Книга: Создатель звезд
Назад: 1
Дальше: 3

2

Большую часть времени, когда Джеф сердился из-за молчания Доктора, Ирвин Коун находился в Нью-Йорке. Он консультировался с новым юристом. В большинстве случаев его устраивал калифорнийский юрист. Но когда речь зашла о такой серьезной проблеме, как антитрестовское законодательство, он отправился за советом в Нью-Йорк. То же самое происходило с врачами. Ирвин Коун пользовался их услугами в Калифорнии — пока был здоров.
Хотя Филип Роуз первым предупредил его об опасности, связанной с антитрестовскими законами, и предложил воспользоваться принципом сознательного согласия, когда совершение федерального преступления стало возможной реальностью, Доктор решил воспользоваться услугами другого юриста, пожилого адвоката Мервина Эплмана. Этот человек, некогда занимавший важный пост в администрации Рузвельта, сейчас являлся в столице весьма уважаемым торговцем влиянием.
Эплман усомнился в том, что ТКА удастся избежать судебного преследования, если Доктор будет следовать своему нынешнему плану. Пока юрист говорил, у Спенсера Гоулда возникли проблемы с носом, а Фредди Фейг нервно похлопывал рукой по своей поврежденной ноге.
Доктор опирался на прецеденты, о которых он узнал от своего самого выдающегося знатока юриспруденции — Кошачьего Глаза Бастионе. Кошачий Глаз неоднократно говорил ему: «Я делаю то, что должен сделать. Если закон хватает меня за руку, я что-то придумываю. С законом всегда можно договориться».
Не ссылаясь на своего учителя, Доктор сказал:
— Я сознаю риск. Вы ясно указали на опасности. Но тем не менее мы будем действовать.
Юрист увлажнил языком губы и произнес:
— Наша фирма успешно защищала клиентов, которым в прошлом предъявлялись подобные обвинения.
Правильно, подумал Доктор. Заранее подготовь жертву к высокому гонорару. Пусть она знает, куда обратиться в критический момент. Что ж, он наступит не скоро. Но я буду готов!
Вслух он уважительно произнес:
— Адвокат, вы можете быть уверены в том, что мы будем согласовывать с вами каждый шаг.
Доктор знал, как ему следует поступить. Спенс и Фредди отвезли его в аэропорт, чтобы он вылетел ближайшим рейсом на Побережье.

 

Утром следующего дня он попросил Элизу назначить на завтра встречу с Джефом за ленчем. Еще двадцать четыре часа ожидания сделают Джефа более сговорчивым. Место встречи? Мистера Джефферсона устроит «Хиллкрест»?
Положив трубку, Джеф встревожился. Он не имел ничего против «Хиллкреста». Даже если он чувствовал себя там не в своей тарелке, теперь этот клуб раздражал его меньше, чем до знакомства с Шарлен. Но изначально Доктор сказал, что они проведут вместе весь день, возможно, съездят в Ла-Джоллу.

 

Они встретились за уединенным столом, возле окна, за которым простиралось поле для гольфа. Доктор казался обеспокоенным. Он молчал до тех пор, пока они не заказали напитки. Доктор отмахнулся от протянутого ему метрдотелем меню и с горечью произнес:
— Еда? В этом городе мне ничего не полезет в горло! Неблагодарные предатели!
Это было загадочное заявление, полное обиды и отчаяния, но пока что оно не имело прямого отношения к Джефу. Или имело? — подумал Джеф.
Внезапно Доктор выпалил:
— Ты знаешь, в свое время я имел дела с мафией! Там слово — это слово. Услуга — это услуга. Они не забывают. Но этот город! Поверь мне, они могли бы поучиться манерам у мафии!
Доктор замолчал, и Джеф потрогал пальцем свой бокал, думая о том, ждут ли от него каких-то слов.
— Я бы не возмутился, — продолжил Коун, — если бы они поступили так в то время, когда ты заслонил их. Если бы не ты, многие работающие сегодня продюсеры, писатели, режиссеры оказались бы не у дел! Ты заткнул рот этой комиссии, прежде чем она успела развернуться всерьез. А теперь эти негодяи на студиях с толстыми сигарами и большими животами, которые несколько месяцев тому назад так перепугались, что были готовы целовать тебя в задницу, говорят мне: «Извини, но Джефферсон… от этой фамилии дурно пахнет… люди считают, что он причастен… что он тоже коммунист… иначе почему он стал бы защищать их? Извини, мы не можем рисковать».
— Ты хочешь сказать, что я попал в черный список? — спросил Джеф. — Только за то, что я выступил перед комиссией и сказал под присягой правду?
— Я хочу сказать следующее: они предпочитают не связываться с человеком, чья фамилия напоминает публике о самом факте расследования, — твердо произнес Доктор.
— Что мы будем делать? — спросил Джеф.
— Что мы будем делать? — повторил Доктор. — Я знаю, что мы не должны делать. Нам не следует бороться. Мы не должны пускаться в объяснения, оправдываться, устраивать публичный скандал. Это только еще сильнее разозлит их. А я и так уже достаточно разозлил их.
Последняя фраза прозвучала не как эпилог, а как пролог к новому заявлению.
— Малыш, — Доктор наклонился над столом и положил свою руку на руку Джефа, — малыш, мы знали хорошие времена. И плохие. И я всегда любил тебя. Может быть, в плохие времена даже сильнее, чем в хорошие. Потому что ты — джентльмен. Человек чести.
Джеф не ответил даже своей обычной полуулыбкой. Похоже, Доктор готовился сообщить нечто слишком зловещее.
— Поэтому я хочу быть с тобой честным, малыш. Я должен сказать тебе — найди другого агента.
Неистовый спазм сдавил желудок Джефа. Это заявление было самым шокирующим и страшным из всех, какие ему доводилось выслушивать в этом городе. Он почувствовал, что на его спине и груди выступил пот.
— Я бы поступил нечестно, не сказав тебе этого. Сначала я подумал, что мои ребята потеряли энтузиазм, потому что студии слишком часто отвергали тебя. Поэтому я сам взялся за дело. Я был уверен, что смогу добиться успеха. Поэтому обнадежил тебя перед твоим отъездом в Палм-Спрингс.
Внезапно Джеф перебил Доктора со злостью в голосе:
— Тут как-то замешан Мо Рашбаум?
— Мо Рашбаум? Прокатчик не может иметь к этому отношения. Источник беды здесь, в этом городе!
— Я просто подумал… ну, он…
Джеф не закончил фразу.
— Вот что я скажу, малыш. Я, верно, потерял голову. Их неблагодарность так возмутила меня, что я послал всех к черту! Все студии! Конечно, я выпустил пар, но ничего не добился. Только нажил себе врагов. Думаю, именно это я и сделал. Нажил себе врагов.
Он задумался на мгновение, потом сказал:
— Лично я не пострадаю из-за этих проституток. Когда я предложу им новый горячий товар, они широко распахнут передо мной двери и бросятся целовать мои ноги. Но ты — это другая история. Как ты сможешь снова стать горячим товаром?
— Роль, — с горечью напомнил ему Джеф. — Роль в той картине могла сделать это!
— Возможно, — согласился Доктор. — Может быть, мне следовало позволить тебе работать за возмутительно низкий гонорар.
Эта фраза обеспокоила Джефа так же сильно, как и совет найти другого агента. Ирвин Коун никогда не признавался клиенту в совершении серьезной ошибки. Очевидно, положение действительно было весьма плохим.
— Мне нужно еще выпить! — внезапно сказал Доктор; он повернулся, чтобы подозвать официанта.
Ожидая новые напитки, оба мужчины молчали. Джеф думал о том, как воспримет новость киноиндустрия. Все решат, что ТКА отказалась от Джефа Джефферсона, а не наоборот. Если Доктор бросал актера, тем более супруга своей важнейшей клиентки, это само по себе было равнозначно поцелую смерти.
Отпив полбокала, Доктор внезапно предложил:
— Тебе следует попытать счастья на сцене! На Бродвее! Хорошая роль в хорошем спектакле возродит тебя.
— Последний раз я играл на сцене во время учебы в колледже. И даже тогда без большого успеха.
— Ты — известная личность. У тебя есть имя. В Нью-Йорке на тебя будет спрос.
— Эти нью-йоркские критики только и ждут шанса освистать любую кинозвезду. Ты это знаешь.
— Не тебя, Джеф. Уже по политическим причинам они будут добры к тебе.
Доктор якобы пытался утешить его, но Джеф интерпретировал замечание Коуна как попытку протянуть ему спасительную соломинку надежды на выход из абсолютно безнадежной ситуации.
— Ты не первый и не последний актер, оказавшийся в таком положении, — сказал Доктор, допивая спиртное. — Такие сейчас времена. Если бы индустрия сейчас не шаталась, мы бы не столкнулись со всеми этими проблемами. Студии не боялись бы рисковать, приглашая тебя. Телевидение! — Доктор выплюнул это слово, словно оно было нецензурным. — Я бы хотел, чтобы эту чертову штуку никогда не изобрели! Знаешь, чего я боюсь? Из-за телевидения этот город умрет. Нельзя развлекать людей с телеэкрана бесплатно и рассчитывать, что люди будут покупать билеты в кассах кинотеатров. А результат? Я могу назвать отличных, уважаемых актеров, которые продают свои лос-анджелесские дома и перебираются на восток. Как жалкие цыгане! Весь уклад жизни тысячей актеров, их семей, ломается, гибнет. Это похоже на медленное землетрясение. Все вокруг тебя дрожит, трясется, разваливается, и ты не в силах остановить это.
Доктор перевел дыхание.
— Слушай, мне нет нужды говорить тебе это. Если бы ты сам не находился в такой ситуации, ты бы знал ее по проблемам, с которыми ты сталкиваешься в Гильдии.
Доктор снял свои очки и принялся полировать их, что дало Джефу шанс рассмотреть его глаза, увлажнившиеся то ли от эмоций, то ли от напряжения.
Хотя Джеф не доверял Коуну и теперь имел более веские, чем прежде, основания недолюбливать его, он все же сочувствовал Доктору. Коун, похоже, сильно переживал за любимую им индустрию и своих клиентов.
Увидев, что лицо Джефа смягчилось, Доктор решил, что он достиг своей цели.
— Черт с ними! — сказал он. — Давай поедим.
Он повернулся, чтобы позвать метрдотеля сигналом, которому он научился в молодости, когда нанимал для мафии ансамбли. Он издал губами звук громкого поцелуя. Метрдотель подошел к их столу, выхватил меню из-под мышки, точно мушкетер — шпагу из ножен перед схваткой. Заказав ленч, мужчины стали ждать без предвкушения и аппетита.
— Не игнорируй то, что я сказал насчет Нью-Йорка. Бродвея. С хорошей пьесой, сильным режиссером, долгим турне перед премьерой ты можешь добиться успеха. Возможно, отправиться летом на гастроли длительностью в восемь-десять недель.
Джеф не ответил. Его мысли текли в менее обнадеживающем русле. Как ему удастся найти нового агента — хорошего агента, способного представлять звезду? Настолько хорошего, чтобы разрыв с ТКА не показался падением. Хорошего независимого агента. С высоким личным статусом, способным повысить акции Джефа. Таких было несколько. Берт Алленберг. Чарли Фельдман. Курт Фрингс — один из новых. Но возьмут ли они клиента, от которого ТКА сочла нужным избавиться?
Конечно, существовал выход, позволявший сохранить лицо. Джеф мог дать понять людям, что ввиду приближающегося разрыва с Джоан им обоим неразумно иметь общего агента.
Но что бы ни думала общественность, он сам будет знать правду. Знать, что он выдохся и не стоит усилий, затрачиваемых на его продажу. Что возможности, открытые для других актеров, едущих на восток, не существуют для него. Он был чужим на востоке, не имел там профессиональных корней, необходимых навыков. Судьба отвела ему место здесь. Где он был никому не нужен.
— Ничего нельзя сделать? — спросил наконец Джеф. — Если не для меня, то хотя бы для спасения индустрии.
— Ничего! — выпалил Доктор. — Мы уже обсуждаем это не один месяц.
Затем он добавил небрежно, как бы невзначай:
— Единственный способ спасти этот город, эту индустрию — это нарушить закон.
— Закон? — спросил Джеф. — При чем тут закон?
— Это долгая история, малыш. Слишком долгая. Пойдем отсюда, — он отодвинул от себя почти нетронутую тарелку с едой.
Доктор добавил с видом близкого и заботливого друга:
— Что касается того, что я не буду представлять тебя, то мы сделаем любое заявление, которое тебя устроит. Если ты захочешь сделать его сам, я одобрю любой твой текст. Мы не должны расставаться врагами только потому, что бизнес находится сейчас в сложном положении. Подумай пару дней, поговори с любым другим агентом, если хочешь. О'кей, малыш?
— О'кей, — сказал Джеф. — Спасибо.
Затем он внезапно спросил:
— А Джоан? Она знает?
— Я не мог так поступить с тобой, Джеф, — заявил Доктор. — Скажи ей сам. Когда захочешь. И как захочешь. И поверь мне, малыш, — я бы не сделал этого, если бы не считал, что это будет тебе на пользу.
Маленький человек похлопал Джефа по плечу, как это обычно делал отец актера.

 

Джеф ехал домой медленно, потому что ему меньше всего хотелось оказаться там. Он подумал, не заглянуть ли в офис Гильдии, но впервые это показалось еще худшей альтернативой. Захочет ли Гильдия иметь в качестве своего президента безработного актера? В голове Джефа мелькнула мысль, которая уже посещала его в Амарильо: можно ли окончательно отказаться от актерской карьеры и полностью посвятить себя работе в Гильдии? Нет, это исключено. Президентом Гильдии всегда был снимающийся актер, кинозвезда.
Перед возвращением домой он вспомнил кое-что сказанное Доктором. Закон. Нарушение закона. Как могут быть незаконными попытки целой индустрии спасти себя от уничтожения? Какой закон мог запретить это?
Доктор прав. На карту поставлена судьба всей киноиндустрии. Телевидение угрожало образу жизни многих людей. Каким бы ни был закон, Гильдия, возможно, способна что-то сделать. Они много лет отправляли телеграммы в Сакраменто и Вашингтон. Выражали свое отношение к тем или иным юридическим нормам. Эти послания оказывали некоторое воздействие.
Если проблема упирается в закон, возможно, Гильдия действительно способна что-то сделать. Ради индустрии Гильдия должна хотя бы попытаться остановить уничтожение Голливуда телевидением.
Он запарковался возле дома, прошел к бассейну, снял трубку с телефона и набрал номер ТКА. Элиза сказала, что Доктор занят, но попросила не класть трубку и подождать. Она будет знать содержание разговора, потому что телефоны Доктора и всех сотрудников ТКА прослушивались секретаршей Коуна. При возникновении споров или судебных дел секретарша могла дать показания в пользу ТКА. Также это не позволяло агентам ТКА обрабатывать клиентов от своего имени с целью их перехвата и создания собственной фирмы.
Через несколько волнительных минут привязанный к молчащей линии Джеф услышал голос Доктора.
— Привет, малыш! У тебя появились мысли относительно твоей ситуации?
— Нет, просто… что ты имел в виду, говоря о законе? Если закон мешает нам защитить индустрию, почему Гильдия не может лоббировать его отмену или изменение?
— А, это? — произнес Доктор без энтузиазма в голосе. — Это не такой закон, который может быть изменен конгрессом или администрацией штата.
— Ты хочешь сказать, что с этим ничего нельзя поделать?
— Теоретически — да. Практически — нет.
— Что это значит?
— Окончательный вывод таков: ничего нельзя сделать.
— Даже если все Гильдии объединятся? Однажды мы уже добились кое-чего от конгресса.
— Говорю тебе, все не так просто.
— Просто? — сказал Джеф. — Нам пришлось четыре раза посылать делегацию в Вашингтон!
— Ну, — произнес Доктор без энтузиазма, словно из этого ничего не может получиться, — если ты хочешь обсудить это, давай сядем и поговорим. Но это очень сложный вопрос.
— Я хочу поговорить об этом! — твердо сказал Джеф, желая защитить себя и своих коллег.
— Хорошо. Сегодня вторник. Как насчет четверга? Ты можешь встретиться со мной в четверг за ленчем?
Джефу хотелось закричать, что он свободен каждый день, но вместо этого он сказал, как деловой человек:
— Четверг? Думаю, этот день мне подходит.
— Я заеду за тобой. И мы все-таки съездим в Ла-Джоллу. До встречи в четверг, малыш.
Доктор положил трубку.

 

Наконец настал четверг. Джеф приготовился к поездке, прежде чем лимузин Доктора остановился перед домом. Но актер лежал в шезлонге, чтобы Марта поискала его. Помедлив мгновение, он встал.
Доктор молчал до тех пор, пока не поднял стеклянную перегородку, отделяющую пассажиров от шофера.
— Если эта беседа ни к чему не приведет, будет лучше, если о ней никто не узнает.
Это замечание усилило таинственность того, что должно было последовать; Джефу еще сильнее захотелось узнать, что замыслил Доктор.
— Я думаю об этом днем и ночью уже несколько месяцев. Чем Нью-Йорк лучше нас? Кто принадлежит экрану? Театральные актеры или киноактеры? Ответ очевиден. Тогда почему Нью-Йорк захватил телевидение? Потому что мы не стали бороться. Киностудии боятся телевидения, потому что оно уведет публику из кинотеатров. А результат? Нью-Йорк продолжает готовить телепрограммы, похожие одна на другую. Актеры, игравшие на прошлой неделе в «Крафте», через полмесяца оказываются занятыми в «Филко». Исполнительница главной роли в «Вестингхаусе» в следующем месяце будет играть в другой постановке. А тем временем наши актеры голодают! Студии простаивают! Увольняют техников, электриков, гримеров, плотников, монтажеров, музыкантов. А что если всех этих людей, все производственные мощности можно было использовать? Не в Нью-Йорке, а здесь!
— Хорошо, хорошо, — сказал Джеф, желая поскорей услышать продолжение. — Какой закон запрещает нам сделать это?
— Закон об агентской работе, — ответил Доктор.
— Закон об агентской работе? Что это за закон?
— Его еще называют общим законом.
— В чем он заключается? — спросил Джеф.
— Существует то, что называется «столкновение интересов». Допустим, я представляю тебя и одновременно, скажем, «Фокс» или «Уорнер». Я заключаю для тебя контракт с «Фоксом». Чьи интересы я должен защищать? Твои? Или «Фокса»? Вот суть проблемы. Агент не может представлять обе стороны.
Доктор завершил свое объяснение, добавив:
— И в большинстве случаев этот закон оказывается весьма хорошим.
Джеф задумался, потом спросил:
— Как это связано с тем, о чем мы говорили?
— Если студии связаны по рукам и ногам прокатчиками, если телекомпании вкладывают большие деньги в оборудование телестудий, кто сделает первый шаг для защиты киноактеров? У кого есть средства и силы? Кто может получить деньги у банков?
— Деньги? — спросил Джеф. — Для чего?
— Чтобы выгнать отсюда телевидение!
— Это возможно?
— При хорошей мотивации деньги найдутся. Мотивация и деньги сделают свое дело!
Прежде чем Джеф отреагировал, Коун продолжил:
— Представь, что произойдет! Киностудии заработают в полную силу, они будут выпускать кинокартины и телефильмы! Работы хватит для девяноста процентов членов Гильдии. А телесериалы имеют преимущество перед кинокартинами. Они продолжаются долго. Кинофильмы идут в прокате десять — двенадцать недель. О, это бы изменило всю индустрию! — восторженно произнес Доктор.
— Но где тут столкновение интересов? — спросил Джеф.
— Допустим, я захотел сделать это. Допустим, ТКА, располагая средствами, захотела вложить их в съемку телефильмов, дать работу тысячам актеров, сценаристов, режиссеров, техников. Закон запрещает нам это, потому что тогда мы будем продавать нам самим наших клиентов.
— Неужели нельзя что-то придумать? — спросил Джеф.
— Это слишком сложно. Мои адвокаты посоветовали мне не тратить сил. Им плевать на киноиндустрию.
— Нельзя послать к черту стольких людей. Стольких твоих клиентов.
— Когда мои юристы говорят — забудь об этом, я слушаюсь их, — печально заявил маленький человек.
— Нет никакого выхода? — спросил Джеф, не желая отказываться от этой идеи.
— Возможно, есть, — сказал Доктор. — Но он слишком сложен и труден.
— Разве попытка не является твоим долгом перед клиентами ТКА?
— Ну, — устало произнес Доктор. — Есть один путь. Единственный. Если потенциальные жертвы столкновения интересов заранее дадут свое согласие, это станет возможным. Появятся стимулы и свобода.
Затем Доктор быстро добавил:
— Но все это слишком сложно. Тебе пришлось бы объяснять ситуацию твоему правлению. А ему, в свою очередь, — членам Гильдии. Пришлось бы проводить голосование. Это корректный, но непрактичный путь…
В этом законченном предложении осталась недосказанность; оно приглашало собеседников к обсуждению. Молчание Джефа означало, что Доктор упускал важную стратегическую возможность.
Через несколько мгновений Джеф произнес:
— Я не вижу, почему мы не можем честно и открыто объяснить ситуацию правлению. Думаю, они могут пойти на это.
Боясь выдать свою радость, Доктор не отреагировал на слова Джефа. Он просто ждал. Он знал, что личное столкновение Джефа с жестокой реальностью кинобизнеса станет мощным катализатором.
Они молчали до тех пор, пока лимузин не доехал до «Виктора Гюго», роскошного ресторана, утопавшего в зелени и выходившего окнами на Тихий океан.
По рекомендации Доктора Джеф выбрал для себя превосходное красное вино. Молча потягивая его, они изучали меню. Однако Доктор внимательно наблюдал за Джефом поверх красно-золотистой обложки. Он хотел знать, какое впечатление произвели на Джефа его слова.
Когда они заказали ленч, Джеф сказал:
— По-моему, тебе не следует сдаваться. Ситуация такова: «Победа или смерть!» Гильдия должна защитить своих членов или уйти из бизнеса. Если бы ты знал цифры! Примерно двадцать звезд из этого города и несколько средних актеров содержат Гильдию. Это убийство. И положение не улучшится, если кто-то не возьмется за дело!
— Тебе нет нужды говорить мне это, Джеф. У меня в офисе есть все цифры. Гонорары киноактеров в этом году, в прошлом, три года тому назад. Если бы такое бедствие поразило любую другую индустрию, это бы стало сенсацией. Если ты хочешь взглянуть на эти цифры или использовать их, я дам тебе копию, — предложил Доктор. — И ты сравнишь их с гонорарами нью-йоркских актеров за те же годы. Они богатеют за наш счет.
Я сказал «за наш счет», но имел в виду не совсем это. Что касается ТКА, то мы получаем комиссионные за актеров, работающих на востоке. Мы по-прежнему делаем деньги. Мы не вправе жаловаться. Если бы только я не испытывал это проклятое чувство ответственности за звезд, которые много лет были с нами! — пожаловался Доктор тоном человека, которого мучают угрызения совести.
— Эти цифры могут пригодиться, — задумчиво произнес Джеф.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты дашь их мне, и я разберусь с Эйбом Хеллером. И тогда…
— Полегче, Джеф. Я не хочу, чтобы ты совершил в спешке нечто необдуманное. У тебя есть серьезные обязательства перед членами Гильдии.
— Я выполню их наилучшим образом, если помогу этим людям сохранить свою работу, — сказал Джеф.
— Конечно, — согласился Доктор. — Но не торопись. Подумай об этом день или два. В это нельзя бросаться очертя голову, потому что, если ты решишь действовать, тебе предстоит немного потрудиться. Так что подумай.
Доктор почувствовал, что ему удалось завести Джефа. Сейчас Коун мог без риска напомнить об осторожности, показаться более консервативным.
— Я бы хотел получить эти цифры! — настойчиво заявил Джеф.
— Ты получишь их при одном условии! — сказал Доктор, протянув руку вперед и положив ее на руку Джефа, как бы сдерживая его. — Ты должен будешь изучить их. А затем поговорить со мной прежде, чем с кем-либо другим.
Они съели камбалу в вине, названную в меню «морским филе», отказались от десерта, выпили кофе и приготовились вернуться назад.
В дороге первые полчаса они молчали, любовались пейзажами. Кондиционер спасал их от жары.
Доктор чувствовал, что его идея глубоко проникла в сознание Джефа.
В момент, который Доктор счел подходящим, он небрежно заметил:
— Конечно, актеры — народ непредсказуемый. Если пытаешься сделать что-то для их блага, они этого не видят. Когда я впервые заговорил о телевидении с некоторыми нашими клиентами, они не заинтересовались. Почему? Низкие гонорары. Небрежно написанные сценарии. ТВ — примитивное искусство и всегда останется таким. Тогда они не могли представить себе, что оно будет угрожать киноиндустрии. Они туго соображают. Их надо убедить.
— Убедить в необходимости спасать себя? — спросил Джеф.
— Не улыбайся, малыш. Скажу тебе по моему врачебному опыту: иногда пациент последним понимает, что он тяжело болен. А в шоу-бизнесе еще хуже. В нем мы живем иллюзиями и первыми обманываемся.
— Цифры сделают свое дело! — сказал Джеф.
— Потребуется кое-что еще, — печально заметил Доктор.
После долгой паузы он добавил:
— Знаешь, что может потребоваться? Это будет великолепным жестом. Демонстрацией доверия. Личной жертвой. Но это убедит их.
— Что? — спросил Джеф.
— Тебе это не понравится. Но если ты веришь, что можно кое-что сделать, что сделать это необходимо, ты — самый подходящий человек, — сказал Коун, давая понять, что ему не хочется толкать друга на такую серьезную жертву.
— Что я могу сделать? — спросил Джеф.
— По собственной инициативе потратить несколько лет на доказательство этого.
— Доказательство чего?
— Того, что ты настолько веришь в телевидение, что готов отдать ему несколько лет своей жизни.
— Я не понимаю, — сказал Джеф, поворачиваясь к Доктору.
— Я вот что имею в виду. Чтобы показать, как сильно ты веришь в эту идею, ты станешь первой кинозвездой, исполняющей главную роль в телесериале, поставленном ТКА и принадлежащем ей. Для членов ТКА это станет лучшим свидетельством твоей искренности.
Прежде чем Джеф ответил, Доктор продолжил:
— Это будет тяжелой работой. Съемки сериала будут занимать пять дней в неделю. Пятьдесят недель в году. Я не знаю, готов ли ты работать так упорно. И за такие деньги.
Помолчав, Доктор пренебрежительно произнес:
— В начале это будет приносить тебе не более четырех-пяти тысяч долларов в неделю.
Он снова помолчал, давая Джефу время на то, чтобы умножить пять тысяч на пятьдесят недель и получить результат — четверть миллиона в год.
— Конечно, чтобы компенсировать небольшую величину гонорара, мы дадим тебе долю от прибыли. Мои парни будут сопротивляться, но я настою на этом. Ты получишь не менее двадцати процентов.
Он помолчал, чтобы Джеф мог переварить услышанное.
— Я не утверждаю, что тебе это понравится. Но, отдав два или три года твоей карьеры, ты, возможно, спасешь тысячи членов Гильдии от многих лет бедности и лишений. Два или три года, Джеф, — это все, что потребуется.
Утроив четверть миллиона и предложив Джефу, не снимавшемуся целый год, трехлетнюю работу, Доктор с удовлетворением почувствовал, что теперь он может расслабиться, откинуться на спинку сиденья.
Он еще никогда не готовил лучшую наживку, никогда не разыгрывал гамбит более искусно.
Джеф сидел, умножая пять тысяч на пятьдесят и на три. Семьсот пятьдесят тысяч за три года. Сюда следовало прибавить то, что ему еще никогда не удавалось получать — долю от прибыли.
Предложение казалось ему все более заманчивым. Загвоздка была в одном. Чем лучше оно звучало, тем хуже он к нему относился.
Наконец он понял причину.
Можно назвать это жертвой, как сделал Доктор, или мужественным поступком в защиту других актеров. Но самое правильное название — взятка. Внезапно Джеф осознал это. Но на него давила весомость предложения.
Если бы это было сценой в картине, и такое предложение сделали бы герою, несомненно, он тотчас отверг бы его. Но в реальной жизни было время. Он мог не отвечать сразу же. Такие предложения могут заканчиваться «карманным вето» или оставаться в силе долгое время, необходимое для поиска моральных оправданий. Последние были предоставлены Доктором в большом количестве.
И не только Доктором. Год поражений, потеря Джоан и Шарлен, даже унизительное предложение Дорис Мартинсон — все это заставляло его сказать «да». Заявление Доктора о том, что ТКА отказывается представлять его, делало Джефа беззащитным.
Даже если он сам кое-что заработает, выиграют также и остальные члены Гильдии. Если телекомпании появятся на западе, карьеры будут спасены, семьи останутся в своих домах, людям не придется пересекать страну в поисках работы, сталкиваться со всеми проблемами нью-йоркской жизни.
К тому времени, когда Джеф подъехал к дому и вышел из машины, он почти убедил себя в том, что он может с чистой совестью принять предложение Доктора. Окончательное принятие решения потребует еще одного-двух дней, но у Джефа уже появился в душе соответствующий настрой.
Доктор почувствовал, что сейчас следует оставить эту тему; он лишь сказал:
— Джеф, это — три года твоей жизни. Человек должен тщательно подумать, когда речь идет о таком куске его жизни.
Подъехав к колониальному особняку на бульваре Санта-Моника, где находилась ТКА, Доктор сказал себе, что он добился успеха с Джефом Джефферсоном. Не позже чем через сорок восемь часов, или даже двадцать четыре, если он недооценил готовность и желание Джефа, зазвонит телефон, и актер сам предложит встретиться. Коун, конечно, согласится. Что будет сказано во время встречи — неважно. Сам факт звонка будет означать согласие.
Когда Доктор вернулся в офис, его ждали там парикмахер и маникюрша. День заканчивался; Доктор любил покидать офис подготовленным к вечерним мероприятиям, являвшимся одновременно светскими и деловыми. Он отдал себя во власть парикмахера. Элиза тем временем стояла рядом и читала вслух список телефонных звонков и проблем, накопившихся в отсутствие Доктора.
Доктор невозмутимо кивал, слушая секретаршу. Каждая проблема казалась большой, но на самом деле серьезных осложнений не было. Творческие люди, клиенты ТКА, не знают мелких кризисов.
Элиза дочитала свой список. Доктор отпустил ее, сказав:
— Хорошо, дорогая. И не зови меня к телефону. Сделай исключение только для Джефа Джефферсона.
Элиза повернулась и обрадованно посмотрела на шефа; она удивилась, что Доктор так ждет звонка от Джефферсона. Затем она вышла из комнаты.
По просьбе парикмахера Доктор откинулся назад. Он закрыл глаза, чтобы открыть их через мгновение и посмотреть на маникюршу — полную девушку именно того типа, к которому Доктор питал слабость. Ее высокие груди колыхались в вырезе розового форменного платья. Резкий запах дешевых духов говорил об отсутствии вкуса. Еще две недели назад она была платиновой блондинкой, а сейчас ее волосы имели рыжий оттенок. Зад маникюрши был слишком большим для ее роста. Очевидно, она часто и с легкостью отдавалась клиентам. Наверно, она не откажется от подарка, подумал Коун.
Еще будучи интерном, он приобрел слабость к девушкам, носящим форму. Маникюрша во всех отношениях отвечала его запросам. Она также могла обеспечить ему чувство вины и укоры совести. Доктор чем-то напоминал алкоголика, он ненавидел то, к чему его тянуло.
Он начал придумывать, как ему избавиться от парикмахера и оставить маникюршу, но тут зазвонил телефон. Подняв трубку, Доктор произнес:
— Да, Джеф?
Но оказалось, что это звонит из Нью-Йорка Спенсер Гоулд. Раздраженный звонком, которого можно было избежать, Доктор спросил резким тоном:
— Что на этот раз, Спенс?
Выяснилось, что возникли проблемы с подбором актеров для телевизионного театра «Алюмко». Рейтинг упал, и спонсор настаивал на привлечении через ТКА знаменитостей для его поднятия. Доктор предложил договориться с какой-нибудь киностудией, чтобы она дала своих актеров для шоу «Алюмко» в обмен на телерекламу нового фильма.
Затем, как бы вспомнив что-то, Доктор добавил:
— Что они скажут, если им предложат Джефа Джефферсона?
— Что они скажут? Они скажут, только в более вежливой форме, следующее: «Черт возьми, вы считаете нас сумасшедшими?» Нет, они мыслят другими категориями. Они хотят Джимми Стюарта или Кэри Гранта, возможно, Дебору Керр.
— Да? — разозлился Доктор. — Мы это устроим!
Вызов уничтожил ощущение, возникшее в его паху. Доктор быстро избавился от маникюрши и парикмахера. Он вызвал Бадди Блэка и Фредди Фейга к себе в кабинет. Фейг приехал на неделю в Голливуд из Нью-Йорка.
Оба подчиненных Доктора заняли места за столом для совещаний, стоявшим в дальнем конце просторного кабинета. Овальный стол был изготовлен из орехового дерева в 1804 году английскими мастерами.
— Ребята, — со своим старым чикагским акцентом произнес Доктор, — у нас возникла проблема. Это не совсем проблема. Точнее, это этап кампании, способной принести нам сотни миллионов долларов. Но если мы не преодолеем эту фазу, мы можем прогореть.
Поскольку Бадди и Фредди, как и Спенс, владели акциями ТКА, фраза о сотнях миллионов заставила их напрячь свои мозги.
— Проблема связана с нашим участием в съемках телефильмов. Фаза, которую я упомянул, затрагивает Джефа Джефферсона.
— Он дал согласие? — радостно спросил Фредди.
— Он думает. Это означает «да».
— Тогда в чем проблема? — спросил Фредди.
— А вот в чем — я должен найти для него место в престижной телепрограмме. Он выступит в качестве гостя. Что скажете?
— Думаю, мы скорее найдем средство от рака, — вставая, произнес Фредди.
— Не остри, Фредди! — резко сказал Доктор. — Я хочу, чтобы он стал гостем! Мне это необходимо! Это — часть сделки.
— Часть сделки, — протянул Фредди и зашагал по комнате, пока Доктор не взорвался:
— Ты перестанешь топать своей якобы раненой ногой по полу? Мне нужны идеи, конструктивные идеи! А не твоя ходьба!
— Роль гостя… — произнес Фредди. — Как насчет «Крафт мюзик-холл»?
— Он не поет. Не танцует. Не рассказывает анекдоты. Я хочу пристроить его в драматический спектакль. Высококлассный драматический спектакль!
— Помимо того, что он не поет, не танцует и не рассказывает анекдоты, он не делает еще кое-чего — не играет! — вставил Бадди.
— Хорошо, хорошо, — нетерпеливо произнес Доктор. — А теперь убирайтесь отсюда и думайте!
Фредди и Бадди кивнули, обещав друг другу связаться между собой позже, хотя каждый знал, что в случае появления у него хорошей идеи он отправится с ней сразу к Доктору. Ирвин Коун всегда поддерживал между ними конкуренцию с помощью установленной награды. После ухода Доктора в отставку Спенсер Гоулд получит нью-йоркский офис. Таким образом часть бизнеса, связанная с киноиндустрией, останется свободной. Ее унаследует либо Фредди Фейг, либо Бадди Блэк. Поэтому две молодые кобры никогда не дремали.
Доктор отлично понимал все это. И был уверен в том, что кто-то из них найдет решение проблемы.

 

Утром следующего дня, в начале одиннадцатого, телефон Доктора зазвонил. Джеф старался говорить деловитым тоном. Он следил за каждым своим словом, зная, что, кроме Коуна, его слушает кто-то еще.
— Доктор, я тщательно все обдумал. Одно не вызывает сомнений. Если мы ничего не предпримем, при нынешнем развитии событий этот город вымрет через год. Максимум через два.
— Я это вижу отчетливо! — согласился Коун.
— Значит, необходимо что-то сделать.
— Конечно, — мягко произнес Доктор.
Он знал, что Джеф должен самостоятельно проделать это упражнение по самооправданию.
— Я изучил всю проблему, — продолжил Джеф. — У нас есть актеры, писатели, продюсеры, режиссеры, техники, студийные рабочие. Кто выступит в первую очередь? Писатели? Продюсеры? Режиссеры? Писатель может сочинять где угодно. Может послать рукопись по почте. Режиссер? Ему легче, чем актеру, работать на натуре, потому что он сам ее выбирает. Продюсер? Он все равно заключает сделки в Нью-Йорке. Тогда кто остается? Наибольшая опасность в профессиональном и экономическом смысле угрожает актерам. Киноактерам. Людям, проделавшим тяжкий путь, чтобы создать относительное материальное благополучие для себя и своих семей. Обрести дом и достойный образ жизни. Если кто-то возглавит эту битву, то это будут актеры.
Доктор слушал, поглядывая на Элизу, прижимавшую к уху вторую трубку. Она с гордостью и радостью слушала убедительные аргументы Джефа Джефферсона.
— Именно это я и пытался сказать вчера, Джеф, — пробормотал Доктор. — Только ты сделал это в сотни раз лучше, чем я!
— Теперь насчет моей работы на ТВ, — Джеф заколебался, — я не знаю…
Доктор насторожился — такого поворота он не ожидал. Но он не перебил Джефа, лишь стал слушать его более внимательно.
— Три года — большой срок. Особенно для человека, достигшего сорокалетия. Для звезды интервал между сорока и сорока тремя годами весьма значителен.
А интервал между сорока двумя и сорока пятью годами — тем более, подумал Доктор. Но он ничего не сказал.
— Я имею в виду следующее: если человек на три года уходит из кино, возвращение может не состояться. Ты меня понимаешь?
— Конечно, понимаю, — тотчас отозвался Доктор. — Поэтому я пожалел о том, что вчера нам не хватило времени обсудить детали сделки. Я думал о следующем: прежде всего ты сделаешь пробный телефильм, то есть пилот. Продемонстрируешь этим свои добрые намерения Гильдии. Кто знает? Если тебе повезет, пилот не продастся, и ты останешься свободным человеком. Конечно, никто не станет вкладывать деньги в пробную постановку, если люди не будут иметь гарантий твоего дальнейшего участия в том случае, если сериал будет куплен.
Мы должны принять во внимание тот факт, что скорее всего пилот удастся продать. Какой спонсор откажется от возможности еженедельно показывать на телеэкране Джефа Джефферсона? Ты должен быть готов к такому исходу. Ты спросишь — какова защита? Телевидение займет не все твое время. Мы включим в контракт условие, по которому ты будешь ежегодно иметь подряд три свободных месяца для работы над кинофильмами. Ты понял?
— Но вчера ты сказал, что на съемку сериала будет уходить пятьдесят недель в году.
— А что, по-твоему, я делал со вчерашнего вечера? Просиживал штаны? Я понял, что мои слова насчет пятидесяти недель огорчили тебя. Я спросил себя — как я могу помочь этому человеку сделать то, что необходимо? И уберечь его от чрезмерной жертвы? Утром меня осенило — свободное время. Мы это организуем. Например, будем в отдельных передачах заменять тебя приглашенными звездами. Тогда ты получишь время для работы в кино.
— Это звучит разумно, — согласился Джеф.
На самом деле он подумал, что предложение стало теперь гораздо более выгодным.
— Думаешь, тебе удастся уговорить спонсора принять такое условие?
— Он либо согласится, либо не получит Джефа Джефферсона! — заявил Доктор.
Джеф едва не сказал: «Вспомни — в последний раз, когда ты велел мне не сдаваться, проявить твердость, я потерял роль». Но вместо этого актер, не ощущая под ногами твердой почвы, произнес:
— Делай, как считаешь нужным. Ты — Доктор.
— Джеф, Джеф, я понимаю твое беспокойство. Это — важный шаг. Ты рискуешь всей своей карьерой. Но я даю тебе слово: если я почувствую, что опасность слишком велика, я все остановлю. Ты не станешь снова козлом отпущения для всей индустрии! Не станешь, пока я рядом!
— Хорошо, Доктор! — согласился Джеф.
— Мы еще поговорим завтра, Джеф. И подумай о наилучшем подходе к членам Гильдии. Хорошо?
— Хорошо!
— Умница!
Доктор положил трубку.
Назад: 1
Дальше: 3