Глава 9

— А я уже решил, что ты собираешься принять американское гражданство, — сказал Ролло вместо приветствия, когда встретил ее в Хитроу, чего Кейт не ожидала.

— Нет, не собираюсь, — твердо ответила она, сразу же почувствовав, что Ролло обижен. Вероятно, из-за того, что она не взяла его с собой. — Я уехала утром в пятницу, а сейчас всего лишь вторник. И за эти несколько дней я увидела столько удивительных вещей, сколько не видела за всю жизнь.

Ролло внимательно разглядывал ее.

— Действительно, у тебя какой-то странный вид.

— Даже не знаю, с чего начать…

— Потом. Сначала я должен тебе кое-что сообщить. — По его тону было понятно, что ее ждет нечто потрясающее. — Угадай, кто ко мне «случайно заглянул» в субботу?

Кейт заглянула в серые глаза и увидела в них коварную усмешку.

— Что ей было нужно? — спокойно спросила она.

— Что-нибудь вынюхать, как всегда. Она все время закидывала удочку.

— Но ничего не выловила?

Ролло фыркнул.

— Я спутал ей леску.

— Ты сказал ей, где я?

— Я сказал, что ты встречаешься с клиентом, оставив ее в неведении относительно того, кто он и откуда. — Он острым взглядом обшарил ее багаж. — Ты получила статуэтку?

— Да.

— Ну? — в нетерпении воскликнул Ролло. — И что он сказал? Как себя вел? Он собирается подавать в суд?

— Он наговорил массу гадостей, ужасно буйствовал, но в суд подавать не собирается.

Брови Ролло взлетели высоко вверх.

— Ты сотворила настоящее чудо! Я слышал, что он был готов тебя придушить.

— Одно время мне казалось, что так и будет, — призналась Кейт.

Ролло снова оглядел ее. Она излучала какой-то внутренний свет и одновременно казалась потухшей, как будто этот свет не в силах был достичь чего-то. Или кого-то.

— Так что же удивительного ты увидела? — спросил он с той интонацией, какая была больше уместна в постановках пьес Оскара Уайльда.

— Я видела самую впечатляющую коллекцию американского искусства. Десятки картин Ремингтона. Живопись, графика, бронза. Но это еще не все… Ролло, я не могла поверить собственным глазам.

Серебристые глаза жадно заблестели.

— Ты купила?

— О, нет, это было бы преступлением.

Ролло замер на месте и убрал руку с ее локтя.

— Должен ли я понимать это так, — произнес он со зловещим спокойствием, — что ты напала на коллекцию экстра-класса и не приобрела ее для «Деспардс»?

Кейт прямо встретила его взгляд.

— Именно так.

— Ты что, с ума сошла? — прогремел Ролло.

— Не больше, чем ты, — ответила она, сохраняя полное самообладание.

— Опять ты изображаешь из себя святую Кэтриону.

— Это ты все время кого-нибудь из себя изображаешь по привычке, — мягко произнесла Кейт.

Ролло метнул в нее грозный взгляд, но она не покраснела и не опустила глаз.

— Чья коллекция? — спросил он.

— Она принадлежит бабке Блэза Чандлера.

Ролло едва ли не первый раз в жизни потерял дар речи.

— Агате Чандлер! — вымолвил он наконец.

— А что, разве у него есть другая бабка?

Ролло со свистом выпустил воздух из легких, как будто открылся предохранительный клапан.

— Моя дорогая Кейт, ты можешь, конечно, иметь самые высокие принципы относительно продажи произведений искусства, но, как только эта пожилая леди сыграет в ящик, падчерица Чарльза презрит все эти принципы, и, если это случится в ближайший год, тебе конец.

Ради Бога, о чем ты только думала?

— Я сказала ей, что коллекция должна стать достоянием народа Америки, — ответила Кейт.

Ролло закрыл глаза и трагически прошептал:

— Я должен сесть. Сейчас упаду в обморок.

Однако сесть было не на что.

— То же самое я сказала Блэзу Чандлеру, — добавила Кейт.

Ролло застонал.

— Нет, ты действительно сумасшедшая, — произнес он слабым голосом. — Ну, и что он ответил?

Блэз тогда ответил ей удивленным взглядом и сказал:

— Я вас не понимаю…

— И никто, кажется, не понимает, — настойчиво продолжала Кейт. — У вас в доме потрясающая коллекция американского искусства, которую необходимо сохранить. Она должна принадлежать нации. Ее нельзя продавать по частям, чтобы выручить больше денег. Это прошлое вашей страны!

— Американцам больше по душе настоящее.

— Может быть, но тем не менее они завидуют богатому наследию моей страны. Зачем тогда швыряться собственным?

— Довольно часто мы именно так и поступаем, — согласился Блэз, к некоторому ее удивлению. — Но, продавая наследство, мы зарабатываем на жизнь. Можете вы поклясться, что никогда не продадите своего?

— Думаю, что не продам. Аукционный дом — это не просто гигантская утроба, в которую с одного конца поступают вещи, а из другого идут деньги. В Англии вы не имеете права продать коллекцию без разрешения правительства.

Блэз засмеялся, но в его бархатном голосе прозвучала сталь:

— Вряд ли это грозит нашей стране.

— Тем больше оснований позаботиться о том, чтобы дом и все, что в нем находится, превратились в Чандлеровский музей американского искусства.

Он долго смотрел на нее, пронизывая взглядом насквозь, и наконец спросил:

— И вы уже говорили об этом с моей бабушкой?

— Да.

— Тогда вы должны знать, что окончательное решение остается за ней. Этот дом значит для нее очень много, она ни за что не расстанется с ним, пока жива… — В его глазах вдруг появилось странное выражение. — Значит, вы думаете, что я или моя жена можем…

— Не сомневаюсь, что она может, — смело ответила Кейт, разом сжигая все мосты.

— Моя жена не знает, что представляет собой дом и что в нем находится. Она ни разу здесь не была, — сказал Блэз совершенно спокойно.

Кейт подавила в себе желание сказать ему, что ей это уже известно от Агаты.

— Сейчас не знает, но когда Герцогини здесь не будет… — И снова она, не дрогнув, приняла вызов, который прочла в черных глазах.

— Как вы считаете, сколько стоит коллекция? — спросил он.

— Бог знает… По самой грубой оценке одна живопись потянет не меньше чем на десять миллионов долларов. Но ведь вас деньги не интересуют?

— Меня нет, а ее да.

— Я никогда не считала, что стоит продавать только ради выгоды, — с гордостью заявила Кейт. — Во всяком случае, когда речь идет о таких коллекциях. Пусть ваш дом останется тем же чудом, что и сейчас. Пусть американцы видят его и гордятся наследием предков. Вещи для продажи я могу найти где угодно, но нельзя разрушать нечто редкое и достойное восхищения.

И снова она поймала на себе оценивающий взгляд, словно Блэз пытался понять, какие скрытые мотивы ею руководят. Наконец он сказал;

— Не сомневаюсь, что бабушка все это тщательно обдумает.

И это было все.

Теперь она сказала Ролло:

— Он ответил, что они с бабушкой об этом подумают.

— Подумают! — фыркнул Ролло. — Как только до его жены дойдет, о чем они думают, она мгновенно примчится туда. Искусство — это большой бизнес, Кейт. Ради Бога, держи язык за зубами. Если проболтаешься, тебе конец: не только я, но и все остальные будут знать, что Кейт Деспард осталась сентиментальной простушкой, размазней, готовой пищей для акул, которыми полон рынок искусства. — Потом он добавил свысока:

— Это, дорогуша, совсем не то, на что надеялся твой отец, когда передавал тебе королевскую мантию. Он вручил ее тебе в таком состоянии, что она могла бы служить еще долгие годы. А если дело так пойдет и дальше, то очень скоро она превратится в тряпку для мытья посуды.

Пока Кейт была в Америке, Ролло занимался любимым делом: распространял слухи и собирал информацию. Если бы искусство вынюхивания входило в олимпийскую программу, Ролло оказался бы чемпионом. Он чуял труп, как бы глубоко он ни был зарыт, и с наслаждением откапывал скелет. Сейчас он направил свои усилия на «Деспардс», его нос был готов поймать легчайший запах измены, даже если для маскировки применялись самые дорогие духи или лосьоны после бритья.

Для такого дела он годился как нельзя лучше. По рождению — а он был незаконнорожденный сын довольно знатного человека — он имел доступ к аристократическим кругам, а по образованию — не Итон, конечно, поскольку, как грубо заметил его настоящий папаша, там учились «его собственные сыновья», но Хэрроу, который кончал его официальный отец, — имел право называть «старина» выпускников привилегированных учебных заведений. Деятельность в театре, кино и на телевидении, а также то обстоятельство, что он когда-то вел колонку искусства в популярном еженедельнике, сблизили его с четвертым сословием. И, наконец, через «Деспардс» он познакомился с миром искусства — начиная с больших аукционных домов и кончая мелкими, подчас темными дельцами — и сделался там заметной фигурой. Все эти миры накладывались один на другой, как кольца в символе Олимпийских игр, и Ролло легко перемещался из одного в другой, роняя там и сям нужное словцо, а дальше слух распространялся без его усилий.

Он лениво прогуливался по своим орбитам с таким видом, будто все на свете знает, и тогда те, кто не знал, старались показать, что им тоже кое-что известно, при этом они всегда открывали больше, чем им хотелось.

Ролло Беллами не любили, но все соглашались, что с ним лучше не ссориться. Руки у него были не короче памяти (под стать носу, как говорили злопыхатели), а от его языка лучше было держаться подальше. Кроме того, он был знаком абсолютно со всеми, а ведь никогда не знаешь, кто может пригодиться.

На этот раз он начал с одного американского еврея, который однажды пытался продать ему кхмерскую фигурку, якобы совершенно нереставрированную, но зоркий глаз Ролло безошибочно определил, что рот вырезан заново. И вот они сидели за выпивкой и легко перебрасывались фразами по поводу великолепной бенинской головы. Ролло сообщил, что он только что познакомился с одним нуворишем из Техаса, которому посоветовали вкладывать деньги в искусство. Этот техасец хотел бы приобрести именно такую голову-Все знают, что бенинскую бронзу, особенно после начала конфликта между Нигерией и Великобританией, продать не так-то просто, поэтому в ответ на услугу делец обронил, что Пирс Ланг не так давно сказал старому Уилфриду Шелби — а тот довел до сведения остальных, — что неопытная дочь Чарльза Деспарда мало что смыслит в организации аукционов и, чтобы получить приличную цену, лучше обращаться к ее сводной сестре.

Этот маленький успех заставил Ролло — после того, как он пообещал прислать американца, — перейти в следующий круг, где «старина», поджав губы, объяснил ему, что молодой Ланг совсем не то, что был его отец. Мало того, что он играл и всегда был по уши в долгах, ходили слухи, что он подделывает чеки. Тогда Ролло двинулся дальше и побеседовал с продюсером Би-би-си, который, сверившись со списками карточных клубов, подтвердил, что Пирс Ланг — крупный игрок и что он живет не по средствам. И Ролло вырулил на орбиту известного дизайнера по интерьерам, с которым у него когда-то была связь и который, как ему приходилось слышать, не остался равнодушен к золотым кудрям Пирса Ланга. Под деликатным нажимом Ролло дизайнер открыл, что Пирс бисексуал и что он черпает не одной, а обеими руками из озера наслаждений.

К возвращению Кейт Ролло уже было известно не только то, кто шпионил, а также — почему, как и для кого. Поэтому из аэропорта он повез ее не в «Деспардс», а в собственную уютную квартирку на Ройял-авеню, за которую он не платил, потому что его настоящий отец передал ее во владение его матери на девяносто девять лет вместе с доходом от инвестированного капитала, составлявшего ничтожную, по мнению Ролло, сумму — тысячу фунтов в год. Однако этого хватало на оплату счетов за телефонные разговоры, вдобавок он знал, что у него есть крыша над головой.

Он приготовил ростбиф, открыл бутылку вина, но вместо того, чтобы рассказывать, замкнулся в оскорбленном молчании. Раньше Кейт принималась молить его о прощении, а он милостиво уступал. Однако на этот раз ничего подобного не произошло: Кейт молча ела с отрешенным видом. Что бы ни занимало ее мысли, это явно был не он и не их размолвка. Он с чувством величайшего изумления понял, что о размолвке и о нем самом она просто забыла.

Поэтому он желчно заметил:

— Ты даже не поинтересовалась тем, что происходило в твое отсутствие.

Она взглянула на него.

— Если происходило что-то серьезное, ты сам мне расскажешь, когда сочтешь нужным.

И снова он был поражен. Кейт словно подменили.

Что же все-таки с ней случилось за эти несколько дней?

— Ну, во-первых, мне стало известно, что Пирс Ланг уже довольно давно спит с твоей сестрицей. Изредка, конечно. Я узнал это от человека, который занимался интерьером его квартиры и заодно им самим. Наш красавец работает на два фронта.

Выражение лица Кейт не изменилось, но она отложила вилку. Ага, значит, тебя это задело. Кейт не могла есть, когда испытывала отрицательные эмоции. Все вместе привело Ролло к твердому убеждению: тут замешан мужчина. Но кто?

Он закинул удочку:

— Я думаю, красавчика Пирса следует уволить.

— Нет! — резко возразила Кейт. — Нельзя, чтобы она что-нибудь заподозрила.

Ролло скосил глаза к носу.

— Послушай, она же не думает, что у нас не хватит ума связать концы с концами.

— Нет, конечно, но я считаю, что не стоит раньше времени обнаруживать свое участие в игре.

— Значит, мы все-таки не выбыли из игры?

Кейт пропустила его сарказм мимо ушей. , — Да, но мы будем играть по моим правилам. — Это было сказано мягким тоном, в котором читалась твердая решимость. Она взяла бокал с вином. — Удалось тебе выяснить что-нибудь насчет статуэтки лошади?

— Нет. Я следовал твоим инструкциям не привлекать внимания Красавчика и выяснил только, что все, кто замешан в этой купле-продаже, имели, имеют и всегда будут иметь самую безупречную репутацию. У меня сложилось впечатление, что их тоже надули. Они считают, что фигурка подлинная. Подозреваю, что всем заправляют твоя сестричка и ее любовник.

— У нас нет никаких доказательств.

Ролло провел пальцем по длинному носу.

— А мне они и не нужны. Я чую крысу, даже если ее выкупать в шампуне.

— Хотелось бы знать, почему вдруг возникли подозрения у Рольфа Хобарта?

— Наверняка с помощью Доминик. Кто-то шепнул словечко в его безобразное ухо или чем-нибудь пригрозил. Чем больше я об этом думаю, тем больше убеждаюсь: вся эта история — проба сил.

— Как бы там ни было, с ней покончено, — решительно произнесла Кейт. — Этот человек получил назад деньги, а мы — статуэтку. И я займусь ее исследованием.

— Которое все равно не даст ответа на вопрос, кто это сделал.

— Не даст, но мы будем знать больше, чем сейчас.

И снова он уловил в ее голосе нотку отстраненности.

«Черт возьми! — подумал Ролло с негодованием. — Она пообщалась с богатыми и сильными и кое-чего от них понабралась. Ну да ладно, это быстро с нее сойдет. За последние девять лет она не сделала ни шага без моей помощи, и скоро ей опять понадобится плечо Ролло». И он стал воображать, как она будет просить прощения, а он заставит ее как следует помучиться.

Но Кейт думала не о Ролло, не о фигурке лошади, не о Рольфе Хобарте и Доминик. Она думала о Блэзе Чандлере. Как Доминик могла! И с кем — с Пирсом Лангом!

Кейт всегда находила его слишком лощеным, скользким, как змея, и судя по тому, что она знала о Доминик, он понадобился ей не для постели. У него были важные, бесценные связи. И Кейт была уверена, что он уже шепнул о «неприятности» со статуэткой — разумеется, как бы случайно обмолвившись и в виде шутки — кому-нибудь связанному с известной фирмой «Потекери, Тильман и Тильман».

Ее сердце болело за Блэза Чандлера, и в то же время ее возмущало, что Блэза обманывали с таким ничтожеством, как Пирс Ланг. Разве можно было сравнить двух этих мужчин! Да что там говорить, мужчиной из них был только один. И каким… Она поймала себя на том, что перед ней снова возникает образ Блэза Чандлера, обнаженного, стоящего на краю бассейна во всем великолепии своей мужественности.

— ..уговорил Мартина продать своих Пикассо, — продолжал Ролло. — Это должно произвести фурор на рынке.

— Сколько? — спросила Кейт, встрепенувшись.

— Шесть, и все первоклассные. Три «голубого периода», а три — эскизы к его «Девушке». Мне они кажутся абсолютно одинаковыми, душа моя, но это произведения «мастера в расцвете сил». Я лично не вижу в них ничего хорошего, но если люди желают платить за них деньги… — Он улыбнулся улыбкой голодной акулы.

Мысли Кейт снова вернулись к Агате и ее коллекции.

— Я сделала то, что считала нужным, — тихо повторила Кейт с непривычной для Ролло твердостью.

— Надеюсь, о твоем великодушии никто не узнает, — огрызнулся Ролло.

— Меня так же волнует судьба «Деспардс», как и тебя, — резко проговорила Кейт. — Ролло, я Деспард.

Кажется, ты об этом забываешь.

— Я забываю?! Я, по крайней мере, не менял фамилии.

Кейт вспыхнула. Удовлетворенный видом первой крови, Ролло отступил.

— Ну, расскажи мне про ранчо или как его там…

Кейт не нужно было упрашивать, и, пока она говорила, Ролло утвердился в подозрении, что в Колорадо с ней произошло что-то очень важное. Подумаешь, паломничество в Мекку, желчно подумал он.

— А Чандлер? Как он себя вел? — небрежно бросил Ролло, когда она кончила рассказывать.

— Он был очень любезен, — сдержанно ответила Кейт, но покраснела и уткнулась в бокал. Ролло, который видел Кейт насквозь, почувствовал укол ревности, но, поразмыслив, решил, что в отношении Блэза Чандлера Кейт может не питать никаких надежд. Такие мужчины, как он, не замечают таких женщин, как Кейт.

— Интересно, почему он не сказал жене, на каких сокровищах сидит его бабка? — обронил он.

— Он ни за что этого не сделает, — с жаром ответила Кейт. Румянец на ее щеках стал гуще. — Я уверена. Он очень привязан к бабушке, а она не согласится ничего продать, пока жива.

— Но когда она умрет, все достанется ему.

Он видел, что удар достиг цели, но она упрямо покачала головой.

— Все равно он этого не сделает.

— Куда же делся тот высокомерный мерзавец, которого ты не выносишь? — едко поинтересовался Ролло.

— Никуда. Но таким его любит его бабка. И верит ему.

— Кажется, ты добилась больших успехов за эти несколько дней.

Лицо Кейт снова замкнулось. Больше она ничего не стала рассказывать, и Ролло почувствовал легкую панику. Прежде он был единственным человеком, который имел ключ к сердцу Кейт Деспард. Теперь она вдруг сменила замок. Он попробовал другой ход.

— Я только хочу, чтобы этот безумный уик-энд не заставил тебя изменить убеждений, — объяснил он, слегка пожав плечами.

— С которыми ты вечно не согласен?

Это было уже лучше.

— И буду не согласен.

Потом он перевел разговор на другие темы: рассказал об аукционе, происходившем в ее отсутствие, где один араб, у которого пять лет назад не было ничего, кроме двух жен и четырех верблюдов, выложил четыре миллиона фунтов за Тициана с эротическим сюжетом.

— ..ему наплевать на высокое искусство. Все, чего ему нужно, это повесить картину в своем шатре и пялиться на эти необъятные задницы, — говорил он с нескрываемым отвращением. — Сезанн ушел, как ты и предполагала, к Ломбарди. Думаю, у него уже есть на примете какой-нибудь калифорнийский толстосум. — Он замолчал и стал разливать вино. — Однако… — Кейт насторожилась. Эта мастерски выдержанная пауза означала грядущее откровение. — Все только и говорят, что о Гонконге.

Пока еще ничего не объявлено, но ходят слухи, что Пиранья готовит «Аукцион века». Некий гонконгский миллионер, уловив в воздухе запах коммунистических перемен, собирается выставить на продажу самую выдающуюся коллекцию китайского искусства. Говорят, ничего подобного свет не видел. Это будет еще не скоро, но цифры называют такие, что нам ее ни за что не догнать.

— Сколько? — спросила Кейт.

Ролло выразительно пожал плечами.

— Тридцать-сорок миллионов долларов. — И, увидев расстроенное лицо Кейт, добавил:

— А ты только что упустила уникальную коллекцию… Подумай об этом! — тоном школьного учителя сказал он и стал собирать посуду.

Кейт вздохнула. Ролло обижен и злится. У него невероятная интуиция, и он не мог не заметить, что с ней в Колорадо что-то произошло. Он всегда видел ее насквозь. Но ревности Кейт от него не ожидала, хотя удивляться тут нечему. Всю ее самостоятельную жизнь Ролло имел на нее огромное влияние. Она обращалась к нему каждый раз, когда нуждалась в поддержке, а когда он сел на мель, благодушно взяла его в свое дело. Тогда это ее устраивало. Но не сейчас.

Он уже намутил воды в «Деспардс». Официально Кейт назначила его личным помощником, но он со свойственной ему самонадеянностью взял на себя роль серого кардинала, последней инстанции в любом решении. Уже не раз Кейт приходилось улаживать конфликты, успокаивать обиженных и утешать оскорбленных. Теперь она поняла, что Ролло недоволен тем, что она наладила отношения с Блэзом Чандлером. Он всегда был единственным мужчиной в ее жизни, и любое влияние будет воспринимать как угрозу собственному положению. А это означает, что он ни перед чем не остановится, чтобы это положение сохранить. Придется его отвлекать.

Она тоже встала, начала вытирать посуду, искоса наблюдая за ним. Он мыл тарелки со своей обычной скрупулезностью, но по тому, как он ставил их на сушилку и орудовал губкой, было видно, что настроение у него отвратительное. О том же свидетельствовали два ярких пятна на обычно бескровных щеках. С чувством, похожим на жалость, она поняла, что Ролло боится.

Надо было спасать положение.

— Разве нам нечего продавать? — примирительно сказала Кейт. — Я буду стараться изо всех сил. Ведь ты уже добыл целых шесть первоклассных Пикассо. Конечно, мы их выставим, когда год уже начнется.

Немного смягчившись, Ролло пробормотал:

— Можно подумать, что ты от меня этого не ждала…

— Конечно, ждала, — искренне сказала Кейт. — Я знаю, что от тебя следует ожидать только самого лучшего;

Пятна на щеках постепенно стали исчезать.

— Только прошу тебя, не жди слишком многого от Блэза Чандлера.

— Я ничего и не жду, — тихо произнесла Кейт. — Не такая я дура.

Ролло метнул на нее быстрый взгляд. «Да, — подумал он, — лучшее, что Кейт досталось от Сьюзан, — это здравый смысл».

И тут же на выручку подоспел его собственный.

— Мне кажется, ты правильно поступила, что повела себя не так, как его жена, проявила бескорыстие. Если, как ты говоришь, он сильно привязан к бабке…

— Да, — вставила Кейт. — Очень.

Ролло кивнул и слил воду из раковины.

— Тогда это был очень верный шаг. Я слышал, он ведет себя по отношению к старушке как верный рыцарь.

— Она и сама может за себя постоять, — сухо заметила Кейт.

— Ну-ка, расскажи мне о ней, — попросил Ролло.

Он несколько раз смеялся по ходу рассказа, глаза у него блестели, и под конец он воскликнул:

— Я настаиваю на том, чтобы ты меня с ней познакомила. Эта женщина как раз в моем вкусе.

— Сомневаюсь, что она зайдет так далеко, — засмеялась и Кейт. — Но я действительно тебя с ней познакомлю.

— Такая дружба может принести тебе огромную пользу.

Он, как всегда, раскидывал сети и все, что встречалось ему на пути, рассматривал с одной точки зрения — выгоды для себя или Кейт.

— Что бы я без тебя делала, Ролло? — ласково сказала она и, хотя хорошо знала, что делала бы без него, знала также, что ставить его в известность об этом не стоит.

— Попала бы в пасть первому попавшемуся волку.

В глазах Кейт снова появилось новое для нее выражение, но голос звучал как обычно.

— Блэз Чандлер не волк, Ролло. По крайней мере, не по отношению ко мне. — Потом она продолжала более веселым тоном:

— Он больше не видит во мне обузы. И гораздо более дружелюбен. В целом мы неплохо поладили.

Его неодобрение сменилось умеренным одобрением. А это, согласись, весьма неплохо. И, как ты правильно заметил, дружба с Агатой Чандлер может оказаться для нас весьма полезной.

Ролло кивнул и с удовольствием добавил:

— Особенно если, как ты говоришь, она не слишком жалует жену своего внука.

Кейт не стала открывать ему истинное положение вещей.

— А если ты за это возьмешься, как ты назовешь этот музей?

Кейт знала, что он не забыл. Она упоминала об этом в своем рассказе, а у Ролло была феноменальная память.

Но тем не менее она повторила:

— «Чандлеровский музей американского искусства».

— Да, что-нибудь в этом роде. Ну что ж, это может пойти нам на пользу. Я продолжаю считать, что лучше всего пустить все это с молотка, но сохранить коллекцию — тоже хороший ход. И обзавестись друзьями в высших сферах. — Он кивнул, прикидывая. — Да, поздравляю тебя, душа моя.

Он был само дружелюбие, от дурного настроения не осталось и следа.

Кейт улыбнулась в ответ, стараясь не показать облегчения. В будущем с ним надо будет обращаться осмотрительней: любовь Ролло, как и вообще мужская любовь, была чрезвычайно хрупкой. Одно неверное движение, и она бесследно исчезнет. Поэтому Кейт ласково сказала:

— Похвала из твоих уст дорогого стоит, хотя бы потому, что я слышу ее нечасто. Сам знаешь, как бы ни менялся мой мир, в нем всегда останешься ты.

Ролло был растроган, самолюбие его удовлетворено.

— Только не посылай меня ко всем чертям, — пробормотал он. — Терпеть не могу жары и запаха гари.