Глава 25

На следующий день после праздника Всех Святых, когда Берни вернулся с работы и сидел на диване, просматривая почту, миссис Пиппин, отряхнув испачканные мукой руки, вышла из кухни и передала ему записку.

— Вам кто-то недавно звонил, мистер Фаин, — сказала она, улыбаясь. Какое удовольствие видеть ее по возвращении домой, и дети ее очень полюбили. — Какой-то джентльмен. Надеюсь, я правильно записала его имя.

— Уверен, что правильно. Спасибо. — Он взял записку и заглянул в нее, а миссис Пиппин вновь занялась своими делами. Поначалу ему не удалось вспомнить, что это за имя. Он зашел в кухню, налил себе выпить и попытался расспросить няню поподробнее. Она готовила рыбу на обед и как раз обваливала ее в муке, Джейн помогала ей, а Александр что-то строил из маленьких разноцветных кубиков, сидя на полу. Примерно такую же картину он заставал дома, когда хозяйством занималась Лиз, и, глядя на них, почувствовал, как от тоски у него сжалось сердце. Он по-прежнему на каждом шагу ощущал ее отсутствие. — Миссис Пиппин, это его имя или фамилия?

— Он назвал себя Скотт. — Она еще не закончила готовить рыбу и говорила, не поднимая глаз на Берни. Абсолютно пустой для него звук. — А зовут его Чендлер.

Сердце у Берни екнуло: вернувшись в гостиную, он еще раз взглянул на записанный ею номер телефона. Он еще долго размышлял над этим, но за обедом ни словом не выдал себя. Судя по номеру, Чендлер снова в Сан-Франциско и опять будет требовать денег. Берни решил было не откликаться на звонок, но в десять часов вечера телефон зазвонил снова, и он снял трубку, заранее предчувствуя недоброе. Он не ошибся. До него донесся голос Чендлера Скотта.

— Приветствую вас. — В тоне его звучали прежние нотки фальшивой бравады, но это не произвело на Берни ни малейшего впечатления.

— Мне казалось, я все вполне внятно объяснил вам при прошлой встрече, — сказал Берни без тени любезности.

— Я просто оказался проездом в Сан-Франциско.

— Надеюсь, вы не задержитесь тут надолго. Чендлер расхохотался, как будто Берни отпустил крайне забавную шутку.

— Как там Лиз?

Берни решил не сообщать ему о случившемся. Это абсолютно его не касается.

— Прекрасно.

— А моя дочка?

— Она давно уже не ваша, а моя. — Но говорить этого не следовало. Скотт тут же заерепенился:

— Если я все правильно помню, дело обстоит иначе.

— Неужели? Видимо, у вас плохо с памятью, и вы забыли о полученной сумме в десять тысяч долларов. — Берни взял суровый тон, но Чендлер и глазом не моргнул.

— С памятью у меня все в порядке, просто мои вложения оказались не слишком удачными.

— Сочувствую вам. — Значит, ему опять понадобились деньги.

— Спасибо. Вот я и подумал, не побеседовать ли нам еще разок на эту тему, ну, насчет моей дочки. — Берни почувствовал, как ему свело скулы, и он вспомнил об обещании, которое дал Лиз. Ему хотелось раз и навсегда избавиться от этого типа, чтобы не возвращаться каждый год к одному и тому же разговору. Если считать точно, с тех пор, как они вручили ему деньги, прошло полтора года.

— Скотт, я предупреждал вас в прошлый раз, что больше не пойду вам навстречу.

— Может, и так, друг мой, может, и так. — Берни испытал неодолимое желание расквасить ему морду. — Впрочем, не исключен вариант, в котором нам придется повторить знакомую процедуру.

— Не думаю.

— Вы хотите сказать, что источник иссяк? Берни тошнило от его манеры выражаться. Нетрудно догадаться, кто он такой на самом деле. Мелкий мошенник.

— Я хочу сказать, что больше не намерен играть в эти игры. Все ясно, приятель?

— Тогда мне хотелось бы повидаться со своей дочкой. — Он хладнокровно выложил карты на стол, словно играя в покер.

— У нее нет желания встречаться с вами.

— Если я обращусь в суд, желание появится. Сколько ей уже лет? Семь? Восемь? — Он не помнил точно.

— А какое это имеет значение? — Девочке исполнилось девять лет, а он даже не подозревает об этом.

— А почему бы вам не спросить Лиз, какого она мнения на этот счет?

Столь явная попытка шантажа окончательно вывела Берни из терпения. Он решил объяснить, что Лиз никогда больше не попадется на его уловки.

— У нее нет мнения на этот счет, Скотт. Она умерла в июле. — Последовало долгое молчание.

— Мне очень жаль. — Он словно на мгновение отрезвел.

— Надеюсь, на этом наш разговор закончен? — Берни вдруг обрадовался, что нашел силы сообщить ему об этом. Может, теперь этот негодяй оставит их в покое. Однако он явно его недооценил.

— Почему же? Ведь девочка жива, не так ли? А от чего умерла Лиз?

— От рака.

— Вот беда. Но как бы там ни было, ребенок все равно мой, и, как мне кажется, вам бы очень хотелось, чтобы я скрылся с глаз подальше. Готов оказать вам эту услугу за приемлемое вознаграждение.

— И через год явиться сюда снова? Нет уж, Скотт, с меня хватит. На это раз ничего у вас не выйдет.

— Очень жаль. Похоже, мне придется получить в суде разрешение видеться с ребенком.

Ни на секунду не забывая о данном Лиз обещании, Берни все же решил попробовать взять его на пушку.

— Валяйте, Скотт. Делайте, что хотите. Мне все равно.

— Дайте мне десять тысяч, и я исчезну. Я даже готов пойти на скидку. Восемь вас устроит? Берни затрясло от омерзения.

— Черта с два, — ответил он и бросил трубку. Он с удовольствием показал бы этому типу, где раки зимуют, но через три дня стараниями Чендлера самому Берни пришлось узнать почем фунт лиха.

Он получил письмо за подписью юрисконсульта с Маркет-стрит с уведомлением о том, что Чендлер Скотт, отец Джейн Скотт и бывший супруг Элизабет О'Райли-Скотт-Файн, просит разрешения на свидания с дочерью. Берни надлежало явиться в суд семнадцатого ноября, по счастью, без ребенка. Но когда он прочел письмо, сердце тревожно забилось у него в груди, и он тут же позвонил Биллу Гроссману в бюро.

— Что мне теперь делать? — в отчаянии спросил он. Гроссман сразу же откликнулся на его звонок. Он помнил об их предыдущем разговоре на ту же тему.

— Похоже, вам придется явиться в суд.

— У него есть какие-нибудь права на девочку?

— А вы ее не удочерили?

Когда он задал этот вопрос, у Берни упало сердце. На них лавиной сыпались всяческие перипетии: рождение ребенка, болезнь Лиз, последние девять месяцев, затем необходимость заново устроить жизнь…

— Нет… не удочерил… Черт возьми, я собирался, но у нас не было причин спешить. Откупившись от него, я полагал, что он надолго оставит нас в покое.

— Вы давали ему деньги? — озабоченно спросил адвокат.

— Да. Полтора года назад я вручил ему десять тысяч долларов с условием, что он от нас отвяжется. — Точнее говоря, с тех пор прошел год и восемь месяцев. Берни точно запомнил день, ведь это произошло перед самым рождением малыша.

— А он может это доказать?

— Нет. Вы предупредили меня, что подобные действия противозаконны, и я это учел. — Гроссман сказал тогда, что они рассматриваются как нелегальная торговля детьми. По закону никто не может ни купить, ни продать ребенка, но по сути дела Чендлер Скотт продал Джейн Берни за десять тысяч долларов. — Я положил купюры в конверт и отдал ему.

— Ну что же. — Судя по тону Гроссмана, адвокат призадумался. — Проблема вот в чем: стоит хоть раз дать им денег, и рано или поздно они вернутся, чтобы потребовать еще. Он явился опять за этим?

— Вот как все вышло. Он позвонил мне несколько дней назад и потребовал десять тысяч долларов, пообещав, что снова исчезнет из нашей жизни. Собственно говоря, он даже предложил мне скидку и был готов удовольствоваться восемью.

— Боже милостивый, — не выдержал Гроссман, — какой очаровательный человек.

— Я решил сказать ему, что моя жена умерла, полагая, что после этого он утратит всякий интерес к ребенку. Мне хотелось, чтобы он знал: ему предстоит иметь дело со мной, а я не намерен терпеть это наглое вымогательство.

Некоторое время Гроссман молчал, а затем проговорил:

— Я не знал о том, что ваша жена скончалась. Примите мои искренние соболезнования.

— Это случилось в июле. — Голос Берни звучал бесстрастно, но при этом он думал о Лиз и о том, как она взяла с него обещание любой ценой не подпускать Чендлера Скотта близко к Джейн. Может, все-таки следовало дать ему эти десять тысяч? Может, он свалял дурака, решив взять его на пушку?

— Ваша жена не оставила завещания касательно ребенка? — Они с Лиз обсуждали этот вопрос, но все ее достояние ограничивалось вещами, которые подарил ей Берни, и ей хотелось, чтобы они достались ему и детям.

— Нет. Фактически у нее не было никакого имущества.

— А как она распорядилась опекой над ребенком? Она поручила ее вам?

— Разумеется, — слегка оскорбленным тоном ответил Берни. Разве она могла поручить заботу о детях кому-то другому?

— Она оставила письменное распоряжение на этот счет?

— Нет.

Билл Гроссман тихонько вздохнул. Берни вот-вот столкнется с крайне серьезной проблемой.

— Теперь, после смерти вашей жены, все законные права переходят к нему. Ведь он — кровный отец девочки.

Берни похолодел.

— Вы случайно не шутите? — Его чуть не бросило в дрожь.

— Нет.

— Но ведь он мерзавец и к тому же преступник, за которым числятся судимости. По всей вероятности, он и сейчас только-только вышел из тюрьмы.

— Это ничего не меняет. Согласно калифорнийским законам кровный отец сохраняет за собой права на ребенка, каким бы он ни был. Даже люди, осужденные за убийство, вправе видеться со своими детьми.

— И что теперь будет?

— Скорее всего ему предоставят право посещать ребенка на время, которое пройдет до окончательного слушания дела. — Он не стал говорить Берни о том, что он может и полностью лишиться полномочий опекуна. — Он общался с девочкой прежде?

— Никогда. Ей даже неизвестно о том, что он жив. Моя жена говорила, что в последний раз он видел дочку, когда той было меньше годика. Билл, все его притязания ничем не обоснованы.

— Вам не стоит питать иллюзий на этот счет. Основания у него есть, ведь он — кровный отец ребенка… А сколько времени продлился этот брак?

— Почти нисколько. Они поженились за несколько дней до появления ребенка на свет, а после этого он, по-моему, куда-то исчез. Потом вернулся на пару месяцев — Джейн тогда не исполнилось еще и года — и вновь скрылся, на этот раз окончательно. Лиз развелась с ним, мотивируя свой запрос тем, что он их бросил, при этом не потребовалось ни уведомлять его, ни спрашивать его о согласии. Мне кажется, Лиз пребывала в полном неведении относительно того, где он находится, вплоть до прошлого года.

— Вы допустили большую ошибку, не удочерив девочку до его появления.

— По-моему, с его стороны нелепо что-либо требовать.

— И я того же мнения, но совершенно неизвестно, как на это посмотрит судья. Как вы полагаете, он вправду стремится к общению с девочкой?

— А как вы сами думаете, если учесть, что он отказался от встреч с ней за десять тысяч долларов и три дня назад готов был сделать то же самое за восемь? Он смотрит на нее как на источник наживы, и только. Когда мы с ним встречались и я отдавал ему деньги, он даже не спросил о ней. Ни разу. Это ни о чем вам не говорит?

— Говорит о том, что он — скользкий проныра, который решил поживиться за ваш счет. Не исключено, что до суда он еще раз позвонит вам.

И Гроссман не ошибся. За три дня до того, как они должны были явиться на предварительное слушание. Скотт снова обратился к Берни с предложением: пусть ему дадут денег, и он оставит их в покое. Но при этом он увеличил сумму до пятидесяти тысяч долларов.

— Вы с ума сошли?

— Я навел насчет тебя кое-какие справки, милый друг.

— Не смей меня так называть, ублюдок.

— Теперь я знаю, что ты — богатый еврей из Нью-Йорка, который вдобавок заведует большим дорогим магазином. Как знать, может, он вообще тебе принадлежит.

— Отнюдь.

— Да это и неважно. Хотите, выкладывайте пятьдесят тысяч, а не хотите — не надо.

— Я мог бы заплатить десять, но не более того. — Он согласился бы и на двадцать, но не хотел сразу говорить об этом. Но Скотт рассмеялся в ответ.

— Пятьдесят, и ни центом меньше. Речь идет о ребенке, а они торгуются, до чего же это гнусно.

— Вам не удастся заставить меня плясать под свою дудку, Скотт.

— Может, и удастся. Лиз больше нет, и суд во всем пойдет мне навстречу. Если я захочу, даже опеку передадут мне… И, пожалуй, исходя из этих соображений, вам придется заплатить мне уже не пятьдесят, а сто тысяч.

Когда Скотт повесил трубку, Берни почувствовал, что по спине у него побежали мурашки. Он кинулся звонить Гроссману.

— Он что, окончательно спятил? Неужели такое возможно?

— Этого нельзя исключать.

— О господи… — Берни пришел в ужас. Что, если суд отдаст Джейн Скотту? Ведь он обещал Лиз… К тому же Джейн давно уже ему как родная.

— С точки зрения закона, у вас нет никаких прав на девочку. Даже в том случае, если бы ваша жена оставила завещание, назначив вас опекуном над Джейн, за Скоттом все равно сохранились бы его полномочия. В данной ситуации вы можете выиграть дело, если мы сумеем доказать, что он никак не годится на роль опекуна, и если нам не попадется совершенно выживший из ума судья. Впрочем, окажись вы оба работниками банка, юристами или бизнесменами, победа осталась бы за ним. На самом деле он может только изрядно попортить вам нервы и травмировать девочку.

— Он готов пощадить ее, — с горечью сказал Берни, — на сей раз уже за сто тысяч долларов.

— У вас есть запись этого разговора?

— Разумеется, нет! Чем я, по-вашему, занимаюсь, чтобы записывать на пленку свои беседы по телефону? Я же не наркотиками торгую, а всего лишь заведую крупным магазином! — Он наконец вспылил. Какая-то возмутительная ситуация. — Так что же будет дальше?

— Если вы не расположены к тому, чтобы заплатить ему сто тысяч, а я не советую вам этого делать, ибо через неделю он потребует новых денег, мы с вами посетим заседание суда и докажем, что отец из него никудышный. Вероятно, ему разрешат посещать ее до окончательного слушания дела, но это не очень страшно.

— Для вас, наверное, не очень. Но Джейн ни разу в глаза его не видела. По сути дела, — мрачно сказал Берни, — она считает, что его и в живых-то нет. Много лет назад мать сказала ей, что он умер. А за последний год ей пришлось перенести немало потрясений. С тех пор как мать Джейн умерла, девочку преследуют кошмары.

— Если психиатр подтвердит этот факт, возможно, при окончательном слушании Скотту откажут в праве видеться с ней.

— А как быть с его просьбой встречаться с ней до тех пор?

— Суд удовлетворит ее в любом случае. Считается, что даже отпетый негодяй не может плохо повлиять на ребенка, если разрешение дается на ограниченный срок.

— И чем они это аргументируют?

— Аргументов никто не требует, суд автономен. Наличие заявления мистера Скотта дает судье право решать все вопросы за него и за вас.

И за Джейн. Теперь ее судьба будет зависеть от постановления суда, а он, Берни, не сумел этому помешать. Ему стало плохо, он представил себе, каким ударом оказалось бы это известие для Лиз. Она просто умерла бы от ужаса. И он не увидел в этой фразе ничего смешного. Немыслимая, жуткая ситуация.

Утро семнадцатого ноября выдалось пасмурное, хмурое, точь-в-точь под настроение Берни. Когда пришла пора отправляться в суд, Джейн уже уехала в школу, а миссис Пиппин, как обычно, занималась Александром. Берни никому ни словом не обмолвился о том, что происходит. Он еще надеялся, что все как-нибудь образуется. И стоя рядом с Гроссманом в зале размещавшегося в здании мэрии суда, он тихо молился о том, чтобы этот кошмар сам собой развеялся. И тут он заметил, что у противоположной стены стоит Чендлер Скотт, и одет он куда приличней, чем при их прошлой встрече, а на ногах у него ботинки, явно приобретенные в магазине Гуччи. Аккуратная стрижка на голове, и, если не знать заранее, что он за птица, можно принять его за вполне респектабельного человека.

Берни сказал Биллу, что Скотт уже на месте, и адвокат как бы случайно бросил взгляд в ту сторону, где находился Чендлер.

— Вид у него вполне достойный, — шепнул он Берни.

— Именно этого я и опасался.

Гроссман предполагал, что слушание навряд ли займет больше двадцати минут. В ходе выступлений тяжущихся сторон он постарался привлечь внимание суда к тому, что девочка даже незнакома с кровным отцом и недавно перенесла тяжелое потрясение в связи с кончиной матери, и указал на то, что в данных обстоятельствах было бы разумней повременить с посещениями вплоть до окончательного слушания дела. Он сообщил суду, что, по мнению ответчика, определенные нюансы возникшей ситуации окажутся особенно важны при окончательном решении вопроса.

— Нисколько в этом не сомневаюсь, — ответил судья, с улыбкой глядя на обоих отцов и их адвокатов. Он занимался разбирательством подобных дел чуть ли не каждый день, нимало не вдаваясь в эмоции. По счастью, ему никогда не доводилось сталкиваться с детьми, которым приходилось жить согласно вынесенному им вердикту. — Но было бы несправедливо лишить мистера Скотта права видеться с дочерью. — Он благодушно улыбнулся Скотту и с сочувствием посмотрел на Гроссмана. — Мистер Гроссман, я понимаю, что наше решение огорчит вашего клиента, и когда наступит время окончательного слушания, мы будем рады ознакомиться с ситуацией во всех подробностях, но пока что суд намерен позволить мистеру Скотту встречаться с дочерью раз в неделю. — Берни показалось, что он вот-вот упадет в обморок. Он зашептал на ухо Гроссману:

— Скотт — уголовник, он не раз сидел в тюрьме.

— Я не могу сказать им об этом сейчас, — шепотом ответил ему Гроссман, и Берни захотелось плакать. Он пожалел о том, что не дал ему десять тысяч сразу же после первого их разговора. Или пятьдесят после второго. Но ста тысяч ему бы все равно никак не удалось найти. Такая сумма ему не по силам.

Гроссман обратился к судье с вопросом:

— Где будут происходить эти встречи?

— Предоставим выбор места мистеру Скотту. Ребенку… — Сверившись с данными, судья снова улыбнулся и с пониманием посмотрел и на истца, и на ответчика. — Давайте подумаем… Девочке уже больше девяти лет, почему бы ей не отправиться куда-нибудь на денек с отцом? Мистер Скотт мог бы заезжать за ней и привозить ее обратно. Я предлагаю отвести для встреч субботу, скажем, с девяти утра до семи вечера. Такое решение приемлемо для обеих сторон?

— Нет! — громким театральным шепотом ответил Берни, обращаясь к Гроссману.

Но тот сразу же зашептал ему в ответ:

— Сейчас ваши слова ничего уже не изменят. И если вы не станете с ним препираться, может быть, потом он отнесется к вам помягче и вам больше повезет.

А как же Джейн? Насколько повезло при этом ей? Когда они вышли из зала суда, Берни просто кипел от ярости.

— К чему вся эта грязная возня?

— Только не повышайте голоса, — тихонько сказал ему Гроссман, с непроницаемым выражением лица глядя на Чендлера Скотта и его адвоката, проходивших в этот момент мимо них. Скотт нанял одного из самых низкопробных юристов во всем городе, и Гроссман не сомневался, что в дальнейшем они попытаются возложить на Берни плату за издержки, но в тот момент не стал даже упоминать об этом и сообщил Берни о своих соображениях гораздо позже. Пока что забот хватает и без этого. — Вам придется подчиниться решению суда.

— Почему? Оно несправедливо. С какой стати я должен действовать во вред своей же дочке? — Он говорил со всей откровенностью, даже не задумываясь о своих словах. Но Билл Гроссман покачал головой.

— Она дочка Скотта, а не ваша, в этом-то все и дело.

— Все дело в том, что этому ублюдку ничего, кроме денег, не нужно. Но теперь он требует сумму, которой у меня нет.

— Вам в любом случае не удалось бы откупиться от него. Аппетиты у людей такого рода от раза к разу только разгораются. Лучше решить этот вопрос в суде. Слушание назначено на четырнадцатое декабря. В течение месяца вам придется мириться с его посещениями, а потом суд примет окончательное решение. Как вы полагаете, он долго станет донимать вас своим присутствием?

— С него станется. — Но Берни надеялся, что Скотта хватит ненадолго. — А вдруг он похитит Джейн? — Эта мысль тревожила его с тех пор, как Скотт впервые позвонил ему. Какой-то параноидальный страх. Но Гроссман сразу же постарался убедить Берни, что для беспокойства нет оснований.

— Не говорите глупостей. Он жаден, но вполне в своем уме. Похитить ребенка во время разрешенной судом встречи может только сумасшедший.

— А если это все же случится? — Он настаивал на своем, желая досконально все выяснить, как будто пытался найти выход.

— Такое бывает только в кино.

— Будем надеяться, что вы не ошибаетесь на этот счет. — Берни поглядел на него, прищурив глаза. — Хочу предупредить вас заранее: если по его вине с девочкой случится что-нибудь подобное, я его убью.