Выбраться из лагеря оказалось до смешного просто. Стремительный бросок к неосвещенной части колючей проволоки, потом без труда через нее – и бегом в джунгли. Когда они остановились перевести дух, Питеру Марлоу очень захотелось снова оказаться в лагере и поговорить с Маком, Ларкином или даже с Греем.

«Все это время, – твердил он себе, – я мечтал вырваться оттуда, а теперь, когда я здесь, напуган до смерти».

Было странно – находиться вне лагеря и смотреть на него со стороны. С того места, где они стояли, была видна часть лагеря. Хижина американцев находилась в сотне ярдов. Туда-сюда сновали люди. Хокинс прогуливался со своей собакой. Корейский охранник брел через лагерь. В некоторых хижинах свет был выключен, вечерняя проверка давно закончилась. Тем не менее лагерь мучила бессонница. Так было всегда.

– Ну пошли, Питер, – прошептал Кинг и первым двинулся в джунгли.

План был хорош. Пока что. Когда Питер Марлоу пришел к американцам, Кинг уже был готов.

– Чтобы хорошо сделать дело; надо хорошо подготовиться, – сказал он, показывая ему пару смазанных японских ботинок – резиновые подошвы и мягкая нескрипучая кожа, и «выходную пару» – черные китайские брюки и короткую блузу.

В их тайну был посвящен только Дино. Он связал два узла и тайком припрятал их в том месте, откуда они должны были бежать. Потом он вернулся, и, когда путь был свободен, Питер Марлоу и Кинг небрежно вышли, сказав, что идут играть в бридж с Ларкином и другим австралийцем. Пришлось прождать тревожных полчаса, прежде чем они смогли спуститься в кювет рядом с колючей проволокой, переодеться и обмазать грязью лица и руки. Прошла еще четверть часа, прежде чем они смогли незаметно добежать до ограды. Как только они выбрались за проволоку, Дино собрал их одежду.

Джунгли ночью. Зловещие. Но Питер Марлоу чувствовал себя как дома. Все было как на Яве, похоже на окрестности его деревни, поэтому он немного успокоился.

Кинг держал направление безошибочно. Он проделал этот путь уже пять раз. Шел он настороженно. Им предстояло пройти мимо одного охранника. У этого охранника не было постоянного маршрута обхода, во время дежурства он просто бродил в этом месте. Но Кинг знал, что в большинстве случаев охранник находил где-нибудь поляну и заваливался спать.

Казалось, каждая сгнившая палка или лист поднимут тревогу, а каждая качающаяся ветка задержит их. Они вышли на тропинку. Охранник остался позади. Дорога шла к морю. А потом в деревню.

Они пересекли тропинку и начали двигаться по кругу. Над тяжелым пологом листвы в безоблачном небе застыл полумесяц. Вполне достаточно, чтобы чувствовать себя в безопасности.

Свобода. Нет вокруг проволоки и нет людей. Наконец-то можно побыть одному. И неожиданный кошмар навалился на Питера Марлоу.

– В чем дело, Питер? – прошептал Кинг, почувствовав его тревогу.

– Ничего... Это просто – ну, быть на свободе – это такое потрясение.

– Вы привыкнете к этому. – Кинг посмотрел на часы. – Идти еще примерно милю. Мы опережаем наш график, поэтому лучше подождать.

Он нашел разросшуюся перекрученную виноградную лозу среди поваленных деревьев и прислонился к ней.

– Передохнем здесь.

Они ждали и слушали джунгли. Сверчки, лягушки, неожиданное щебетание. Внезапная тишина. Шуршание какого-то животного.

– Хорошо бы покурить.

– Я – за.

– Однако не здесь. – Кинг не терял бдительности и все время прислушивался к джунглям. Однако мозг работал, он обдумывал подробности предстоящей сделки. «Да, – сказал он себе, – план хорош».

Затем посмотрел на часы. Минутная стрелка двигалась медленно. Но это давало время еще раз все продумать. Чем больше времени тратишь на обдумывание плана сделки, тем лучше все проходит. Никаких ошибок, и прибыль больше. Слава Богу, что на свете есть прибыль. Парень, который придумал бизнес, был настоящим гением. Покупать дешево, а продавать дорого. Напряги мозги. Используй случай, и деньги хлынут рекой. А с деньгами все возможно. Но слаще всего остального – власть.

"Когда я выберусь отсюда, – думал Кинг, – хочу стать миллионером. Заработаю столько денег, что Форт-Нокс будет казаться детской копилкой. Я создам организацию. В организацию буду входить парни преданные, но ограниченные. Мозги всегда можно купить. А когда ты знаешь цену парню, всегда можешь использовать его или пренебречь им, как ты хочешь. Вот что заставляет Землю вертеться. Существуют избранные и толпа. Я принадлежу к избранным. И им останусь.

Больше никто не будет мерзко обращаться со мной или гонять из города в город. Это в прошлом. Тогда я был ребенком. Привязан к отцу, привязан к человеку, который работал официантом, продавал бензин, доставлял телефонные книги, перевозил старье или выпрашивал подаяние, чтобы купить бутылку. Потом уборка мусора. Никогда это не повторится. Теперь другие будут убирать за мной мусор.

Все, что мне надо, – это деньги".

«Все люди созданы равными... с определенными неотъемлемыми правами».

«Слава Господу за то, что он создал Америку, – сказал Кинг себе в миллионный раз. – Слава Господу, что я родился в Америке».

– Это страна, благословенная Богом, – сказал он обращаясь к самому себе.

– Что?

– Штаты.

– Почему?

– Единственное место в мире, где можно все купить, где есть возможность все осуществить. Это важно, плохо если вы, Питер, не понимаете этого. Хотя понимают это очень немногие. Но если вы поймете и захотите работать – ну, тогда перед вами, черт побери, открываются такие возможности, что у вас волосы встанут дыбом. А если парень не хочет работать и ничего не умеет делать, тогда он ни к черту не годится, и никакой он, к черту, не американец, и...

– Слушайте! – предостерег его Питер Марлоу, сразу насторожившись.

Издалека донесся еле слышный звук приближающихся шагов.

– Это мужчина, – прошептал Питер Марлоу, скользнув под листву. – Туземец.

– Как вы, черт возьми, узнали?

– Он носит местные сандалии на деревянной подошве. Я бы сказал, это старик. Он шаркает ногами. Слышите, как он дышит.

Через минуту туземец появился из сумрака и равнодушно прошел мимо.

Это был старик, на плечах он нес убитую дикую свинью. Они проводили его взглядом, пока он не скрылся.

– Он заметил нас, – сказал встревоженный Питер Марлоу.

– Черта с два.

– Нет, я уверен, он заметил нас. Может быть, он решил, что это японский часовой, но я следил за его ногами. По ним всегда можно определить, засекли ли вас. Он сбился с шага.

– Быть может, на тропинке была яма или ветка.

Питер Марлоу покачал головой.

«Друг или враг? – лихорадочно соображал Кинг. – Если он из деревни, тогда все в порядке». Всей деревне было известно о вылазках Кинга. Ведь они получали долю от Чен Сена, его делового знакомца. «Я не узнал его, но это не удивительно, потому что в прошлый раз большинство туземцев были заняты ночной ловлей рыбы. Что же делать?»

– Подождем, потом разведаем. Если он настроен враждебно, то пойдет в деревню и известит старейшину. Тот даст нам сигнал убираться отсюда к чертовой матери.

– Вы считаете им можно доверять?

– Я доверяю, Питер. – Он пошел вперед. – Держитесь в двадцати ярдах позади меня.

Деревню они нашли без труда. «Что-то очень легко, подозрительно», – подумал Питер Марлоу. С возвышенного места они осмотрели ее. На веранде, сидя на корточках, курили несколько малайцев. То здесь, то там хрюкали свиньи. Деревню окружали кокосовые пальмы, а за ними фосфоресцировал прибой. Несколько лодок со свернутыми парусами, развешанные рыболовные сети. Никаких признаков опасности.

– Мне кажется, все в порядке, – прошептал Питер Марлоу. Кинг резко толкнул его локтем. На веранде хижины вождя стоял сам вождь и человек, которого они видели. Малайцы были увлечены разговором, потом тишину разорвал отдаленный смех, и человек спустился по ступенькам.

Они услышали, как он крикнул что-то. Через минуту прибежала какая-то женщина. Она сняла свинью у него с плеч, отнесла ее к углям костра и насадила на вертел. Скоро подошли другие малайцы, которые собрались вокруг костра, перешучиваясь и смеясь.

– Вот он! – воскликнул Кинг.

От берега шел высокий китаец. Позади него туземец убирал паруса на маленькой рыбацкой лодке. Китаец подошел к вождю, они обменялись тихими приветствиями и сели на корточки в ожидании.

– О'кей, – ухмыльнулся Кинг, – что ж, пошли.

Он встал и, держась в тени, осторожно двинулся, обходя площадь. С задней стороны хижины вождя на веранду, расположенную высоко от земли, вела лестница. Первым по ней поднялся Кинг, потом Питер Марлоу. Почти сразу же они услышали, как лестницу убрали.

– Табе, – улыбнулся Кинг, здороваясь с Чен Сеном и вождем, которого звали Сутра.

– Рад видеть тебя, туан, – сказал вождь, подбирая английские слова. – Ты есть хочешь? – Его улыбка обнажала зубы, испорченные бетелем.

– Спасибо. – Кинг протянул руку Чен Сену. – Как поживаете, Чен Сен?

– Моя хорошо... Ты видишь, я... – Чен Сен подыскивал слова и наконец нашел подходящее. – Вот, хорошее время может быть.

Кинг показал на Питера Марлоу.

– Ичи-бон, друг. Питер, скажите-ка им, вы сами знаете что, приветствия и всю эту муру. Давайте, работайте, приятель. – Он улыбнулся и вытащил пачку «Куа», пустив ее по кругу.

– Мой друг и я благодарим тебя за гостеприимство, – начал Питер Марлоу. – Мы ценим твое приглашение разделить с тобой ужин, хотя сейчас еды мало. Только змея в джунглях отказалась бы от твоего доброго приглашения.

Лица Чен Сена и вождя расплылись в широких улыбках.

– Вах-лах, – сказал Чен Сен. – Будет приятно говорить с моим другом Раджой, когда ты передашь все слова, рождающиеся в моем ничтожном рту. Я много раз хотел что-нибудь сказать, но ни я, ни мой добрый друг Сутра не могли подобрать нужных слов. Скажи Радже, что он поступил как мудрый и умный человек, найдя себе такого хорошего переводчика.

– Он говорит, что я хороший оратор, – довольный, сказал Питер Марлоу; он успокоился и почувствовал себя в безопасности. – И он рад, что может предложить вам классное барахло.

– Ради Бога, вернитесь к вашему благородному английскому. Эта ораторская мешанина делает вас похожим на болтливого бездельника.

– А я так прилежно брал уроки у Макса, – сказал удрученно Питер Марлоу.

– Не нужно это.

– Он также назвал вас Раджа! С этого момента это ваше прозвище. Я имею в виду с этого момента, здесь.

– Шутки в сторону, Питер!

– Как прикажете, земляк!

– Давайте, Питер, у нас не так много времени. Скажите, Чен Сену следующее. Относительно дела, которое я собираюсь...

– Еще нельзя говорить о бизнесе, старина, – сказал Питер Марлоу, потрясенный. – Вы всех обидите. Сначала нам надо выпить кофе, съесть что-нибудь, потом можно начинать.

– Переведите им прямо сейчас.

– Если я сделаю это, они очень обидятся. Очень. Я вам это точно говорю.

Кинг на минуту задумался. «Ну, – сказал он себе, – если ты купил мозги, глупо не использовать их. Да и у тебя нет предчувствия беды. Вот тот момент, когда находчивый бизнесмен либо выигрывает, либо проигрывает, когда интуиция берет верх над так называемыми умственными способностями». Но в этот раз его интуиция молчала, поэтому он просто кивнул.

– О'кей, пусть будет по-вашему.

Он дымил сигаретой, слушая, как Питер Марлоу говорит с ними. Кинг искоса рассматривал Чен Сена. Он был одет лучше, чем в прошлый раз. На пальце новый перстень, похоже, с сапфиром в пять карат. Аккуратное, чистое, выбритое лицо было загорелым, а волосы ухоженными. Да, дела у Чен Сена шли хорошо. Теперь старый Сутра. Вот у этого дела не очень хороши. Саронг на нем старый и подол обтрепан. Никаких украшений. В прошлый раз было золотое кольцо. Сейчас его нет, и отметина на том месте, где оно красовалось, сейчас почти незаметна. Значит, старик расстался с кольцом довольно давно.

Он слышал голоса тихо переговаривающихся женщин в другой части хижины, а снаружи лежала ночная тишина. Через незастекленное окно доносился запах жарящейся свинины. Это означало, что деревня действительно нуждалась в услугах Чен Сена. Через него они выходили со своей рыбой на черный рынок, ведь полагалось, чтобы деревня продавала рыбу непосредственно японцам. Свинья была подарком. А может, старик, который поймал свинью, устраивал праздник для своих друзей. Но толпа вокруг костра взволнованно ждала, почти также взволнованно, как и они. Конечно, они тоже голодны. Это означает, что дела в Сингапуре, должно быть, идут плохо. У деревни должны быть большие запасы еды, выпивки и всего прочего. Чен Сен не мог уж очень хорошо зарабатывать контрабандой, отвозя их рыбу на продажу. Может быть, японцы следят за ним. Может быть, жить ему на этом свете осталось недолго!

Возможно поэтому деревня сейчас нужна ему больше, чем он деревне. Вот он и выставляет напоказ и одежду, и драгоценности. Быть может. Сутра недоволен тем, как идут дела, и готов поменять Чен Сена на другого перекупщика.

– Эй, Питер, – сказал он. – Спроси-ка у Чен Сена, как идет торговля рыбой в Сингапуре.

Питер Марлоу перевел вопрос.

– Он говорит, что дела идут прекрасно. Еды не хватает, поэтому он может хорошо продавать товар на острове по самой высокой цене. Но он говорит, что японцы все туже затягивают гайки. С каждым днем торговать становится все труднее. А обходить законы о торговле все дороже и дороже.

Ага! Попался. Кинг ликовал. Итак, Чен приехал не только по моему делу! Здесь замешаны и рыба, и деревня. Что я могу выиграть на этом? Этот сукин сын Чен Сен переживает трудности с доставкой товара. Возможно, япошки перехватили несколько лодок и усилили контроль. Старый Сутра не дурак. Нет денег, нет сделки, и Чен Сен знает это. Не можешь торговать, не можешь вести дело, и старый Сутра продает товар другому человеку. Вот так-то, сэр. Поэтому Кинг понял, что может вести жесткий торг, и мысленно поднял начальную цену.

Потом принесли еду. Запеченный сладкий картофель, жареные баклажаны, молоко кокосового ореха, толстые ломти жирной жареной свинины. Бананы, папайя. Кинг отметил, что нет ни дорогостоящей капусты, ни баранины, ни сытной говядины, ни сладостей, которые так любили малайцы. Да, дела и вправду шли неважно.

Еду подавала сморщенная старуха, старшая жена вождя. Ей помогала Сулина, одна из дочерей. Красивая, нежная, гибкая, с матовой кожей. От нее хорошо пахло. Чистый саронг в их честь.

– Табе, Сэм, – подмигнул Кинг Сулине.

Девушка рассмеялась и застенчиво пыталась скрыть свое смущение.

– Сэм? – недоуменно спросил Питер Марлоу.

– Конечно, – сухо ответил Кинг. – Она напомнила мне моего брата.

– Брата? – удивленный Питер Марлоу уставился на Кинга.

– Шутка. У меня нет брата.

– Ну, а почему «Сэм»? – спросил Питер Марлоу после минутного раздумья.

– Старик не стал бы нас представлять друг другу, – сказал Кинг, не глядя на девушку, – поэтому я просто назвал ее так. Думаю, имя ей подходит.

Сутра понял, что они говорили что-то о его дочери. Он понял, что совершил ошибку, позволив ей появиться здесь. В другое время он, возможно, был бы рад, если бы один из туанов заметил ее и забрал бы к себе в бунгало. Она год-другой побыла бы его женой, а потом вернулась бы в деревню с достойным приданым, и ему было бы легко подыскать ей подходящего мужа. Вот так делалось прежде. Но сейчас любовь свелась к случайным свиданиям в кустах, а Сутра не желал этого для своей дочери, хотя ей уже пришло время стать женщиной.

Он наклонился вперед и предложил Питеру Марлоу отборный кусок свинины.

– Может быть, это возбудит твой аппетит?

– Благодарю тебя.

– Ты можешь идти, Сулина.

Питер Марлоу услышал нотку непреклонности в голосе старика и заметил тень огорчения на лице девушки. Но она низко поклонилась и ушла. Мужчинам осталась прислуживать старуха жена.

«Сулина, – подумал Питер Марлоу, чувствуя давно забытое желание. – Она не такая красивая, как Нья, но она того же возраста и хорошенькая. Вероятно, ей лет четырнадцать, и она уже созрела. Бог мой, и как созрела!»

– Тебе не нравится еда? – спросил Чен Сен, которого забавляло явное внимание Питера Марлоу к девушке. Может быть, из этого можно извлечь какую-то выгоду.

– Напротив. Она слишком хороша, ведь я отвык от хорошей еды, питаясь тем, чем нас кормят.

Питер Марлоу помнил, для соблюдения приличий яванцы говорят о женщинах только иносказательно. Он повернулся к Сутра.

– Давным-давно один мудрый гуру сказал, что существует много видов пищи. Одна для желудка, другая для глаз, а еще одна – для души. Сегодня вечером у меня была пища для желудка. А беседа с тобой и туаном Чен Сеном была пищей для души. Я пресыщен. Тем не менее мне и... нам всем... была предложена пища для глаз. Как мне отблагодарить тебя за твое гостеприимство?

Лицо Сутры сморщилось. Хорошо сказано. Поэтому он поклонился, отвечая на благодарность, и сказал просто:

– Это мудрые слова. Возможно, со временем глаза снова попросят пищи. Мы обсудим мудрость древних в другой раз.

– Почему вы выглядите таким самодовольным, Питер?

– Ничего подобного, просто доволен собой. Я сказал, что мы считаем девушку хорошенькой.

– Точно! Как куколка! Как насчет того, чтобы пригласить ее, когда мы будем пить кофе?

– Ради Бога, – Питер старался говорить спокойно. – Нельзя просто так взять и назначить свидание. Вам необходимо время, чтобы подготовить почву.

– Черт, это не по-американски. Ты встречаешь девчонку, она нравится тебе, ты нравишься ей, и ты укладываешь ее в постель.

– Вы действуете грубо.

– Возможно. Но у меня было полно девчонок.

Они рассмеялись, Чен Сен спросил, над чем они смеются, и Питер Марлоу перевел ему: «Нам надо открыть в деревне магазин и не утруждать себя возвращением в лагерь».

Когда выпили кофе, Чен Сен впервые заговорил о деле.

– Думаю, это большой риск выходить из лагеря ночью. Это еще рискованней, чем мой приход в деревню.

"Первый раунд за нами, – подумал Питер Марлоу. – Сейчас, в соответствии с обычаями Востока, Чен Сен оказался в невыгодном положении, он потерял лицо, когда сделал первый шаг. Питер Марлоу обратился к Кингу.

– Все в порядке, Раджа. Можете начинать. Пока мы делаем все как надо.

– Точно?

– Да. Что я должен ему сказать?

– Скажите, что я предлагаю большую сделку. Бриллиант. Четыре карата. В платине. Без изъянов. Голубой. Я хочу за него тридцать пять тысяч долларов. Пять тысяч английских малайских долларов, остальное в фальшивых японских бумажках.

Глаза Питера Марлоу расширились. Он сидел лицом к Кингу, поэтому его удивление осталось незамеченным для китайца. Но Сутра заметил все. Поскольку он не принимал участия в сделке, а просто получал процент как посредник, он откинулся назад и наслаждался борьбой соперников. Беспокоиться за Чен Сена не было причин. Сутра знал по своему опыту, что китаец умел торговаться не хуже других.

Питер Марлоу переводил. Размах сделки заставил забыть о манерах. И ему хотелось усыпить бдительность китайца!

Захваченный врасплох, Чен Сен явно обрадовался. Он попросил показать бриллиант.

– Скажите ему, что у меня его с собой нет. Я принесу его в течение десяти дней. Мне нужны деньги за три дня до того, как я принесу его – владелец не расстанется с бриллиантом, пока не получит деньги.

Чен Сен знал, что Кинг честный торговец. Если он сказал, что у него есть кольцо и он его принесет, значит, так оно и будет. Кинг никогда не подводил. Но достать такое количество денег и передать их в лагерь, где он не сможет найти и следа Кинга... ну, в этом был определенный риск.

– Когда я могу увидеть кольцо? – спросил он.

– Если он хочет, то через семь дней может прийти в лагерь.

«Итак, я должен отдать деньги до того, как увижу бриллиант, – думал Чен Сен. – Это невозможно, и туан Раджа понимает это. Очень плохой бизнес. Если камень действительно в четыре карата, я могу получить пятьдесят, нет, сто тысяч долларов за него. В конце концов, я знаю китайца, которому принадлежит машина для печатания денег. Но пять тысяч малайских долларов – это совсем другое дело. Их придется покупать на черном рынке. А по какому курсу?»

– Передайте моему другу Радже, – сказал Чен Сен, – что это необычные условия. Поэтому мне надо подумать.

Он подошел к окну и посмотрел наружу.

Чен Сен устал от войны и устал от подпольных махинаций, которые бизнесмен должен терпеть, чтобы получать доход.

Он подумал о ночи, о звездах и о глупости людей, воюющих и умирающих из-за вещей, которые не имеют вечной ценности. В то же время он знал, что выживают сильные, а слабые гибнут. Он думал о своей жене и детях, трех сыновьях и дочке, и вещах, которые он хотел бы купить им, чтобы сделать приятное. Он думал о второй жене, которую хотел бы купить. Так или иначе, он должен осуществить эту сделку. Дело стоило того, чтобы рискнуть, поверив Кингу.

«Цена разумная», – размышлял он. Но как гарантировать сохранность денег? Найти посредника, которому он мог бы доверять. Это должен быть один из охранников. Охранник мог бы посмотреть кольцо. Он мог бы и передать деньги, если кольцо настоящее и вес камня правильный. Тогда туан Раджа сможет принести камень сюда, в деревню. Не нужно доверять охраннику. Кольцо – слишком большой куш, чтобы доверить его охраннику.

Мы могли бы состряпать историю – что это заем лагерю от китайца из Сингапура. Нет, это не пойдет – охранник должен будет посмотреть кольцо. Поэтому охранник должен быть полностью посвящен и будет рассчитывать на значительное вознаграждение.

Чен Сен повернулся к Кингу. От него не укрылось, что Кинг весь мокрый от пота. «Ага, – подумал он, – тебе очень нужно продать! Но, возможно, ты понимаешь, что и я очень хочу купить. Ты и я – единственные люди, которые могут провернуть это дело. Ни у одного торговца нет такого незапятнанного имени, как у тебя, и ни один из всех китайцев, которые имеют дело с лагерем, не может достать столько денег».

– Итак, туан Марлоу. У меня есть план, который, вероятно, удовлетворит и моего друга Раджу, и меня. Первое, мы договариваемся о цене. Предложенная цена слишком высокая, но в данный момент это неважно. Второе, мы договариваемся о посреднике – охраннике, которому мы оба могли бы доверять. Через десять дней я отдам половину денег охраннику. Охранник может посмотреть кольцо. Если оно действительно такое, как утверждает владелец, он может передать деньги моему другу Радже. Раджа принесет кольцо сюда. Я приведу специалиста, чтобы взвесить камень. После этого я плачу оставшуюся половину денег и забираю камень.

Кинг внимательно слушал то, что переводил ему Питер Марлоу.

– Скажите ему, я согласен с его планом. Но я должен получить полную стоимость. Владелец не отдаст кольцо, пока все деньги не будут у него в руках.

– Тогда скажите моему другу Радже, что я передам охраннику три четверти от договоренной цены. Это поможет ему договориться с владельцем.

Чен Сен чувствовал, что семьдесят пять процентов, несомненно, покроют ту сумму, которая выплачивается владельцу. Кинг просто выторговывает свою прибыль. Он, без сомнения, хороший бизнесмен и достоин вознаграждения в двадцать пять процентов!

Кинг оценивал последнее предложение. Оно давало ему большие возможности для маневра. Может быть, ему удастся сбить несколько баксов с цены, запрашиваемой владельцем, равной тысяче девятистам пятидесяти долларам. Да, пока все хорошо. Теперь перейдем к мясу.

– Скажите ему о'кей. Кого он предлагает в качестве посредника?

– Торусуми.

Кинг покачал головой. Он минуту подумал, потом обратился напрямую к Чен Сену.

– Как насчет Иммури?

– Передайте моему другу, что я предпочел бы другого. Может быть, Кимина?

Кинг присвистнул. Капрал как-никак! Он никогда не имел с ним дела. Слишком опасно. Должен быть кто-то, кого он знал.

– Шагата-сан?

Чен Сен кивнул в знак согласия. Это был именно тот человек, о котором он думал, но которого не хотел предлагать. Он хотел узнать, кого хочет иметь в посредниках Кинг. Это было последней проверкой его честности. Да, Шагата подходит. Не слишком сообразительный, но вполне подойдет. Он имел с ним дело раньше. Отлично.

– Теперь о цене, – начал Чен Сен. – Я предлагаю обсудить ее. За карат четыре тысячи поддельных долларов. Общая сумма шестнадцать тысяч. Четыре тысячи малайских долларов по обменному курсу пятнадцать к одному.

Кинг вежливо покачал головой, потом обратился к Питеру Марлоу.

– Скажите ему, что я не собираюсь заниматься глупой болтовней. Цена тридцать тысяч, пять в малайских долларах по цене восемь к одному, все мелкими банкнотами. Это моя окончательная цена.

– Вам следовало бы поторговаться чуть подольше, – сказал Питер Марлоу. – Как насчет того, чтобы предложить цену в тридцать три тысячи, тогда... Кинг отрицательно покачал головой.

– Нет. А когда будете переводить, найдите слово, соответствующее словам «глупая болтовня».

Питер Марлоу неохотно повернулся к Чен Сену.

– Мой друг говорит: он не собирается заниматься обменом любезностями, когда торгуется. Его последняя цена тридцать тысяч – пять тысяч в малайских долларах по курсу восемь к одному. Все в мелких купюрах.

К его удивлению, Чен Сен немедленно сказал:

– Я согласен! – потому что не хотел свалять дурака. Цена справедливая, и он почувствовал, что Кинг непреклонен. В любом деле приходит время, когда нужно говорить «да» или «нет». Раджа хороший торговец.

Они обменялись рукопожатием. Сутра улыбнулся и принес бутылку саке. Они пили за здоровье друг друга, пока бутылка не опустела. Потом уточнили детали.

Через десять дней Шагата должен подойти к хижине американцев, когда меняется ночная смена. У него будут деньги. Он посмотрит кольцо, а затем передаст деньги. Три дня спустя Кинг и Питер Марлоу встретятся с Чен Сеном в деревне. Если по какой-то причине Шагата не сможет в условленный день, он придет на следующий или через день. Равным образом и Кинг, если он не сможет устроить встречу в деревне в назначенное время, то придет на следующий день.

После обмена обычными любезностями, Чен Сен сказал, что ему надо идти, чтобы не пропустить прилив. Он вежливо поклонился, Сутра вышел с ним, проводить его до берега. Около лодки они затеяли вежливое препирательство по поводу продажи рыбы.

Кинг сиял.

– Отлично, Питер! Мы выиграли!

– Вы ужасны! Когда вы приказали, чтобы я прямо в лоб перевел ему ваши условия, ну, старина, я решил, что вы проиграли. У них так не принято.

– У меня было предчувствие. – Потом пережевывая мясо, добавил. – Вы в деле из расчета десять процентов, от прибыли, конечно. Но вам придется поработать за них, сукин вы сын.

– Как лошадь! Боже! Страшно подумать, сколько денег. Тридцать тысяч долларов составляет стопку банкнот высотой этак с фут.

– Больше, – сказал Кинг, заражаясь волнением.

– Боже, ну у вас и нервы. Все-таки, как же вы пришли к такой цене? Он согласился, ухватился за нее. Минутный разговор, а потом – бух, и вы богаты.

– Пришлось многое улаживать, прежде чем это стало реальной сделкой. Многое могло пойти не так. Сделка не считается сделкой, пока наличные не получены и не положены в банк.

– Вот я об этом никогда и не думал.

– Аксиома бизнеса. Нельзя положить разговор в банк. Только банкноты!

– Я все еще не могу прийти в себя. Мы не в лагере, в желудках еды больше, чем полагалось бы за много недель. А перспективы огромные. Вы чертовски гениальны.

– Подождем и посмотрим, Питер.

Кинг встал.

– Ждите здесь. Я вернусь через час или через два. Есть еще одно дело, о котором надо позаботиться. Если мы пробудем здесь еще пару часов, все будет нормально. Тогда попадем в лагерь как раз перед рассветом. Лучшее время. Охранники обычно дремлют в эти часы. Увидимся, – и исчез, спустившись по лестнице.

Неожиданно Питер Марлоу почувствовал себя одиноко и слегка испугался. Боже, во что он впутался? Что он делает? Что будет, если он опоздает? Что, если он не вернется? Что, если в деревне появятся япошки? Что, если меня бросили на произвол судьбы? Должен ли я идти разыскивать его? Если мы не вернемся к рассвету. Боже, сообщат о нашем отсутствии, и нам придется бежать. Куда? Может быть, Чен Сен поможет? Слишком опасно. Где он живет? Сумеем ли мы добраться до пристани и достать лодку? Может быть, связаться с партизанами, которые, по слухам, должны где-то действовать?

Держи себя в руках, Марлоу, проклятый трус! Ты ведешь себя как трехлетний ребенок!

Сдерживая беспокойство, он приготовился ждать. Потом вдруг вспомнил о конденсаторе для связанных контуров – триста микрофарад.

– Табе, туан, – улыбнулась Кассе, когда Кинг вошел в хижину.

– Табе, Кассе!

– Понравилась еда, правда?

Он покачал головой, притянул ее и обнял. Она встала на цыпочки, чтобы обхватить руками его шею, черные волосы водопадом спадали по спине.

– Давно не виделись, – сказала она, согретая его прикосновением.

– Давно, – ответил он. – Ты скучала?

– Угу, – рассмеялась она, передразнивая его произношение.

– Он уже пришел?

Она покачала головой.

– Нет, туан. Было опасно.

– Все опасно.

Они услышали шаги, и тут же на дверь упала тень. Дверь отворилась, и вошел низенький, смуглый китаец. На нем был саронг и индийские сандалии. Он улыбнулся, показав сломанные, испорченные зубы. За его спиной висел боевой паранг в ножнах. Кинг заметил, что ножны хорошо смазаны. Такой паранг легко вытащить и отрезать голову человеку – вот так просто. За пояс у китайца был заткнут револьвер.

Кинг просил Кассе связаться с партизанами, действовавшими в Джохоре. И вот этот человек появился здесь. Как и многие, они были бандитами. Просто теперь воевали с японцами под знаменем коммунистов, снабжавших их оружием.

– Табе. Ты говоришь по-английски? – спросил Кинг, заставляя себя улыбнуться. Ему не понравился вид этого китайца.

– Почему ты хочешь говорить с нами?

– Думал, мы можем договориться.

Китаец плотоядно посмотрел на Кассе. Та вздрогнула.

– Уйди, Кассе, – приказал Кинг.

Она бесшумно ушла, скрывшись за занавеской в задней части дома.

Китаец проводил ее взглядом.

– Тебе везет, – сказал он Кингу. – Очень везет. Держу пари, эта женщина доставляет удовольствие двум или трем мужчинам за одну ночь. Разве не так?

– Вы хотите говорить о деле? Да или нет?

– Смотри, белый человек. Вдруг я скажу японцам, что ты здесь. Быть может, я скажу, что в деревне принимают военнопленных. Тогда они выбьют деревню.

– Если ты сделаешь это, смерть твоя будет долгой и мучительной.

Китаец заворчал, потом сел на корточки. Он угрожающе поправил паранг.

– Может быть, сейчас я займусь женщиной.

«Боже, – подумал Кинг, – я, кажется, ошибся».

– У меня есть для вас предложение. Если война внезапно кончится или японцам взбредет в голову истребить военнопленных, я хочу, чтобы вы держались поблизости. Я заплачу вам две тысячи американских долларов, когда буду в безопасности.

– Откуда мы узнаем, что японцы убивают пленных?

– Вы узнаете. Вам известно все, что здесь происходит.

– Откуда нам знать, что ты заплатишь?

– Заплатит американское правительство. Всем известно, что назначена награда.

– Две тысячи! Mahlu! Мы каждый день имеем по две тысячи. Берем банк. Легко.

Кинг пошел на уступку.

– Я уполномочен нашим старшим офицером дать гарантию, что вы получите две тысячи за голову каждого спасенного американца. Если начнут расстреливать.

– Я не понимаю.

– Если японцы начнут избавляться от нас – убивать нас. Если союзники высадятся здесь, японцы могут взбеситься. Или если союзники высадятся в Японии, тогда япошки здесь примут ответные меры. Если они это сделают, вы узнаете об этом, а я хочу, чтобы им помогли нам спастись.

– Сколько человек?

– Тридцать.

– Слишком много.

– Скольких вы можете спасти?

– Десять. Но цена будет пять тысяч за человека.

– Слишком много.

Китаец пожал плечами.

– Ладно. Договорились. Ты знаешь лагерь?

Китаец показал зубы в кривой ухмылке.

– Мы знаем.

– Наша хижина на востоке. Маленькая. Если нам придется бежать, мы прорвемся за проволоку в том месте. Вы из джунглей прикроете нас. Как мы узнаем, что вы находитесь на месте?

Китаец снова пожал плечами.

– Можете подать нам знак?

– Нет.

«Это сумасшествие, – сказал сам себе Кинг. – Мы не будем знать, когда нам надо бежать, а если это произойдет внезапно, невозможно будет известить. Может быть, они будут там, может быть, нет. Но, если они прикинут, что за каждого из нас им светит по пять тысяч, возможно, с этого времени они начнут следить за лагерем».

– Вы будете следить за лагерем?

– Может быть, командир скажет «да», а может, и «нет».

– Кто твой командир?

Китаец пожал плечами и оскалил зубы.

– Тогда договорились?

– Возможно. – Его глаза были враждебными. – Ты кончил?

– Да. – Кинг протянул руку. – Спасибо.

Китаец посмотрел на руку, глумливо усмехнулся и пошел к двери.

– Помни. Только десять. Остальных убьют!

Он ушел.

«Попытаться стоило, – успокоил себя Кинг. – Эти ублюдки наверняка найдут применение деньгам. А дядя Сэм заплатит. Почему бы и нет, черт возьми! За каким чертом мы тогда платим налоги?»

– Туан, – мрачно сказала Кассе, появившаяся в дверях. – Мне это не понравилось.

– Надо что-то делать. Если неожиданно начнется бойня, мы можем выбраться. – Он подмигнул ей. – Стоит попытаться. В любом случае – мы покойники. Ну и что, черт подери. Может быть, у нас будет путь к отступлению.

– Почему ты не торговался только за себя? Почему тебе не уйти с ним сейчас и не сбежать из лагеря?

– Ну, во-первых, в лагере безопаснее, чем с партизанами. Им нельзя доверять, пока в этом не будет жизненной необходимости. Во-вторых, ради одного человека они не пойдут на это. Вот почему я попросил его спасти тридцать человек. Но столковались только на десяти.

– Как ты выберешь этих людей?

– После того как выберусь я, любой может бежать по моему следу сам по себе.

– Быть может, твоему старшему офицеру не понравится число десять.

– Понравится, если он будет одним из этих счастливчиков.

– Ты думаешь, японцы убьют пленных?

– Возможно. Но давай забудем об этом, ладно?

– Забудем, – улыбнулась она. – Тебе жарко. Примешь душ?

– Да.

Кинг облился водой из бетонного колодца в дальнем углу хижины. Вода была холодной, дыхание перехватило, а тело стало гореть.

– Кассе!

Она появилась с полотенцем из-за занавески. Кассе любовалась им. Да, ее туан был прекрасным мужчиной. Сильный, красивый, такой приятный цвет кожи. «Мне повезло, что у меня такой мужчина. Но он такой громадный, а я такая маленькая. Он выше меня на две головы».

Тем не менее она знала, что доставляет ему удовольствие. Легко ублажать мужчину. Если ты женщина. И не стыдишься быть женщиной.

– Чему ты улыбаешься? – спросил он.

– Я просто подумала, туан, ты такой большой, а я такая маленькая, и все же, когда мы ложимся, разница ведь не такая уж и большая, правда?

Он хохотнул, шлепнул ее по заду и взял полотенце.

– Как насчет выпивки?

– Она готова, туан.

– Что еще готово?

Она рассмеялась, смеялись и рот, и глаза, – все лицо ликовало. Ее зубы были ослепительно белыми, глаза – темно-карими, а кожа гладкая и душистая.

– Кто знает, туан? – Потом вышла из комнаты.

«Теперь осталось заняться этой чертовкой, – думал Кинг, глядя ей вслед и энергично вытираясь. – Мне везет».

Встречу Кинга с Кассе устроил Сутра, когда Кинг впервые посетил деревню. Все было тщательно оговорено. Когда кончится война, он должен будет уплатить Кассе двадцать американских долларов за каждый визит к ней. Он немного сбил запрашиваемую цену – бизнес есть бизнес – но за двадцать долларов она была знатной покупкой.

– Ты уверена, что я заплачу? – спросил он ее.

– Не уверена. Не заплатишь, значит, не заплатишь: тогда я получу только удовольствие. Если же заплатишь, тогда получу и деньги, и удовольствие. – Она улыбнулась.

Он надел туземные сандалии, которые она оставила ему, потом шагнул за занавеску. Она ждала его.

Питер Марлоу наблюдал, как Сугра и Чен Сен стояли на берегу. Чен Сен поклонился, сел в лодку, и Сутра помог ему оттолкнуть ее в фосфоресцирующее море. Потом Сутра вернулся в хижину.

– Табе! – сказал Питер Марлоу.

– Хочешь еще поесть?

– Нет, благодарю тебя, туан Сутра.

«Честное слово, – подумал Питер Марлоу, – что-то случилось, если я способен отказаться от еды». Он наелся до отвала, нельзя давать себе волю. Видно, что деревня живет бедно, не следует переводить еду.

– Я слышал, – сказал он вкрадчиво, – что новости, военные новости, хорошие.

– Это я тоже слышал, но ничего такого, что можно пересказать. Смутные слухи.

– Жаль, жизнь сейчас не такая, как раньше. До войны человек мог иметь приемник и узнавать новости или читать газету.

– Верно. Жаль.

Сутра не показал, что понял. Он присел на корточки на циновке, скрутил самокрутку и начал курить из кулака, глубоко затягиваясь.

– До нас дошли плохие слухи из лагеря, – сказал он наконец.

– Все не так плохо, туан Сутра. Мы кое-как справляемся. Но не знать, что происходит в мире, вот это действительно плохо.

– Я слышал, говорили, будто в лагере было радио, но людей, которым оно принадлежало, поймали. Сейчас они сидят в Утрам Роуд.

– Ты знаешь что-нибудь о них? Один из них мой друг!

– Нет. Мы слышали, что их отвезли туда.

– Я бы очень хотел знать, как они там.

– Ты же знаешь, что это за место и как долго живут люди в этом лагере.

– Верно. Но человек надеется, что может повезти.

– Мы все в руках Аллаха, говорит Пророк.

– Да будет благословенно его имя.

Сутра снова посмотрел на него; потом, спокойно пыхнув сигаретой, спросил:

– Где научился говорить по-малайски?

Питер Марлоу рассказал о своей жизни в деревне. Как он работал на рисовых полях и вел образ жизни яванца, почти такой же, какой ведут малайцы. Обычаи те же и тот же язык, за исключением общераспространенных западных слов – «радио» в Малайе, «приемник» на Яве, «мотор» в Малайе, «автомобиль» на Яве. Но все остальное то же самое. Любовь, ненависть, болезнь и слова, которые говорит мужчина мужчине или мужчина женщине, те же самые. Важные вещи всегда одинаковы.

– Как звали твою женщину из деревни, сынок? – спросил Сутра. Раньше спрашивать об этом невежливо, но сейчас, когда они поговорили о душе, мире, философии и об Аллахе, и, конечно, об изречениях Пророка, чье имя свято, сейчас такой вопрос не был грубым.

– Ее звали Нья Джахан.

Старик довольно вздохнул, вспоминая свою юность.

– И она любили тебя крепко и долго?

– Да. – Питер Марлоу ясно увидел ее.

Однажды вечером она пришла к нему в хижину, когда он готовился ко сну. Ее саронг был красно-золотым, крошечные сандалии виднелись из-под подола. На шею надела тонкое ожерелье из цветов, и их запах наполнил хижину и все его существо.

Она положила к ногам свою свернутую в рулон постель и низко поклонилась ему.

– Меня зовут Нья Джахан, – сказала она. – Туан Абу, мой отец, выбрал меня, чтобы я разделила свою жизнь с тобой. Мужчина не должен жить один. А ты один уже три месяца.

Нья, вероятно, было лет четырнадцать, но в странах солнца и дождя девушка четырнадцати лет уже женщина, с желаниями женщины, и должна выходить замуж или, по крайней мере, жить с мужчиной, которого выбрал ее отец.

Ее смуглая кожа имела молочный оттенок, глаза светились драгоценными топазами, руки напоминали лепестки орхидеи, а ее ноги были изящны. Тело женщины-ребенка было атласным и таило в себе счастье порхающей птички. Она была дочерью солнца и дождя. Нос ее был тонким, точеным, ноздри изящны.

Нья была вся из атласа, из струящегося атласа. Твердая, когда ей следовало быть твердой. Мягкой, когда следовало быть мягкой. Сильной, когда требовалось быть сильной, и слабой, когда нужно было быть слабой.

Ее волосы цвета воронова крыла накрывали ее легкой пеленой.

Питер Марлоу улыбнулся ей. Он пытался скрыть свое смущение. Хотелось быть похожим на нее, раскованным, счастливым и лишенным застенчивости. Она сняла саронг, стала гордо перед ним и сказала:

– Я молюсь, чтобы смогла сделать тебя счастливым и подарить тебе крепкий сон. И я молю тебя научить меня всем тем вещам, которые должна знать твоя женщина, чтобы ты был «ближе к Богу».

«Как прекрасно сказано: „ближе к Богу“, – подумал Питер Марлоу, – как прекрасно изображать любовь как близость к Богу».

Он посмотрел на Сутру.

– Да. Мы любили друг друга крепко и долго. Я благодарю Аллаха, что жил и любил почти вечно. Как славны пути, выбираемые Аллахом.

Появилось облако и схватилось с луной за право обладания ночью.

– Хорошо быть мужчиной, – сказал Питер Марлоу.

– Тебя ничто не тревожит сегодня ночью?

– Нет. В самом деле. Сегодня – нет.

Питер Марлоу изучал старого малайца, который понравился ему.

– Послушай, туан Сутра. Я открою тебе свои мысли, потому что верю – со временем мы станем друзьями. Со временем ты сможешь оценить мою дружбу и мою душу. Но война – это трата времени. Поэтому я буду говорить с тобой как твой друг, хотя и не стал еще им.

Старик не ответил. Он запыхтел сигаретой и ждал продолжения.

– Мне необходима небольшая деталь для приемника. Нет ли старого радио в деревне? Если оно сломано, я мог бы снять всего лишь одну маленькую детальку.

– Ты же знаешь – радио запрещено японцами.

– Верно, но иногда есть тайные места, чтобы прятать то, что запрещено.

Сутра размышлял. Приемник лежал в его хижине. Возможно, сам Аллах послал туана Марлоу, чтобы тот забрал его. Он верил, что может доверять ему, потому что раньше ему доверял туан Абу. Но, если туана Марлоу поймают с радио за пределами лагеря, деревня будет неизбежно втянута в эту историю.

Оставлять радио в деревне тоже было опасно. Конечно, можно закопать приемник в джунглях. Это следовало бы сделать, но искушение послушать радио было очень велико. Искушение женщин послушать «дерганую музыку» было очень велико. Искушение знать новости, когда другие не знали, было очень велико. Верно сказано: «Суета, все суета сует». Будет лучше, решил он, если вещь белого человека останется у белого человека.

Он встал, поманил к себе Питера Марлоу и через занавески провел его в темную глубину хижины. Он остановился у входа в спальню Сулины. Она лежала на кровати, блестя глазами, на ней был тонкий свободный саронг.

– Сулина, – сказал Сутра, – пойди на веранду и посторожи.

– Хорошо, отец. – Сулина соскользнула с кровати, затянула на себе саронг и одернула свой жилет – баджу. «Одернула чересчур сильно, чтобы грудь была видна, – подумал Сутра. – Да, девушке пришло время выходить замуж. Но за кого? Не было подходящего мужчины».

Он стоял в стороне, и девушка проскользнула мимо, опустив притворно застенчивые глаза. Но ничего застенчивого не было в движении ее бедер, и Питер Марлоу тоже заметил это. «Я должен проучить ее палкой», – подумал Сутра. Но он знал, что сердиться не нужно. Она была всего лишь девушкой, стоящей на пороге зрелости.

Искушать – это женский подход к жизни, а быть желанной – всего лишь женская потребность.

«Возможно, я отдам тебя англичанину. Может быть, это уменьшит твой голод. Он выглядит более, чем мужчиной!» – Сутра вздохнул. Как бы снова стать молодым!

Из-под кровати он вытащил небольшой приемник.

– Я доверюсь тебе. Это радио в порядке. Оно хорошо работает. Ты можешь взять его.

Питер Марлоу чуть не уронил его от возбуждения.

– А ты как же? Оно, конечно, бесценно.

– А у него нет цены. Бери его с собой.

Питер Марлоу перевернул радиоприемник. Он работал от сети. В хорошем состоянии. Крышка была снята и в глубине мерцали лампы. Там было много конденсаторов. Много. Он поднес приемник поближе к свету и дюйм за дюймом изучал его содержимое.

С его лица начал капать пот. Наконец он нашел конденсатор на триста микрофарад.

«Теперь что делать? – спрашивал он себя. – Взять только конденсатор? Мак сказал, что он почти уверен. Лучше взять все целиком, тогда если этот конденсатор не подойдет к нашему приемнику, у нас будет еще один. Мы сумеем спрятать его где-нибудь. Решено. Хорошо иметь запасной приемник».

– Благодарю тебя, туан Сутра. Это подарок, за который я не смогу отблагодарить тебя в достаточной степени. Я и тысячи других людей в Чанги.

– Прошу тебя защитить нас. Если охранник увидит тебя, спрячь его в джунглях. Моя деревня в твоих руках.

– Не бойся. Я буду защищать ее своей жизнью.

– Я верю тебе. Но, возможно, это не самый умный поступок в моей жизни.

– Бывают случаи, туан Сутра, когда я искренне верю, что люди просто глупы.

– Ты умен не по годам.

Сутра дал кусок материи, чтобы завернуть приемник, потом они вернулись в главную комнату. Сулина сидела в тени на веранде. Когда они вошли, она встала.

– Принести еды или питья, отец?

«Ну вот, – сердито подумал Сутра, – спрашивает она меня, но думает о нем».

– Нет. Иди спать.

Сулина кокетливо тряхнула головой, но подчинилась.

– Думаю, моя дочь заслуживает порки.

– Не стоит наказывать такое изящное существо, – сказал Питер Марлоу. – Туан Абу обычно говорил: «Бей женщину по меньшей мере раз в неделю, и в твоем доме будет мир. Но не бей ее слишком сильно, чтобы не рассердить ее, потому что тогда она наверняка ударит тебя в ответ и причинит тебе большую боль».

– Я знаю это присловье. Оно, конечно, верно. Женщин трудно понять.

Они поговорили о многом, сидя на корточках на веранде и глядя на море. Прилив был очень слабым, и Питер Марлоу попросил разрешения искупаться.

– Здесь нет течений, – сказал ему старый малаец, – но иногда встречаются акулы.

– Я буду осторожен.

– Плавай только в тени около лодок. Иногда вдоль берега проходят японцы. В трех милях отсюда по пляжу находится огневая точка. Будь осторожен.

– Хорошо.

Питер Марлоу держался в тени, пока добрался до лодок. Луна опускалась. «Времени осталось не слишком много», – подумал он.

Около лодок несколько мужчин и женщин готовили и чинили сети, болтая и пересмеиваясь. Они не обратили внимания на Питера Марлоу, когда он раздевался и уходил в море.

Вода была теплой, но он чувствовал холодные струи. Это обычное явление во всех восточных морях; он нашел одну такую струю и постарался остаться в ней. Ощущение свободы было великолепным. Он чувствовал себя снова маленьким мальчиком, плавающим в полночь в Южном море вместе с отцом, который кричит: «Не заплывай слишком далеко, Питер! Помни о течениях!»

Он плыл под водой, и его кожа впитывала соль. Всплыв, он выпустил струю воды, как кит, и лениво направился к мелководью, где лег на спину, омываемый прибоем, в восторге от ощущения свободы.

Когда он барахтался в прибое, где вода едва укрывала его бедра, до него неожиданно дошло, что он совершенно гол, а в двадцати ярдах от него были женщины и мужчины. Но он не почувствовал смущения.

Нагота стала образом жизни лагеря. А месяцы, проведенные в деревне на Яве, приучили его к тому, что ничего нет постыдного в том, чтобы быть человеком с его желаниями и потребностями.

Чувственное тепло моря, резвившегося с ним, и приятное тепло в желудке от съеденной пищи, подняло в нем желание. Он резко перевернулся на живот и устремился в море, борясь со своими чувствами.

Он стоял на песчаном дне, по шею в воде, смотрел на берег и на деревню. Мужчины и женщины по-прежнему были заняты ремонтом сетей. Он видел Сутру, сидящего на веранде своей хижины, курившего в тени. Потом увидел Сулину, освещенную светом керосиновой лампы, облокотившуюся на оконную раму. Она смотрела на море, едва прикрывшись саронгом.

Он знал, что она смотрит на него, и гадал, видит ли она. Он смотрел на нее, а она на него. Потом увидел, как она сняла саронг, отложила его в сторону, взяла чистое белое полотенце, и стала вытирать пот, блестевший на ее шее.

Она была дочерью солнца и дочерью дождя. Ее длинные черные волосы скрывали большую часть ее тела, но она откинула их назад и стала заплетать косу. И все время она улыбалась, наблюдая за ним.

Неожиданно каждая струя воды стала лаской, каждое дуновение ветерка стало лаской, каждая нитка водорослей стала лаской; они превратились в пальцы куртизанок, накопивших опыт столетий.

Я хочу взять тебя, Сулина.

Я собираюсь взять тебя, чего бы это мне не стоило.

Он попытался мысленно заставить Сулину уйти с веранды. Сулина наблюдала и ждала. Нетерпеливо, как и он.

Я хочу взять ее. Сутра. Не становись на моем пути. Не делай этого. Или, клянусь Богом...

Он не видел, как, придерживаясь тени, прокрался Кинг, как он в удивлении остановился, увидев его лежащего на животе на мелководье.

– Эй, Питер, Питер!

Услышав голос сквозь дурман, Питер Марлоу медленно повернул голову и увидел Кинга, делающего ему знак головой.

– Питер, давайте. Пора сматываться.

Увидев Кинга, он вспомнил лагерь, колючую проволоку, приемник, бриллиант и опять лагерь, и войну, и лагерь, и приемник, и охранника, мимо которого им предстоит проходить, и что они должны вернуться вовремя, и какие новости в лагере, и как будет счастлив Мак при виде трехсот микрофарад и запасного исправного приемника. Жар мужского желания исчез. Но боль осталась.

Он встал и побрел к своей одежде.

– У вас есть выдержка, – заметил Кинг.

– Почему вы так решили?

– Идете не спеша. Разве не видите, что дочь Сутры пялится на вас?

– Она видела столько голых мужчин, в этом нет ничего дурного.

Без жара желания нагота исчезла.

– Иногда я не понимаю вас. Где ваша скромность?

– Давно утеряна. – Он быстро оделся и присоединился к Кингу, стоявшему в тени. У него страшно болели чресла. – Я обрадовался, когда вы подошли. Спасибо.

– За что?

– Ах, пустяки.

– Вы испугались, что я забыл про вас?

Питер Марлоу покачал головой.

– Нет. Забудьте. Но все равно спасибо.

Кинг пристально посмотрел на него, потом пожал плечами.

– Пойдемте. Сейчас у нас трудностей не будет. – Он прошел мимо хижины Сутра и помахал рукой. – Salamat.

– Подожди, Раджа. Я мигом!

Питер Марлоу взбежал вверх по лестнице в хижину. Приемник стоял на прежнем месте. Держа в одной руке завернутый в ткань приемник, он поклонился Сутре.

– Благодарю тебя. Не бойся, он в надежных руках.

– Иди с Богом. – Сутра поколебался, потом улыбнулся. – Береги глаза, сынок. Когда для них будет еда, они должны ее съесть.

– Я запомню. – Питера Марлоу неожиданно бросило в жар. Правда ли, что старики иногда могут читать мысли?

– Благодарю тебя. Да будет мир с тобой.

– Да будет мир с тобой до нашей следующей встречи.

Питер Марлоу повернулся и ушел. Сулина сидела у окна, когда они проходили мимо. Саронг уже был на ней. Их взгляды встретились, и договор был заключен, принят и утвержден. Она смотрела, как они растворились на холме, где начинались джунгли, и слала им вдогонку пожелания благополучия, пока они не исчезли.

Сутра вздохнул, потом бесшумно прошел в комнату Сулины. Она мечтательно стояла около окна, саронг был накинут на ее плечи. В руках Сутры был тонкий бамбук. Он ударил аккуратно и сильно, хотя не очень, по обнаженным ягодицам.

– Это тебе за то, что соблазняла англичанина, которого я не приказал тебе соблазнять, – он старался, чтобы голос звучал рассерженно.

– Конечно, отец, – прохныкала она, и ее рыдание было ножом по его сердцу. Но, оставшись одна, она удобно свернулась на матрасе и тихонько заплакала, наслаждаясь своими слезами. А потом ее охватило тепло, усиленное ожогом отцовского удара.

Примерно в миле от лагеря Кинг и Питер Марлоу остановились перевести дыхание. Именно тогда Кинг впервые заметил маленький сверток. До этого он шел впереди и думал только об успехе сегодняшней ночной работы. Кроме того, внимательно наблюдал за темнотой, из которой могла появиться опасность. Поэтому и не заметил тючок раньше.

– Что это у вас? Дополнительный завтрак?

Он смотрел, как Питер Марлоу, гордо ухмыляясь, развернул ткань.

– Сюрприз!

У Кинга остановилось сердце.

– Чертов вы сукин сын! Вы что, спятили?

– В чем дело? – спросил пораженный Питер Марлоу.

– Вы сошли с ума? У нас от этого будет неприятностей больше, чем черт знает от чего. Вы не имеете права рисковать нашими головами из-за какого-то проклятого приемника. Вы не имеете права использовать мои связи для ваших чертовых дел.

Питер Марлоу чувствовал, как ночь наступает на него. Он слушал, не веря своим ушам.

– Я не собирался причинять никакого вреда...

– Ну, сукин вы сын! – взорвался Кинг. – Приемники – это отрава.

– Но ведь в лагере нет ни одного.

– Хватит. Вы прямо сейчас избавитесь от этой чертовой штуки. И я вам еще кое-что скажу. С нами кончено. С вами и со мной. Вы не имели права втягивать меня во что-то, не предупредив меня. Мне надо было бы дух из вас вышибить!

– Попробуйте. – Сейчас Питер Марлоу был сердит и раздражен, так же раздражен, как и Кинг. – Вы, кажется, забыли, что идет война и в лагере нет радио. Одна из причин, по которой я пошел, заключалась в том, что надеялся достать конденсатор. Но теперь у меня целый приемник – и он работает.

– Избавьтесь от него!

– Нет.

Двое мужчин напряженно смотрели друг на друга, неподвижно застыв на месте. В течение каких-то долей секунды Кинг был готов разорвать Питера Марлоу в клочья.

Однако Кинг знал, что гнев бесполезен, когда необходимо принимать важное решение, и справившись с первым потрясением, стал критически оценивать ситуацию.

Во-первых, ему пришлось признать, что, хотя из-за этой паршивой штуки не стоило так рисковать, риск себя оправдал. Если бы Сутра не был доброжелателен, он не стал бы отдавать Питеру приемник. Прекратил бы разговор, сказав: «Здесь нет никакого радио». С этой стороны все в порядке. А сделка носила частный характер – между Питером и Сутрой. Ведь Чен Сен к этому времени уже ушел.

Во-вторых, приемник, о котором он знает и который будут держать не в его хижине, очень нужен. Можно следить за ситуацией и точно знать, когда готовить побег. В итоге вреда нет, не считая того, что Питер превысил свои полномочия. Теперь рассмотрим этот момент. Если ты доверяешь парню и нанял его, то ты нанял его мозги. Нет смысла держать парня под боком, чтобы он выслушивал указания и тупо выполнял их. А Питер определенно великолепен во время переговоров. Если когда-то и настанет время побега, Питер войдет в эту группу. Нужно иметь парня, который говорит на иностранном языке. Да Пит и не испугался. Итак, принимая все это во внимание, глупо набрасываться на него. Сначала надо сообразить, можно ли использовать сложившуюся ситуацию с выгодой для себя. Да, он взбеленился как малолетка.

– Пит. – Он увидел упрямое выражение лица Питера Марлоу. Интересно, мог бы я одолеть этого сукиного сына. Конечно. Я вешу больше на пятьдесят-восемьдесят фунтов.

– Да?

– Извините, что сорвался. Радиоприемник – это хорошая идея.

– Что?

– Я сказал, что прошу прощения. Идея отличная.

– Не понимаю вас, – беспомощно сказал Питер Марлоу. – Секунду назад вы готовы были убить меня, сейчас говорите, – это хорошая мысль.

Кингу нравился этот сукин сын. У него есть характер.

– У меня от приемников мурашки по спине бегают, не ходовой товар. – Потом тихо рассмеялся. – Нельзя перепродать.

– Вы действительно на меня больше не сердитесь?

– Нет, черт побери. Мы друзья, – он шутливо подтолкнул его. – Меня просто вывело из себя то, что вы мне ничего не рассказали. Это нехорошо.

– Извините. Вы правы. Это было нелепо и несправедливо. Господи, я не хотел ни в коей степени подвергать вас опасности. Я искренне прошу прощения. Пожмем руки.

– Виноват, что сорвался. Но в следующий раз предупредите меня о том, что собираетесь делать.

Питер Марлоу пожал его руку.

– Даю слово.

– Вполне достаточно.

Ну, слава Богу, больше не о чем волноваться.

– Так что, черт возьми, вы имели в виду под конденсатором?

Питер Марлоу рассказал ему о трех флягах для воды.

– Итак, все, что нужно Маку, это один конденсатор, верно?

– Он сказал, что «думает», что это так.

– А вы знаете, что я думаю? Я думаю, что лучше взять один конденсатор и спрятать приемник. Закопать его здесь. Это будет надежно. Если ваш приемник не заработает, мы всегда можем вернуться и взять этот. Мак легко сможет поставить на место конденсатор. Спрятать это радио в лагере будет действительно трудно, а искушение просто включить эту штуковину в сеть будет трудно преодолеть, верно?

– Согласен. – Питер Марлоу испытующе смотрел на Кинга. – Вы пойдете со мной, если надо будет забрать приемник?

– Конечно.

– Если... по любой причине... я не смогу прийти за ним, вы придете за ним один? Если Мак или Ларкин попросят вас?

Кинг минуту подумал.

– Конечно.

– Даете слово?

– Да. – Кинг слегка улыбнулся, – Вы ведь придаете большое значение этой болтовне относительно «слова».

– Как еще можно судить о человеке?

Питеру Марлоу потребовалась минута, чтобы отсоединить два провода. Еще минута – и приемник был завернут в ткань, а в земле была выкопана небольшая ямка. На дно они положили плоский камень, потом завалили приемник толстым слоем листьев, разровняли землю и подтащили на это место поваленное дерево. За пару недель в сыром тайнике приемник придет в негодность, но пары недель хватит, чтобы вернуться и забрать его, если фляги не заработают.

Питер Марлоу вытер пот. Их обоих вдруг охватило жаром, и запах пота привел в безумие громадные тучи насекомых, роящихся над ними.

– Вот чертова мошкара! – Питер посмотрел на ночное небо, нервно определяя время. – Вы считаете, что пора идти дальше?

– Пока нет. Сейчас еще только пятнадцать минут пятого. Лучшее время – перед рассветом. Подождем еще минут десять, тогда будем на месте вовремя. – Кинг усмехнулся. – Первый раз, когда я пролез через проволоку, мне тоже было страшно, и я волновался. Когда возвращался обратно, пришлось ждать около проволоки. С полчаса или больше, пока путь не освободился. Боже! Вот попотел. – Он отмахнулся рукой от насекомых. – Чертовы твари.

Какое-то время посидели, прислушиваясь к постоянному движению джунглей. Рои светлячков мелькали яркими пятнышками в темноте.

– Как Бродвей ночью, – заметил Кинг.

– Я видел как-то фильм «Таймс-сквер». Это о газете. Дайте-ка вспомнить. По-моему, там играл Кегни.

– Не помню такого. Но Бродвей, правда, стоит посмотреть. И в полночь там светло как днем. Везде огромные вывески и огни.

– Вы там живете? В Нью-Йорке?

– Нет. Я был там пару раз. Проездом.

– Где вы живете?

Кинг пожал плечами.

– Мой отец переезжал с места на место.

– Чем он занимается?

– Хороший вопрос. Всем понемногу. Большую часть времени он пил.

– О! Это, должно быть, очень тяжело.

– Плохо действует на ребенка.

– У вас есть семья?

– Мать умерла. Она умерла, когда мне было три года. Сестер и братьев у меня не было. Отец вырастил меня. Он никчемный человек, но зато научил меня жизни. Правило первое: бедность – это болезнь. Правило второе: деньги – это все. Правило третье: неважно, как вы их получили, если вы их уже получили.

– Знаете, я никогда не задумывался о деньгах. Если ты в армии, ну, там всегда тебя ждет ежемесячный чек, существует определенный стандарт жизни, поэтому деньги немного значат.

– Сколько зарабатывает ваш отец?

– Точно не знаю. Думаю, около шестисот фунтов в год.

– Господи, да это только две тысячи четыреста баксов. Я в чине капрала зарабатываю тысячу триста: Ни за что не стал бы работать за такие гроши.

– Возможно, в Штатах по-другому. Но в Англии на это можно сносно прожить. Конечно, машина у нас довольно старая, но это неважно, а в конце службы вам назначают пенсию.

– Сколько?

– Примерно половину жалованья.

– Это ерунда. Не могу понять, почему люди идут в армию. Думаю, что это просто неудачники.

Кинг почувствовал, как Питер Марлоу напрягся.

– Конечно, – добавил он быстро, – это не относится к Англии. Я говорил о Штатах.

– Служба – хорошая жизнь для мужчины. Денег хватает, интересная жизнь во всех уголках мира. Окружение нормальное. Ну и быть офицером престижно. – Питер Марлоу добавил почти извиняющимся тоном:

– Вы понимаете – традиции и все такое прочее.

– Останетесь на службе после войны?

– Конечно.

– Я считаю, – сказал Кинг, ковыряя в зубах кусочком коры, – это слишком просто. Скучно выполнять приказы других парней, которые по большей части бездельники, да и перспективы нет. Вот как мне кажется. И, черт возьми, вам ничего не платят. Пит, да посмотрите на Штаты. Ни одна страна в мире не похожа на них. Ни одна. Каждый работает на себя, и каждый встречный столь же хорош, как и любой другой. И все, что вам надо сделать, это произвести хорошее впечатление и оказаться лучше другого парня. Вот это весело.

– Не думаю, что это мне подойдет. Так или иначе, но я не из тех, кто умеет делать деньги. Лучше уж буду делать то, для чего был рожден.

– Чушь! Просто из-за того, что ваш старик служит в армии...

– В нашей семье мужчины служат в армии с 1720 года. Отца сменяет сын. Чтобы изменить это, надо наплевать на традиции.

Кинг хмыкнул.

– Пора! – Потом добавил. – Я знаю только моего отца и его отца. Дальше – пустота. По крайней мере считается, что мои предки приплыли из Старого Света в 80-х годах.

– Из Англии?

– Черт возьми, нет. Думаю, из Германии. Или, быть может, из Средней Европы. Кого это, черт возьми, трогает? Я американец, и этим все сказано.

– Марлоу служат в армии, и этим все сказано!

– Нет, черт побери. Это все зависит от вас. Послушайте. Вот вы сейчас при деньгах, потому что хорошо соображаете. Можете стать крупным бизнесменом, если захотите. Вы ведь говорите, как малаец, верно? Мне нужны ваши мозги. Я плачу за них, только не важничайте! Это по-американски. Это не имеет ничего общего с приятельскими отношениями. Ничего. Если я не заплачу, значит, я дерьмо.

– Это не правильно. Не нужно платить, если вам немного помогли.

– Черт возьми, вас нужно учить. Я хотел бы забрать вас с собой в Штаты и заставить добиться успеха. От вашего надутого английского произношения девки помрут. Вы придете в норму. Мы устроим вас торговать нижним женским бельем.

– Боже правый. – Питер улыбнулся вместе с ним, но в его улыбке чувствовался страх. – Я не могу торговать, так же как не могу летать.

– Но вы же летаете.

– Я имел в виду без самолета.

– Конечно. Я пошутил.

Кинг посмотрел на часы.

– Когда ждешь, время идет медленно.

– Я думаю, мы никогда не выберемся из этой вонючей дыры.

– Дядя Сэм заставил япошек отступать. Война долго не продлится. Даже если и продлится, ну и что, черт возьми? Для нас она закончилась, приятель. Это единственное, что имеет значение.

Кинг посмотрел на часы.

– Нам лучше сматываться.

– Что?

– Пошли.

– Ну пошли! – Питер Марлоу поднялся. – Веди нас, Макдуф! – весело добавил он.

– Не понял.

– Просто поговорка. Она означает: «Давай сматываться».

Довольные тем, что остались друзьями, они углубились в джунгли. Перейти дорогу оказалось просто. Теперь, когда они миновали территорию, охраняемую подвижными патрулями, они пошли коротким путем и были уже в четверти мили от проволоки. Кинг шагал впереди, спокойно и уверенно. Только тучи светлячков и москитов отравляли путешествие.

– Господи, как кусаются!

– Да. Если бы можно было их всех зажарить, – шепотом ответил Питер Марлоу.

А потом они увидели штык, направленный прямо на них, и замерли как вкопанные.

Японец сидел, прислонившись к дереву, глаза его смотрели на них, гримаса искажала лицо, а штык он держал на коленях.

Их мысли были одинаковыми. Господи! Утрам Роуд! Я покойник. Убивай!

Кинг среагировал первым. Он бросился на охранника, вырвал у него винтовку со штыком, откатился, метнувшись в сторону, потом вскочил на ноги, подняв винтовку, чтобы прикладом размозжить лицо японцу. Питер Марлоу нырнул, пытаясь схватить охранника за горло. Какое-то шестое чувство остановило его, и он отвел судорожно сжатые пальцы и вцепился в дерево.

– Уходим от него! – Питер Марлоу вскочил на ноги, схватил Кинга и оттащил его в сторону.

Охранник не пошевелился. Та же злобная ухмылка застыла на его лице с широко открытыми глазами.

– Что за черт? – судорожно выдохнул Кинг, охваченный паникой, по-прежнему держа винтовку высоко над головой.

– Уходим! Бога ради, поторопитесь! – Питер Марлоу вырвал винтовку из рук Кинга и бросил ее рядом с мертвым японцем. И тогда Кинг увидел на коленях у человека змею.

– Боже, – прохрипел он.

Питер Марлоу яростно вцепился в него.

– Уходим! Ради всего святого, бежим!

Он помчался прочь от этих деревьев, напролом продираясь через заросли. Кинг бежал за ним. Добежав до поляны, они остановились.

– Вы спятили, – Кинг поморщился, задыхаясь. – Это всего лишь дурацкая змея.

– Это была летающая змея, – переводя дыхание, сказал Питер Марлоу. – Они живут на деревьях. Мгновенная смерть от укуса, старина. Эти змеи забираются на деревья, потом планируют по спирали на землю, падая на свои жертвы. На коленях у японца была одна змея, а еще одна – под ним. Должны были быть еще, потому что эти змеи всегда живут выводками.

– Господи!

– На самом деле, старина, мы должны быть благодарны этим чертовым змеям, – произнес Питер Марлоу, стараясь успокоить дыхание. – Этот япошка был еще теплый. Он умер пару минут назад. Если бы его не укусила змея, он бы поймал нас. И мы должны благодарить Бога за нашу ссору. За это время поработали змеи. Мы никогда не были так близки к катастрофе! К смертельной! Никогда.

– Как бы там ни было, я не хочу видеть этого чертового япошку, у которого этот чертов штык направлен прямо на меня посреди этой чертовой ночи. Пошли. Лучше убраться отсюда прочь.

Они подошли к условленному месту около колючей проволоки, уселись и стали ждать. Нельзя было лезть через проволоку. Слишком много людей вокруг. Постоянно ходили люди, лагерные призраки, страдающие бессонницей, полусонные.

Было приятно отдохнуть, они оба почувствовали, как дрожат колени, и благодарили судьбу за то, что остались живы.

«Боже, – думал Кинг, – ну и ночка. Если бы не Пит, я был бы покойником. Я уже собирался поставить ногу на колено японца, после того, как ударил бы его винтовкой. Моя нога была в шести дюймах от змеи! Ненавижу их! Сучьи созданья!»

Когда Кинг успокоился, он понял, что его уважение к Питеру Марлоу возросло.

– Вы во второй раз спасли мою голову, – прошептал он.

– Вы первый добрались до винтовки. Если бы японец был жив, вы бы убили его. Я опоздал.

– Правда, я был первым. – Кинг замолчал, потом ухмыльнулся. – Эй, Питер. У нас с вами получается хорошая команда. С вашей красотой и моими мозгами мы хорошо справимся.

Питер Марлоу начал смеяться. Он старался удержать смех и покатился по земле. Сдавленный смех и слезы, струящиеся по его лицу, заразили Кинга, и он тоже начал корчиться от смеха. Наконец Питер Марлоу сказал, задыхаясь:

– Заткнитесь, ради Бога.

– Вы начали первым.

– Нет.

– Конечно, вы, вы сказали, вы сказали... – Но Кинг не мог продолжать. Он вытер слезы. – Вы видели этого японца? Этот сукин сын просто сидел, как обезьяна...

– Посмотрите!

Смех оборвался.

По другую сторону колючей проволоки по лагерю шел Грей. Они видели, как он остановился напротив хижины американцев. Видели, как он притаился в тени, потом посмотрел через проволоку, почти прямо на них.

– Вы думаете, он в курсе? – прошептал Питер Марлоу.

– Не знаю. Но совершенно уверен, что сейчас мы не можем рисковать. Погодим.

Они ждали. Небо начало светлеть. Грей стоял в тени, приглядываясь к хижине американцев, потом оглядел лагерь. Кинг знал, что с того места, где стоит Грей, видна его кровать. Он знал. Грею видно, что его нет на месте. Но одеяла были отвернуты, и можно подумать, что он бродит где-то в лагере. Нет закона, по которому нельзя было бы выходить из хижины. Но поторопись. Грей, убирайся отсюда к черту.

– Нам скоро нужно идти, – сказал Кинг. – Свет – наш противник.

– Как насчет другого места?

– Он просматривает весь забор, от дороги до угла.

– Думаете, что произошла утечка – кто-то стукнул?

– Возможно. Но, может быть, просто совпадение, – Кинг прикусил губу.

– Как насчет того места, где уборные?

– Слишком опасно.

Они ждали. Потом увидели, как Грей еще раз посмотрел через забор в их сторону и ушел. Они следили за ним, пока он не скрылся за углом тюрьмы.

– Может быть, это ловушка, – прошептал Кинг. – Подождем пару минут.

Секунды тянулись как часы – небо светлело, и темнота рассеивалась. Сейчас около забора не было никого.

– Сейчас или никогда, пошли.

Они подбежали к забору; секунды потребовались на то, чтобы пролезть под проволокой и оказаться в траншее.

– Иди в свою хижину. Раджа. Я подожду.

– О'кей.

Несмотря на свой рост, Кинг легко и быстро добежал до своей хижины. Питер Марлоу выбрался из траншеи. Какое-то чувство подсказало ему сесть на край и посмотреть на лес за проволокой. Краем глаза он заметил, как Грей вышел из-за угла и остановился. Питер Марлоу понял, что его заметили.

– Марлоу!

– А, привет. Грей. Вам тоже не спится? – спросил он, потягиваясь.

– Сколько времени вы провели здесь?

– Несколько минут. Я устал ходить и присел.

– Где ваш приятель.

– Который?

– Американец. – Грей ухмыльнулся.

– Не знаю. Думаю, спит.

Грей посмотрел на китайскую одежду. Блуза была разорвана на плечах и мокрая от пота. Грязь, остатки листьев на животе и коленях. Полоска грязи на лице.

– Где вы так вымазались? И почему такой потный?

– Я грязен, потому что... нет вреда в небольшой, настоящей грязи. На самом деле, – сказал Питер Марлоу, вставая и отряхивая брюки на коленях и сзади, – ничего не может сравниться с небольшой грязью, чтобы заставить человека почувствовать себя чистым, когда он смоет ее. А я потею по той причине, что и вы. Вы же знаете, тропики – жара и все такое прочее!

– Что у вас там в карманах?

– У вас подозрительный, тупой ум. Вам кажется, все в лагере таскают контрабанду. Нет правила, запрещающего гулять по лагерю, если не можешь заснуть.

– Это верно, – согласился Грей, – но есть закон, запрещающий прогулки вне лагеря.

Питер Марлоу беззаботно разглядывал Грея, отнюдь не ощущая беззаботности в душе, и стараясь угадать, на что намекал Грей. Знает ли он?

– Надо быть дураком, чтобы сделать это.

– Верно. – Грей долго и тяжело глядел на него. Потом повернулся и пошел прочь.

Питер Марлоу смотрел ему вслед. Затем направился в обратную сторону, не глядя на хижину американцев. Сегодня Мака должны выпустить из госпиталя. Питер Марлоу улыбнулся, представив, как Мак обрадуется такому подарку по возвращении домой.

Из безопасного места, со своей кровати, Кинг следил за Питером Марлоу. Потом не отрывал глаз от Грея – врага, ощетинившегося и зловещего в свете нарождающегося утра.

Тощий, как скелет, лохмотья брюк, грубые местные деревянные сандалии, без рубашки, на руке повязка, потрепанный берет танкиста. Луч солнца осветил танковую эмблему на берете, превратив ее в расплавленное золото.

– Что тебе известно. Грей, сукин ты сын? – спросил себя Кинг.