Субботним утром в городе они попали в две-три пробки — москвичи выбирались на дачи. Зато когда выехали на шоссе, машина понеслась с бешеной скоростью, ветер бил в лицо, развевал Кирины волосы, — и ей это нравилось. Негромко пела Эдит Пиаф — еще в ресторане выяснилось, что они оба любят эту певицу, и сегодня Грег предусмотрительно прихватил кассету с записями. То ли от скорости, то ли от хрипловатого сильного голоса Пиаф Киру охватила бесшабашная удаль, хотелось самой петь, смеяться, говорить и делать глупости. Необычность поездки и особенно присутствие Грега рядом — так близко — действовали на нее как шампанское.

— Мне кажется, я готова так ехать долго-долго, хоть на край света, чтобы солнце светило в глаза и дорога неслась навстречу, — люблю скорость!

— И в этом мы с вами похожи, — улыбнулся Грег. — Я тоже люблю скорость и люблю хорошие дороги.

— Ну, тогда вы вряд ли надолго задержитесь в России, дороги у нас отвратительные.

— Зато женщины великолепны, и самая красивая сейчас сидит со мной рядом.

Грег помолчал, а потом сказал, внезапно посерьезнев:

— Вы очень красивы и умны, Кира. Можно, я задам вам не совсем деликатный вопрос? Почему вы не выходите замуж?

— Ну-у… — протянула Кира, слегка растерявшись от неожиданности. — Сама не знаю… Вроде бы и в предложениях недостатка не было, и я не отказывалась, да все как-то не сложилось. Как до загса доходит, сразу сбегают!

— Я серьезно спрашиваю, но если не хотите отвечать, то я не обижусь, это ваше право.

— А что — серьезно? Замужем я была, правда, давно и недолго, опыт оказался неудачным, и желания повторять его у меня не возникало. Нам с дочкой вдвоем совсем не плохо.

— Так вы феминистка?

— Ой, нет, не по убеждениям, а по необходимости. А можно, теперь я спрошу?

— Если о моей семье — я не женат. Моя жена…

— Да, я знаю, — быстро прервала Кира. — Мне очень жаль, правда. Не следовало задавать такой вопрос.

— Я не сержусь… — Грег помолчал, потом заговорил снова, задумчиво растягивая слова: — Уже восемь лет прошло… У меня десятилетний сын, он учится в закрытой школе в Уэльсе, и мама — она живет во Франции, в своем поместье на Луаре. Что вам еще интересно узнать?

— А сами вы все время живете в Лондоне?

— Большей частью да. Иногда уезжаю в Испанию, у меня там вилла — не на средиземноморском берегу, а на западе, в Кастро Ундиалес. Чудесное место, где можно и отдохнуть, и поработать. Новые проекты я обдумываю именно там.

У Киры чуть было не вырвалось саркастическое замечание насчет поездок в Испанию в поисках тишины и покоя, но она вовремя прикусила язык: решит еще, что она напрашивается в гости на эту его виллу! Она искоса взглянула на Грега. Лицо у него почему-то стало таким задумчивым и грустным. Кире захотелось прижать к груди его голову, взъерошить густые волосы и прошептать что-нибудь ласковое, такие слова, какими утешают детей. Кира сама себе удивилась — с чего бы это вдруг? Странно — в одно и то же время она чувствовала себя рядом с Грегори Мартеном и маленькой слабой женщиной, которую оберегает сильный мужчина, и обязанной защищать его, защищать по-женски, как мать защищает ребенка от всех жизненных невзгод.

В Суздаль они приехали после полудня, оставив машину на стоянке, отправились бродить по городу. Кира добросовестно исполняла обязанности гида, рассказывая всякие истории о Владимире Мономахе, построившем здесь первый каменный собор, о Юрии Долгоруком, превратившем город в столицу огромного северо-восточного княжества, о суздальских пожарах, о найденных недавно руинах Успенского собора…

Слушатель Грегори был замечательный, и Кира, совсем воодушевившись, повела его на другой берег Каменки в Покровский монастырь. Здесь когда-то была заточена бесплодная жена Василия III Соломония Сабурова, и с тех пор монастырь служил как бы официальным местом ссылки опальных цариц и княжон. Здесь же обитала и первая жена Петра Великого, Евдокия Лопухина.

Кира с увлечением пересказывала сплетни давно минувших эпох, и вдруг Грегори, до сих пор молчаливо слушавший, удивил ее своими познаниями в русской истории:

— Василий III, если не ошибаюсь, отец царя Ивана, у которого было восемь жен, как у нашего Генриха VIII? Значит, отец тоже отличался слабостью к прекрасному полу? Теперь понимаю, в кого Иван Грозный уродился таким любвеобильным. А что, царица действительно была бесплодна?

— Факт не установлен. Уж больно Василий увивался за молоденькой Еленой Глинской, даже бороду ради нее сбрил. А потом ходили слухи, что Иван Грозный — вовсе и не сын Василию, что у Елены был любовник…

Тема царских увлечений почему-то показалась Кире довольно скользкой, и она осеклась, не закончив свои рассуждения.

— Да, я об этом слышал.

Грегори, очевидно, тему скользкой не считал.

— О… Вы совсем не так несведущи в русской истории, как хотели казаться.

— Все просто: перед поездкой в Суздаль я почитал кое-какую литературу, чтобы получше выглядеть в ваших глазах.

— Считайте, что вам это удалось, я оценила ваши старания. А что вы еще успели узнать о Суздале?

— Ну, что вон тот монастырь, до которого мы еще не дошли, называется Спасо-Ефимьевский. Его же называли русской Бастилией, еще — что недалеко отсюда похоронен ваш русский герой Дмитрий Пожарский…

— Сдаюсь, сдаюсь! Вы поразили мое воображение! Ну что, пойдем осмотрим русскую Бастилию?

Вдоволь находившись и насмотревшись, они уже подумывали об обеде в ресторане, как вдруг Кире в голову пришла замечательная, как ей тогда показалось, мысль: купить снеди на суздальском рынке и перекусить на природе, где-нибудь под рябиной. (Шоссе Суздаля обсажено рябинами с обеих сторон. Их кисти еще не покраснели, но все равно — Кира очень любила это дерево.)

Предлагать такой импровизированный пикник состоятельному англичанину рискованно — он не восемнадцатилетний студент, да и Кира не юная девушка, но, как ни странно, Грегори сразу согласился. И они отправились на рынок.

Длинные рыночные прилавки заполняли тугие, чуть тронутые теплой пылью помидоры, молоденькие пупырчатые огурчики, знаменитые сочные владимирские и суздальские вишни, ярко-зеленые снопы чеснока и лука. Кира вдруг почувствовала себя расшалившейся школьницей, она надувала губки, показывала пальчиком то на это, то на то, в результате они накупили еды на пятерых. Обнаружив это, Кира и Грег посмотрели друг на друга и расхохотались. С пакетами в обеих руках отыскали на стоянке «БМВ» Грегори и, все еще посмеиваясь, тронулись в обратный путь.

Во Владимире решено было не останавливаться, чтобы, как сказала Кира, «не перенасытиться впечатлениями», хватит с них и предстоящего «обжорства».

Выбрав подходящую рябинку, они выгрузили «обед». У Грегори в машине нашелся плед, который вполне заменил скатерть. Кира на бумажных салфетках разложила овощи и мясо. Отдельно — вишни. Получилось весьма живописно.

Смеясь и болтая о пустяках, они распили бутылку французского вина, которая — надо же! — по случаю оказалась у Грегори в багажнике. В глубине души Киру не оставляло ощущение нереальности происходящего. Подумать только, она устроила пикничок у дороги, и с кем — с английским миллионером! И ничего, сидит на земле, смеется и пьет вино, как будто не на обочине сидит, а где-нибудь в Париже «У Максима»! Как будто все так и должно быть!

После на редкость удачного обеда как-то не слишком хотелось торопиться с возвращением в Москву. Кира и Грег забрались в машину, снова поставили кассету Пиаф, молча сидели и слушали. «Я не жалею, я ни о чем не жалею…» Хрипловатый голос певицы будил в душе Киры какие-то странные чувства. Она взглянула на Грегори. Тот смотрел прямо перед собой, крепко сжав губы. На шее у него ясно обозначилась пульсирующая жилка. Ей отчего-то стало его жалко. Неожиданно для себя Кира протянула руку и дотронулась кончиками пальцев до руки Грегори, лежавшей на руле. От этой робкой ласки он вздрогнул, а по ее телу пробежала волна сладкой дрожи. Где-то в глубине сознания мелькнула мысль, что она заходит слишком далеко и надо бы положить этому конец, пока не поздно. Но через мгновение Кира оказалась уже в его объятиях, мягкая, податливая и ждущая.

Она глубоко вздохнула, словно собиралась броситься с головой в омут, а потом все куда-то исчезло — все, кроме этих нежных и сильных рук, прикосновение которых она так остро ощущала через легкое платье, и жарких поцелуев. Потом его губы на секунду оторвались от нее, он что-то пробормотал и снова прижался к ее губам, но уже немного по-другому; а потом ее голова закружилась в каком-то пестром тумане. Постепенно эти упрашивающие губы превратились в настойчивые, требующие, потом он снова помедлил, чтобы снова перейти в наступление. Кира припала к его плечу, голова продолжала кружиться, туман перед глазами не рассеивался, хотя она и попыталась собраться с мыслями. Когда наконец он отпустил ее, она не могла понять, как все произошло.

Кира словно опомнилась: чувство реальности вернулось, и она резко отстранилась, отведя руки Грега, все еще лежавшие на ее плечах.

Несколько минут они сидели молча, не глядя друг на друга. Когда Кире уже стало казаться, что молчание угрожающе затянулось, Грегори завел мотор, и машина на хорошей скорости рванулась по направлению к Владимиру.

Почти половину пути они проехали молча, обменявшись всего двумя-тремя фразами. Чтобы как-то избавиться от напряженности, Кира неестественно бодрым голосом стала рассказывать всякие достоверные и недостоверные анекдоты и ужасы из русской истории. Грег слушал, глядя прямо перед собой на дорогу и изредка вставляя слово-другое.

Кириных историй хватило почти до Москвы. Однако, когда машина пересекла Кольцевую дорогу, опять установилось напряженное молчание. Кира почувствовала громадное облегчение, когда «БМВ» остановился наконец у ее подъезда.

— Большое спасибо за чудесную прогулку, — попыталась она прощебетать как можно беззаботней, уже открывая дверцу машины.

Но внезапно Грег удержал ее за руку.

— Кира, я не хочу, чтобы вы…

— Нет-нет, не надо ничего говорить! — быстро перебила она. — Все получилось так нелепо… Вероятно, нам не стоит больше видеться… Спасибо, и закончим на этом!

И прежде, чем он успел что-либо ответить, она выскочила из машины и вбежала в подъезд.

В квартире было пусто. Аленка еще не вернулась из театра. Кира без сил опустилась на стул в коридоре; голова кружилась, мысли путались. Он, конечно, не хотел, все вышло случайно, под влиянием минуты! И вообще, что ему, красивому, богатому и еще совсем не старому, до нее, одинокой, не слишком-то молодой женщины с ребенком! Захотелось развлечься, отдохнуть, провести денек с женщиной, с которой не надо напрягаться: английский она знает прекрасно, беседу поддержать умеет и внешне ничего себе, но не больше! А она, дура, почти влюбилась! Да нет, это наваждение какое-то, сейчас она ляжет спать, утром проснется, и все пройдет! Только не давать волю воображению! В самом деле, что это она так разволновалась из-за одного поцелуя, как девочка пятнадцатилетняя… Хотя сейчас пятнадцатилетние и из-за беременности не волнуются, просто делают аборты, и никаких проблем! А она всегда делала из мухи слона…

Внезапно открылась входная дверь, и почти тут же щелкнул выключатель.

— Мама? Ты почему сидишь в темноте? Что-нибудь стряслось? Тебе плохо? — Аленка присела перед Кирой на корточки и встревоженно заглянула ей в лицо. — У тебя щеки горят, и глаза какие-то странные.

— Все в порядке, мой родной. Просто я очень устала. — Кира взяла себя в руки и улыбнулась дочери. — Как Караченцов?

— Ой, мамочка, потрясающе! Ты тоже должна посмотреть…

Не зря говорят, что утро вечера мудренее. Утром события предыдущего дня уже казались Кире нереальными, выдуманными. Она почти убедила себя, что все это — и поездка в Суздаль, и обед под рябиной на обочине, и все остальное — плод ее воображения. Она стала сомневаться даже в реальности существования Грегори Мартена.

Дел было по горло: обычно хозяйством Кира занималась по субботам, а по воскресеньям «чистила перышки». Но, поскольку суббота в этот раз была отдана на алтарь развлечений, в воскресенье они с Аленкой с удвоенной энергией принялись с самого утра за уборку и стирку. Пока Аленка драила пол, Кира разрывалась между стиральной машиной и плитой, где выкипал суп и подгорали котлеты. «Все, так жить нельзя, завтра же покупаем «Вятку-автомат», — в который раз пообещала себе Кира, с раздражением сливая воду и запихивая в старенькую «Эврику» очередную порцию белья. В этот момент в комнате затрезвонил телефон.

— Мам, тебя! Приятный мужской голос! — радостно оповестила Аленка.

Кире почему-то и в голову не пришло, что это мог быть Грегори, настолько она себя убедила, что все вчерашнее ей как бы привиделось. Однако это был именно он.

— Я хотел узнать, как вы себя чувствуете после такого напряженного дня. Вы очень утомились вчера?

— Я… Да… Нет… — растерянно пролепетала Кира, — спасибо, все было чудесно… — Тут она сообразила, что фраза получилась несколько двусмысленной, и попыталась исправить положение: — Очень вам благодарна за экскурсию, но…

Ну что тут скажешь? «Пожалуйста, не звоните мне больше»? Это прозвучит смешно и по-детски. «Оставьте меня в покое»? Грубо, а потом он к ней и не пристает. Да, честно говоря, ей и не хотелось, чтобы он оставил ее в покое: его голос взволновал ее, снова пробудив то самое сладкое и страшное чувство, похожее на головокружение. Усилием воли она заставила себя вспомнить, что ей не восемнадцать, а тридцать четыре, сладкие замирания сердца больше подходят для ее дочери. Только-только она собралась сказать что-нибудь светски вежливое, ни к чему не обязывающее, и закончить разговор, как Грегори невозмутимо продолжил:

— Я очень рад, что вам понравилось. Могу я попросить вас и впредь не бросать меня на произвол судьбы в незнакомой стране? Что, если в понедельник я приглашу вас в театр? «Жизель» в Большом, танцует Нина Ананиашвили, если я правильно произнес это трудное имя. Нравится вам такая идея?

— Не уверена, что вечер понедельника у меня свободен, но за приглашение спасибо, — сказала Кира.

Грег почувствовал ее неуверенность.

— Если понедельник вас не устраивает, я возьму билеты на любой другой день.

— Нет-нет, — поспешно ответила Кира, — у меня вся неделя очень загружена, я, право, не знаю…

«Боже, что я несу? Что он про меня подумает? Ведь понятно, что это чепуха, так не бывает, чтобы на всей неделе — ни одного свободного вечера…» — в панике подумала Кира и, неожиданно для себя, вдруг выпалила:

— Впрочем, думаю, что вечер понедельника я как раз могу освободить.

— Значит, договорились. В понедельник я заеду за вами в офис…

— Нет-нет! Давайте лучше встретимся прямо у театра без пятнадцати семь.

— Я буду очень ждать понедельника, — сказал Грегори и повесил трубку.

— Кто это был, мам? Куда ты собираешься? — немедленно пристала Аленка.

Но Кира, не ответив, прошла на кухню и в прострации уставилась на подгоравшие котлеты. Он будет ждать понедельника! О, она тоже будет его теперь ждать. Очень!