Книга: Создатель звезд
Назад: Часть шестая
Дальше: 2

1

«Театр звезд КМ» с ведущим Джефом Джефферсоном вступил в свой четвертый сезон.
Премьера любого цикла — всегда событие, потому что именно эта передача оценивается прессой.
Через три года после того, как ТКА начала уходить от прямого эфира, критики решили, что сериалы не заслуживают тщательного еженедельного анализа, которого удостаивались «живые» трансляции из Нью-Йорка. Было неясно, в чем тут причина — то ли в географическом снобизме, то ли в неосознанном неприятии того факта, что ТКА сделала Голливуд телевизионной столицей мира. Но традиция установилась. Пресса уделяла внимание первой передаче, поэтому начинать надо было с лучшими сценарием и труппой.
Джеф Джефферсон гримировался в своей гримерной на «Сентрал Студиос». Сценарий отдаленно напоминал сентиментальную костюмную пьесу «Он же — Джимми Валентайн». Это была современная история, позволявшая Джефу сыграть одну из тех ролей, которые никогда не доставались ему в художественных фильмах.
С начала цикла Джеф сыграл много ролей — ветерана, возвращающегося со второй мировой войны, Доктора, адвоката, отца усыновленного ребенка, мужественного бизнесмена — жертву мафии, сенатора.
Все роли были написаны так, чтобы Джеф представлял в них искреннего, честного, симпатичного американца, с образом которого ассоциировалось название компании «Консолидейтид Моторс». Этим постановкам всегда недоставало тонкости и психологизма.
Перед закрытием очередного сезона Джеф, вооруженный саркастичными рецензиями Джека Гоулда в «Нью-Йорк таймс» и Джона Кросби в «Геральд трибюн», говорил с Доктором о «следующем сезоне» и потребности в свежих качественных сценариях.
«Следующий сезон» на телевидении и связанные с ним амбициозные планы всегда напоминали Доктору о его детстве, когда в дни еврейской пасхи он ходил в гости к своему дедушке. Все говорили о том, что в следующем году они будут отмечать праздник в Иерусалиме. Маленький Айседор Коэн чувствовал, что это лишь ритуальное желание евреев, на исполнение которого никто не надеется.
Однако сейчас, спустя две тысячи лет после изгнания, существовал Израиль. Евреи, произносившие «Следующий год — в Иерусалиме», могли позвонить в авиакомпанию «Ил Эл» и забронировать билеты.
Точно так же Доктор относился к повышению художественного уровня телепрограмм. Через две тысячи лет ТВ изменится. Но пока что в конце каждого сезона он участвовал в ритуальной дискуссии с Джефом Джефферсоном.
Доктор всегда делал вид, что с вниманием относится к жалобам Джефа. Он ежегодно заказывал два «глубоких, реалистичных, значительных» сценария.
В каждом из этих сценариев была хорошая роль для Джефа. В каждом имелась четко выраженная позиция по какому-то общественному вопросу. Каждый восхищал продюсера и пробуждал у Джефа мечты о хвалебных рецензиях и премиях. Каждый сценарий отсылался телекомпании, принимавшей окончательное решение. И всякий раз отказ не был прямым.
Ответственные сотрудники телекомпаний проявляли изворотливость. Они одобряли общественную позицию автора, но предлагали приглушить некоторые ее аспекты. К тому времени, когда сценарий возвращался для третьей доработки, даже автор чувствовал, что его уже не стоит спасать.
Но Доктор всегда представлял эту процедуру как честную попытку поднять художественный уровень телевидения. Выбрасывая несколько тысяч долларов на сценарии, Доктор вселял надежды в Джефа и других звезд ТКА; они соглашались играть в посредственных пьесах, к которым привыкла аудитория. Похоже, она полюбила их — количество купленных телевизоров стремительно возрастало.
Сейчас, в начале четвертого сезона «Театра КМ», Доктор зашел в гримерную Джефа, чтобы пожелать ему успеха и утешить его в связи с тем, что оба «новых и смелых» сценария были снова отвергнуты.
— Посмотри на это с другой стороны, малыш. Каждый раз, когда ты снимаешься в фильме, он становится твоей собственностью. Помимо гонорара, ты владеешь тридцатью процентами от каждой картины. Когда у нас будут готовы две сотни фильмов — а это произойдет к концу этого сезона, — мы продадим их, чтобы получить оборотный капитал. Твоя доля составит два — три миллиона долларов. И это при ставке налогов в двадцать пять процентов. Так что радуй Старика, и, поверь мне, когда ты решишь уйти, он будет радовать тебя до конца твоей жизни.
— Но пленки будут стоить еще дороже, если мы начнем снимать хорошие фильмы, — заявил Джеф. — Хорошие фильмы позволят мне играть по-настоящему!
— Джеф, Джеф, актерская игра — это еще не конечная цель. Для такого человека, как ты, это — начало. Сейчас ты — ведущий, личность. Но тебе известно, над чем мы работаем? Мы превращаем тебя в продюсера!
Такая речь всегда хорошо действовала на звезд. Доктор еще не встречал актера, который не считал бы, что он знает больше любого продюсера. Или писателя, который не считал, что он знает больше любого режиссера.
— Почему мы просим твоего одобрения по каждому сценарию, интересуемся твоими предложениями? Почему заставляем сидеть на производственных совещаниях? По той же причине. Придет день, когда ты скажешь: «Я закончил карьеру актера!» Я хочу, чтобы ты был готов к этому дню!
Джеф кивнул. Ему стало стыдно, что он не сумел заглянуть в свое будущее, как это сделал Доктор.
— Конечно, — продолжил маленький человек, — для этого тебе необходимо поработать на телевидении четыре-пять лет. Поэтому не будем раскачивать сейчас лодку.
Джеф кивнул. Доктор похлопал его по плечу, пожелал успеха и ушел.
На самом деле Доктор имел в виду следующее. Три года владения записанными на пленку телепостановками сулили меньшую прибыль, чем пять — семь лет. Длинный список фильмов было легче продавать мелким американским телекомпаниям, которые с помощью крупной сделки заполняли программу не на месяцы, а на годы.
Убедив Джефа, Доктор отправился к другой звезде, чтобы провести с ней ту же работу. Шагая по улице, маленький человек перебирал в уме свои активы — принадлежащие ТКА телепостановки, фильмы, лежащие в сейфах, студия, земля…
Ему пришлось прервать течение его мыслей. Он постоянно забывал о том, что студия и земля еще не принадлежали ТКА.
Доктор записывал большую часть постановок ТКА на «Сентрал Студиос». Ее часто называли «студией ТКА». Компания использовала три четверти производственных мощностей. Арендная плата ТКА помогала «Сентрал Студиос» держаться на плаву. Даже сейчас провал одной большой картины мог привести к краху «Сентрал Студиос». Доктор иногда всерьез задумывался о том, не попытаться ли выкупить студию с ее помещениями и землей, но он знал, что хозяева запросят пятьдесят миллионов.
Надо было найти обходной путь для приобретения студии. Он существовал. Благодаря Спенсеру Гоулду.
Несколько лет тому назад Спенс порекомендовал купить маленький банк в Сент-Луисе, который попал в беду. Приобретение банка было очень умным ходом. Такой шаг следовало инициировать самому Доктору. Когда-то давно аналогичным образом поступил Кошачий Глаз Бастионе.
— Деньги — это сила, — говорил Кошачий Глаз. — Но проще использовать чистые деньги. Тогда власти не могут задать неприятные вопросы. Где, если не в банке, легче всего получить чистые деньги? Поэтому я приобрел банк.
Банк в Сент-Луисе финансировал все постановки ТКА от момента начала съемок до продажи готового фильма телекомпании или спонсору. Когда ТКА захочет купить студию, банк окажется незаменимым. Но большой план Доктора мог рухнуть под давлением антимонопольных мер правительства.
На самом деле его замысел был еще более амбициозным, поскольку включал создание опоры в обеих политических партиях. Он уже совершал набеги в стан демократов — вероятно, потому, что Калифорния была традиционно демократическим штатом. За исключением Эрла Уоррена на протяжении жизни целого поколения здесь не было губернаторов-республиканцев. Хотя, возможно, Доктору не удалось проникнуть в ряды республиканцев по другой причине. Бадди Блэк остроумно заметил: «Доктор, ни один еврей не может быть убежденным республиканцем».
Если причина заключалась в этом, то она не могла убедить Доктора в том, что это положение нельзя изменить. Сейчас, шагая от одного студийного павильона к другому, чтобы зарядить очередную телезвезду энтузиазмом, он думал о контактах с республиканцами, которые предстояло установить.
Доктор не сомневался в том, что ему удастся осуществить свой Большой план, если правительство не вмешается слишком скоро. Конечно, один фактор мог нарушить его временные расчеты — цветное телевидение. Многочисленные фильмы, принадлежавшие ТКА, были черно-белыми. Если приход цветного ТВ произойдет слишком быстро, или если политические связи Доктора будут укрепляться чересчур медленно, черно-белые фильмы резко упадут в цене. Доктор понял, что он должен поскорее пробраться в стан республиканцев.
Но сейчас он пришел на съемочную площадку номер семь, где Джоан Уэст снималась в своем первом телефильме. Ее огрубевшее от алкоголя лицо плохо смотрелось на новом широком экране. Неорганизованность Джоан привела к удорожанию кинофильмов с ее участием, так что телевидение стало последней надеждой актрисы. ТВ требовало каждодневного, ежечасного напряжения и не оставляло времени для злоупотребления спиртным.
Это было началом «благородного эксперимента» Доктора. Потребовалось немало усилий, чтобы Джеф согласился пригласить Джоан в качестве гостя одной из его телепостановок. Это позволило бы сделать пилот и с его помощью продать актрису. Наконец Джеф уступил. И сегодня Джоан снималась в ее первом телефильме.
Доктор временно выбросил из головы все мысли о политических контактах, чтобы подумать, как лучше польстить Джоан. Он подсчитал, что если она добьется успеха и продержится три года, это принесет ТКА больше сотни фильмов стоимостью от двух до трех миллиардов долларов.
Если же Джоан потерпит неудачу, ТКА понесет убытки. И спиртное навсегда выбросит ее из шоу-бизнеса. Поэтому он надеялся, что она добьется успеха.

 

Шел третий день съемок. Джеф только что зашел в гримерную. Он собирался отправиться в столовую на ленч. К зеркалу была прикреплена записка. «Пожалуйста, позвони Доктору Коуну. Срочно!»
Это было похоже на Доктора. Что бы ни случилось, он не прерывал съемку. Связавшись с Доктором, Джеф узнал, что Коун находится на студии и хочет встретиться с ним за ленчем.
Они встретились в столовой за столом, который всегда оставляли для кобр Коуна — за исключением тех дней, когда Доктор находился на студии. Тогда стол резервировали для Коуна и его гостей. Когда Джеф прибыл в столовую, Доктор уже ждал его там. Коун спросил Джефа о молодом режиссере, сценарии, других актерах. Но Джеф знал, что совместный ленч вызван не этим. Истинная причина выяснилась, когда они заказали кофе.
— Люди, — произнес Доктор, — считают, что жизнь актера — это пьянство, большие гонорары и девки. Они понятия не имеют о тяжелой многочасовой работе, о зубрежке. Они не думают об обязательствах.
Джеф был знаком с этой преамбулой. Когда Доктор собирался попросить об одолжении, он всегда обвинял во всем некую общность, называемую «люди». Что последует на сей раз? — подумал Джеф. В последние годы, когда он стал телезвездой, его часто приглашали на разные мероприятия. В прошлом году Доктор уговорил его стать ведущим на ленче Объединенного еврейского совета. Наверно, теперь что-то другое.
— Знаешь, если бы мы оба не были обязаны многим Старику, я бы отказал им. Я пообещал поговорить с тобой только из-за него.
— В чем дело? — спросил Джеф, раздраженный длинной преамбулой.
— Бичер уходит в отставку после пятидесяти лет работы в КМ.
— Он заслужил право на отдых, — заметил Джеф.
— Он плохо себя чувствует после инсульта. Они планируют устроить в его честь большой обед в «Уолдорфе» — пока не случилось худшее. Даже его конкуренты придут туда. Ребята из КМ решили, что для него будет большим сюрпризом, если ты согласишься стать ведущим. Ты ему очень нравишься.
— Когда состоится обед? — спросил Джеф.
— Это — часть проблемы, — сказал Доктор. — Он состоится во время съемочной недели. Перед Днем благодарения. Мы и так едва укладываемся в наши сроки. И на этой неделе ты играешь главную роль. Но мы бы могли немного перекроить расписание съемок и освободить тебя на сорок восемь часов. Ты сможешь слетать в Нью-Йорк, принять участие в обеде и вернуться на студию без большого нарушения графика.
Доктор знал, к чему сводилась проблема. Поэтому он так осторожно подбирался к ее изложению. Джефу предстояло после рабочего дня полететь ночным рейсом в Нью-Йорк, появиться на обеде и вернуться назад утром следующего дня. Из шестидесяти часов на сон останется только шесть. Этот изнурительный режим позволит сберечь несколько тысяч долларов из скупого телевизионного бюджета. Джеф молчал, поэтому Доктор продолжил:
— Честно говоря, если бы я не знал твоего отношения к Старику, я бы даже не стал просить тебя. Конечно, стоит подумать и о другом аспекте. Если Старик уходит в отставку, и мы теряем его защиту, нам не помешает заручиться симпатией к тебе со стороны новых боссов. Твое согласие сделает их нашими должниками.
— Сорок восемь часов на путешествие туда и обратно. Кто напишет мою речь? Что мне придется делать? — спросил Джеф, выставляя как можно больше возражений.
— Речь — это не проблема, — быстро ответил Доктор. — Я осмелился поговорить с Эйбом Хеллером.
— С Эйбом Хеллером? — удивился Джеф. — Ты попросил его написать речь, восхваляющую Старика?
— Есть причина, — сказал Доктор. — Видишь ли, часть проблемы…
— Какой проблемы? — перебил его Джеф, поняв, что Доктор что-то недоговаривает.
— Ребята из КМ надеются, что эта речь станет данью признания всей индустрии. Не только их конкурентов, но всех партнеров КМ, включая сотрудников Союза автомобилестроителей. Их контракт должен быть продлен. Сотрудники Союза боятся, что появление на обеде в честь Старика ослабит их позицию на переговорах. Ребята из КМ считают, что присутствие Джефа Джефферсона, человека, длительное время проработавшего в профессиональном союзе, повлияет на Союз автомобилестроителей, и его руководство тоже придет на торжества.
Джефа возмутило то, что Доктор говорил с Эйбом Хеллером о написании речи, не заручившись его согласием произнести ее. Это означало, что он считал Джефа покорным исполнителем его воли. Это оскорбляло актера. Далее, тут был намек на дружбу между Доктором и Эйбом Хеллером, встревоживший Джефа. Возможно, в этом крылась причина того, что идея Эйба о второй подписи на всех контрактах между ТКА и членами Гильдии постепенно была забыта. Возможно, это объясняло и недавнее обогащение Эйба.
Раздраженный Джеф решил не давать ответа немедленно.
— Я подумаю, — сказал он. — Дай мне день или два.
— В Детройте хотят сделать объявление.
— Я должен вернуться на съемочную площадку.
Джеф считал себя должником Старика и знал, что он поедет в Нью-Йорк, чтобы возглавить банкет. Но он не хотел, чтобы Доктор одержал легкую победу.
К следующему утру Джеф решил, что он полетит в Нью-Йорк только в том случае, если съемочный график позволит ему отсутствовать полных три дня. Один день уйдет на дорогу, второй — на отдых перед обедом, третий — на возвращение. Джеф радовался, представляя, как будет мучиться производственный отдел ТКА, экономящий каждый цент, решая эту проблему. Изнурительная рутина ежедневных телесъемок приносила ему мало удовольствий, и он чувствовал, что имеет право побаловать себя. Он передал свои условия через Элизу.
К вечеру пришло известие от Доктора. Изменения в графике съемок позволяли освободить Джефа на три дня.
Только сев в самолет, Джеф понял истинную причину своего недовольства. Посещение Нью-Йорка возродит боль от потери Шарлен. Он пожалел о том, что потребовал три полных дня. Короткое путешествие, предложенное Доктором, было бы более легким. Может быть, он позвонит Клер Колтон и пригласит актрису и ее мужа Ирвина пообедать. Он оставался их должником с того мучительного вечера, состоявшегося четыре года тому назад. Джеф откинулся на спинку сиденья и начал репетировать речь.
Ему понравилось, что Эйбу удалось выразить восхищение Стариком и избежать при этом фальши. Он не умолчал о жестоких схватках, которыми была насыщена упорная борьба Старика с профсоюзами. Джеф отметил, что эта речь делает его символом новых отношений в промышленности. Бывший профсоюзный лидер выступал от имени корпорации.
Это была речь государственного мужа. Эйб превзошел самого себя. При этом он, вероятно, заработал для ТКА продление спонсорского контракта на пятый, возможно, шестой годы.

 

Когда Джеф прибыл в «Уолдорф», он обнаружил, что несколько сотрудников КМ и рекламного агентства, включая Карла Брюстера, уже звонили ему, чтобы пригласить на коктейль или обед. Но он хотел быть свободным в этот вечер. Он обязательно позвонит Клер и Ирвину. Возможно, они смогут встретиться с ним. Возможно, пригласят к себе. Этот визит не будет похожим на предыдущий, когда он, Джеф, нуждался в утешении.
Он взял свою записную книжку, нашел телефон Колтонов и сообщил его телефонистке. Она перезвонила и сказала, что номер абонента изменился. Телефонистка набрала новый номер. Ответил мальчик. Когда Джеф попросил позвать Клер, мальчик произнес:
— Мама, это тебя. Не знаю. Какой-то мужчина.
После паузы Джеф услышал ее сдержанный, настороженный голос:
— Алло? Кто это?
— Джеф, — приветливо произнес он.
Она повторила с недоумением:
— Джеф?
— Клер, это я!
— О, Джеф! Какой сюрприз, — сказала Клер с меньшим энтузиазмом, чем тот, на который он рассчитывал. — Где ты?
— Я приехал на пару дней в город, чтобы провести торжественный обед в «Уолдорфе». Я подумал, вдруг вы с Ирвином сможете составить мне компанию… я бы…
Ее молчание перебило его внезапнее любых слов.
— Клер?
— Значит, ты не знаешь.
— Что?
— Ирвин умер. В июле исполнится два года.
— Господи, — растерянно произнес Джеф. — Извини, Клер. Я не знал. Я могу навестить тебя? Или пригласить тебя с мальчиками на обед?
— Дети уже пообедали. А я собираюсь сесть за стол. Если хочешь, приезжай.
— С удовольствием, если ты не против, — сказал Джеф.
— Нет. Приезжай. Я дам тебе новый адрес, — внезапно вспомнила Клер.
Они жили в районе Западных Восьмидесятых улиц, возле Сентрал-парка.
Дом оказался более старым, чем тот, в котором они жили на Ист-Энд-авеню. А квартира — менее просторной. Следы вынужденной экономии были заметны во всем. Но квартира была уютной. Мальчики чувствовали себя весьма неплохо в своей комнате, заставленной авиамоделями, радиолюбительской аппаратурой, пластинками, книгами.
Хотя дети не помнили Джефа как их гостя, они тотчас узнали его как телезвезду. Но это не произвело на них большого впечатления. Клер смущенно объяснила:
— Мы не разрешаем им подолгу смотреть телевизор… я не разрешаю. Ты выпьешь?
— А ты?
Она заколебалась.
— О'кей!
Клер ушла на кухню, Джеф заглянул в комнату мальчиков. Они начали объяснять ему, что они делают с радиоаппаратурой. Похоже, они обрадовались возможности поговорить с мужчиной. Внезапно Джонни, более светлый из братьев, спросил:
— Вы были папиным другом?
— Я знал его, — ответил Джеф. — Он был хорошим человеком, очень хорошим.
— Да, — сказал мальчик. — Раввин тоже так говорит. Папа был умным, он разбирался в самолетах и радио. Он знал все. Когда он вернется…
— Мама сказала, что он не вернется, — перебил брата Дэвид.
— Когда он вернется, — повторил Джонни, — он соберет нам телевизор. Тогда мы сможем смотреть его, когда захотим.
Клер появилась в дверном проеме с бокалами в руках. Она протянула один из них Джефу.
— Если я не забыла, виски с содовой?
Он кивнул. Они почти коснулись бокалов друг друга и выпили.
— Обед будет готов через минуту.
Клер снова ушла на кухню. Джеф сел на одну из кушеток.
Вскоре Клер вернулась.
— А теперь вам придется отпустить мистера Джефферсона, чтобы мы смогли пообедать.
Дети запротестовали, но Клер взяла Джефа за руку и повела его в холл, который служил также столовой. Маленький стол был накрыт на двоих. Обед состоял из горячего, сочного цыпленка с чесноком. Они ели и беседовали — в основном о карьере и успехе Джефа. Клер, похоже, избегала разговора о смерти Ирвина. Джеф понял, что она делала это сознательно, поскольку мальчики не спали.
После обеда Джеф сидел в небольшой, красиво обставленной гостиной; Клер укладывала мальчиков в постели. Она выглядела хорошо — лучше, чем он ожидал. Ее лицо что-то приобрело. К правильным красивым чертам добавилась сила. Клер не была переполнена жалостью к себе. Она несколько раз упомянула Ирвина с чувством гордости, а не грустью.
Лишь когда Клер вернулась в гостиную, закрыв дверь детской, она произнесла нечто печальное:
— Дэвид держится хорошо, насколько это возможно при таких обстоятельствах, но Джонни постоянно ждет возвращения отца. Что бы я ни говорила, он стоит на своем.
Только в этот момент Джефу впервые показалось, что она может заплакать.
Поскольку она затронула эту тему, он спросил:
— Как он умер?
— Он слишком много работал, не жалел себя ради мальчиков и меня. Говорил, что им нужны деньги на образование, на отдых. И, конечно, страховка. А я должна иметь норковую шубу — независимо от того, хочу я или нет. Говорят, что евреи — самые лучшие мужья. Это было бы правдой, если бы они жили дольше.
— Сердце?
Она кивнула.
— Стоматология — малоподвижная работа, но напряженная. Его погубило желание обеспечить нас всем. Он оставил нам приличное состояние, хотя и не такое большое, как ему хотелось. Я время от времени работаю. Но теперь, когда ТВ переместилось на Побережье, роли достаются реже.
— Ты не думала о переезде туда?
— Это бы означало, что мальчики расстались бы с дедушкой и бабушкой. Внуки — это все, что у них есть сейчас. Тяжелее всего было видеть, как его родители хоронят их единственного сына. Как бы я ни любила Ирвина, его мать пережила большее горе. Все ее надежды, ее будущее были связаны с ним. А теперь — с мальчиками. К тому же здесь, на востоке, они получат лучшее образование.
Он понял, что она ищет любые предлоги, чтобы оставаться в Нью-Йорке. В некотором смысле она тоже отказывалась принять его смерть.
— Ты думала о новом замужестве?
— Не знаю, — неуверенно произнесла она. — Мне нужен настоящий человек. И я всегда сравнивала бы его с Ирвином. Просто не знаю.
— У тебя никого нет? — спросил он.
— Мужчины есть. Но одного — нет. Это меня беспокоит. Я знаю, что мальчикам нужен кто-то. Ты видел, как они вцепились в тебя. Им нужен отец, но я не знаю, нужен ли кто-то мне.
Он кивнул. После Шарлен он испытывал то же самое. Девушки, много девушек, но ни одной настоящей.
Он неожиданно для самого себя спросил:
— Если бы ты нашла человека, который побудет с мальчиками, ты бы пошла со мной на этот завтрашний обед?
Она заколебалась.
— Я понимаю, что он может оказаться скучным. Зато ты послушала бы мою речь, и я знал бы, что среди аудитории есть хотя бы один мой поклонник.
Она улыбнулась, и он вспомнил день после ухода Шарлен, когда его поддерживала лишь дружеская улыбка Клер.
— Пожалуйста?
Она кивнула.
— Я могу попросить маму. Она будет счастлива провести вечер с мальчиками.
— Я пришлю за тобой машину. Обед начинается в семь часов. Но в шесть пятнадцать состоится маленький прием с коктейлями. Автомобиль придет в шесть. Или это слишком рано?
— Нет, нормально, — все еще улыбаясь, сказала она.
Он поцеловал ее в щеку и ушел. В «Уолдорфе», в ящичке на стойке, его ждал конверт. Дубликат подсунули под дверь. Люди в КМ старались предусмотреть все. В обоих конвертах находился один материал — список влиятельных людей, которых Джеф должен был соответствующим образом упомянуть в своем выступлении. Там значились фамилии министра торговли, министра труда, губернаторов Мичигана и Нью-Йорка. А также полудюжины четырехзвездных генералов, с которыми Старик тесно сотрудничал в годы второй мировой войны.
Джеф поразился той власти, которая соберется в президиуме. Заглянув в план зала, он нашел там стол ТКА. Коун и его кобры использовали каждую возможность. Клер будет удобно сесть там.
Тщательная подготовка обеда не только успокоила Джефа, но и дала ему понять всю значительность этого события. К тому моменту, когда он дополнил текст и трижды произнес речь, причем один раз перед зеркалом, уже пошел третий час ночи.
Утром следующего дня он зашагал по Пятой авеню и случайно оказался возле «Ф.А.О. Шварц» — магазина игрушек, расположенного напротив «Плазы». Он увидел витрину, заполненную ненатурально большими животными и сложной техникой, подвластной, наверное, только инженеру. Он захотел купить что-нибудь для мальчиков Клер. С помощью обомлевшей и возбужденной продавщицы он выбрал две весьма дорогие игрушки. Поселок с фигурками людей, автомобилями и фабриками. И комплект для сборки переговорного устройства, действовавшего в пределах городского квартала. Он договорился о том, чтобы обе коробки доставили в квартиру Клер.
Вернувшись в «Уолдорф», он обнаружил дюжину сообщений. Ему звонили сотрудники КМ и ССД. Они приглашали его на ленч. Трижды звонил Карл Брюстер. Ухаживания Брюстера позабавили Джефа, и он позвонил ему. Брюстер устроил актеру то, что Доктор называл «Большим Приветствием». Управляющий агентством не стал договариваться ни с кем о совместном ленче, надеясь на встречу с Джефом. Он держал столик в «21», на втором этаже. Его устраивало любое время, подходящее Джефу. Актер позволил Брюстеру проделать весь ритуал, после чего отказал ему.
О, радости звездного статуса. Мелкие способы расплаты с негодяями, игравшими судьбой актера. Доживи он до ста лет, он никогда не забудет того, насколько близок был крах.
Назад: Часть шестая
Дальше: 2