В последнюю неделю установилась жара, необычная для конца мая. Андрей и Нелли в ожидании Мити потягивали по второй бутылке пива. Митя должен был появиться полчаса назад. Они сидели в комнате, уставленной связками книг и разными коробками — обычное состояние комнаты после переезда. Нелли посмотрела на часы и поднялась:

— Ну, я, наверное, пойду…

— Оставишь меня одного в своем доме?

— Я доверяю твоей честности.

— Излишняя доверчивость опасна.

— Ничего. — Она усмехнулась чуть заметно, уголками губ. — Я знаю, где тебя в случае чего искать.

— А если он вообще не придет?

— Придет! Ракитин никогда не подводит. Просто его, наверное, что-то задержало.

— Ну, а вдруг? И как я отсюда выберусь?

— Вот тебе ключи. — Нелли порылась в своей изящной сумочке и достала три ключа на брелке. — Этот от верхнего замка, а этот — от нижнего.

Она протянула ему связку, но Андрей удержал ее за руку:

— Ну, посиди еще немного! Давай еще по бутылочке, а?

— Да я и эту не допила, — сказала Нелли. Тем не менее она вернулась на свое место — расчищенный от барахла уголок дивана — и нерешительно присела:

— Ну, посижу еще минут пятнадцать…

Андрей живенько откупорил еще бутылку пива и протянул ей. Она отвела его руку:

— Я же сказала, больше не хочу. Пей сам!

Они минут пять посидели молча; Андрей прихлебывал пиво прямо из бутылки, Нелли в задумчивости крутила на пальце ключи. Внезапно она подняла голову и пристально посмотрела на Андрея. Тот встрепенулся:

— Ты что?

— Да так… Не удивишься, если я тебя кое о чем спрошу?

— Спрашивай. Интересно, о чем?

— Расскажи мне о сестре своей жены.

Такого вопроса Андрей никак не ожидал.

— О Кире? А ты откуда ее знаешь?

— Ниоткуда. Даже не видела ни разу.

— Тогда почему спрашиваешь?

— Ракитин мне рассказывал.

— Он и сам-то видел ее всего один раз. У нас в гостях!

— Значит, произвела впечатление.

Нелли не стала объяснять, что это была не первая встреча, а Андрей просто забыл, что Кира рассказывала об их знакомстве в самолете.

— Да уж, Кира у нас такая!

— Красивая?

— Да…

— В каком роде?

— В смысле?

— Жгучая брюнетка, длинноногая блондинка?..

— А… Фарфоровая статуэтка.

— Понятно.

— Только он зря впечатлился. Она старше его лет на десять. Сколько Митьке лет?

— Двадцать восемь.

— Значит, ровно на десять.

— Ты не знаешь Ракитина. Если он что-то вбил себе в голову, такой пустяк, как возраст, его не остановит.

— Его-то да, но Кира с ним связываться не станет. Ты уж предупреди его по-дружески.

— Почему?

— Обожглась сильно.

— Расскажи!

— Это не мое дело.

— Ну, хоть вкратце. Понимаешь, мне это надо знать…

— Пять лет назад она собиралась замуж. Он оказался… Как бы сказать помягче… Ну, не мужчиной, что ли. Короче, в трудный момент он от нее просто сбежал.

— Ну и?..

— Ну и все. У нее есть дочка от первого брака. Взрослая, ей почти восемнадцать. Если уж Митьке так приспичило влюбляться, пусть лучше к Аленке приглядится. Хотя восемнадцать — молода еще.

Внезапно раздался пронзительный звонок в дверь. Нелли вскочила:

— А вот и Ракитин!

Митя ворвался в комнату как цунами:

— Прошу простить за опоздание! В компенсацию я пива принес!

— Подумаешь! — Андрей широким жестом указал на пять пустых бутылок на полу у балконной двери.

— А, значит, вы не скучали! Тем лучше! — Митя откупорил себе пиво, смахнул на пол связку книг и плюхнулся на диван.

— И где тебя носило? — ядовито поинтересовалась Нелли.

— Неприлично спрашивать у человека, где он был и когда вернется.

— Даже если этот человек назначил встречу и безбожно опоздал? Где ты был?

— Ой, Нелька! Ты прямо как моя мама!

— Мама не мама, но близкая родственница, это точно.

— Буду называть тебя тетя Нелли!

— Называй как хочешь. Где ты был?

— Что это с тобой? — Митя удивленно посмотрел на нее. — А можно не говорить?

— Пожалуйста. — Она пожала плечами и пошла к выходу. — Ключи у вас есть, счастливо оставаться!

— Ты куда?

— Меня уже давно ждут в другом месте.

Хлопнула входная дверь. Митя недоуменно пожал плечами, а Андрей, молча наблюдавший за развитием событий, покачал головой и укоризненно сказал:

— Она так хотела тебя дождаться, а ты ее, кажется, обидел.

— Ничего, Нелька меня простит. — Он отхлебнул еще пива, вытянул ноги и блаженно зажмурил глаза. — Господи, как хорошо жить на свете!

— Ладно, — Андрей попытался вернуть напарника с небес на грешную землю. — Давай делом займемся. Что там у тебя есть?

— А! — Митя сразу открыл глаза и подобрался. — Знаешь, одна ниточка потянулась загадочная…

— Что такое?

— Да ничего особенного. Я разговаривал с его институтским другом — ну, не другом, приятелем, — так вот, тот все время намекает на какую-то неприглядную историю, которая якобы их развела. Потом еще… Ты знал, что жена Проценко — дочка секретаря обкома?

— Ну и что из этого?

— Нет, но…

— В те годы это было делом житейским. И свидетельствует только о незаурядной деловой хватке. Молодец мужик, вовремя подсуетился. Ничего хоть дочка?

— Весьма средненькая, но не уродина. Сейчас-то ей годков уже многовато, трудно судить. В молодости, наверное, была ничего.

— Тем более молодец!

— В общем, завтра я снова встречаюсь с этим другом-недругом, попробую вытрясти из него подробности.

— Не особенно усердствуй. Хотя… Самый главный компромат на нашего клиента нам все равно не достать.

— Почему?

— Его просто нет как факта.

— А какой, по-твоему, самый главный компромат?

— Если мама — еврейка. А у Проценко отец — хохол, а мать стопроцентно русская, с Алтая.

— Ты так уверен? А на Алтае что, евреев нет?

— Мало. В основном буряты, кажется. А мать-бурятка не возбраняется, даже хорошо, свидетельствует о крепких корнях.

— Теоретик!

— Просто я знаю жизнь. — Андрей достал блокнот. — Давай вычеркнем опрошенных. Как фамилия этого школьного друга?

— Куприяни.

— Как-как?

— Сергей Иванович Куприяни. Не ищи, его в списке нет.

— Как нет? Откуда тогда ты его взял?

— В списке значится Орлов Евгений Сергеевич, замдиректора хладокомбината, но товарищ… то есть, виноват, господин Орлов отбыл в вояж, в Австрии сидит уже третий месяц, опыт перенимает. И неизвестно, сколько еще будет сидеть. Я пообщался с его женой, и она выдала мне этого Куприяни. Они втроем дружили, а потом Сергей Иванович Куприяни перевелся на вечерний и отбыл из Москвы в неизвестном ей направлении.

— А сейчас он кто?

— Будешь смеяться! Учитель физики в средней школе.

— И правда смешно.

— Адрес его я достал через справочное, фамилия редкая.

— Зачем?

— Что зачем?

— Зачем достал?

— Нужен институтский друг или нет? Не в Австрию же мне ехать за этим горным Орловым. Если не достать одного, почему не взять другого?

— Потому что!.. В списках не значился, понятно?

— И что теперь?

— А ты как думаешь?

Митя помолчал, потом медленно проговорил:

— Я все-таки встречусь с ним еще раз. В конце концов только нам решать, вставлять эти эпизоды в книгу или нет.

— Скорее всего нет!

— А я все-таки встречусь.

— Поговорку «меньше знаешь, крепче спишь» знаешь?

— И это говорит репортер!

— Никогда им не был.

— Ну, журналист. Писатель! Инженер человеческих душ!

— Устаревшее определение…

— А мне нравится! И я попробую проникнуть в таинственные глубины подведомственной нам души Проценко.

— Ну, проникай, если тебе времени не жалко. Ладно, хватит базарить, давай пока суммируем наши достижения.

Закрыв за Андреем дверь, Митя вернулся в комнату, одним широким движением смахнул с дивана оставшиеся книжки и с размаху плюхнулся на него так, что старые пружины жалобно заскрипели. Жара спадала. Балконная дверь была открыта, и по комнате гулял легкий приятный сквознячок. Митя потянулся и стал в подробностях припоминать сегодняшнее утро.

Собственно, само утро вспоминать было не слишком приятно. С десяти до часу он мотался по магазинам и искал всякие хозяйственные детали. Потом с часу до трех они с Аленкой устраняли неполадки всяческих электро- и прочих приборов в доме, как-то: заменили вилку в стиральной машине, починили настольную лампу и второй телефонный аппарат, исправили две розетки и отрегулировали сливной бачок в туалете. Вернее, делал-то все это Митя, а Аленка смотрела на него, открыв рот от удивления, и подавала инструменты. Потом до пяти — к приходу Киры — они успели приготовить обед и убрать квартиру; в этих делах Аленка принимала уже непосредственное участие.

Когда Кира вошла в дом, она застала накрытый по всем правилам этикета стол, сияющую чистотой комнату и сияющую от удовольствия дочку. Виновник всего этого блеска скромно притулился на табуретке в кухне. Времени пожинать плоды своих стараний у него не оставалось: встреча с Андреем была назначена на шесть, а до Юго-Запада еще надо добраться. Получив приглашение на завтрашний воскресный обед, он отбыл. Без всякого энтузиазма, впрочем, желая и книге, и самому Проценко провалиться сквозь землю.

Если бы Митю спросили, что он чувствует, он бы, наверное, не смог толком объяснить. Влюбился он? Можно сказать и так, но слово «влюбился» далеко не исчерпывающе определяло его нынешнее состояние. Встретив Киру в самолете, он почему-то сразу же подумал, что она очень беззащитна. Такие же чувства вызывали у него маленькие оленята, которых он видел на севере. Грациозные, изящные и какие-то трогательно ранимые в этой своей хрупкой красоте. Так легко их обидеть, что страшно становилось. И еще. Митя всегда очень любил сказку Экзюпери о Маленьком принце. Особенно то место, где Маленький принц прощается со своей Розой. Когда она говорит, что ей не страшен весь мир, ведь у нее есть четыре шипа… Женщины, которые встречались Мите до сих пор, обладали гораздо более надежной защитой от превратностей судьбы. Даже те, которые казались слабыми: в какой-то момент выяснялось, что они прекрасно понимают всю силу своей слабости и используют ее как орудие в борьбе за мужчину или против мужчин. А Кира — словно та Роза из сказки, он как-то сразу это понял — у нее было только четыре шипа, и она искренне считала, что в безопасности. Под маской зрелой, преуспевающей, деловой женщины скрывалась ранимая и хрупкая душа. Как Митя понял это, он и сам не мог бы объяснить. Просто почувствовал, и был уверен, что не ошибся.

Неважно, что там у нее было в прошлом. Теперь он будет защищать ее. Он никогда ее не обидит и не позволит никому сделать это. А пока… Завтра он пойдет к ней на обед уже как приглашенный в дом человек.