3
Вернувшись на Побережье, Доктор запланировал две встречи. Первую — с Элом Майерсом, главой «Сентрал Студиос». Вторую — с Уолтером Крейгом, совладельцем весьма эффективной, хотя и малоизвестной фирмы, занимавшейся политическим анализом и консалтингом. Встречи были назначены одна за другой: чтобы поспеть на ленч с Крейгом в «Перино», Доктору следовало провести беседу с Майерсом без всяких осложнений и задержек. В «Перино» можно было поговорить, не рискуя привлечь к себе излишнее внимание.
Поскольку Доктор не хотел тратить много времени на Майерса, он выбрал неформальный, дружеский тон.
— Эл, мы знакомы слишком давно, чтобы ходить вокруг да около. Поговорим откровенно. Я хочу оказать вам посильную помощь. В конце концов мы не меньше вашего заинтересованы в процветании этой студии. Она — наш дом. Так что снимайте! — заявил Доктор.
Майерс пережил и хорошие, и плохие времена в кинобизнесе. Он видел, что «Сентрал Студиос» из стабильного производства фильмов превращается в убыточное предприятие, сводящее концы с концами за счет ТВ. Хотя Майерс и зависел от телевидения, он не желал окончательно признавать его право на законное существование. ТВ, точно рак, захватило три четверти его студии, но он втайне надеялся, что когда-нибудь оно исчезнет и все будет, как прежде.
— Ирвин, — спросил он, — что вы думаете о сценарии?
— Я видел лучшие сценарии, но видел и худшие. Кто может сказать? Некоторыми сценариями я бы не стал и зад подтирать, но фильмы оказались хитами! — с уместным энтузиазмом сказал Доктор.
— Он вам не понравился, — сказал Майерс.
— Какое имеет значение, что я думаю?
— Имеет, и весьма большое, Ирвин. Я обсудил наше положение с бухгалтерами. Принимая во внимание нынешние обстоятельства, сейчас разумнее всего будет отложить производство картины.
— Отложить производство картины? — задумчиво произнес Доктор.
— У нас трудности с ее финансированием. Ни один банк не желает участвовать в этом деле, полагаясь только на репутацию двух звезд и режиссера.
— Тогда, по-моему, у вас нет выбора. Конечно, отложите съемку! — слишком охотно согласился Доктор.
— Я рад, что вы так считаете, — сказал Майерс. — Потому что мне нужна ваша помощь.
— Моя помощь? Это ваша студия, Эл. Если вы хотите отменить постановку, сделайте это.
— Есть одна загвоздка.
— Загвоздка? — спросил Доктор.
— Обязательства, — пояснил Майерс. — Перед режиссером и обеими звездами. Это почти половина бюджета. Отмена съемки будет стоить почти столько же, сколько ее осуществление.
— Режиссер и две звезды…
Доктор задумался.
— У вас контракт типа «Снимай или плати»?
— Во всех трех случаях, — ответил Майерс. — Вам это известно.
— Я знаю, что они — наши клиенты, но я не помню детали контрактов.
Доктор сделал вид, что он погрузился в размышления.
— «Снимай или плати». Положение серьезное.
— Настолько серьезное, насколько вы хотите сделать его таким, — сказал Майерс.
— Я? Что я могу сделать?
— Наш юрист предложил, чтобы вы уговорили ваших клиентов отказаться от их прав в пользу будущего контракта на другой фильм. Есть и лучший вариант — вы продаете их другой студии, и они освобождают нас от обязательств, — предложил Майерс.
— Я должен посоветовать трем моим клиентам отказаться от их законных прав? Могу ли я сделать это и остаться честным агентом? — простонал Доктор.
— В конечном счете они, возможно, окажутся в выигрыше. Как и все мы, — сказал Майерс, предпочитая не ссылаться на дюжину известных ему случаев, когда ТКА обманывала своих клиентов, преследуя собственные интересы.
— Попросите меня о чем угодно, Эл, но не предлагайте мне пожертвовать интересами клиента! — возмущенно сказал Доктор.
Убедившись в том, что Коун не уступит, Майерс решил прибегнуть к угрозе.
— Нам уже отказал Банковский трест. И Американский банк. Если мы займемся интенсивным поиском денег, в киномире распространится слух о том, что трое ваших важнейших клиентов не внушают доверия финансистам. Как это отразится на их будущих гонорарах? Настаивая на этой выплате, они, возможно, совершат самую худшую ошибку.
— Я буду с вами честным, Эл. Если они попросят у меня совета, мне придется сказать им, что они должны требовать выполнения условий контракта, — сказал Доктор.
Опечаленный Майерс встал и направился к двери. Когда он взялся за ее ручку, Коун задумчиво произнес:
— Эл…
Майерс повернулся. Тон Доктора вселил в него надежду.
— Эл, я не могу посоветовать моим клиентам просто так выйти из игры. Но кое-что я могу сделать.
— Да? Что?
— Возможно, мне удастся помочь вам найти деньги, — сказал Доктор, делая вид, что он пытается решить проблему.
— Где?
— У меня есть друг — президент банка в Сент-Луисе. Он периодически спрашивает меня насчет возможностей финансирования кинопроизводства. Если бы я свел вас двоих…
Казалось, Доктор обдумывает осуществление этого замысла.
— Позвоните ему! Попросите его прилететь сюда за счет студии, — тотчас предложил Майерс.
— Избежать слухов будет легче, если вы полетите в Сент-Луис. В конце концов, если сделка не состоится, зачем всему Голливуду знать об этом?
— Верно. Я полечу в Сент-Луис, — согласился Майерс.
— Я позвоню ему и постараюсь договориться о дате.
— Пусть это произойдет как можно скорее, — попросил Майерс. — Уже назначен день начала съемок.
В промежутке между уходом Майерса и ленчем с Уолтером Крейгом Доктор заказал разговор с Сент-Луисом и поговорил с президентом банка, который к этому времени стал таким же служащим ТКА, как и Спенсер Гоулд.
— Дик, тебе позвонит и нанесет визит Эл Майерс. Ты должен дать ему восемь миллионов на съемку картины. В качестве залога потребуй студию со всей ее фильмотекой и землей. Одна территория стоит миллионов тридцать. Если бы эти идиоты думали о земле, а не о фильмах, они бы так разбогатели, как им и не снилось. Но кинематографист всегда остается кинематографистом. Это просто какая-то болезнь!
Доктор положил трубку в уверенности, что в течение года он станет владельцем «Сентрал Студиос». Лучшей стороной сделки было то, что ТКА не покупало студию. Все станет результатом неудачного соглашения с банком, заключенного студией с целью финансирования провалившейся картины.
Теперь Доктор был готов отправиться на ленч в «Перино».
Уолтер Крейг оказался моложе, чем предполагал Доктор. Ему было лет тридцать пять. Полноватый, с толстыми очками, он больше походил на сотрудника страховой компании, чем на специалиста в области практической политики. Его неожиданная молодость отчасти смутила Доктора. В дополнение к этому Крейг имел привычку, которая сильно раздражала Доктора. Он отламывал кусочек от французской булочки, скатывал из него шарик и затем бросал его в пустую пепельницу.
За первым бокалом Доктор сказал:
— Вы гораздо моложе, чем я себе представлял.
— Хотите, чтобы я извинился за это? — спросил Крейг. — Я имею степень магистра по политическому управлению и занимаюсь этим делом со студенческой скамьи. Возможно, я молод, но меня нельзя назвать неопытным. Не будь я лучшим специалистом в этой области, вы бы не позвонили мне.
Крейг бросил очередной хлебный шарик в пепельницу. Он выскочил оттуда и покатился по столу, вызвав раздражение Доктора. Редко общаясь с людьми, не работавшими в шоу-бизнесе, Коун не привык к тому, чтобы собеседники относились к нему без почтительного трепета.
— Значит, у вас есть проблема, — продолжил Крейг. — Угадать, в чем она состоит?
Вопрос заинтересовал Доктора, и он кивнул:
— Если сумеете.
— Примерно раз в месяц мне звонит какой-нибудь человек, с которым я не знаком лично, но чью фамилию я встречал в прессе. Обычно это происходит после статьи о нем в «Форчун» или «Тайм». Он уже сколотил состояние. Считает себя знаменитым. И теперь готов посвятить свою жизнь борьбе за общественное благо. Добившись успеха в управлении фабрикой, юридической фирмой или автомобильным заводом, он чувствует, что может руководить чем угодно, а уж правительством и подавно.
Ему не приходит в голову, что управление заводом и руководство правительством — весьма разные занятия. Самое неприятное заключается в том, что большинство избирателей в этой стране разделяют подобное ошибочное мнение. Если человек заработал кучу денег, значит, он достаточно умен, чтобы управлять городом, штатом или всей нацией.
Люди не задумываются о том, что Вашингтон, Джефферсон и Линкольн, трое наших величайших президентов, были неудачниками в бизнесе. Что военачальники, добившиеся успеха в войнах, оказывались наименее успешными президентами. Люди отождествляют любой успех с успехом в государственных делах.
Поэтому я думаю, что вы достигли такого этапа в вашей жизни и такого финансового положения, что перед вами открылись лишь две возможности. Вы собираетесь либо построить колледж или библиотеку, либо вложить деньги в свою избирательную кампанию. Верно?
— Молодой человек, я рад сообщить вам, что вы ошиблись! — сказал Доктор. Он взял валявшийся на столе хлебный шарик, аккуратно положил его в пепельницу, подозвал официанта и приказал:
— Принесите новые напитки. И уберите эту чертову штуку со стола!
Он указал на пепельницу.
— А теперь, если вы закончили ставить диагноз, заткнитесь и послушайте меня!
Доктор улыбнулся. Молодой человек произвел на него впечатление.
С этого момента их взаимное уважение повысилось.
— Прежде всего необходимо внести ясность в ситуацию. Я не собираюсь никуда баллотироваться. Я не хочу занять государственную должность. Я вполне доволен своим положением и тем, что я имею. Но я представляю интересы человека, имеющего, по моему убеждению, потенциал для политической карьеры. И я хочу услышать ваше мнение о том, есть ли у него шанс.
— Вы хотите вложить в него деньги? — тотчас спросил Крейг.
— Я организую его финансирование, — сказал Доктор, не желая брать на себя личных обязательств.
— О'кей. Кто ваш человек? — спросил Крейг.
— Джеф Джефферсон.
Доктор не уловил реакцию Крейга. Если это был энтузиазм, то молодой человек хорошо его скрыл.
— Джефферсон, Джеф Джефферсон.
Крейг задумался.
— Он связан с радикалами, да?
— Нет. Он — президент Гильдии киноактеров на протяжении четырех сроков.
— А что за шум был связан с комиссией конгресса?
— Он не имел к этому прямого отношения. Он лишь выступил от имени Гильдии, — объяснил Доктор. — Это подтверждено документально.
— Подтверждено! — с презрением повторил Крейг. — Мне не нравятся кандидаты, которые должны что-то объяснять, доказывать, приносить извинения. К тому же сейчас не его время.
— Вы даже не знакомы с ним. Как вы можете утверждать это?
— Он — либерал. Либералы выходят из моды. Причина в том, что все, управляемое людьми, функционирует неидеально. В первую очередь это касается правительства. Но народ не знает этого и обвиняет людей, которые руководят им. В ближайшее время либералам придется взять на себя их долю вины.
— А если он захочет баллотироваться в качестве республиканца? — спросил Доктор.
— Республиканца? Ну, это другое дело. Тогда, по-моему, он может иметь будущее, — сказал Крейг.
— Он будет избираться как республиканец! — заявил Доктор.
— Все не так просто, — сказал Крейг. — Прежде я должен решить, есть ли у него соответствующий имидж.
— Есть! Я видел его в такой роли!
Доктор рассказал о том, что происходило на обеде КМ.
— Жаль, что меня там не было, — сказал Крейг и помолчал. — Я подумаю о нем. И поговорю с моим партнером. Возможно, для того чтобы прийти к какому-то заключению, нам придется провести исследование. Это будет стоить денег.
— Сколько?
Доктор задал этот вопрос так быстро, что Крейг удвоил цену.
— Семь или восемь тысяч.
— Вы их получите! — сказал Доктор.
— Если мы займемся кампанией, наш гонорар будет значительно большим.
— Вы его получите! — обещал Доктор.
Спустя четыре недели и два дня Уолтер Крейг встретился с Доктором за ленчем в столовой «Сентрал Студиос». Они сидели в углу зала за столиком Коуна, откуда просматривался весь Зеленый зал; на самом деле обшивка стен была имитацией под ореховое дерево, но согласно театральной традиции такое название обычно носила комната для отдыха актеров. Здесь ели руководители студии, звезды и агенты. Меню в Зеленом зале было более дорогим, чем в основной столовой.
Во время беседы Крейг не смотрел на Доктора. Взгляд молодого человека блуждал по комнате в поисках Джефа.
— Ну? — сказал Коун. — Что открыло ваше исследование?
Вместо ответа Крейг спросил:
— Тот столик… Джефферсон и блондинка… кто она?
— Актриса. Его подруга с востока. Ее зовут Клер… фамилию не помню.
— А, — протянул Крейг.
— Почему вы спросили?
— Она хорошенькая. С положительным имиджем, — сказал Крейг.
— Баллотироваться будет не она, а он, — заметил Доктор.
— Среди прочего мы обнаружили, что люди помнят о его разводе. В такой ситуации они всегда обвиняют мужчину. Помните, что сделали с Эдли Стивенсоном? Жена развелась с ним, и его назвали гомиком, — сказал Крейг. — Забавное дело. Люди, совершающие в своей частной жизни все возможные виды сексуальных преступлений, требуют от своих лидеров хотя бы внешнего пуританства.
— Вы хотите сказать, что брак помог бы ему, — сказал Доктор.
— Да, если бы он женился на женщине с такой внешностью. Конечно, она — актриса, но мы можем преодолеть связанные с этим проблемы, — задумчиво добавил Крейг. — Вам известны, какие у них отношения?
— Он настоял на том, чтобы ее пригласили сниматься. Мы могли найти актрису на такую роль с помощью одного телефонного звонка. Конечно, я должен сказать вам, что она была замужем.
— Развелась? — тотчас спросил Крейг.
— Вдова.
— Это хорошо.
— У нее двое детей. — Еще лучше. Можно создать образ семьянина.
— Есть одна проблема.
— Какая? — спросил Крейг, глядя на красивую пару.
— Дети — евреи.
— А она — нет?
— Евреем был ее муж.
— Надо об этом подумать. И все же симпатичная пара. Они много смеются. Это хорошо. Они отлично чувствуют себя вдвоем. Это еще лучше. Политики, которым перевалило за сорок или пятьдесят, состоят иногда в браке так долго, что им скучно со своими женами. Заставить их улыбаться друг другу на людях почти невозможно. У этих есть свежесть отношений. Да, именно свежесть.
— Послушайте, — перебил его Доктор, — я понятия не имею, каковы их подлинные отношения.
— Меня никогда не интересует, что есть на самом деле, — твердо произнес Крейг. — Важно только то, как это выглядит. На мой взгляд, они выглядят нормально.
Он направил свое внимание на стоящую на столе корзинку, в которой находились подсоленные хлебцы, твердые, как пластмасса, ломтики черного шведского хлеба и неизбежный студийный matzoth. Он взял кусочек matzoth, намазал его маслом, посолил. Прежде чем поднести его ко рту, Крейг произнес с беспокойством:
— Значит, дети — евреи.
Затем он откусил matzoth.
Доктор слегка встревожился.
— Что еще открылось в ходе вашего исследования?
— Как правило, люди не доверяют актерам. Они считают их лентяями, пьяницами, аморальными типами, получающими чрезмерные гонорары, избравшими такую профессию из-за нежелания честно трудиться, — заявил Крейг.
— Значит?.. — спросил Доктор, ожидая услышать отрицательное заключение.
— Люди не верят им. Но, с другой стороны, любят их. Возможно, потому что сами хотели бы делать то, что делают актеры. Если бы смели. Это причудливое сплетение эмоций, — сказал Крейг.
— Примут ли они актера в качестве кандидата на государственную должность? — спросил Доктор.
— Я и мой партнер, мы думаем, что если нам удастся создать ему нужный имидж, люди его примут.
— И каков этот имидж? — теряя терпение, спросил Доктор.
— Мистер Коун, — снисходительным тоном произнес Крейг, — мистер Коун, в нашем бизнесе мы строго придерживаемся основных принципов. Первые принимаемые нами базовые решения определяют наш дальнейший курс, создаваемый имидж, лозунги, идеи для рекламы, все! Поэтому мы не спешим. Если мы допустим ошибку при выработке общей концепции, никакие затраты и усилия не помогут нам преодолеть ее последствия.
— Сколько времени это потребует? — спросил Доктор.
— Я бы хотел увидеть его перед живой аудиторией.
— Я уже видел его и сказал вам…
— Послушайте, на следующей неделе он сможет выступить в Канога-Парк на собрании Благотворительного фонда. Там будет типичная калифорнийская толпа. Не эти голливудские психи. Люди, похожие на основную массу избирателей этого штата. Если он согласится, я прослежу за тем, чтобы он получил приглашение.
Доктор задумался.
— В таком маленьком городке, как Канога-Парк? Я не знаю, удастся ли мне уговорить его.
— Я облегчу вашу задачу. Я организую присуждение ему премии.
— Премии? — недоверчиво произнес Доктор.
— Да. Он станет Человеком чего-нибудь… я придумаю. Вам придется оплатить золотой диск.
— Хорошо. Если это поможет.
— Никто еще не отказывался от премии. Тем временем я напишу для него речь.
— О чем он будет говорить?
— О благотворительности, людском братстве, Боге, — совершенно серьезно сказал Крейг.
— Вы не хотите побеседовать с ним до выступления, узнать, что он думает?
— Меня не интересует, что он думает, — невозмутимо ответил Крейг.
— Разве это не имеет значения?
— Для меня — нет.
Доктор не смог скрыть своего изумления таким откровенным цинизмом.
— Вы не спрашиваете у Доктора его мнение о пациенте, — сказал Крейг, — так зачем спрашивать меня? Я — профессионал, причем весьма дорогой. Вы откроете для себя одну вещь, мистер. Я знаю мою работу.
Джеф и Клер встали из-за стола. То ли по тому, как он отодвинул ее стул, то ли по тому, как она улыбнулась ему, Крейг сделал свой вывод:
— Эти двое собираются не то пожениться, не то лечь в постель. Что именно, я не знаю.
Съемка сцен с участием Клер завершилась. Приближался вечер пятницы. Джефу оставалось сыграть роль ведущего. Он попросил Клер подождать его. Они уложились в отведенное время. Еще не было шести часов.
Джеф прошел в свою гримерную. Клер находилась там в простом платье и уличном макияже. Возле ее кресла стоял чемодан.
— Утром я съехала из отеля. Не было смысла платить за лишний день, — объяснила она.
У Джефа был огорченный вид.
— Если я попаду сегодня на ночной рейс, я успею утром позавтракать с мальчиками. В противном случае я целый день потрачу на дорогу.
— Я надеялся, что мы проведем вместе уик-энд. Нам почти не удавалось побыть друг с другом…
— Весь день на съемочной площадке, вечерами — за обедом.
— Я имел в виду — вдвоем. Без рабочего напряжения. Вдали от шумных многолюдных ресторанов.
Поняв, что она чувствует себя неловко, он улыбнулся:
— Моя мать назвала бы это «временем для ухаживания».
— Извини, Джеф. Но мальчики…
— Понимаю. Мы пообедаем, потом я отвезу тебя в аэропорт. Я не должен был давить на тебя.
— Спасибо, — с облегчением произнесла она.
Вместо «Чейзена», «Ла Рю» или «Дерби» Джеф выбрал маленький ресторан в Долине, где они будут избавлены от любопытных взглядов и догадок людей из кинобизнеса.
Они говорили о многом, но главным образом о впечатлениях Клер от съемок. Привыкшая к сцене, работавшая последнее время в прямом телеэфире, она прежде не представляла, как трудно сохранять цельность игры, когда постановка разбита на мелкие эпизоды и сцены. И хотя ей приходилось участвовать на телевидении в бесконечных репетициях, прогонах, теперь эта работа казалась ей гораздо более легкой, чем участие в съемках.
— И так — пять дней в неделю. Иногда шесть, — сказал он. — Люди считают эту работу легкой, но это не так. Она очень одинокая.
В последней фразе Джефа прозвучали более личные ноты.
— Откуда у тебя есть время чувствовать себя одиноко? — спросила она.
— Есть, — печально ответил он. — После работы. Когда обедаешь один.
— Ты не обязан обедать один, — сказала она, имея в виду, что в его жизни, конечно, есть другие женщины.
— Существуют женщины, с которыми мужчина может спать, но не есть, потому что им нечего сказать, нечего отдавать, кроме самой дешевой вещи в этом городе.
Он произнес это смущенно. Он впервые сделал такое признание.
— После моего приезда в Нью-Йорк их было немного. Это весьма консервативное признание для мужчины моего возраста. Встреча с тобой что-то изменила во мне. Заставила меня понять, что в глубине души, несмотря на мое не слишком счастливое детство, я — семейный человек. Но только для женщины, которой есть что дать. Я нуждаюсь в поддержке, вере. Все просто. Мне не нужно восхищение. Похвала. Я хочу быть нужным человеку, хочу знать, что кто-то — со мной, для меня. Джоан никогда не была такой. Как и моя мать. Я имею в виду — для отца. Она знала, что он потерпит крах. Всю жизнь ждала этого. Думаю, на самом деле она хотела этого.
Джеф не собирался произносить подобные слова. И она не ожидала их услышать. Но они прозвучали. За столом воцарилась долгая тишина. Затем Джеф посмотрел на свои часы и сказал:
— Дорога до аэропорта займет почти час.
Он жестом попросил счет, и они ушли.
Лос-анджелесский аэропорт вечером имел более дешевый вид, чем днем. Везде пахло табачным дымом. Служащие потеряли свои знаменитые услужливые дневные улыбки. Пассажиры выглядели так, словно они внезапно проснулись после глубокого сна. Маленькие дети невозмутимо спали на руках родителей, только один малыш кричал так громко, что его было слышно по всему залу.
Они сдали багаж Клер и стали ждать возле прохода.
— Я не смогу попасть в Нью-Йорк в течение семи-восьми недель, — сказал Джеф. — Если бы ты смогла приехать! ТКА снимает много сериалов. Найти роль не составит труда. Может быть, ты возьмешь с собой мальчиков и поживешь здесь подольше.
— Не знаю, — сказала Клер. — Я подумаю.
— Я тебе позвоню. Но мы должны договориться о времени.
— Когда у тебя заканчивается съемка, в Нью-Йорке — девять часов вечера. К тому же тариф ниже, — вполне серьезно сказала она.
Он улыбнулся.
— Моя мать говорила: «Остерегайся девушек, которые хотят тратить твои деньги. Но еще больше остерегайся той, которая бережет их. У нее серьезные намерения».
Они оба рассмеялись. Звонкий металлический голос, донесшийся из громкоговорителя, объявил посадку на рейс Клер. Они направились к выходу на поле.
— Без тебя будет скучно, — сказал он.
— Ты найдешь, чем себя занять, — сказала она.
— Мне предстоит выступить с речью в Канога-Парк. Там состоится вручение премии лучшему ведущему телепередач.
— О чем ты собираешься говорить?
— Не знаю. Я еще не видел речи. Кто-то ее сейчас пишет.
— Тогда помни совет Элфреда Ланта молодым актерам. Произноси слова так, чтобы они были слышны. И не натыкайся на мебель.
Он даже не улыбнулся.
— Я бы хотел, чтобы ты была там.
Пассажиры начали подниматься в самолет. Перед тем как отойти от Джефа, Клер сказала серьезным тоном:
— Для человека, у которого нет «свободного времени», ты ухаживаешь очень хорошо.
— Правда? — удивленно спросил он.
— Последние два часа я говорила себе: «Если он сделает мне предложение, я поставлю условие: мальчики и дальше будут воспитываться как евреи», — внезапно сказала Клер.
— Другие условия будут?
Она не успела ответить — служащий аэропорта потребовал, чтобы она прошла в самолет. Клер направилась к трапу, остановилась, повернулась и с улыбкой покачала головой — нет, других условий не будет.
Канога-Парк — это светящийся неоновыми огнями калифорнийский городок с торговым центром, расположенным в пределах прямой видимости от автомагистрали. Вы заезжаете сюда только в случае возникновения какой-нибудь неисправности. И тогда задаете себе вопрос — а что делают здесь люди в течение трехсот шестидесяти пяти дней в году?
В этот вечер Джеф уехал со студии на лимузине, оплаченном отделом рекламы «Театра звезд КМ». Актер расслабился после напряженного дня с помощью налитого в термос виски с содовой. Затем он взял написанную для него речь. До этого момента ему удалось взглянуть на нее лишь один раз, когда он давал свое одобрение. Сейчас ему предстояло запомнить ударные фразы, чтобы в нужные мгновения смотреть на аудиторию. Эта задача не вызывала у него беспокойства. Он легко заучивал текст. Он развил эту способность за годы работы в кино: иногда авторы сочиняли диалоги за несколько часов до съемки.
Но сегодня дублей не будет. Он должен все произнести правильно с первого раза. Джеф откинулся на спинку сиденья с напитком в одной руке и с речью — в другой. Он принялся читать. Начало ему понравилось. Он говорил, что ему более лестно получать награду в Канога-Парк, чем в большом городе, потому что Америка — это множество Канога-Парк. Здесь сохраняются лучшие традиции христианской благотворительности. Последним примером служит успех кампании местного благотворительного фонда. Выбирая сценарий для телепостановки, он думает о таких людях. О тех, кто составляет его аудиторию. Поэтому он с гордостью принимает их награду.
В речи только слегка затрагивались вопросы, которые можно было назвать политическими. Джеф отделил себя от других политиков: «Наш долг, долг людей, ради которых существует это правительство, — спасти его от политиканов, использующих эту страну в качестве лаборатории для проведения сомнительных социологических экспериментов». Слово «социологические» было использовано преднамеренно.
Джеф соглашался практически со всем содержанием речи, хотя, будь он менее усталым и более внимательным, у него могли бы возникнуть возражения.
Все прошло гладко — от жареных цыплят до яблочного пирога. Наконец распорядитель торжеств представил Джефа, поблагодарил его за визит в такой маленький город, как Канога-Парк. Это свидетельствовало о человечности актера, которую прекрасно отражал телеэкран.
Леди и джентльмены — Джеф Джефферсон!
Зазвучали громкие, продолжительные аплодисменты. Они усилились, когда Джеф приблизился к кафедре. Наконец ему пришлось попросить тишины с помощью протянутых вперед рук.
Начав говорить, он был награжден такой тишиной, что ему показалось, что слова уходят в пустоту. Он сбавил темп после нескольких минут и начал наслаждаться сосредоточенностью слушающей его толпы.
В дальнем конце зала, у двери, сидел человек с блокнотом и ручкой. Он периодически что-то записывал. Джеф не замечал его. Он не знал Уолтера Крейга. Их не познакомили в этот вечер. Сразу после выступления Джеф уехал, сославшись на раннее начало утренних съемок. С диском под мышкой и облегчением в душе он направился к лимузину, чтобы поехать домой.
Работа Уолтера Крейга только начиналась. Перед обедом он положил перед каждым гостем листок с вопросами, касающимися реакции аудитории. Некоторые вопросы маскировали истинную цель опроса. Но некоторые были более прямыми. Человека спрашивали, как он воспринял Джефа, его речь в целом, ее отдельные специфические тезисы. В конце вечера Уолтер Крейг собрал заполненные и пустые листки.
Через два дня он появился в кабинете Доктора, терпеливо дождался, когда Коун закончил междугородний разговор с банкиром по имени Дик. Они обсуждали условия кредита, гарантии, обеспечиваемые залогом — студийной недвижимостью, фильмотекой и большим участком земли. Поскольку, казалось, беседа не имеет явного отношения к его работе, Крейг слушал не слишком внимательно, хотя его всегда интересовали упоминания миллионных сумм.
Положив трубку, Доктор посмотрел на Крейга:
— Ну, что вы узнали?
Крейг поднялся с кресла, чтобы разложить на столе маленького человека пачку листков.
— Что это?
— Опросные листы. Подобные листы используют ваши коллеги, когда хотят узнать мнение публики о фильме. Мы используем их для выяснения реакции. Вся наша работа основана на реакциях. Зачем гадать, когда можно точно определить?
Доктор кивнул.
Крейг взял несколько карточек, не выбирая их специально, и стал читать обведенные ручкой фразы и отдельные слова:
— Честный… искренний… открытый… правильно относится к социализму… порядочный человек… «свой»… скорее личность, нежели актер… очень искренний… прав в том, что у нас слишком много социализма.
— Конечно, не все заполнили листы. Но процент ответивших оказался весьма высоким. Это говорит о положительном отношении к человеку.
Крейг извлек из своего кейса фотографии.
— Я поручил моему человеку поснимать Джефферсона.
Он выложил фотографии, точно игрок, раскрывающий свои карты. Доктор стал брать их в руки одну за другой.
— Он выглядит, как настоящий кандидат, — сказал Крейг.
— Это не должно удивлять вас, — отозвался Доктор.
— Не всегда получается так, как вы думаете. Некоторые люди слишком красивы. Они раздражают публику. Избиратели не доверяют слишком красивым мужчинам. В лице Джефферсона есть несовершенство, которое снимает эту проблему.
— Ваше заключение? — спросил Доктор.
Крейг встал, потер большой и указательный пальцы друг о друга, напомнив о том, как он скатывал хлебные шарики в «Перино».
— Думаю, он может стать кандидатом здесь. При нестандартных… хм… качествах.
— Это хорошо или плохо?
— Плохо, если вы проигнорируете их. Хорошо, если обыграете их, — объяснил Крейг.
— О'кей. Что это за качества?
— Вы видите листы… «дружелюбный… надежный… порядочный… человечный…»? Для них он — обыкновенный человек. Не актер. Не политик. Просто порядочный человек, которому они доверяют. Мы должны создать новый имидж, которому он соответствует.
— Это будет образ нового политика. Политика — гражданина. Человека, оставившего на ограниченный срок свою работу, чтобы посвятить себя государственным делам.
— Для него управление — занятие не столь сложное, каким его представляют политики. Он займет следующую позицию: основные вопросы требуют простых ответов, которые могут дать люди, наделенные здравым смыслом. Люди должны взять их в свои руки. И он, будучи одним из них, подходит для этой роли!
— Как отреагирует на эту концепцию партия, состоящая из профессиональных политиков? — настороженно спросил Доктор. — В конце концов за ним должна стоять партия.
— Когда придет время, я позабочусь о партии, — заявил Крейг. — Самый сговорчивый человек на свете — это алчный политик.
Словно испытав потрясение от собственной фразы, он медленно произнес, взвешивая каждое слово:
— Нация, которую сделали свободной и сильной простые граждане, имеет право временно прибегнуть к услугам политиков-граждан.
Он еле заметно кивнул, одобряя свое открытие.
— Да! Это — ключевая фраза!
— И профессионалы примут это? — спросил Доктор.
— Примут, примут, — заверил Крейг, позволяя себе продемонстрировать легкое раздражение тем, что ему приходится дважды отвечать на один и тот же вопрос, в то время как его мозг с предельной скоростью прорабатывал другие фазы проблемы. — Я хочу подвергнуть его еще нескольким испытаниям — устроить интервью с политическими обозревателями, может быть, дискуссию на телевидении. Но все в местных масштабах. Мы не должны выставлять его перед всем штатом, не определив точно, что у нас срабатывает, а что — нет. Это требует проведения трекинга.
— Трекинга?
— Вы называете это рейтинговым исследованием. Мы называем это трекингом. Как реагируют люди, о чем они думают, беспокоятся? А главное — что их возмущает? Все это меняется от недели к неделе, поэтому требует постоянного трекинга.
— Который, — перебил его Доктор, — требует постоянных расходов.
— Совершенно верно.
— Не волнуйтесь о деньгах. Скажите мне две вещи. Первое — его могут принять в качестве республиканца?
— Несомненно. Люди, которым он нравится, имеют центристские или правые взгляды. Вы это видели.
Крейг указал на листки, лежавшие на столе перед Доктором.
— Они боятся социализма.
— Это меня удивило, — сказал Доктор. — Я читал ту речь, там ничего не говорилось о социализме.
— Да. Но там было одно слово. Я называю его вентилем. Если есть резервуар злости, неприятия, предубеждения, вызванных каким-то конкретным моментом, слово-вентиль открывает его. В нашем случае таким словом было «социологический». Они отреагировали на него. Дали ему свою интерпретацию. Решили, что Джефферсон против социализма, потому что хотели видеть его противником социализма. Поверьте мне, он может быть республиканцем и получить голоса части разочарованных демократов.
Доктор удовлетворенно кивнул.
— Вы обеспечите финансирование? — спросил Крейг.
— Да.
Когда Крейг вышел из комнаты, Доктор впервые в своей жизни почувствовал, что он встретил человека еще более циничного, чем он сам. Даже самый практичный из всех знакомых Доктора человек — Кошачий Глаз Бастионе — не был столь циничным, как Крейг. Уолтер Крейг выполнит свою работу. Доктор не сомневался в этом.
Он нажал кнопку переговорного устройства, чтобы вызвать Спенса. Услышав гортанный голос, Доктор сказал:
— Спенс, я хочу, чтобы ты написал и послал письмо ряду лиц с просьбой профинансировать избирательную кампанию Джефа Джефферсона. Включи в этот список старика Бичера и руководителей всех крупных компаний, которые платят калифорнийской казне значительные налоги, даже если их главные офисы находятся вне штата. А еще — Дорис Мартинсон, хозяйку «Мартинсон Индастриз». Не указывай конкретную сумму. Сначала выясним степень их заинтересованности.
— Хорошо! — согласился Спенсер.
— И не используй официальный бланк ТКА. Пусть это будет обращением гражданина Спенсера Гоулда к другим патриотически настроенным гражданам.
Обед в День Линкольна, когда республиканцы собираются, чтобы почтить память Авраама Линкольна, используется для сбора денег на предвыборные кампании кандидатов из второго эшелона. Калифорнийский обед в этом году не стал исключением. Поскольку Лос-Анджелес считался традиционно демократической территорией, главное собрание устроили в Сакраменто. Ожидались выступления дважды терпевшего поражения кандидата в губернаторы, сенатора с истекающим сроком полномочий и сомнительными шансами на повторное избрание, а также двух чиновников из администрации штата, почти год назад заявивших о своем намерении баллотироваться на пост губернатора по мандату республиканской партии.
За два дня до обеда, билеты на который расходились неважно, в списке выступающих таинственным образом появился еще один человек — Джеф Джефферсон. Роль Спенсера Гоулда и Уолтера Крейга в организации этого мероприятия осталась неизвестной широкой публике. Но пригласительные билеты стали продаваться гораздо лучше. Несколько столов были куплены анонимными друзьями Джефа, пожелавшими сохранить свое инкогнито.
В отличие от торжеств в Канога-Парк и последовавших за ними, на этот раз Джеф Джефферсон прибыл не один. Старый Бичер позвонил из Палм-Бич и настоял на том, чтобы самолет КМ доставил Джефа в Сакраменто. Группа сопровождения состояла из Доктора, Спенсера Гоулда и Уолтера Крейга. Поскольку Джеф устроил так, чтобы Клер могла взять с собой мальчиков, она также полетела с ним.
Следуя указаниям Крейга, Джеф и его спутники вошли в банкетный зал последними. Появление Джефа вызвало обычный восторг узнавания. Со всех сторон зазвучало: «Джеф, Джеф, Джеф…» Он приветливо улыбнулся, прошел к помосту, скромно занял место в конце стола, обменялся рукопожатием с бывшим конгрессменом.
Он излучал доброжелательность, проявлял интерес к происходящему, ел мало. Когда говорили другие, он слушал сосредоточенно, с серьезным лицом — так, как он слушал других актеров, занятых в сцене. Умение слушать для актера не менее важно, чем умение хорошо говорить. Джеф сидел в позе заинтересованного слушателя, которую он использовал прежде при съемке крупных планов.
Речи других ораторов, выступавших перед ним, были заурядными. Все пели дифирамбы Линкольну. Звучали надуманные аллюзии, обещания проводить смелую политику и добиваться побед. Любой из ораторов мог прочитать речь другого оратора, и никто не заметил бы подмены.
К концу вечера, перед главным выступлением, слово предоставили Джефу. Он держался смущенно, стараясь отделить себя от других сидевших на помосте мужчин, которые были известными политиками. Его речь началась тем, что Уолтер Крейг назвал упражнением в скромности. Джеф извинился за то, что отнимает время у столь достойной аудитории, представился как рядовой гражданин и налогоплательщик, заявил тем самым о своей близости и единении с собравшимися, что был не вправе сделать любой другой оратор.
Нанеся такой удар соперникам, он перешел к основной части своей речи, где затрагивались все общественные тревоги, страхи и недовольства, выявленные в ходе проведенного Крейгом трекинга.
Джеф не пытался дать ответы, даже не намекал на возможные решения. Он закончил нотой грусти и сожаления. Без единого слова упрека ему удалось обвинить каждого политика штата. Когда он замолчал, зазвучали мощные аплодисменты. Это были не те овации восхищения, которыми его встретили. Эти аплодисменты обещали активную поддержку.
Крейг молча ликовал. Он сделал свое дело. Превратил актера в серьезного претендента на власть.
Не только один Крейг понял это. Мужчины, сидевшие на помосте и выступавшие перед Джефом, также отметили происшедшее. Даже главный оратор дня, сенатор Соединенных Штатов, заподозрил перемену. Она превратилась в уверенность, когда его собственное длинное обращение, над которым его помощники работали несколько дней, чтобы обеспечить повторное выдвижение, потерпело неудачу. Ожидаемые аплодисменты в середине речи не зазвучали. Все взгляды были прикованы к концу стола, где сидел Джеф Джефферсон, внимательно слушавший сенатора.
Репортеры тотчас уловили наметившуюся тенденцию. Как только обед закончился, они окружили Джефа. По требованию Крейга все сидевшие за столом Доктора остались на своих местах. Сам Крейг направился к помосту и остановился за спинами репортеров.
Посыпавшиеся вопросы были именно такими, какие ожидал Крейг. Сейчас его интересовали ответы Джефа.
— Джеф, это был ваш первый выстрел в битве за право выйти на политическую арену?
— Вы намерены стать кандидатом на государственную должность?
— Какую должность?
— Что делаете в таком месте вы, порядочный либерал?
Джеф улыбался.
— Послушайте, друзья, я пришел сюда только для того, чтобы произнести речь. Я не готов отвечать на вопросы. В своем выступлении я поставил много вопросов, на которые, я надеюсь, политики смогут ответить.
— Значит, вы не считаете себя политиком?
— Определенно нет. Возможно, в этом и заключается ошибка. Слишком много профессиональных политиков. И мало активных граждан. Эта нация родилась благодаря мужеству и самопожертвованию солдат-граждан при Конкорде и Лексингтоне, и она может развиваться только благодаря самопожертвованию граждан-политиков.
Крейг узнал в этой фразе цитату из речи, которую он написал для одного второстепенного выступления Джефа. Во время интервью Джеф дважды использовал цитаты из речей, написанные для него Крейгом.
Когда Крейг почувствовал, что Джеф может попасть впросак, он поднялся на помост. Репортеры тотчас поняли, что они не ошиблись в своих догадках. Это было событием. Присутствие Крейга многое объясняло. Газетчики получили материал. Теперь они спешили написать свои статьи, не стремясь копать глубже.
Возвращаясь в самолете в Лос-Анджелес, Клер, Доктор и Спенс наперебой поздравляли Джефа. Только Крейг оставался молчаливым и задумчивым. Именно такой искренний, бесхитростный, доброжелательный человек, как Джеф, был необходим для обновления республиканской партии. Несмотря на то что он зарабатывал полмиллиона долларов в год, ему удалось убедить аудиторию в том, что он разделяет ее тревоги и опасения за судьбу штата и нации. А главное, он был искренним.
Лимузин Доктора ждал их в аэропорте Бербенка. Все, кроме Крейга, сели в машину. Крейг предпочел ехать на своем автомобиле.
Джефа больше всего радовало явное ликование Клер по поводу его успеха. На этот раз до ее отъезда он сделает ей предложение. Она должна согласиться.
Клер действительно согласилась.
Раньше чем через сорок восемь часов после линкольновского обеда Уолтер Крейг прибыл в офис Доктора. День уже заканчивался, поэтому Крейг, Спенс и Доктор выпили. Поскольку совещание состоялось по инициативе Крейга, Доктор обратился к нему с простым вопросом:
— Ну?
Крейг сунул руку в карман и разложил на столе Доктора более дюжины различных по размеру вырезок из газет Лос-Анджелеса, Сан-Франциско, Сакраменто, Сан-Диего и других, менее крупных, городов штата. Заголовки были впечатляющими по содержанию и крупными по размеру. «Джефферсон всколыхнул республиканцев», «Новая роль кинозвезды?», «Джефферсон — республиканец. Возможно ли это?», «Новая надежда слабеющих республиканцев?», «Республиканцы движутся влево?», «Новый золотой мальчик для золотого штата?». Доктор пробежал взглядом по заголовкам, прочитал первые фразы и передал вырезки Спенсу. Крейг оставался серьезным, почти мрачным до тех пор, пока Доктор не посмотрел на него.
— Почему вы такой грустный? Великолепная работа! — сказал Коун.
Крейг шагнул к бару. Приготовил себе очередной напиток.
— Самое главное в этих статьях — то, что я искал, — это ответ на вопрос: «Воспримут ли его всерьез?»
— Это произошло! — с энтузиазмом произнес Спенс.
— Да! Несомненно! Что порождает проблемы, — сказал Крейг.
— Вы считаете тот вечер проблемой? — спросил Спенс. — Я бы не хотел увидеть, как вы реагируете в случае провала.
— В моем деле легче всего справиться с неудачей. Все завершается в ночь после выборов. Но когда сталкиваешься с успехом, дело обстоит иначе, — ответил Крейг, так и не раскрыв причину своего беспокойства.
— И что же происходит в случае успеха? — спросил Доктор.
— Они воприняли его всерьез! — заявил Крейг. — Теперь нам придется принимать решения.
— Какие?
— Он не может больше появляться на телеэкране. Иначе мы нарушим требования равного эфирного времени.
— Я могу решить эту проблему, — сказал Доктор.
— И убедить его отказаться от гонораров? — спросил Спенс, думая о своей доле комиссионных ТКА.
Прежде чем Доктор ответил, Крейг выпалил в сторону Спенса:
— Убеждать его — моя работа! Я позабочусь об этом!
— Каким образом? — с искренним любопытством спросил Доктор.
— Это просто, как подцепить триппер. И основано на том же принципе. Постоянное общение с людьми. Он будет появляться перед публикой, слушать аплодисменты, замечать поклонение. Его захватит азарт. Он проникнется убеждением в том, что они не только хотят его, но и нуждаются в нем. Когда это произойдет, он станет боксером, почуявшим вкус победы. Ничто его не остановит. Он сделает все необходимое для успеха. Главное — пробудить в нем азарт.
— Как мы узнаем, что это произошло? — спросил Доктор.
— Когда это случится, вы сразу поймете.
Если у Доктора и были сомнения, то он не выдавал их.
Крейг вернулся к волновавшему его вопросу.
— Как мы оставим его на виду у публики, если телепостановки прекратятся?
— Как мы оставим его на виду у публики?
Доктор еще не рассматривал этот аспект проблемы.
— Мы продумаем это, — обещал он, давая понять трудность задачи. — Что еще?
— Теперь — самое главное. Он должен полностью отдать себя в мои руки! — заявил Крейг.
— Пока что управлять им было несложно, верно? — спросил Спенс.
— До сих пор им еще не занимались! — отозвался Крейг. — Ему дали произнести несколько речей. Он появился перед людьми и сделал это.
— И чертовски хорошо! — сказал Спенс.
— Чертовски хорошо, — согласился Крейг.
Он подошел к столу, взял газетные вырезки и стал читать обведенные красным карандашом места.
— Поскольку теперь его воспринимают всерьез, ему будут задавать серьезные вопросы. Это уже началось тем вечером.
— Это хорошо, не правда ли? — сказал Спенс.
— Он держится не лучшим образом с политическими репортерами. Он — актер. И реагирует, как актер. Дайте ему слова, и он произнесет их. Дайте ему образ, и он воплотится в него. Но сам по себе он — ничто. Он плохо парировал вопросы тем вечером. Не чувствовал, когда надо уклониться, и как это делать. Он не знает, что ответить на вопрос репортера: «Что делаете в таком месте вы, порядочный левый демократ?»
— Насколько это плохо? — спросил Коун.
— Это не смертельно. Если он будет сотрудничать с нами. Выполнять наши указания, — сказал Крейг.
— И в таком случае?.. — сказал Доктор.
— Он самый неискушенный претендент, имеющий все шансы быть избранным.
— Вы не сказали — на какую должность? — спросил Доктор.
— Конечно, на должность губернатора! Эта игра привлекательна тем, что она позволит увидеть, как высоко я могу забросить человека, из всех необходимых качеств обладающего только популярностью. По правде говоря, мне не терпится увидеть результат.
Допив спиртное, Крейг снова направился к бару.
Спенс и Крейг ушли. Доктор сидел один в своем большом кабинете.
«Он — никто, поэтому может быть кем угодно».
«Дайте ему слова, и он произнесет их. Дайте ему образ, и он воплотится в него». И это сулило ему избрание. Так сказал Крейг.
То, чего не сделало кино, произошло благодаря волшебному ящику. Почему бы и нет? Звезда может сниматься ежегодно только в двух-трех кинофильмах. Каждую картину видят от десяти до пятнадцати миллионов человек. Половина из них может увидеть две его картины. Возможно, все три картины увидят десять миллионов. Но на телеэкране его видит большее количество людей, чем в кинотеатрах. Он стал еженедельным гостем в их домах. И самое главное — он всегда представал в самом выигрышном свете.
В общественном сознании произошли коренные перемены. То, кем человек кажется, стало важнее его сути.
Это явление имело свои забавные стороны. ТКА показывала по ТВ сериал о медиках. Актер, игравший Доктора, был завален письмами от поклонников. Люди описывали свои симптомы, спрашивали совета. Они доверяли ему больше, чем своим врачам. Началась новая эпоха — эпоха электроники. Появилась возможность заснять иллюзию, спроецировать ее на экран. И тогда она становилась более подлинной и важной, чем любой реальный факт.
Коун предостерег себя от чрезмерной радости. Преждевременное выдвижение Джефа в кандидаты заключало в себе опасность. Это могло осложнить завершение его четвертого полного сезона на ТВ. Любой другой республиканец, надеющийся на выдвижение, мог заявить о своих правах на равное эфирное время. Телекомпания скорее отменит сериал Джефа, нежели предоставит такое же время всем его соперникам. Джефа следует выставлять перед публикой осторожно, чтобы его не могли считать официальным претендентом.
Крейг упомянул и другую проблему. Если придет такое время, когда Джеф станет кандидатом и будет вынужден исчезнуть с телеэкрана, как им удастся постоянно держать его на виду у публики?
Перед уходом из кабинета Доктор нажал кнопку переговорного устройства.
— Спенс, я хочу, чтобы ты осторожно узнал, сколько стоят старые фильмы Джефа.
— Зачем нам его старые фильмы? — спросил Спенс. — У нас есть две сотни новых.
— Я не сказал, что они нужны нам. Я только попросил узнать. Осторожно. Может быть, мы захотим купить их и сжечь. Но какие бы намерения мы ни имели, они не так сильны, чтобы мы согласились заплатить слишком много. Понял?
— Понял, — сказал Спенс, хотя его недоумение было очевидным.
— Послушай, — добавил, подумав, Доктор, — есть лучший путь. Мы не хотим ничего покупать. Создай подставную фирму. Пусть они наведут справки насчет этих фильмов. Так будет безопасней и дешевле.
Доктор отключил переговорное устройство, прежде чем Спенс успел задать новый вопрос. Хорошо поработав в течение дня, он мог теперь покинуть кабинет.
На столе Доктора лежал набор новых фотографий, сделанных на тихой, малолюдной свадьбе Джефа Джефферсона и Клер Колтон. В сопроводительной журнальной статье Клер была названа «некогда популярной актрисой, овдовевшей несколько лет назад и периодически игравшей в спектаклях, чтобы содержать двоих сыновей». На ряде снимков Джеф и Клер были изображены вдвоем. На других фотографиях рядом с ними находились мальчики, унаследовавшие светлые тона матери. Эта группа выглядела, как симпатичная настоящая семья.
Показав фотографии Доктору, Крейг сказал:
— Мы провели опрос. Идея понравилась шестидесяти восьми процентам населения. Семидесяти одному проценту особенно пришелся по душе тот факт, что Джеф решил стать отцом двум этим славным несчастным малышам. Идеальный имидж.
— И когда вы будете готовы начать полноценную кампанию? — спросил Доктор.
— Как только он перестанет появляться в телесериале, — ответил Крейг. — При условии, что вы решите ту, другую проблему.
— Я уже решил ее, — сказал Доктор. — Теперь я владею негативами всех фильмов, в которых когда-либо снялся Джефферсон.
— И? — спросил Крейг.
— Как только он всерьез начнет свою избирательную кампанию, я продам пленки телекомпаниям, расположенным вокруг штата, по такой низкой цене, что они не смогут отказаться. Вы сможете видеть его на экране семь вечеров в неделю, — радостно сообщил Доктор.
— В таком случае, — задумчиво произнес Крейг, — придержим их до начала кампании.
— Вы так уверены в его выдвижении?
— Еще три речи, полдюжины телевизионных пресс-конференций, подготовленных должным образом, и у него не будет конкурентов.
— Вы говорите весьма уверенно.
— Я сказал вам. Мы провели трекинг.
— Вы так доверяете вашим телефонным звонкам и компьютерам? — спросил Доктор.
— Другие люди тоже начали трекинг, — сказал Крейг. — Партийные лидеры. Потенциальные кандидаты. Все получают один ответ. Побить Джефферсона сможет только весьма сильный соперник. А Джефферсон еще даже не стал кандидатом.
— А эти сильные соперники существуют?
— Их несколько. Но сейчас Джеф имеет преимущества.
— Несмотря на его неопытность? — спросил Доктор.
— Благодаря ей. Он не занимал государственную должность, поэтому его не в чем обвинять. Он не высказывается категорично по какому-то вопросу, поэтому его нельзя атаковать. У него есть только одно слабое место. Я могу научить Джефферсона, как преодолеть эту проблему.
— Что вы имеете в виду?
— Те слушания коммунистов, — сказал Крейг. — Но вы не беспокойтесь об этом.
Он казался весьма спокойным и уверенным в успехе.
— Хорошо, — сказал Доктор. — Когда его захватит азарт?
— Я хочу дать ему несколько недель для обустройства в новом браке. Затем я организую ему пару важных выступлений. Но к этому времени он должен быть подготовленным, хорошо подготовленным. Не к речам, а к интервью. Впервые за много лет репортеры получат человека с некоторым блеском, обаянием. Они получат шанс проявить свой ум, показать себя. Поэтому он должен быть подготовленным.
— Он справится?
— Думаю, да, — ответил Крейг. — Думаю, да.
— Вы должны помнить о том, что все газетчики — негодяи! — сказал Крейг Джефу.
Они сидели в кабинете дома, купленного Джефом после его женитьбы на Клер. Комната была просторной, удобной, с большим телевизором. Все стулья были повернуты в сторону экрана. В недавно обставленном кабинете пахло мореной сосной и натуральной кожей.
— Негодяи! — повторил Крейг. — Правда их не интересует. Только заголовки. Чем сильнее шокирует заголовок читателей, тем большую площадь они получат. Чем больше площадь, тем выше статус автора. Их главная цель — не сообщать новости, а использовать ваши слова для осуществления их личных амбиций. Вы можете позволить им использовать вас. Или, — здесь Крейг для большего эффекта сделал паузу и отпил спиртное из бокала, — или вы можете сами использовать их. Вы можете играть на них, как на флейте. Делать так, чтобы раздавались только те звуки, которые вам нужны.
Крейг отодвинул свой бокал в сторону, поднялся, зашагал по длинной комнате. Джеф наблюдал за ним, завидуя уверенности этого непоколебимого молодого человека, которую он демонстрировал по всем вопросам.
— Самое главное — не ввязывайтесь в споры с прессой. Общаясь с газетчиками, помните одно: они — ваши политические противники, потому что разделяют левоцентристские взгляды. Они хотят не только использовать, но и погубить вас.
Поэтому не дискутируйте с прессой. Давайте ей осторожные, скучные ответы на все вопросы. А если не можете, говорите просто: «Никаких комментариев». Это порождает всевозможные домыслы и слухи. Но плохие слухи предпочтительнее плохих цитат. Слух всегда можно отрицать. Но отказаться завтра от сказанного сегодня весьма сложно.
Суть в следующем — не давайте им пищи. Через некоторое время они отстанут от вас, потому что увидят — какой смысл, он все равно ничего не говорит. Конечно, нельзя быть грубым. Вы должны быть вежливым. Но скучным.
Джеф слегка подался вперед.
— Вежливым, но скучным. Разве это не отразится в их статьях?
— Конечно, отразится, — тотчас согласился Крейг.
— Какая от этого может быть польза для нас? — спросил Джеф.
— Пресса — это не ваше средство массовой информации. Если вы посещаете какое-то собрание и выступаете там с речью в защиту доброго дела, это не обязывает вас становиться жертвой их игры. Ваше средство массовой информации — телевидение. Там ваши высказывания не могут быть искажены или отредактированы.
— Как бы не так, — возразил Джеф. — Видели бы вы, как кромсают телефильм, если его длительность превышает заданную на сорок секунд. Если нужно, они могут вырезать слоги.
— Если вы предоставляете им такую возможность, — сказал Крейг, глядя на Джефа.
— Вы можете и не давать им такой возможности, — отозвался Джеф. — Они просто берут и делают это.
Крейг улыбнулся, потер указательный и большой пальцы друг о друга, затем залез во внутренний карман и вытащил оттуда аккуратную стопку из белых карточек. Говоря, он похлопывал ею о ладонь своей левой руки.
— Им не удастся так поступить с вами. Если вы будете соблюдать мои правила. Не говорите свободно с прессой. Поберегите себя для телекамер. Заметив их, играйте так, словно вы на сцене. И давайте только те ответы, которые есть на этих карточках.
Джеф взял карточки, просмотрел их. На каждой было отпечатано какое-то заявление. Каждое заявление содержало примерно одинаковое число слов. Джеф вернулся к первой карточке. Там было краткое высказывание о свободе предпринимательства.
«Конечно, я — сторонник свободного предпринимательства. При условии партнерства между свободным трудом и свободным капиталом. Работая вместе, они могут достичь многого. Именно это сделало нашу страну великой. И сделает ее еще более великой».
Джеф посмотрел на Крейга.
— Тут нет ничего нового. Достойного внимания.
— Будет, когда это произнесете вы, — уверенно заявил Крейг. — Джеф, по-моему, вы не сознаете, как восхищаются вами люди. Они слушают, что бы вы ни говорили. И редакторы на ТВ знают это. Поэтому они будут использовать вас. А поскольку ваши заявления будут короткими, вам всегда дадут в обзоре новостей сорок — пятьдесят секунд эфирного времени. Без монтажа и купюр.
Конечно, если вы изъясняетесь длинными громоздкими фразами, как делает большинство политиков, вы провоцируете монтаж. А когда начинается монтаж, это приводит к искажениям. Поэтому ответ на любой вопрос должен занимать не более пятидесяти секунд. Я сказал вам. Не позволяйте средствам массовой информации использовать вас. Это вы должны использовать их.
Джеф снова начал просматривать карточки. Там были ответы на все вопросы, которые задавали ему в Сакраменто, включая такой: «Что делаете здесь вы, порядочный либерал?»
Он задержался на этом ответе. Прочитал отпечатанный мелким шрифтом текст:
«Я был не только порядочным либералом, я был человеком с обливающимся кровью сердцем. Да, я познал опасности, которые мы должны предотвратить. Этот опыт обошелся мне недешево. Это — одна из причин, по которой я нахожусь здесь».
— Это «обливающееся кровью сердце», — сказал Джеф. — Обязательно использовать такой оборот?
— В те дни вы не были коммунистом, да? — резко спросил Крейг.
— Нет, конечно!
— Однако они использовали вас. Чтобы защитить многих невинных актеров и писателей, вам пришлось также прикрыть нескольких коммунистов. Нет смысла отрицать это. Этот факт известен всем слишком давно. Поэтому прежде чем вас обвинят в излишнем сострадании бедным, сами назовите себя человеком с обливающимся кровью сердцем. Когда кандидат признается в какой-нибудь своей слабости, избиратели чувствуют, что они имеют дело с честным человеком. Поэтому вы сами поднимете этот вопрос. Обезоружьте их! Не дайте им шанса обвинить вас. Еще есть вопросы?
Джеф просмотрел оставшиеся карточки, прочитал каждый вопрос, каждый ответ.
— Что это, черт возьми? — спросил Джеф. — Две карточки с одним и тем же вопросом. Но ответы совершенно противоположные.
— Какой это вопрос? — сказал Крейг, прекрасно знавший это.
— Вы — кандидат на государственную должность?
— О да, есть такой вопрос.
— На первой карточке — отрицательный ответ. Но на второй написано: «Я говорил раньше, что если настанет время, когда люди этого штата захотят иметь политика-гражданина, у меня не останется иного выбора, как стать кандидатом. Думаю, это время пришло».
Крейг посмотрел на Джефа сквозь свои толстые очки, мобилизовав всю свою серьезность.
— Я никогда не даю человеку совет, как ему лучше распорядиться своей жизнью. Но, как я уже говорил, Джеф, — по-моему, вы не сознаете, какое воздействие вы оказываете на людей.
В последние годы вы обрели новый статус в их глазах. Статус, который вы никогда не имели прежде, будучи только кинозвездой. В последние месяцы несколько произнесенных вами речей сделали вас важной фигурой. Люди смотрят на вас. Они доверяют вам. Верят вам.
Вы думаете, что вами восхищаются как актером. Нет! Это восхищение человеком. Публика — это невинная девушка. Будучи порядочным человеком, вы можете играть ее чувствами. Раньше или позже вам придется заявить о своих намерениях. Удовлетворить запросы общественности. Это ваш гражданский долг. Никто не подскажет вам, что надо сказать. Вы сами должны решить это. Вы можете уйти. Можете сказать, что никогда не были кандидатом на государственную должность и не собираетесь им становиться. И можете сказать, что вы — кандидат. Нельзя лишь слишком долго уходить от ответа. Это нечестно по отношению к людям.
Поэтому здесь два ответа на этот вопрос. Выбор за вами. Я лишь предлагаю слова.
Джеф не дал немедленного ответа, но Крейг понял, что он добился своего, когда Джеф сказал:
— Я… я подумаю об этом. Поговорю с Клер.
Крейг знал, что скоро он получит ответ.
