоу, ослабевший от потасовки, немного успокоился.
– Спасибо, Текс. Если бы ты не перехватил нож, он проткнул бы меня.
– Не вспоминайте. Что мы будем с ним делать?
– Приведите врача. У него припадок, ничего больше. Никакого ножа не было.
Питер Марлоу потер царапину на животе, следя за судорожно дергающимся Максом.
– Бедолага!
– Слава Богу, что ты остановил его, Текс, – очнулся Дино. – Как вспомню, так меня в пот бросает.
Питер Марлоу посмотрел в угол Кинга. Там было пусто, угол выглядел таким покинутым. Сам того не замечая, Питер Марлоу согнул руку, сжал кулак и насладился силой.
– Как рука, Питер? – спросил Текс.
Питеру Марлоу потребовалось долгое время, чтобы подыскать правильные слова для ответа.
– Жива, Текс, жива – не мертва. – Потом повернулся и вышел из хижины на солнце.
Когда он в конце концов нашел Кинга, были уже сумерки. Кинг сидел на пне кокосовой пальмы в северной части огорода, наполовину скрытый виноградными лозами. Он угрюмо смотрел в сторону, противоположную лагерю и никак не отреагировал на появление Питера Марлоу.
– Привет, старик, – весело окликнул его Питер Марлоу, но радость исчезла, когда он увидел глаза Кинга.
– Что вы хотите, сэр? – оскорбительным тоном спросил Кинг.
– Хотел повидаться с вами. Просто хотел повидаться.
«О, мой Бог», – подумал он с жалостью, поняв, что творится в душе его друга.
– Ну, повидали. И дальше что? – Кинг повернулся к нему спиной. – Проваливайте!
– Я ваш друг, помните об этом.
– У меня нет друзей. Проваливайте!
Питер Марлоу присел на корточки около пня и нащупал в кармане две сигареты.
– Закуривайте. Я взял их у Шагаты.
– Курите их сами, сэр!
В какой-то момент Питер Марлоу пожалел, что разыскал Кинга. Но не ушел. Осторожно раскурил две сигареты и предложил одну из них Кингу. Кинг не шевельнулся, чтобы взять ее.
– Возьмите, прошу вас.
Кинг выбил сигарету у него из рук.
– К черту вас и вашу проклятую сигарету. Хотите остаться здесь? Ладно! – Он быстро встал, собираясь уйти.
Питер Марлоу схватил его за руку.
– Подождите! Это величайший день в нашей жизни. Ваши товарищи довольно глупо вели себя, но не портите себе этот день.
– Уберите руку, – сквозь зубы прорычал Кинг, – либо я оторву ее.
– Не расстраивайтесь, – снова стал сыпать словами Питер Марлоу. – Война окончена, это главное. Она окончена, и мы выжили. Помните, как вы учили меня? Насчет того, что надо думать о самом себе? Вы правы! Вы так и делали! Какое имеет значение, что они говорят?
– Мне наплевать на них, черт бы их всех взял! Неужели вы думаете, что они выбили меня из колеи. И на вас мне тоже наплевать! – Кинг вырвал руку.
Питер Марлоу беспомощно смотрел на Кинга.
– Я ваш друг, черт побери. Позвольте помочь вам!
– Не нуждаюсь в вашей помощи!
– Я знаю. Но мне хотелось, чтобы мы остались друзьями. Послушайте, – с трудом продолжал он. – Вы скоро будете дома...
– Черта с два, – ответил Кинг, кровь прилила к его ушам. – У меня нет дома.
Ветер шевелил листву. Монотонно трещали сверчки. Над ними роились москиты. Огни в хижинах отбрасывали резкие тени, в бархатном небе плыла луна.
– Не переживайте, старина, – участливо сказал Питер Марлоу. – Все образуется. – Он не дрогнул, когда увидел страх в глазах Кинга.
– Все ли? – с мукой сказал Кинг.
– Да. – Питер Марлоу колебался. – Вам жаль, что война кончилась, верно?
– Оставьте меня в покое. Черт возьми, оставьте меня в покое! – крикнул Кинг, отвернулся и сел на пень.
– У вас все будет хорошо, – продолжал Питер Марлоу. – И я ваш друг. Никогда не забывайте об этом. – Он протянул левую руку, дотронулся до плеча Кинга и почувствовал, как плечо дернулось от его прикосновения.
– Спокойной ночи, старина, – спокойно сказал он. – Увидимся завтра. – И ушел огорченный. «Завтра, – пообещал он себе, – я смогу помочь ему».
Кинг поерзал на пне, довольный, что его оставили одного и парализованный сознанием своего одиночества.
Полковник Смедли-Тейлор, Джоунс и Селларс подбирали остатки еды с тарелок.
– Великолепно! – Селларс, облизывал соус с пальцев. Смедли-Тейлор обсосал кость, хотя она уже была обглодана.
– Джоунс, мой мальчик. Я должен отдать вам должное. – Он рыгнул. – Как великолепно мы завершили этот день. Изумительно! Совсем как кролик! Немного волокнистое, жесткое, но вкусное!
– Давно не получал такого удовольствия от еды, – хмыкнул Селларс. – Мясо жирновато, но, ей-богу, просто восхитительно. – Он бросил взгляд на Джоунса. – Можете еще достать? Одной ноги на каждого маловато!
– Возможно, – Джоунс аккуратно подобрал последнюю рисинку с тарелки. Она была вылизана дочиста; он чувствовал себя сытым. – Правда, повезло?
– Где вы их достали?
– Мне об этом рассказал Блейкли. Их продавали австралийцы. – Джоунс рыгнул. – Я купил все, что у него было. – Он посмотрел на Смедли-Тейлора. – Хорошо, что у вас были деньги.
Смедли-Тейлор хмыкнул.
– Да. – Он открыл бумажник, вынул из него триста шестьдесят долларов и положил на стол. – Здесь хватит на шесть ног. Нет необходимости ограничивать себя, а, джентльмены?
Селларс посмотрел на деньги.
– Если у вас припрятано столько денег, почему же вы не использовали их раньше?
– Почему в самом деле? – Смедли-Тейлор встал и потянулся. – Потому что я берег их для сегодняшнего дня. И на этом кончим, – добавил он. Его холодные глаза не отрывались от Селларса.
– О, перестаньте, приятель, я не имел ничего в виду. Просто не могу понять, как вам удалось столько скопить, вот и все.
– Это, должно быть, секрет, – улыбнулся Джоунс. – Я слышал, у Кинга был чуть ли не сердечный приступ!
– Что общего Кинг может иметь с моими деньгами? – спросил Смедли-Тейлор.
– Ничего, – Джоунс считал деньги. Там действительно было триста шестьдесят долларов, достаточно, чтобы купить двенадцать задних ног Rusa tikus по тридцать долларов за ногу, именно столько они и стоили, а не шестьдесят, как считал Смедли-Тейлор. Джоунс улыбнулся, думая, что Смедли-Тейлор вполне может заплатить вдвое, если у него столько денег. Ему было интересно, как Смедли-Тейлор ухитрился организовать ту кражу, но секреты есть секреты. Как, например, стремя остальными Rusa tikus. Теми, которые он и Блейки сварили и тайком съели сегодня днем. Блейкли съел одну ножку, он две. И те две, вместе с той, которую он проглотил сейчас, насытили его.
– Бог мой, – сказал он, поглаживая себя по животу, – даже не мечтал, что буду есть столько каждый день!
– Привыкнете, – пообещал Селларс. – Я все еще голоден. Попытайтесь достать еще мяса, приятель.
– Как насчет роббера? – предложил Смедли-Тейлор.
– Замечательно, – отозвался Селларс. – Кто будет четвертым?
– Семсен?
Джоунс засмеялся.
– Готов поспорить, он очень огорчится, узнав о мясе.
– Как вы думаете, сколько потребуется нашим ребятам, чтобы добраться до Сингапура? – спросил Селларс, пытаясь скрыть беспокойство.
Смедли-Тейлор посмотрел на Джоунса.
– Несколько дней. Максимум неделя. Если японцы, которые дислоцируются здесь, действительно собираются сдаваться.
– Они оставили нам приемник, значит, действительно так и сделают.
– Надеюсь. Бог мой, как я надеюсь, что так и будет.
Они посмотрели друг на друга; возбуждение и чувство довольства от хорошей еды прошло и, их охватила тревога о будущем.
– Не о чем беспокоиться. Все... все должно быть хорошо, –
Успокоил Смедли-Тейлор. В душе он со страхом вспоминал о Мейси, сыновьях и о дочери, задаваясь вопросом: «Живы ли они?»
* * *
Перед рассветом над лагерем пролетел четырехмоторный самолет. Никто не знал, принадлежит ли он союзным силам или японцам, но при первом звуке моторов людей охватил страх перед возможной бомбежкой. Когда же гул самолета растаял вдали, возникла паника. «Возможно, все забыли о нас, никто не приедет за нами», – думал каждый.
Эварт на ощупь пробрался в хижину и разбудил Питера Марлоу.
– Питер, прошел слух, что самолет кружил над аэродромом и из него выпрыгнул парашютист.
– Ты видел его?
– Нет.
– Ты говорил с кем-нибудь, кто видел его?
– Нет. Это просто слух. – Эварт старался не показывать страха, – Я до смерти боюсь, что, как только в гавань войдет флот, япошки взбесятся.
– Нет!
– Я ходил к коменданту лагеря. Там целая толпа парней, они сообщают нам новости. Последняя новость... – минуту Эварт не мог говорить, потом продолжил:
– ...число жертв в Хиросиме и Нагасаки больше трехсот тысяч человек. Говорят, люди умирали там как мухи... эта проклятая бомба что-то сделала с воздухом и продолжает убивать. Бог мой, если бы это случилось с Лондоном, а я бы отвечал за такой лагерь... я... я бы перестрелял всех. Клянусь Богом, я бы так и сделал, я бы так сделал.
Питер Марлоу успокоил его, потом вышел из хижины и в свете нарождающегося дня пошел к воротам. В душе ему все еще было страшно. Он знал, Эварт – прав. Эта проклятая бомба была лишней. Да, это так, но он благословил умные головы, которые изобрели эти бомбы. Только эти бомбы спасли Чанги от забвения. «Да, да, – твердил он, – какими бы ужасными ни были эти бомбы, я благословляю их и людей, которые сделали их. Только они спасли меня, когда не было никакой надежды на жизнь. И хотя первые две бомбы истребили множество жизней, но благодаря своей силе они спасли бессчетное количество сотен других жизней. Наших. И их. Клянусь Господом Богом, это правда».
Он очутился возле главных ворот. Там, как обычно, стояла охрана. Они повернулись к лагерю спинами, держа в руках винтовки. Питер Марлоу с любопытством наблюдал за ними. Он был уверен, что эти люди слепо умрут, защищая пленных, хотя всего день назад те были их презренными врагами.
«Бог мой, – подумал Питер Марлоу, – как удивительно ведут себя люди».
Неожиданно в наступающем рассвете он увидел призрак. Незнакомец, настоящий, совсем не бесплотный мужчина, который выглядел так, как должен выглядеть мужчина. Белый мужчина. На нем была странная зеленая форма, парашютные ботинки начищены, знак отличия на берете сиял огнем, на широком ремне висел пистолет, а на спине – аккуратный ранец.
Мужчина вышел на середину дороги, каблуки его цокали до тех пор, пока он не оказался перед караульным помещением.
Мужчина – Питер Марлоу увидел, что он носит звание капитана, – остановился, посмотрел на охранников и сказал:
– Отдавайте честь, проклятые ублюдки.
Охранники тупо таращились на него, тогда капитан вырвал у ближайшего охранника винтовку с примкнутым штыком, с яростью воткнул штык в землю:
– Отдавай мне честь, проклятый ублюдок.
Охранники нервно смотрели на него. Тогда капитан вытащил пистолет, выстрелил под ноги охранникам:
– Отдавайте мне честь, проклятые ублюдки.
Авата, японский сержант, Авата Грозный, обливаясь потом и нервничая, сделал шаг вперед и поклонился. Потом поклонились все охранники.
– Так-то лучше, сволочи, – сказал капитан. Потом вырвал винтовки у охранников и бросил их на землю. – Отправляйтесь в вашу чертову караулку.
Авата понял его жест. Он приказал охранникам построиться. Потом по его команде они поклонились снова.
Капитан смотрел на них. Затем ответил на их приветствие.
– Отдавайте честь, проклятые ублюдки, – твердил капитан.
Охранники поклонились.
– Хорошо, – удовлетворился капитан. – И в следующий раз, когда я скажу «отдавайте честь», делайте это быстро.
Авата и остальные поклонились, капитан повернулся и прошел к заграждению.
Питер Марлоу почувствовал взгляд капитана и, движимый страхом, отступил назад.
В глазах капитана он увидел отвращение, потом жалость.
Капитан крикнул охранникам:
– Открывайте эти чертовые ворота, вы, проклятые ублюдки.
Авата быстро выбежал с тремя охранниками и оттащил заграждение в сторону.
Капитан прошел внутрь, охранники принялись закрывать ворота, но он закричал им:
– Оставьте эту чертову штуку в покое.
Они бросили ворота и склонились в приветствии.
Питер Марлоу пытался сосредоточиться. Что-то было не так. Все было не так. Все это во сне или это галлюцинации.
Неожиданно капитан вырос перед ним.
– Привет, – окликнул его капитан. – Я капитан Форсайт. Кто здесь главный?
Он сказал это мягко и очень вежливо. Но Питер Марлоу видел, как капитан оглядывает его с головы до ног.
«Что происходит? Что со мной не так? – отчаянно спрашивал сам себя Питер Марлоу. – Что происходит со мной?» Он испуганно сделал шаг назад.
– Не нужно меня бояться. – Голос капитана был глубоким и участливым. – Война закончилась. Меня прислали сюда присмотреть за вами.
Капитан сделал шаг вперед. Питер Марлоу отпрянул, и капитан остановился. Не торопясь он достал пачку сигарет «Плейерз». Добрый английский «Плейерз».
– Не хотите ли закурить?
Капитан сделал еще шаг вперед, протягивая сигареты, но Питер Марлоу в ужасе убежал.
– Подождите минутку! – закричал ему вслед капитан. Потом направился к другому пленному, но и тот бросился наутек. Вся толпа в минуту скрылась из глаз.
Вторая волна страха затопила Чанги.
Страх за самого себя. Нормален ли я? Нормален ли я после всей этой жизни? Я имею в виду, не потерял ли я рассудок? Прошло три с половиной года. И Бог мой, вспомни, что говорил Ван дёр Зельт об импотенции? Верно ли это? Смогу ли я снова заниматься любовью? Буду ли я здоров? Я видел ужас в глазах капитана, когда он смотрел на меня. Почему? Что было не так? Ты думаешь, я осмелился бы спросить его, спросить... в порядке ли я?
* * *
Когда Кинг впервые услышал об офицере, он лежал на кровати, предаваясь грустным размышлениям. Он, правда, по-прежнему занимал лучшее место около окна, но Площадь его сократилась и была такой же, как и у других, – шесть футов на четыре. Вернувшись с огородов, он обнаружил, что его кровать и стулья сдвинуты. Он ничего не сказал, они тоже молчали, но избегали его прямого взгляда.
И еще – никто не взял, не сберег его ужин. Его просто съели.
– Вот так, – рассеянно сказал Текс. – Мы забыли о тебе. Лучше будь на месте в следующий раз. Каждый отвечает за свою еду сам.
Он приготовил одну из кур. Он ощипал ее, поджарил и съел половину курицы, вторую половину оставил на завтрак. Теперь у него осталось только две курицы. Остальные были съедены за последние дни – он разделил их с людьми, которые забили кур и разделали их.
Вчера он попытался купить еды в лагерном магазине, но пачка денег от сделки с бриллиантом стала бесполезной. В бумажнике у него все еще было одиннадцать американских долларов, и это была твердая валюта. Он понимал, цепенея от страха, что не сможет долго протянуть на одиннадцати долларах и двух курицах.
Он мало спал предыдущую ночь. На рассвете он заставил себя посмотреть на все мужественно. Он вел себя как слюнтяй и дурак, это не соответствовало его положению короля. Не важно, что люди делают вид, как будто не замечают его, а Брент, Праути, Семсен и все остальные проходят мимо, не отвечая на его приветствия. Все вели себя одинаково – Тинкер Белл, Тимсен и полицейские, и его осведомители, и люди, которым он давал работу, люди, которым он помогал или с которыми был знаком и которым продавал или дарил еду, сигареты или деньги. Все они смотрели мимо него, как будто он не существовал. Если раньше его всегда сопровождали взгляды, если раньше, когда он шел по лагерю, его сопровождала ненависть, то теперь не было ничего. Ни взглядов, ни ненависти, ни узнавания.
Было жутко ходить по лагерю как привидение. Возвращаться домой как привидение. Лежать в постели как привидение.
Пустота.
Он слушал, как Текс выкладывал невероятные новости о появлении капитана, и понимал, что новый страх терзает их.
– Ну и что такого? – спросил он. – Почему вы вдруг замолчали? Из-за проволоки прибыл парень, вот и все.
Никто ничего не сказал.
Кинг встал, раздраженный молчанием, ненавидя его. Надел свою лучшую рубашку, чистые брюки, стер пыль с начищенных ботинок, лихо натянул на голову фуражку и секунду постоял в дверях.
– Пойду состряпаю чего-нибудь, – проговорил он, не обращаясь ни к кому конкретно.
Оглянувшись, он заметил голод на их лицах и едва скрываемую надежду в их глазах. Он снова почувствовал тепло в душе, ему стало хорошо, он посмотрел на каждого отдельно.
– Ты будешь сегодня занят днем, Дино? – спросил он наконец.
– Э, нет. Нет, – сказал Дино.
– Нужно застелить кровать и еще кое-что постирать.
– Ты, э, хочешь, чтобы я этим занялся? – неловко спросил Дино.
– Ты сделаешь это?
Дино чертыхнулся про себя, но воспоминание о запахе цыпленка прошлой ночью поколебало его волю.
– Конечно, – торопливо согласился он.
– Спасибо, приятель. – Кинг забавлялся борьбой Дино со своей совестью, затем повернулся и стал спускаться по ступенькам.
– Э, какую из кур ты хочешь зарезать? – крикнул Дино ему вслед.
Кинг не остановился.
– Я подумаю об этом, – сказал он. – Ты сейчас займись уборкой и стиркой.
Дино прислонился к двери, следя за тем, как Кинг прошел по солнцу вдоль стены тюрьмы и скрылся за углом.
– Сукин сын!
– Давай, стирай! – издевался Текс.
– Хватит молоть чушь! Я жрать хочу.
– Он купил тебя, даже без этой проклятой курицы.
– Он съест еще одну сегодня, – тупо сказал Дино. – И я съем ее вместе с ним. Он всегда делится с помощником.
– А как же вчерашний вечер?
– Черт, он был взбешен, ведь мы заняли его место. – Дино думал об английском капитане, о своем доме, о своей подружке, гадая, ждет ли она его или вышла замуж. «Конечно, – говорил он мрачно, – она вышла замуж, и никто меня не ждет. Как, черт побери, мне найти работу?»
– Так бывало раньше, – не согласился Байрон Джонс III. – Я готов поспорить, сукин сын приготовит и съест ее на наших глазах.
Но в мыслях он был дома: «Будь я проклят, если останусь там. Надо будет снять себе собственную квартиру. Точно. Но где, черт побери, взять денег?»
– Ну и что, если он так сделает? – возразил Текс. – Нам осталось ждать два или три дня до отъезда.
«Потом домой в Техас, – думал он. – Смогу ли я опять получить свою работу? Где, я, черт побери, буду жить? Как буду добывать деньги? Смогу ли воспользоваться моментом и выйдет ли что-нибудь из этого?»
– Как насчет этого английского офицера, Текс? Ты думаешь, нам стоит с ним поговорить?
– Да, надо. Но, черт, попозже сегодня или лучше завтра. Нам надо привыкнуть. – Текс подавил дрожь. – Когда он смотрел на меня, я чувствовал себя ярмарочным клоуном. Подумать только! Что, черт возьми, со мной не так? Я выгляжу нормально, разве нет?
Все пристально посмотрели на Текса, пытаясь понять, что же такого увидел в нем офицер. Но они видели перед собой только Текса, Текса, которого знали три с половиной года.
– Я считаю, ты выглядишь нормально, – заключил наконец Дино. – Уж если есть что-то странное, так это он сам. Черт возьми, если бы я один спрыгнул с парашютом в Сингапуре. Когда вокруг одни мерзкие япошки. Нет, сэр! Это он странно выглядит.
Кинг шел вдоль тюремной стены. «Тупой сукин сын, – твердил он. – Какого черта ты так расстроился? Все хорошо в мире. Конечно. И ты по-прежнему Кинг. Ты по-прежнему единственный, кто знает, как справиться с этим».
Он лихо сдвинул фуражку и усмехнулся, вспомнив Дино. Да, этот ублюдок будет ругаться, гадая, получит ли курицу и понимая, что его купили, заставили работать. «Черт с ним, пусть нервничает», – весело подумал Кинг.
Он пересек тропинку между двумя хижинами. Люди стояли группками и смотрели на север в направлении ворот, молчаливые и неподвижные. Он обогнул хижину и увидел того самого офицера, одиноко стоящего спиной к нему на открытом месте и смущенно оглядывающегося вокруг. Он увидел, как офицер пошел к каким-то людям, и злорадно засмеялся, увидев, как они разбегаются.
«Сумасшедшие, – думал он цинично. – Просто сумасшедшие. Чего они боятся? Парень всего лишь капитан. Да, ему, конечно, нужна помощь. Однако не могу понять, почему он сам так боится». Он ускорил шаг, но шел бесшумно.
– Доброе утро, сэр, – сказал он твердо, отдавая честь.
Удивленный капитан Форсайт обернулся.
– А! Привет, – ответил он на приветствие со вздохом облегчения. – Слава Богу, есть хоть кто-то нормальный. – Потом до него дошло, что он сказал. – Ой, извините. Я не хотел...
– Все в порядке, – дружелюбно успокоил его Кинг. – Эта помойка может любого довести до ручки. Парень, мы так рады видеть вас. Добро пожаловать в Чанги!
Форсайт улыбнулся. Он был значительно ниже Кинга, но скроен как танк.
– Спасибо. Я капитан Форсайт. Меня прислали приглядеть за лагерем до прибытия флота.
– Когда это произойдет?
– Через шесть дней.
– Нельзя ли поскорее?
– Полагаю, на это требуется время. – Форсайт кивнул в сторону хижины. – Что происходит со всеми? Они ведут себя так, будто я прокаженный.
Кинг пожал плечами.
– Думаю, они в состоянии шока. Не могут до сих пор поверить своим глазам. Вы же знаете, какие есть люди. И прошло столько времени.
– Да, уж, – медленно согласился Форсайт.
– Сумасшествие, но они испугались вас. – Кинг снова пожал плечами. – Такова жизнь, и это их дело.
– Вы американец?
– Конечно. Нас здесь двадцать пять человек. Офицеры и рядовые. Наш командир – капитан Браф. Его сбили над горами в 1943 году. Может быть, хотите с ним встретиться?
– Конечно. – Форсайт смертельно устал. Он получил задание в Бирме четыре дня назад. Ожидание, полет, прыжок и прогулка к караулке, беспокойство от неизвестности встречи, что будут делать японцы и, как черт возьми, он выполнит полученные приказы, все эти мысли не давали ему заснуть, наполняли кошмаром сны. «Ну, старина, ты просил задание, ты получил его, и вот ты здесь. По крайней мере ты прошел первое испытание у ворот. Чертов дурак, – говорил он себе, – ты был так растерян, что, кроме „Отдавайте честь, проклятые ублюдки“, – сказать ничего не мог». Форсайт видел людей, следящих за ним из хижин. Все молчали.
Он видел улицу, делящую лагерь пополам, и за ней уборные. Он видел десятки хижин. В нос ему бил вонючий запах пота, плесени и мочи. Живые мертвецы стояли везде – живые мертвецы в лохмотьях, живые мертвецы в набедренных повязках, живые мертвецы в саронгах – высохшие скелеты.
– Вы хорошо себя чувствуете? – заботливо спросил Кинг. – Что-то вы плохо выглядите.
– Со мной все в порядке. Кто эти бедолаги?
– Просто парни, – сказал Кинг. – Офицеры.
– Что?
– Конечно. Что-то с ними не так?
– Вы хотите сказать, что это офицеры?
– Точно, все это офицерские хижины. В тех бараках живет начальство, майоры и полковники. Около тысячи австралийцев и... англичан, – быстро сказал он, – в хижинах к югу от тюрьмы. Внутри самой тюрьмы живут около семи или восьми тысяч англичан и австралийцев. Все рядовые.
– Они все выглядят подобным образом?
– Не понял, сэр?
– Они все выглядят подобным образом? Они все вот так одеты?
– Конечно. – Кинг рассмеялся. – Догадываюсь, что вы имеете в виду. Они действительно похожи на кучу бродяг. Это меня никогда не волновало.
Потом до него дошло, что Форсайт критически рассматривает его.
– В чем дело? – спросил он, погасив улыбку.
Со всех сторон на них смотрели люди. Среди них был и Питер Марлоу. Но все соблюдали дистанцию. Все они задавались одним и тем же вопросом – действительно ли их глаза видят человека, который похож на настоящего мужчину с пистолетом на поясе и который разговаривает с Кингом.
– Почему вы так отличаетесь от них? – поинтересовался Форсайт.
– Не понял, сэр?
– Почему вы одеты подобающим образом, а они все в лохмотьях?
Улыбка Кинга вернулась на свое место.
– Я следил за своей одеждой. Они, думаю, нет.
– Вы выглядите вполне здоровым.
– Не таким здоровым, как мне хотелось бы быть, но вполне в хорошей форме. Хотите, я покажу вам лагерь? Думаю, вам нужна помощь. Я могу свистнуть сюда некоторых ребят, собрать команду. Лагерные припасы так малы, что о них не стоит и говорить. Но там в гараже есть грузовик. Мы могли бы поехать в Сингапур и освободить...
– Как получилось, что вы здесь – единственный в своем роде? – оборвал его Форсайт, слова били как пули.
– А?
Форсайт грубовато показал пальцем в сторону лагеря.
– Передо мной, наверное, двести или триста человек, но вы единственный, который одет. Все люди не толще бамбука, но вы, – он повернулся и посмотрел на Кинга, взгляд его стал жестким, – вы в хорошей форме.
– Я такой же, как они. Просто я не зевал. И мне везло.
– В такой дыре нельзя говорить о везении!
– Конечно, можно, – не согласился Кинг. – И нет ничего плохого в том, чтобы следить за своей одеждой, и нет ничего дурного, чтобы следить за своим здоровьем. Человек должен заботиться о собственной персоне. В этом нет ничего дурного!
– Вовсе нет ничего дурного, – согласился Форсайт, – при условии, что это делается не за счет других. – Потом пролаял:
– Где казарма коменданта лагеря?
– Вон там. – Кинг показал. – В первом ряду бараков. Не знаю, что это на вас нашло. Я думал помочь вам. Думал, что вам нужен кто-то, кто введет вас в курс дела.
– Мне не нужна ваша помощь, капрал! Как вас зовут?
Кинг пожалел, что влез с предложением о помощи. «Сукин сын, – подумал он в бешенстве, – вот как ты отвечаешь на предложение о помощи!»
– Кинг, сэр!
– Вы свободны, капрал. Я не забуду про вас. И уж будьте уверены, при первой же возможности встречусь с капитаном Брафом.
– Что, черт возьми, все это значит?
– Это значит, что я нахожу вас очень подозрительным, – выкрикнул Форсайт. – Я хочу знать, почему вы здоровы, а остальные нет. Для того чтобы быть здоровым в подобном месте, надо иметь деньги, а способы их получения весьма ограничены. Очень ограничены. Первое – это доносы. Потом продажа еды или лекарств...
– Будь я проклят, если соглашусь с подобной чепухой...
– Вы свободны, капрал! Но не забудьте, я с этой минуты считаю своей обязанностью приглядывать за вами!
Кинг совершил над собой невероятное усилие, чтобы не ударить капитана.
– Вы свободны, – повторил Форсайт, потом зло добавил:
– Убирайтесь с моих глаз!
Кинг отдал честь и ушел, кровь застилала ему глаза.
– Привет, – Питер Марлоу преградил ему путь. – Бог мой, хотелось бы мне иметь ваши нервы.
Глаза Кинга прояснились, и он прокаркал.
– Привет, сэр. – Он отдал честь и собрался идти дальше.
– Бог мой, Раджа, что, черт возьми, происходит с вами?
– Ничего. Просто... просто нет настроения разговаривать.
– Почему? Если я чем-то обидел вас или надоел, скажите. Пожалуйста.
– Это не имеет никакого отношения к вам. – Кинг выдавил улыбку, но в душе он кричал. «Господи, что я сделал не так? Я кормил этих ублюдков и помогал им, а теперь они смотрят мимо меня, как будто меня здесь больше нет».
Он оглянулся и увидел, что Форсайт прошел между двумя хижинами и исчез из виду. «И он считает меня доносчиком», – мучительно думал он.
– Что он сказал? – спросил Питер Марлоу.
– Ничего. Он... я собирался... что-нибудь сделать для него.
– Я ваш друг. Позвольте помочь вам. Разве вам мало, что я пришел сюда?
Но Кинг хотел одного – спрятаться. Форсайт и остальные растоптали его достоинство. Он понимал, что погиб. Потеряв достоинство, он потерял мужество.
– Увидимся, – пробормотал он, отдал честь и торопливо ушел. «Господи, – рыдал он в душе, – верни мне уважение. Прошу тебя, верни».
* * *
На следующий день над лагерем прогудел самолет. Из своего брюха он выбросил парашюты с провиантом. Несколько парашютов упали на территорию лагеря. Те, что приземлились над джунглями, искать не стали. Никто не осмелился расставаться с безопасностью Чанги. Все могло быть обманом. Роились мухи, донимала жара, несколько человек умерли. Все было как всегда.
Еще один день. Потом над посадочной полосой начали кружить самолеты. В лагерные ворота вошел полковник. С ним были врачи и санитары. Они привезли лекарства. Все новые самолеты кружили и приземлялись на аэродроме.
Неожиданно в лагерь с воем въехали джипы. Важные мужчины курили сигары. С ними прибыли четыре врача. Все они были американцами. Они ворвались в лагерь, закололи американцев уколами, залили их галлонами свежего апельсинового сока, завалили едой и сигаретами, обнимая без конца – своих ребят, своих героических ребят. Они помогли им сесть в джипы и довезли до ворот Чанги, где их ждал грузовик.
Питер Марлоу с удивлением наблюдал эту сцену. «Они не герои, – думал он, сбитый с толку. – Как и мы. Мы проигравшие. Мы проиграли войну, нашу войну. Разве нет? Мы не герои! Нет!»
Как будто сквозь туман он видел Кинга. Своего друга. Долгие дни он ждал случая поговорить с ним, но всякий раз Кинг уходил от разговора.
– Позже, – обычно отнекивался он. – Сейчас я занят. – До приезда американцев времени у него так и не нашлось.
Итак, Питер Марлоу стоял около ворот вместе со многими другими, следя за отъездом американцев, дожидаясь случая сказать «прощай» своему другу, терпеливо дожидаясь возможности поблагодарить его за спасенную руку, за многое, многое другое, что пришлось им пережить.
Среди любопытных был и Грей.
Форсайт устало дожидался возле грузовика. Он вручил список.
– У вас остается первый экземпляр, – сказал он старшему по званию американскому офицеру. – Здесь ваши люди перечислены с указанием звания, рода войск и личного номера.
– Благодарю, – ответил майор, приземистый парашютист с тяжелым подбородком. Он подписал бумаги и отдал обратно пять экземпляров. – Когда прибывают остальные ваши парни?
– Через пару дней.
Майор огляделся по сторонам и пожал плечами.
– Похоже, вам не помешала бы помощь.
– У вас нет случайно каких-нибудь лишних лекарств?
– Конечно. У нас самолет набит медикаментами. Вот что я вам скажу. Как только я отправлю наших ребят, пришлю сюда лекарства на джипах. Я дам вам врача и двух санитаров на то время, пока не прибудут ваши.
– Спасибо, – Форсайт устало провел рукой по лицу. – Нам они пригодятся. Я распишусь за лекарства. Командование юго-восточной атлантической группы подтвердит мою подпись.
– Никаких бумаг. Вам нужны лекарства, вы их получите. Они для этого предназначены.
Он повернулся.
– Ладно, сержант, сажайте их в грузовик. – Он подошел к джипу и стал смотреть, как привязывают носилки. – Что вы думаете, док?
– До Штатов он доберется. – Врач бросил взгляд на человека, находящегося без сознания, аккуратно завязанного в смирительную рубашку, – но это конец. Рассудка он лишился окончательно.
– Сукин сын, – устало произнес майор и сделал отметку в списке напротив фамилии Макса. – Несправедливо получается. – Он понизил голос. – Как с остальными?
– Ничего хорошего. В основном симптомы ухода в себя. Тревога за будущее. Только один из них находится в более или менее приличном физическом состоянии.
– Будь я проклят, но не могу понять, как они выжили. Вы были в тюрьме?
– Конечно. Меня хватило на то, чтобы быстро пробежать. Этого достаточно.
Питер Марлоу угрюмо наблюдал за происходящим. Он знал, его угнетенное состояние связано не только с отъездом друга. Причин было больше. Он грустил, что уезжали американцы. В какой-то степени он сросся с ними, что было не правильно, ведь они – иностранцы. Тем не менее он не чувствовал себя иностранцем, когда находился среди них. «Это зависть? – спрашивал он себя. – Или ревность? Нет, я так не думаю. Не знаю почему, но чувствую себя брошенным здесь, а они уезжают домой».
Он подошел чуть ближе к грузовику, когда раздались команды и люди начали забираться в кузов: Браф, Текс, Дино и Байрон Джонс III и все остальные – великолепные в своей новой форме. Выглядели они непривычно. Они болтали, перекрикивались и смеялись. Но не Кинг. Он стоял слегка в стороне. Один.
Питер Марлоу был рад, что его друг снова был вместе со своими людьми, и молился, чтобы у него все было хорошо.
– Залезайте в грузовик, ребята.
– Давайте, поторопитесь.
– Следующая остановка за океаном.
Грей не видел, что стоит рядом с Питером Марлоу.
– Говорят, – проговорил он, глядя на грузовик, – приготовлен самолет, чтобы отправить их всех в Америку. Специальный самолет. Разве это возможно? Просто кучка рядовых и несколько младших офицеров.
Питер Марлоу презрительно оглядел его.
– Вы выглядите таким чертовым снобом. Грей, когда говорите об этом.
Голова Грея дернулась.
– А... а... а, это вы.
– Да. – Питер Марлоу кивнул на грузовик. – Они считают, что один человек ничем не хуже другого. Поэтому приготовили самолет для всех. Отличная мысль, если вдуматься.
– Не говорите мне, что высшие классы наконец поняли...
– Ах, заткнитесь! – Питер Марлоу отодвинулся, начиная раздражаться.
Около грузовика стоял сержант, тучный мужчина со множеством нашивок на рукаве и незажженной сигарой во рту.
– Давайте. Садитесь в грузовик, – терпеливо повторял он.
Кинг остался у грузовика последним.
– Ради Бога, забирайтесь в грузовик! – прорычал сержант. Кинг не пошевелился. Наконец сержант раздраженно отшвырнул сигару и ткнул пальцем. – Ты! Капрал! Забрось свою чертову задницу в грузовик.
Кинг вышел из оцепенения.
– Есть, сержант. Виноват, сержант!
Он смиренно забрался в заднюю часть кузова и стоял там, когда все остальные уже расселись. Вокруг него возбужденные люди разговаривали друг с другом, не обращая на него внимания. Никто, казалось, не замечал его. Он прислонился к борту грузовика, когда тот взревел и поднял в воздух пыль Чанги.
Питер Марлоу как безумный побежал, махая рукой вслед своему другу. Но Кинг не оглянулся. Он никогда не оглядывался.
Питер Марлоу вдруг почувствовал себя очень одиноким здесь, у ворот Чанги.
– На это стоило посмотреть, – злорадно сказал Грей.
Питер Марлоу повернулся к нему.
– Убирайтесь, пока я что-нибудь с вами не сделал.
– Было приятно смотреть, как он уезжал. «Ты, капрал, забрось свою чертову задницу в грузовик». – В глазах Грея играл злобный огонек. – Как и подобает такому подонку.
Но Питер Марлоу помнил только настоящего Кинга. Не того Кинга, который покорно сказал «Есть, сержант». Это был не Кинг. Это был другой человек, вырванный из чрева Чанги, человек, которого так долго воспитывал Чанги.
– Как и подобает вору, – нарочно подчеркнул Грей.
Питер Марлоу сжал здоровый левый кулак.
– Я предупреждал вас прошлый раз.
Он ударил Грея кулаком в лицо, отбросив его назад, но Грей устоял и бросился на Питера Марлоу. Двое мужчин сцепились друг с другом. Внезапно вмешался Форсайт.
– Прекратите, – приказал он. – Из-за чего вы деретесь, черт побери?
– Ни из-за чего, – ответил Питер Марлоу.
– Уберите от меня руки, – взорвался Грей, вырывая у Форсайта свою руку. – Убирайтесь с моей дороги.
– Еще одно движение, и я отправлю каждого из вас под арест в ваши хижины. – Форсайт с удивлением заметил, что один из них был капитаном, другой тоже капитаном, но от авиации. – Стыдно, сцепились как простые солдаты! Давайте вы, оба, убирайтесь отсюда. Ради Бога, война закончена!
– Неужели? – Грей бросил взгляд на Питера Марлоу и ушел.
– Что произошло? – спросил Форсайт.
Питер Марлоу посмотрел вдаль. Грузовик скрылся из виду.
– Вам не понять, – прошептал он и отвернулся. Форсайт провожал его взглядом, пока он не исчез.
«Можно повторять это миллион раз, – утомленно думал Форсайт. – Я не понимаю никого и ничего».
Он зашагал к воротам Чанги. Там, как всегда, стояла группа молчаливых людей. Ворота, как всегда, охранялись. Но охранниками стали офицеры, заменившие японцев и корейцев. Когда он приехал, в тот же день он приказал им уйти и назначил офицера, который отвечал за охрану лагеря. Но охрана была не нужна, никто и не пытался бежать. «Я не понимаю, – устало говорил себе Форсайт. – Это бессмысленно. Здесь все бессмысленно».
Он вспомнил, что не доложил о подозрительном американце – о капрале. У него было столько забот, что он забыл об этом человеке. «Чертов дурак, сейчас слишком поздно!» Потом вспомнил, что американский майор вернется. «Хорошо, – подумал он, – я расскажу ему. Он разберется с ним».
* * *
Двумя днями позже прибыли новые американцы. И настоящий американский генерал. Он был окружен, как пчелиная матка, фотографами, репортерами и адъютантами. Генерала отвели в барак коменданта лагеря. Питера Марлоу, Мака и Ларкина вызвали туда. Генерал поднес к уху наушник и сделал вид, что слушает радио.
– Подержите так, генерал!
– Еще один раз, генерал!
Питера Марлоу вытолкнули вперед и заставили нагнуться над приемником, как бы объясняя что-то генералу.
– Не так, – пусть будет видно ваше лицо. Да, так, чтобы была видна ваша худоба. Так лучше.
Этой ночью третья и последняя волна страха затопила Чанги.
Страха перед завтрашним днем.
Все обитатели Чанги наконец поверили, что война действительно закончена. Нужно было смотреть в лицо будущему. Будущему вне Чанги. Будущее уже наступило. Уже.
* * *
А люди в Чанги были погружены в себя. Идти было некуда. Спрятаться негде! Только уйти в себя. Души людей были объяты страхом.
Флот союзников вошел в Сингапур. Все больше посетителей слеталось в Чанги.
И начались вопросы.
– Фамилия, звание, личный номер, часть?
– Где вы воевали?
– Кто умер?
– Кто был убит?
– Как насчет зверств? Сколько раз вас избивали? Кого на ваших глазах закололи штыками?
– Никого? Невозможно. Подумайте, приятель. Напрягите голову. Вспомните. Сколько человек умерло? На судне? Три, четыре, пять? Почему? Кто там был?
– Кто остался в живых в вашем соединении? Десять? Из полка? Хорошо, это уже кое-что. Как умерли другие? Да, подробности.
– А вы видели как их закололи штыками?
– Дорога «Три погоды»? А, железная дорога? Да. Мы знаем об этом. Что вы можете добавить? Сколько вы получали здесь? Анестезия? Извините, я, конечно, забыл. Холера?
– Да, я все знаю о лагере номер три. Что насчет номера четырнадцать? Тот, что на границе Сиама и Бирмы? Там умерли тысячи, не так ли?
* * *
Приезжие задавали вопросы, приезжие были в шоке. Люди Чанги слышали, как они перешептывались между собой:
– Вы видели того человека? Бог мой, это невозможно. Он разгуливает голым! При людях!
– А посмотрите вон туда! Мужчина оправляется при людях! И, Боже правый, он не пользуется туалетной бумагой! Он подмывается! Бог мой, они все так делают!
– Посмотрите на эту мерзкую кровать! Бог мой, она вся кишит клопами!
– До какой же степени деградации дошли эти жалкие свиньи, они хуже животных.
– Чувствуешь себя как в сумасшедшем доме! Конечно, япошки довели их до такого состояния, но все равно безопаснее держать их взаперти. Похоже, они забыли, что они – люди, забыли, что можно делать, а что – нет.
– Посмотрите, как они лакают эти помои! Бог мой, ты предлагаешь им хлеб и картошку, а они хотят риса!
– Поскорей бы обратно на корабль. Не могу дождаться, чтобы вывезти парней отсюда. Такой шанс представляется раз в жизни, такого никогда не увидишь.
– Бог мой, эти сестрички испытывают судьбу, расхаживая здесь.
– Чепуха, они в полной безопасности. Сюда приезжало много девчонок посмотреть. Клянусь Юпитером, вон та – потрясающая.
– То, как на них смотрят пленные, вызывает отвращение! Приезжие отвечали на вопросы.
– Ага, капитан авиации Марлоу? Да, у нас есть для вас каблограмма из адмиралтейства. Капитан Марлоу из военно-морских сил... э... боюсь, что ваш отец убит. Убит в боях, сопровождая конвой в Мурманск 10 сентября 1943 года. Соболезную. Следующий!
– Капитан Спенс? Да. У нас для вас много писем. Можете получить их в караульном помещении. О, да. Вашу жену и ребенка убило при воздушном налете на Лондон. В январе этого года. Соболезную. Снарядом «Фау-2». Ужасно. Следующий!
– Подполковник Джоунс? Да, сэр. Вы отправляетесь с первой партией завтра утром. Отправляются все старшие офицеры. Следующий!
– Майор Маккой? А, да, мы справлялись о вашей жене и сыне. Дайте-ка посмотреть, они ведь были на «Императрице Шроншира», не так ли? Это судно отплыло из Сингапура 9 февраля 1942 года. Извините, но у нас нет никаких новостей, не считая того, что оно было потоплено где-то недалеко от Борнео. Ходили слухи, что некоторые спаслись, но спаслись ли ваши родные и где они, никто не знает. Вам надо набраться терпения! Мы слышали, что лагеря военнопленных были везде... на Целебсе, на Борнео, вам надо набраться терпения. Следующий!
– А, полковник Смедли-Тейлор? Извините, но у нас плохие новости, сэр. Ваша жена убита во время воздушного налета. Два года назад. Ваш сын, командир эскадрильи П. Р. Смедли-Тейлор, награжденный «Крестом Виктории», пропал без вести над Германией в 1944 году. Ваш сын Джон в настоящее время находится в Берлине в оккупационном корпусе. Вот его адрес. Звание? Подполковник. Следующий.
– Полковник Ларкин? Австралийцами занимается кто-то другой. Следующий.
– Капитан Грей? Ага, ну, тут сложный случай. Видите ли, прошло сообщение, что вы пропали без вести в боях в 1942 году. Ваша жена вышла замуж вторично. Она... э... э..., ну вот ее теперешний адрес. Не знаю, сэр. Вам придется обратиться в министерство юстиции. Законы не по моей части. Следующий.
– Капитан Эварт? Ах, да. Малайский полк. Да, рад сообщить, что ваша жена и трое детей целы и невредимы. Они находятся в лагере Часон в Сингапуре. Да, мы отправляем вас сегодня днем. Извините, что? Ну, не знаю. В справке говорится, у вас трое, а не двое детей. Возможно, это ошибка. Следующий.
Все больше обитателей лагеря соглашалось съездить покупаться. Но внешний мир по-прежнему страшил, и люди радовались, возвращаясь обратно. Шон тоже поехал поплавать. Он дошел до берега вместе с другими мужчинами, держа в руках узелок. На пляже Шон отвернулся, многие стали хохотать и глумиться над извращенцем, который не мог заставить себя раздеться на людях.
– Гомик!
– Педераст!
– Извращенец!
– Гомосек!
Шон шел по пляжу, подальше от насмешек до тех пор, пока не нашел укромное местечко. Он стянул короткие штанишки, рубашку, надел вечерний саронг, лифчик с подкладкой, пояс с чулками, причесался и покрасил лицо. Тщательно, очень тщательно. С песка поднялась девушка, уверенная в себе и очень счастливая. Она надела туфли на высоких каблуках и пошла в море.
Море радостно приняло ее и заставило ее спокойно уснуть, а потом постепенно поглотило ее одежды, тело, покончило счеты с жизнью.
* * *
В дверях хижины Питера Марлоу стоял какой-то майор. Его мундир был сплошь покрыт медалями. Он выглядел очень молодым. Он рассматривал хижину, в которой какие-то непотребные личности лежали на койках, переодевались или готовились принять душ. Глаза его остановились на Питере Марлоу.
– Что, черт вас подери, вы пялитесь? – заорал Питер Марлоу.
– Не смейте со мной так говорить! Я майор и...
– Да пусть хоть сам Христос, мне плевать. Убирайтесь отсюда! Убирайтесь!
– Смирно! Я предам вас военно-полевому суду! – огрызнулся майор, глаза его выкатились из орбит, пот тек градом. – Вам должно быть стыдно разгуливать в юбке...
– Это саронг!
– Это юбка, и вы ходите в ней полуголый! Вы, военнопленные, считаете, что вам все может сойти с рук. Слава Богу, не все. Теперь вас научат, как надо уважать...
Питер Марлоу выхватил свой штык с приделанной к нему рукояткой, бросился к двери и сунул нож к лицу майора.
– Убирайся отсюда, или, Богом клянусь, я перережу твою вонючую глотку!..
Майор испарился.
– Полегче, Питер, – пробормотал Фил. – Ты на всех нас навлечешь беду.
– Почему они пялятся на нас? Почему? Почему, черт возьми? – орал Питер Марлоу. Ответа не было.
В хижину вошел врач с нарукавной повязкой Красного Креста, он торопился, хотя притворялся, что не торопится, и улыбнулся Питеру Марлоу.
– Не обращайте на него внимания, – сказал врач, показывая на майора, который шел по лагерю.
– Почему, черт побери, все вы пялитесь на нас?
– Закурите и успокойтесь.
Доктор казался милым и спокойным человеком, но он был приезжим, и доверять ему было нельзя.
– «Закурите и успокойтесь». Все вы, ублюдки, говорите одно и то же, – бушевал Питер Марлоу. – Я спросил, почему вы все пялитесь на нас?
Доктор закурил и сел на одну из кроватей, сразу же пожалев об этом. Он знал, что все кровати кишат заразой. Но он хотел помочь.
– Я попытаюсь объяснить, – спокойно сказал он. – Вы все прошли через непереносимое и вынесли невыносимое. Вы – ходячие скелеты. На ваших лицах живы только глаза, а в глазах выражение... – Он запнулся на мгновение, пытаясь подобрать слово, потому что он знал, им нужна помощь, забота и ласка. – Я даже не знаю, как описать это. Это скрытность... Нет, это не то слово, и это не страх. Но у всех одинаковое выражение глаз. И вы все живы, когда по всем законам должны были умереть. Мы не знаем сейчас, почему вы не мертвы или почему вы выжили, я имею в виду каждого, кто находится здесь, не только вас. Мы смотрим потому, что от вас невозможно отвести глаз.
– Я полагаю, как на клоунов в какой-нибудь чертовой интермедии?
– Да, – спокойно ответил доктор. – Можно и так сказать, но...
– Клянусь Богом, я убью следующего мерзавца, который посмотрит на меня, как на обезьяну.
– Держите, – сказал доктор, пытаясь облегчить его страдания. – Вот таблетки. Они помогут вам успокоиться... Питер Марлоу выбил таблетки из рук врача и заорал:
– Мне не нужны ваши чертовы таблетки! Я просто хочу, чтобы меня оставили одного! – И вылетел из хижины.
В хижине американцев никого не было.
Питер Марлоу лег на койку Кинга и заплакал.
* * *
– Пока, Питер, – сказал Ларкин.
– Пока, полковник.
– Пока, Мак.
– Всего хорошего, приятель.
– Пишите.
Ларкин пожал им руки, потом пошел к воротам Чанги. Там по машинам рассаживались австралийцы. Их отвозили на корабли. Домой.
– Когда вы уезжаете, Питер? – спросил Мак, когда Ларкин ушел.
– Завтра. А вы?
– Я уезжаю сейчас, но собираюсь задержаться в Сингапуре. Нет смысла садиться на корабль, пока не решу, куда ехать.
– Новостей по-прежнему нет?
– Нет. Они могут быть где угодно, Индокитай большой. Но, если бы она и Энгус были мертвы, думаю, я бы знал. В душе. – Мак поднял свой рюкзак и непроизвольно проверил – на месте ли последняя банка с сардинами. – Я слышал, как будто бы в одном из лагерей в Сингапуре есть женщины, которые были на «Шроншире». Возможно, кто-нибудь из них что-нибудь знает или даст мне ключ к разгадке. Если бы я смог их найти! – Он выглядел постаревшим, с морщинистым лицом. Но держался молодцом. Мак протянул руку. – Salamat!
– Salamat!
– Puki'mahlu!
– Senderes, – ответил Питер Марлоу, чувствуя, как по щекам текут слезы, но не стыдился их. Как не стыдился своих слез Мак.
– Вы всегда можете написать мне до востребования в банк Сингапура, приятель.
– Напишу. Удачи, Мак.
– Salamat!
Питер Марлоу стоял на улице, которая делила лагерь на две части, и смотрел, как Мак поднимается на холм. На вершине холма остановился, обернулся и помахал рукой. Питер Марлоу помахал в ответ, а потом Мак затерялся в толпе.
И теперь Питер Марлоу остался совершенно один.
* * *
Последний восход в Чанги. Умер последний человек. Некоторые из офицеров из хижины номер шестнадцать уже уехали. Самые больные.
Питер Марлоу лежал под противомоскитной сеткой в полусне. Люди вокруг него просыпались, вставали, выходили облегчиться. Барстерс стоял на голове, занимаясь гимнастикой йогов. Фил Минт одной рукой ковырял в носу, а другой калечил мух, уже началась игра в бридж. Майнер играл гаммы на деревянной клавиатуре, а Томас бранился, что завтрак запаздывал.
– О чем ты думаешь, Питер? – спросил Мак.
Питер Марлоу открыл глаза и внимательно посмотрел на него.
– Ты выглядишь по-другому, вот что я скажу.
Мак потер верхнюю выбритую губу тыльной стороной руки.
– Я чувствую себя голым. – Он посмотрел на свое отражение в зеркале. Потом пожал плечами. – Ну, нет их, и все тут.
– Эй, жратву принесли, – крикнул Спенс.
– Что там на завтрак?
– Овсянка, тост, мармелад, яичница, бекон, чай.
Некоторые жаловались на скудность порций, другие считали их огромными.
Питер Марлоу взял только яичницу и чай. Он перемешал яйца с рисом, который сберег со вчерашнего дня, и съел его с большим удовольствием.
Он оторвался от еды, когда в хижину суетливо вошел Дринкуотер.
– А, Дринкуотер! – остановил он его. – Можно вас на минутку?
– Ну, конечно, – Дринкуотер был поражен неожиданной приветливостью Питера Марлоу. Бледно-голубые глаза изучали пол хижины. Он боялся, что его ненависть к Питеру Марлоу выплеснется наружу. «Держись, Тео, – твердил он себе. – Ты сдерживался месяцами. Не позволяй, чтобы сейчас это вырвалось наружу. Еще несколько часов, и ты сможешь забыть его и всех остальных. Лилс и Блоджер не имели права искушать тебя. Совсем никакого права. Ну, они получили то, что заслужили».
– Помните ту кроличью ногу, которую вы украли?
Глаза Дринкуотера сверкнули.
– О чем... о чем вы говорите?
В проходе остановился Фил и, почесываясь, посмотрел на них.
– А, хватит, Дринкуотер, – сказал Питер Марлоу. – Меня это больше не трогает. За каким чертом? Война закончена, и мы выбрались. Но вы помните ту кроличью ногу, не правда ли?
Дринкуотер был слишком умен, чтобы попасться так просто.
– Нет, – ответил он резко, – нет, не помню. – Но ему было очень трудно удержаться и не сказать – вкусная, очень вкусная!
– Знаете, это был не кролик.
– Да? Извините, Марлоу – это был не я. И я не знаю, кто взял ее, что бы это ни было!
– Я скажу вам, что это было, – Питер Марлоу наслаждался моментом. – Это было крысиное мясо. Мясо крысы.
Дринкуотер рассмеялся.
– Вы очень остроумны, – ядовито сказал он.
– Но это и в самом деле была крыса. Действительно крыса. Я поймал крысу. Она была большой, волосатой и вся покрыта коростой! Думаю, у нее была чума.
Подбородок Дринкуотера задрожал, челюсти затряслись.
Фил подмигнул Питеру Марлоу и жизнерадостно кивнул.
– Верно, святой отец. Она была вся в коросте. Я видел, как Питер снял шкурку с ноги...
Вот тут-то Дринкуотера стошнило на его чистую красивую форму; он выбежал из хижины, и его еще раз вырвало, а Питер Марлоу хохотал, и вскоре вся хижина ходила ходуном от хохота.
– О, Боже, – простонал Фил. – Должен пожать тебе руку, Питер. Что за блестящая идея. Придумать, что это была крыса. О, Бог мой! Этот педик получил сполна!
– Но это и вправду была крыса, – сказал Питер Марлоу. – Я подстроил все так, чтобы он украл ее.
– О, да, конечно, – саркастически сказал Фил, автоматически работая хлопушкой для мух. – Не пытайся приукрасить такую замечательную историю. Замечательную!
Питер Марлоу понял, они не поверят ему. Поэтому доказывать что-либо он больше не стал. Никто не поверит ему до тех пор, пока он не покажет им ферму... Господи! Ферма! И у него все перевернулось в груди.
Он надел новую форму. Он – капитан авиации. На левой стороне груди – крылышки. Он осмотрел свои пожитки – кровать, противомоскитная сетка, матрас, одеяло, саронг, рваная рубашка, обтрепанные шорты, две пары деревянных сандалий, нож, ложка и три алюминиевых тарелки. Он сгреб все с кровати, вытащил наружу и поджег.
– Эй, вы... ох, извините, сэр, – сказал сержант. – Костры жечь опасно. – Сержант был чужаком, но Питер Марлоу не боялся чужаков. Сейчас не боялся.
– Пошел вон, – огрызнулся Питер Марлоу.
– Но, сэр...
– Я сказал, пошел вон, черт тебя побери.
– Слушаюсь, сэр, – сержант отдал честь, и Питер Марлоу почувствовал, как он доволен, что больше не боится чужаков. Он отдал честь сержанту и пожалел об этом – ведь он был без фуражки. Неловко вскрикнув: «А, черт возьми, где моя фуражка?» Он торопливо вернулся в хижину, чувствуя, что страх перед чужаками опять берет свое. Но он заставил себя подавить его, твердя себе: «Клянусь Богом, никогда больше не буду бояться. Никогда».
Он нашел фуражку и припрятанную банку сардин. Положив банку в карман, он спустился по ступенькам и пошел по дороге вдоль проволоки. Лагерь был почти пуст. Последние англичане уезжали сегодня, с тем же конвоем, что и он. Уезжали навсегда. Прошло много времени после отъезда австралийцев, и вечность – после отъезда янки. Но именно так и должно было все происходить. Англичане действуют медленно, но верно.
Он остановился около хижины американцев. Брезентовый полог сиротливо свисал с навеса, едва шевелясь на ветру прошлых воспоминаний. В последний раз Питер Марлоу вошел внутрь.
В полумраке хижины он увидел Грея, одетого в отутюженную форму.
– Пришли последний раз взглянуть на место ваших побед? – спросил Грей злобно.
– Это как смотреть на вещи, – Питер Марлоу свернул сигарету и стряхнул остатки табака в коробочку. – Теперь война закончена. Мы равны, вы и я.
– Верно. – Лицо Грея было напряженным, а глаза напоминали глаза змеи. – Я смертельно ненавижу вас.
– Помните Дино?
– А что такое?
– Он был вашим осведомителем, верно?
– Думаю, сейчас можно признаться в этом.
– Кинг знал все о Дино.
– Я не верю вам.
– Дино передавал вам информацию по приказу. По приказу Кинга! – рассмеялся Питер Марлоу.
– Вы – проклятый лжец!
– Зачем мне врать? – Смех Питера Марлоу резко оборвался. – Время лжи кончено. Прошло. Но Дино делал это по приказу. Помните, как вы всегда опаздывали? Всегда.
«О, Бог мой, – подумал Грей. – Да, да. Сейчас все встает на свои места».
Питер Марлоу затянулся.
– Кинг понял, что, если вы не получите настоящей информации, вы наверняка захотите обзавестись осведомителем. Поэтому он вам такого и подсунул.
Грей вдруг почувствовал, что очень устал. Смертельно устал. Многого он не понимал. Слишком все сложно, многое необъяснимо. Он отогнал мысли, поднял голову и увидел Питера Марлоу, его ядовитую насмешку. Все его затаенное горе выплеснулось наружу. Он с грохотом прошел по хижине, перевернул рывком кровать Кинга, разбросал его пожитки, потом набросился на Питера Марлоу.
– Очень умно! Но я видел, как Кинга поставили на место, и я увижу, как это случится с вами. И с вашим вонючим привилегированным классом!
– О!
– Можете поставить против этого свою проклятую жизнь! Я когда-нибудь расправлюсь с вами, даже если мне придется потратить на это остаток жизни. Я разберусь с вами в конце концов. Вашей удаче придет конец.
– Удача здесь совершенно ни при чем.
Грей тряс пальцем у лица Питера Марлоу.
– Вы родились везунчиком. Вы удачно отсидели в Чанги, вы даже спасли свою драгоценную маленькую душонку, если таковая у вас когда-нибудь была!
– О чем вы? – Питер Марлоу оттолкнул палец.
– Разложение. Моральное разложение. Вы спаслись как раз вовремя. Еще несколько месяцев общения со злом, воплощением которого был Кинг, и вы бы переродились навечно. Вы начали превращаться в величайшего лгуна и обманщика – каким был и он.
– Он не был воплощением зла и никого не обманывал. Все, что он делал, – это приспосабливался к обстоятельствам.
– Во что превратился бы мир, если бы каждый прикрывался этим. Существует такая вещь, как мораль.
Питер Марлоу бросил сигарету на пол и втоптал ее в пыль.
– Не говорите, что вы скорее бы умерли с вашими чертовыми добродетелями, но не пошли бы на небольшой компромисс. Ради спасения своей жизни.
– Небольшой? – резко рассмеялся Грей. – Вы распродали все. Честь, честность, гордость – и все за подачку от худшего из ублюдков в этой вонючей дыре!
– Если уж вы заговорили о чести, то у Кинга было очень высокое понятие о чести. Но вы правы в одном. Он действительно изменил меня. Он показал мне, что человек может оставаться человеком, независимо от происхождения и обстоятельств. И я это понял. Поэтому я не прав, насмехаясь над тем, чем вы просто не обладали от рождения. Приношу вам свои извинения. Но я презираю вас как человека.
– В конце концов, я не продавал свою душу! – Форма Грея пропиталась потом, он злобно глядел на Питера Марлоу. Но в душе он задыхался от ненависти к самому себе. «А со Смедли-Тейлором? – спрашивал он сам себя. – Верно, я тоже продался. Я сделал это. Но, по крайней мере, я знаю, в чем я был не прав. Я знаю. И я знаю, почему я это сделал. Я стыдился своего происхождения и хотел принадлежать к благородному классу. К вашему проклятому классу, Марлоу. К армии. Но сейчас мне на это наплевать».
– Вы, мерзавцы, получили мир даром, – вслух сказал он, – но ненадолго, клянусь Богом, не навсегда. Мы собираемся сквитаться с вами, мы, люди, подобные мне. Мы не для того дрались на войне, чтобы в нас плюнули. Мы собираемся свести счеты!
– Удачи вам в этом!
Грей пытался справиться с дыханием. Он с усилием разжал кулаки и стер пот со лба.
– Но с вами даже не стоит драться. Вы мертвы!
– Все дело в том, что мы оба живы-живехоньки.
Грей повернулся и пошел к двери. Стоя на верхней ступеньке, он оглянулся.
– Я должен благодарить вас и Кинга за одну вещь, – злобно сказал он. – Ненависть к вам обоим спасла мне жизнь. Потом он широким шагом ушел, ни разу не оглянувшись. Питер Марлоу бросил взгляд на лагерь, потом на хижину и на разбросанные вещи Кинга. Он поднял тарелку, на которой жарили яйца, и заметил, что она уже покрыта пылью. Думая о своем, он рассеянно поднял стол и поставил на него тарелку. Он думал о Грее, Кинге, Семсене, Шоне, Максе и о Тексе. Думал, где жена Мака, и не была ли Нья просто сном, о генерале и о чужаках в лагере, и о доме, и о самом Чанги.
«Я не могу понять, не могу понять, – беспомощно думал он. – Неужели приспосабливаться к обстоятельствам – плохо. Что дурного в том, если ты стараешься выжить? Что бы я сделал, будь я Греем? Что бы сделал Грей на моем месте? Что есть добро, а что зло?»
И Питер Марлоу, терзаемый мучительными мыслями, знал, что единственный человек, который, вероятно, мог бы объяснить ему это, погиб в ледяном море в походе на Мурманск.
Глаза его скользили по предметам из прошлого – столу, на котором покоилась его рука, кровати, на которой он выздоравливал после болезни, скамейке, которую они делили с Кингом, стулья, на которых они хохотали, – почти развалившиеся и заплесневелые.
В углу валялась пачка японских долларов. Он подобрал их и стал разглядывать. Потом стал бросать их один за одним. Когда бумажки улеглись, их снова облепили тучи мух. Питер Марлоу встал на пороге.
– Прощайте, – сказал он всему, что принадлежало его другу. – Прощайте и спасибо.
Он вышел из хижины и пошел вдоль стены тюрьмы к цепочке грузовиков, которые терпеливо дожидались у ворот Чанги.
Форсайт стоял у последнего грузовика, он был счастлив, что его работа закончена. Он был измучен, и в его глазах Чанги оставил свою отметину. Он скомандовал конвою отправляться.
Тронулся первый грузовик, за ним второй, потом третий и наконец все грузовики выехали из Чанги, и только один раз Питер Марлоу оглянулся назад. Когда он уже был далеко.
Когда Чанги был похож на жемчужину в изумрудной устричной раковине, бело-голубой под сводом тропического неба, Чанги стоял на небольшом подъеме, а вокруг был зеленый пояс джунглей, а дальше джунгли переходили в сине-зеленую морскую гладь, уходящую в бесконечность до самого горизонта.
Больше он не оглядывался назад.
* * *
Этой ночью Чанги опустел. Ушли люди. Но остались насекомые.
И крысы.
Они были по-прежнему там. Под хижиной. И многие сдохли, забытые своими тюремщиками. Но самые сильные были по-прежнему живы.
Адам рвал сетку, чтобы достать еду, сражаясь с проволокой, с которой он дрался с тех пор, как был посажен в клетку. И его настойчивость была вознаграждена. Боковая часть клетки оторвалась, он набросился на еду и стал пожирать ее. Потом отдохнул и с новой силой стал рвать другую клетку и в конце концов сожрал крыс внутри ее.
Ева присоединилась к нему, и они удовлетворили свою страсть, а потом вместе стали искать еду. Позже вся сторона траншеи рухнула, многие клетки раскрылись и живые пожирали мертвых, и слабые становились добычей сильных, до тех пор, пока победители не оказались все одинаково сильными. И тогда они дрались между собой и становились добычей друг для друга.
И правил Адам, потому что он был Королем. До тех пор, пока его желание быть королем не покинуло его. Тогда он сдох, став добычей для более сильного. И самая сильная крыса всегда оставалась Королем, не только благодаря своей силе, но и потому, что быть Королем означало быть хитрым, удачливым и сильным одновременно. Среди крыс.
notes
