Часть первая
1
«Не расходуй свои силы понапрасну. Найди слабое место и приложи их к нему».
Этот совет был важнейшим из всех, какие выслушивал когда-либо Доктор. То, что прозвучал он из уст Анджело, Кошачьего Глаза Бастионе, не уменьшало его значения. Даже наоборот. Бастионе управлял империей, созданной в Чикаго и охватившей своими щупальцами всю страну. Человек без образования, с животной потребностью уцелеть, победить и править, Бастионе был королем того мира, где поражение означало преждевременную смерть.
Доктор построил свою карьеру, руководствуясь этим простым принципом. Индустрия развлечений разрасталась, кинокомпании приумножали свои капиталы, телесети превращались в гигантских монополистов. Ирвин Коун никогда не тратил свои силы понапрасну.
Расширяясь, эти компании становились все более уязвимыми, незащищенными от давления, особенно оказываемого с полным отсутствием эмоций и совести.
Подлинное образование Доктора началось в то время, когда он уже завершал свое обучение в медицинском колледже. В свои студенческие годы он сочетал учебу с отчаянными усилиями, направленными на поддержание отцовского бизнеса. Старый Коун владел бакалейной лавкой, расположенной в чикагском гетто, на Максвелл-стрит.
Казалось, отец живет только ради того, чтобы увидеть, как его сын, Айседор Коэн, получит степень Доктора медицины. Безжалостные кредиторы превратили старика в банкрота. Это спровоцировало первый сердечный приступ. На руках у молодого Айседора Коэна, жившего на зарплату больничного врача, равную двадцати четырем долларам в месяц, оказался беспомощный инвалид.
Он мог выбрать один из двух вариантов. Мог снова заняться продажей обуви, которой он подрабатывал в студенческие годы. Или заново собрать свой старый музыкальный ансамбль и играть на танцах, итальянских и еврейских свадьбах, праздниках. Обувной бизнес был более стабильным. Но частичную занятость в обувном магазине было трудно совместить с работой интерна. Айседор остановил свой выбор на ансамбле.
К счастью, начинались тридцатые годы, и другие участники ансамбля тоже переживали трудные времена. Даже те из них, кто имел работу, были рады получить лишние пять долларов за исполнение студенческих или еврейских мелодий. Айседор пошел на это без энтузиазма; он считал, что эта работа осталась в прошлом. Играть перед людьми, поглощающими пищу, было непрестижным занятием для Доктора.
Но он зарабатывал деньги не только для себя, но и для отца, Сэмюэла. В отдельные удачные вечера Айседору удавалось заплатить остальным музыкантам по пять долларов и оставить себе пятнадцать. Порой заказчик проявлял жадность или шел на обман; тогда Айседору едва удавалось рассчитаться со своими парнями. На следующее утро невыспавшийся, голодный, раздраженный врач отправлялся в больницу, спрашивая себя, стоила ли овчинка выделки. Он знал одно — отец не должен догадываться о том, как плохи их дела. Пока что старик считал, что все в порядке. Денег хватало на жизнь. Папа мог сидеть днем в парке, ходить по пятницам и субботам в синагогу и не работать до конца жизни.
В плохие вечера Айседор Коэн благодарил Господа за то, что мать не дожила до того времени, когда ее талантливому сыну приходится играть для людей, относившихся пренебрежительно к Доктору медицины. Но он утешал себя мыслями о том, что по окончании интернатуры он найдет работу в приличной больнице и сможет обходиться без дополнительных доходов. Со временем появится практика, кабинет в хорошем районе, приличная еврейская девушка с богатым отцом, и его финансовые проблемы исчезнут навсегда.
Девушки, за которыми он ухаживал в старших классах школы и в колледже, исчезли из его жизни. Только дочь богатого отца могла позволить себе тратить время на студента-медика, еще не имевшего практики. Большинство девушек хотели выйти замуж и родить до тридцати лет.
Поэтому все потенциальные невесты Айседора в конце концов выходили замуж за других мужчин. Его личная жизнь протекала без сильных увлечений и привязанностей. Порой ему удавалось овладеть хорошенькой медсестрой — обычно это происходило ранним утром, когда больница затихала.
Главной задачей Айседора было завершение интернатуры, получение постоянной работы, создание практики.
Именно такое будущее ожидало Айседора Коэна, Доктора медицины, если бы однажды ночью он не оказался в приемном отделении. В поздние часы в Синайскую клинику поступали в основном больные двух типов: негры, получившие ранения в уличных драках, и кровоточащие девушки, пытавшиеся самостоятельно сделать себе аборт.
Но этой ночью в приемный покой поступил молодой еврей с длинными порезами на лице. Кровопотеря представляла опасность. Пострадавшего сопровождал мускулистый мужчина в широкополой фетровой шляпе и бежевом пальто из верблюжьей шерсти, забрызганном свежей кровью. Его смуглое лицо было суровым, жестким.
— Док, ты спасешь этого парня! — приказал незнакомец.
Он не спускал своих темных внимательных глаз с Айседора, оценившего потерю крови, влившего раненому в вену физиологический раствор с глюкозой и начавшего зашивать самые глубокие раны.
Когда основная работа была почти закончена, мускулистый мужчина приблизился к Доктору; во взгляде незнакомца появились спокойствие и восхищение. Пока Айзи тщательно накладывал последние швы, человек сказал:
— У тебя хорошие руки, Док. Твои пальцы работают быстро! Ты станешь первоклассным врачом.
— Этому не научишься в медицинском колледже. Мои пальцы приобрели ловкость благодаря игре на скрипке, — с улыбкой ответил Айзи.
— Ты играешь на скрипке? — с еще большим восхищением спросил человек.
Он коснулся перстня, находившегося на его мизинце. Это был талисман с золотистым камнем, который называется «кошачий глаз».
— Да, — Айзи посмотрел на лицо пациента. — У меня есть небольшой ансамбль. Мы играем по вечерам… больше для собственного удовольствия.
Эта информация, похоже, заинтересовала мужчину.
— Это превосходно. То, что такой занятый человек, как ты, находит время для музыки.
— Не так уж это и превосходно, — отозвался Айзи и добавил: — Видите? Если бы нож задел сонную артерию, ваш друг был бы уже мертвецом.
Айзи наложил еще несколько швов. Внезапно незнакомец спросил:
— Почему ты сказал, что это не так уж и превосходно?
— Зарплата интерна весьма мала. Поэтому я играю на скрипке…
— Тебе нужны деньги?
Айзи кивнул и снова погрузился в работу. Мускулистый человек наблюдал за ним. Он постоянно поглаживал желтый камень, вставленный в перстень.
Когда Айзи наложил последний, восемьдесят четвертый шов и убедился в том, что кровяное давление пациента начало подниматься, он повернулся к медсестре:
— Продолжай вводить физиологический раствор и глюкозу. Найди для него кровать. В отделении «В» должна быть свободная койка.
Медсестра взялась за ручки каталки, чтобы вывезти ее из операционной, но она не сдвинулась с места. Айзи наклонился, чтобы освободить колеса. Он увидел, что нога мускулистого незнакомца стоит перед колесом.
— Я заберу его домой, — невозмутимо заявил человек.
— По-моему, это будет ошибкой, — возразил Айзи.
— Вовсе нет, — твердо произнес мужчина, перестав улыбаться.
— У нас есть правила…
— Именно это я не люблю. Правила.
— Весьма сожалею… — промолвил Айзи.
— Послушай, Док!
Он кивнул головой, предлагая молодому врачу отойти в угол комнаты.
— Если тебя беспокоит состояние пациента, то он получит наилучший уход.
Он указал на большой темный лимузин, стоявший за окном.
— Мы отнесем его в машину. Я увезу его в удобное и безопасное место. Более безопасное, чем больница. Даю слово.
— Извините. К тому же я должен составить рапорт с его слов для полиции…
— Рапорта не будет! — отрезал мужчина.
— Таков порядок, когда явно имело место насилие.
— Эй, малыш! Ты знаешь, с кем ты говоришь? — спросил смуглый человек, внезапно рассердившись.
Айзи не ответил. Мужчина поднял правую руку и продемонстрировал свой перстень.
— Ты не слышал о Кошачьем Глазе?
В его голосе звучали оскорбленное самолюбие и возмущение глупостью собеседника.
Кошачий Глаз, мысленно произнес Айзи. Только один заметный человек имел такое прозвище. Кошачий Глаз Бастионе. Внезапно молодой Доктор испытал страх. Он обрадовался тому, что узнал о том, с кем имеет дело, только сейчас. Догадайся он об этом раньше, его пальцы потеряли бы свою ловкость и твердость.
— Не пугайся, малыш. Я не собираюсь обижать тебя. Если бы я собирался давить на тебя, ты бы не получил от меня вот это.
Бастионе вытащил новую стодолларовую купюру.
— Интерны не имеют права принимать подарки.
— Ты хочешь, чтобы этот парень уцелел?
— Здесь он будет в безопасности, — сказал Айзи.
— Он не может быть в безопасности, оставаясь в Чикаго.
Айзи удивленно поднял брови.
— Поверь мне, — сказал Бастионе. — Этот малыш — не гангстер. Он — комик. Он работает на меня в «Ше Пари», возле Норт-Сайда. Ты слышал об этом заведении?
— Конечно.
— О'кей. Он — приличный молодой еврей с большим будущим. Он привлекает посетителей. Ирландец решил, что это наносит ущерб его клубу «Трилистник». Он послал двух бандитов в гостиницу, где живет этот парень. Это они порезали его. Если бы он умер, на этом все бы кончилось. Но поскольку он уцелел и видел их, они не оставят его в живых, если он не покинет Чикаго. Они явятся сюда, прямо в твое отделение «В», и прикончат его! Ты хочешь, чтобы это случилось?
— Нет.
— Тогда забудь о рапорте. Мы заберем парня с собой.
— Он должен находиться под наблюдением врача. В течение всей следующей недели.
— Если ты хочешь сделать это, мы с тобой договоримся.
— Нет. Спасибо. Не забудьте снять швы через четыре дня. Иначе возможно нагноение.
— Хорошо. Через четыре дня. Но помни — никаких рапортов. О'кей? Мне нечего бояться. Меня они не тронут. Я беспокоюсь о нем.
Поколебавшись, Айзи кивнул.
— О'кей, малыш! Я ничего не забываю.
Мускулистый человек подал знак через застекленную дверь. Двое мужчин вошли в комнату, взяли пациента на руки и отнесли его на заднее сиденье лимузина. Автомобиль скрылся в ночи.
Когда дверь закрылась, молодая медсестра, хорошенькая блондинка из Висконсина, спросила Айзи:
— Это был действительно он? Кошачий Глаз Бастионе?
— Я не мог возразить ему, — ответил Айзи. — Выпей кофе. Оно тебе необходимо.
Она налила кофе из белого фарфорового кофейника, стоявшего на газовой горелке. Айзи взял чашку и попытался отпить жидкость, но она была слишком горячей. Он отставил чашку в сторону и произнес:
— Пусть остынет.
Айзи повернулся к девушке и обнял ее. Ему нравилось прижиматься к большому бюсту медсестры, которая никогда не оказывала серьезного сопротивления. Но на сей раз она заявила:
— Не заводись!
— В чем дело? У тебя месячные? — спросил он, напрягая память.
— Миссис Риан.
— Что она сказала?
— Свои обычные слова. Об интернах. Только на этот раз она упомянула конкретно тебя.
— Она ревнует! — сказал Айзи. — Я говорил тебе, что она пыталась прижать меня в чулане, где хранится белье?
— Старая леди Риан? — удивилась молодая медсестра.
Поняв, что он шутит, девушка засмеялась. Айзи воспринял это как сигнал к действию. Он принялся засовывать руку между двумя верхними пуговицами ее накрахмаленного белого халата, чтобы добраться до грудей, считавшихся самыми твердыми в больнице.
— Не надо! — запротестовала она.
Айзи едва не отказался от своих намерений, но девушка тихо объяснила:
— Мне предстоит носить этот халат еще два дня.
Она расстегнула верхнюю пуговицу.
Айзи сунул руку под халат и прикоснулся к большой теплой груди — девушка никогда не носила лифчика. Ее сосок начал реагировать. Когда Айзи ввел язык в рот девушки, сосок стал твердым. Он вытащил грудь из халата, начал целовать ее. Через несколько мгновений она прижалась к нему с такой силой, что ему стало трудно дышать.
Другой рукой он принялся расстегивать остальные пуговицы халата.
Наступил момент, когда они оба поняли, что следует сделать. Все происходило без слов.
Он отпустил ее; его переполняло предвкушение. Она запахнула халат, выглянула в коридор, чтобы убедиться в том, что там никого нет, и выскользнула за дверь. Выждав несколько секунд, он повторил ее маневр.
Оказавшись в абсолютно темном чулане с чистым бельем, среди полок со свежими наволочками, простынями и полотенцами, он снова принялся целовать ее груди. Сбросил с ее плеч комбинацию. Девушка осталась обнаженной по пояс. Айзи сожалел о том, что в чулане темно, он не мог полюбоваться ее великолепными грудями, доставлявшими радость его рукам и губам.
Уединившись с ней в чулане, Айзи мог не сдерживать себя. Комбинация соскользнула вдоль бедер девушки и упала на пол. Она протянула руку к его ширинке, нащупала пуговицы и начала расстегивать их. Он знал, что помогать ей нет необходимости. Она вытащила его член из брюк.
Теперь началась самая сложная часть действия. Айзи должен был усадить ее на одну из полок, чтобы она смогла раздвинуть ноги и впустить его в себя. Это требовало совместных усилий, поскольку всегда существовала опасность, что при неосторожном контакте он кончит слишком быстро и все испортит.
В подобные мгновения он мог радоваться тому, что был невысоким. Более рослые интерны сталкивались с трудностями, занимаясь любовью в чулане. Молодой Коэн идеально подходил медсестре по росту. Она помогла ему. Она обладала весьма узким влагалищем для девушки с такими бедрами, но это обстоятельство лишь увеличивало удовольствие. Овладев девушкой, он помог ей поднять ноги. Она обхватила его ими; он испытал восхитительную боль. Они принялись совершать ритмичные движения. Наконец Айзи почувствовал, что она приближается к оргазму. Он начал двигаться быстрее; они кончили одновременно.
Переводя дыхание, молодой Коэн понял, что он нуждался в сексе — противоядии от страха, вызванного встречей с Кошачьим Глазом Бастионе. Он услышал голос, донесшийся из громкоговорителя:
— Доктор Коэн… Доктор Айседор Коэн… Доктор Коэн…
Прошло меньше двух недель с того дня, когда Айзи зашивал молодого комика. На одиннадцатый день он нашел в больничном почтовом ящике адресованную ему записку. «Пожалуйста, позвони по телефону 4772».
Номер был ему незнаком. В обеденный перерыв он позвонил. Айзи тотчас узнал ответивший ему голос.
— Привет, Док. Я о тебе беспокоился. Я не люблю оставаться должником. Ты делаешь что-то для меня. Я делаю что-то для тебя. Мы квиты. Я знаю, что ты не берешь деньги. Если бы ты принадлежал к братве, я мог бы рассчитаться с тобой, наехав на твоего врага. Но в твоем случае необходимо что-то другое. Наконец я придумал. Ты играешь на скрипке. Руководишь ансамблем. Работаешь несколько дней в неделю. В разных местах. Где придется. Так вот — у меня есть для тебя работа. Два вечера в неделю. Пятница и суббота. В моем маленьком заведении на Кларк-стрит. Легкая работа. Хорошие деньги. Тебе будет оставаться тридцать-сорок долларов в неделю. Регулярно. Что скажешь?
— Я… я дежурю каждую вторую субботу, — ответил Айзи.
— Договорись с кем-то из коллег.
— Я…
— Послушай, малыш, я прошу тебя сделать то, что ты уже делаешь. Но только за хороший гонорар. В чем проблема?
— Я подумаю.
— Пока ты думаешь, земля будет вращаться, ты только потеряешь время. Соглашайся! Скажи «да».
Айзи промолчал.
Бастионе позвонил еще два раза, прежде чем Айзи наконец сдался.
— Хорошо! — сказал Бастионе. — Кажется, евреи приносят мне удачу.
Доктор Айседор Коэн уговорил двух других интернов подменять его по пятницам и субботам. Пять дней и вечеров в неделю он был врачом Синайской больницы. Но в шестой и седьмой вечера он становился руководителем ансамбля, игравшего в одном из клубов Бастионе. Это место кишело проститутками и коммивояжерами. Однако он мог не опасаться, что ему не заплатят и что ему придется отдать своим коллегам гонорар, превышающий его собственный.
Условия были хорошими; они позволяли ему трижды в неделю приглашать женщину, которая убиралась в доме и гуляла с папой, когда погода этому благоприятствовала. Да, он работал на Бастионе в мафиозном клубе, но так поступил бы любой нуждающийся в деньгах человек. Что плохого в том, что он будет исполнять там музыку? «Я добросовестно выполняю свою работу, — говорил он себе, — получаю деньги и не задаю никаких вопросов».
К тому же это будет продолжаться недолго, успокаивал себя Айзи. Найдя себе постоянную работу в больнице, возможно, даже в «Раш Мемориал», он сможет навсегда расстаться с музыкальным бизнесом. Однако он не тешил себя иллюзиями. Еврей, какое бы образование он ни получил, имел мало шансов устроиться в хорошую «белую» клинику. Но Айзи имел диплом с отличием, и главный врач Синайской больницы обещал замолвить за него слово перед своим однокашником, возглавлявшим «Раш». Поэтому это было возможным.
Его цель — стать преуспевающим врачом с хорошей еврейской практикой — казалась вполне достижимой. Он обещал себе после ее осуществления не только бросить музыку, но и поменять свои очки с массивной оправой на пенсне — подобное тому, что носил судья Верховного суда Феликс Франкфуртер, на которого он, по мнению некоторых людей, походил.
Так все и будет. Он получит должность в «Раше», оставит музыку и в конце концов создаст свою практику.
Но однажды, столкнувшись с серьезной проблемой, Кошачий Глаз Бастионе отдал приказ: «Найди мне того маленького еврея!» Когда помощник Бастионе растерялся, босс раздраженно выпалил: «Маленького еврея! Того, что играет в ансамбле на Кларк-стрит!»
— А, этого? Ясно!
— Найди его!
Помощник ушел, рассеянно кивая. Бастионе сел в кресло в своем кабинете, сдвинул шляпу на затылок и потрогал пальцем кольцо с камнем.
Вскоре после того, как Доктору Коэну, маленькому еврею, позвонили в больницу, он снял белый халат и явился к Бастионе.
Босс заговорил с ним весьма дружелюбно. Сдержал ли он свое слово? Обеспечил ли Доктору постоянную работу? Хорошие деньги? Отсутствие проблем? Да, согласился Айзи. Теперь он, Бастионе, нуждался в его помощи. Он сказал об этом напрямую.
Какой-то безмозглый даго пытался создать профсоюз для музыкантов из чикагских ночных клубов. Бастионе хотел уничтожить зарождающуюся организацию. Подчинить себе этих итальяшек, предварительно оставив их без куска хлеба.
— Идиот! Идиот! — повторял Бастионе.
В его душе разгоралась ярость. Наконец он произнес:
— Если мы допустим существование профсоюза в Чикаго, завтра он появится в Нью-Йорке, Филадельфии, Лос-Анджелесе. Мои друзья скажут мне: «Глупый итальяшка, что ты допустил у себя в Чикаго?» Мы должны остановить это сейчас! Сегодня!
Внезапно Бастионе посмотрел на Айзи.
— Вот что ты сделаешь. Ты переберешься со своим ансамблем в мой «Ше Пари». Я увеличу твой гонорар. Ты будешь играть семь вечеров в неделю. Если понадобится, я договорюсь с твоей больницей или заплачу интернам, которые заменят тебя. Но ты должен работать каждый день…
— Я не смогу… — сказал Айзи.
— Сможешь. Ты будешь получать втрое больше, чем сейчас, — заявил Бастионе.
Маленький Доктор растерялся. Он и так считал, что ему сейчас переплачивают.
— Послушайте, мистер Бастионе, — тихо, спокойно произнес Доктор, — если вы будете платить столько этим людям, они не захотят вступать в профсоюз.
— Дело в другом! — взорвался Бастионе. — Когда я сочту, что они должны получать больше, они получат больше! Но никто не может безнаказанно давить на Бастионе. Я жду ответа, малыш. Ну?
— Я… я подумаю об этом, — тихо произнес Доктор Коэн.
— О'кей. Но не думай целую вечность. Я должен получить ответ к утру. Хорошо, малыш?
— Хорошо. Значит, до завтрашнего утра.
Коэн ушел. Бастионе проводил его уверенным взглядом. Когда нуждающийся человек говорит, что он подумает, ответ всегда оказывается положительным. Человек думает лишь о моральных оправданиях своего согласия.
Несколько факторов представлялись важными для Доктора Айседора Коэна. Деньги казались на удивление большими. Он никогда столько не зарабатывал. К тому же он не был уверен в том, что получит должность в «Раше».
Проблемы его сегодняшней жизни требовали того, чтобы он принял предложение Бастионе. Но какая-то часть его души решительно возражала. Он происходил из либерально настроенной еврейской семьи. Его отец был в большей степени социалистом, нежели евреем. Если бы Норман Томас прибыл в город на Йом Кипур, то Сэмюэл Коэн, несомненно, оказался бы на его традиционной лекции в Еврейском институте. Сэмюэл Коэн не обрадовался бы тому, что его сын ведет себя, как штрейкбрехер.
Однако посмотри на отца, сказал себе Айзи. На старого неудачника. Все его принципы, теории, забота о человечестве не принесли пользы ни ему, ни другим. Может быть, самое правильное, умное решение заключается в том, чтобы подыгрывать системе изо всех сил, сколотить капитал и стать действительно полезным людям либералом.
Как и предполагал с самого начала Бастионе, Доктор Айседор Коэн принял предложение.
Всю первую неделю, проходя мимо пикетчиков, Айзи ощущал себя предателем. Но он еще никогда не держал в своих искусных, ловких руках суммы, равной его недельному гонорару. Заметив его ликование, Бастионе сказал:
— Неплохо, малыш? Я держу свое слово. Я никогда не лгу. Никогда!
Желая не столько пожаловаться, сколько скрыть свою радость, Айзи сказал:
— Да. Это здорово. Но когда я вижу глаза несчастных парней, пикетирующих…
— Они сами виноваты, тупые даго! — со злостью в голосе выпалил Бастионе.
Следующим вечером, когда Айзи пришел на работу, пикетчики уже исчезли. Позже он узнал, что кастеты и взятки полицейским сделали пикетирование «Ше Пари» опасным занятием.
Возмущенный Айзи отправился к Бастионе; мускулистый человек, похоже, искренне обиделся.
— Господи, малыш! Я сделал это ради тебя. Ты сказал, что тебе не нравится, как они смотрят на тебя каждый вечер. Господи! Становись мужчиной, малыш!
В конце второй недели Кошачий Глаз попросил Айзи Коэна создать второй ансамбль для другого чикагского клуба, также принадлежащего Бастионе. Затем еще один — для клуба в Цицеро. Потом четвертый — для клуба в Хэммонде.
Через три месяца забастовка кончилась. Профсоюз распался. Музыканты, залезшие в долги, вернулись к работодателям. Они были готовы играть на любых условиях. Но их места оказались занятыми. Кошачий Глаз решил не брать их назад.
Айзи не мог смириться с этим. Хоть он и находил оправдания своему поведению в недавнем прошлом, он не мог делать деньги за счет семей тех музыкантов, которые лишились работы. Он отправился к Бастионе, чтобы заступиться за уволенных. Мускулистый мужчина гладил пальцем заколку на галстуке, украшенную «кошачьим глазом». При этом он улыбался. Его улыбка делала Айзи нерешительным.
Когда Айзи замолчал, Кошачий Глаз подался вперед и произнес:
— Малыш, это была славная речь. Я бы хотел, чтобы мне писали такие речи. Я тронут. Вот что я сделаю. Ты хочешь, чтобы эти тупые даго снова работали. Хорошо! Они будут работать на тебя!
В первый момент Айзи ничего не понял. Он решил, что это — очередная жестокая шутка Бастионе. Что он уволен вместе с бунтовщиками-музыкантами. Но он ошибся. Бастионе продолжил:
— Я встречался с ребятами. Мы не забываем оказанные нам услуги. Благодаря твоей работе в Чикаго нигде в стране нет музыкальных профсоюзов. Желая выразить тебе свою благодарность, ребята решили, что отныне ты будешь нанимать ансамбли для их клубов по всей стране!
Бастионе объяснил ситуацию. Он и его «друзья» владели всеми важнейшими ночными клубами страны или контролировали их. Эта сеть состояла из сорока двух клубов, находящихся в Чикаго, Нью-Йорке, Балтиморе, Бостоне, Детройте, Лос-Анджелесе, Вашингтоне, Кливленде и Сан-Франциско. Найм ансамблей для сорока двух больших клубов мог еженедельно приносить минимум четыре-пять тысяч долларов. Конечно, Айзи придется нанимать людей, которые будут заниматься поиском талантов, следить за исполнением условий контрактов, собирать деньги, распределять их, но Бастионе был уверен, что Доктор сможет уносить из офиса еженедельно две тысячи «зеленых». Разве не был он умным, хитрым евреем?
— Ни один Доктор в Чикаго, даже самый лучший, не зарабатывает столько, — уверенно произнес Бастионе.
Айзи на мгновение задумался; Бастионе ждал, улыбаясь; он был горд тем, что способен так отблагодарить Доктора. Затем Айзи осмелился раскрыть рот, надеясь, что ему удастся говорить, не запинаясь.
— О'кей, мистер Бастионе. Но…
— Сукин сын! — взорвался Бастионе. — Почему нельзя договориться с евреем без всяких «но»?
Наконец он немного успокоился.
— Хорошо. Что еще за «но»?
— Музыканты… когда они вернутся, они получат прибавку.
Айзи ожидал, что Бастионе придет в ярость, но он отреагировал спокойно, с тем же задумчивым взглядом, какой был у него, когда Айзи пожаловался насчет пикетчиков. Айзи почувствовал, что пол уходит из-под ног. Помолчав, итальянец заговорил:
— Малыш, ты меня разочаровываешь. Я считал, что еврей всегда окажется умнее итальянца. А ты еще учился в колледже.
Бастионе казался всерьез разочарованным. Он заговорил с Айзи так, словно Доктор был его младшим братом.
— Конечно, мы дадим им прибавку. Но не в качестве подарка. Пусть эти тупые негодяи считают, что они завоевали ее. Прежде всего ты перейдешь на их сторону. Создашь профсоюз. Потребуешь повышения гонораров. И я уступлю тебе. Из предателя ты превратишься в героя. А я буду контролировать профсоюз.
— Я возражаю против того, чтобы вы контролировали профсоюз, — сказал Айзи.
— Я не доверю профсоюз еврею! — оборвал его Кошачий Глаз. — Ты слишком мягок для таких дел!
Погладив запонку с «кошачьим глазом», он сказал:
— Мы должны реабилитировать тебя после той истории с забастовкой. Поэтому ты создашь профсоюз. Добьешься прибавки для парней. Но потом профсоюз станет общенациональным, и его лидером станет мой итальянец!
Бастионе снова начал возмущаться:
— Тупые итальянцы! А я — самый тупой из них! Я должен был дать им профсоюз прежде, чем они пожелали его иметь. Почему я не догадался сделать это? Тупой итальянец!
Он бросил яростный взгляд на Айзи.
— Ты — врач. Ты знаешь такие вещи. Ты показывал мне, где находится эта артерия… вот здесь…
Бастионе подался вперед, положил большой палец на шею Айзи, надавил на сонную артерию.
— Сонная артерия… да… — промолвил Айзи, не смея отодвинуться.
— После того, как ты сказал мне о ней, я проверил это. Чтобы подчинить себе человека, достаточно схватить его за горло. Вот так.
Бастионе мгновенно сжал шею Айзи; Доктор едва не потерял сознание.
— Достаточно подержать так руку несколько минут, и человек мертв. Все чисто и аккуратно. Приложив силу в нужное место, можно управлять любым человеком. Любой организацией.
Это — сущая правда. Особенно теперь, когда мир становится все больше и больше. Отыщи нужное место и приложи к нему силу. Ты сможешь управлять большим числом людей с помощью небольшой силы. Но никогда не трать свою силу, прикладывая ее не туда, куда следует.
Я должен был помнить об этом. Должен был дать им профсоюз. Мой профсоюз. Тогда у меня не возникли бы проблемы. О'кей, теперь ты дашь им профсоюз.
