Часть вторая
10
Солнечные лучи, пробившись сквозь неплотно задвинутые шторы, осторожно скользнули по лицу Тамары, она чуть поморщилась и, открыв глаза, посмотрела на часы.
Десять. Пора вставать!
Но, как назло, ей безумно хотелось спать. Весь вечер она колесила по Парижу и только в начале третьего легла в постель.
— Ох уж эта деревня! — застонала Тамара. — Все у них начинается чуть свет, в том числе и визиты…
Молодая женщина с наслаждением потянулась и, окончательно проснувшись, горестно вздохнула:
— Амир! Когда же я избавлюсь от него?!
Накинув черный шелковый пеньюар, она направилась в ванную. Через полчаса раздался звонок домофона, Тамара нажала кнопку и спросила:
— Катя, это ты?
— Да! — ответил знакомый голос.
Освежающий душ мало помог Тамаре, и она, позевывая, открыла дверь.
— Привет! Заходи!
— Сто лет тебя не видела, Томочка! — запричитала Екатерина, ее старинная приятельница.
Тонкий нос Кати с наслаждением вдохнул аромат жизни богатой женщины: восхитительную смесь изысканной свежести «Eau de Rochas» и аристократических кремов «Кристиан Диор», а острый взгляд мгновенно обежал комнату, с жадным восторгом задержавшись на лиловых шелковых простынях, небрежно открытой коробке конфет и брошенном на спинку кресла черном костюме от «Шанель».
Каждая ее поездка к Тамаре для Екатерины была целым событием в ее безрадостно-однообразной жизни. Тщательно и с большим удовольствием готовилась она к нечастым встречам с приятельницей. Но, даже не видясь с ней по нескольку месяцев, Катя всегда очень внимательно следила за ее жизнью, с огромным интересом слушая отрывочные новости о Тамаре от общих знакомых.
По своей сути Катерина была довольно славным человеком, но тяготы жизни во Франции превратили ее в вечно завидующее, злобное существо. Они с Тамарой были одногодками и учились в одной школе, затем поступили в университет: Катерина на факультет романских языков, Тамара — на экономический. Несколько раз во время учебы они встречались на студенческих вечерах, а потом, естественно, потеряли друг друга из виду. Их совершенно случайно свела Лера, которая однажды, приехав к сестре, сообщила, что Катя Лункина тоже вышла замуж за француза и теперь живет в Париже, точнее, в его пригороде. Деятельная Лера привезла письмо Екатерине от ее мамы, и таким образом они встретились. Эта встреча принесла Кате бессонные ночи зависти, когда она сравнила свою жизнь с жизнью Тамары.
Учась на последнем курсе, Екатерина для практики работала гидом в «Интуристе», благодаря чему и познакомилась со своим будущим мужем. Он очаровал ее отнюдь не особенными внешними достоинствами, которых, впрочем, и не имел, а просто тем, что был французом. Привлекательная Катя, не задумываясь ни минуты, сразу же согласилась выйти за него замуж. И через год мучительного ожидания Екатерина увидела роскошный Париж, но вкусить этой роскоши ей так и не удалось, несмотря на то что она прожила здесь уже почти пятнадцать лет. Зато в мгновение ока французская столица превратила обладательницу элитарного диплома в уборщицу самолетных салонов авиакомпании «Эр Франс». И это было счастьем при том безденежье, в каком она очутилась. Муж ее то находил, то терял работу, к тому же у него была мечта жить в пригороде. Промучив Катю года два строжайшей экономией в Париже, он подыскал себе работу в одном из отдаленных предместьев столицы и признался, что у него есть деньги и они смогут купить там себе дом. Раньше она пришла бы в ужас от того, что ей придется жить в деревне и видеть Париж только по праздникам, но теперь, вдоволь наубиравшись в самолетных салонах, согласилась. Однако этот переезд не принес ей ожидаемого облегчения. Ее муж, сам трудясь как каторжный, так же щедро нагрузил и Катю. У них был большой дом, который убирала, естественно, Катерина, большой двор и огромное хозяйство: свиньи, куры, кролики, огород. «Зачем покупать в магазинах, — вдалбливал он в голову жены, — когда мы сами можем себя полностью обеспечивать всем необходимым?» Но, несмотря на то что у них уже стали водиться деньги, в их жизни по-прежнему царила экономия, которая своей скупой рукой запрещала зимой отапливать дом, свободно пользоваться электричеством, водой и заставляла разъезжать по барахолкам в надежде купить подешевле на одних и продать подороже на других. Двое их дочерей, родившихся и выросших в доме экономии, с детства были приучены к низкой температуре в комнатах, к простой одежде и работе по хозяйству. Поэтому каждый раз, когда Катя из своего ледяного, неприветливого дома оказывалась в роскошной квартире-будуаре приятельницы, то зависть начинала нашептывать ей терзающие душу и ум слова. Эти пятнадцать лет превратили ленинградку Катю в бесцветную деревенскую женщину с рабочими красноватыми руками. Так получилось, что у нее теперь было только два сладостно-тягостных развлечения: редкие поездки к Тамаре и… таинственные прогулки хозяйки-оборотня по Парижу.
Несмотря на недремлющее око мужа, Катерина умудрялась откладывать деньги на свои сокровенные нужды. Как почти все русские женщины, она страстно любила красиво и дорого одеваться, но условия жизни не позволяли ей делать это явно. Тогда-то, точнее пять лет тому назад, и началась ее вторая жизнь: загадочные поездки в Париж, которые, словно крохотные звездочки, с трудом пробивающиеся сквозь плотный черный туман, на краткий миг освещали мрак ее существования.
Тамара время от времени продавала свои поношенные вещи и однажды пригласила на эту импровизированную распродажу Катю, которая, рассмотрев шикарные наряды, скромно сказала:
— Мне бы брюки какие-нибудь…
— Брюки?! — брови Тамары взметнулись в презрительном недоумении. — Я никогда их не ношу. Женская юбка — это мучительно-сладостная тайна для мужчин, это ловушка. Юбка, открывая, больше скрывает, брюки же, скрывая, открывают все — это тривиально.
Катерина понимающе кивнула, с нежностью лаская руками элегантную одежду известных кутюрье. И тут безумная мысль разрядом электричества пронзила все ее тело: «Куплю, куплю вот этот темно-голубой жакет от Клода Монтана. Пусть дорого, пусть он мне не нужен… не в деревне же носить, но я хочу, я очень хочу его иметь. К тому же по магазинной цене мне никогда его не купить, а Томка продаст дешевле».
Вернувшись домой, Катя сразу же спрятала в шкаф пакет с запретным приобретением далеко в шкаф. Теперь, когда она оставалась дома одна, то вынимала жакет и подолгу вертелась в нем перед зеркалом. Таким образом она собрала себе небольшой изысканный гардероб. И вот однажды шальная мысль толкнула ее к сокровенному шкафу, нарядила и, накинув сверху скромный старый плащ, чтобы не привлекать внимания соседей, отправила на поезде в Париж. Выйдя на вокзале Сен-Лазар, Катя поспешно скинула плащ и предстала в образе женщины, всеми силами стремящейся быть элегантной. В этом новом облике она с наслаждением гуляла по шумным парижским бульварам, заходила в кафе, смело открывала двери дорогих бутиков и со скучающим видом богатой дамы рассматривала новые модели, втайне мечтая, чтобы Тамара купила что-нибудь из понравившихся ей вещей и, поносив, продала за полцены.
И в этот раз Катерина по первому же зову примчалась к своей приятельнице. Она была одета в один из бывших костюмов Тамары, надушена остатками отданных ею духов «Angel» и сверкала ярким лаком на ногтях натруженных пальцев. Екатерина старалась зеркально отражать свою подругу, что ей удавалось ровно настолько, насколько можно разглядеть свой истинный облик в кривом зеркале. Часто перед сном, лежа в кровати, Катерина воображала себя на месте Тамары: в ее квартире, одежде, поэтому она с такой жадностью подмечала все черты жизни респектабельной подруги.
— Я не успела убрать постель, — вяло протянула Тамара и неохотно взялась за край простыни.
— Я тебе помогу, — с готовностью предложила свои услуги Катя, чтобы дотронуться, подержать в руках нежно-лиловый шелк простыней.
— Спасибо, — все так же лениво поблагодарила ее хозяйка.
Запахнув поглубже черный кружевной пеньюар, Тамара села за стол перед окном и закурила сигарету.
— Послушай, Катя, давай выпьем по бокалу шампанского, — предложила она, — а то что-то так тоскливо…
— Я никогда не против, — радостно согласилась та.
— Возьми в холодильнике… — дымя сигаретой, зажатой между тонкими холеными пальцами, сказала Тамара гостье, — и бокалы не забудь.
Из кухни донесся восторженно-осторожный возглас:
— Но это же «Dom Perignon»!
— О Господи! Ну и что?
— Так дорого же… Как-то просто взять и выпить…
— Ну налей в бокал, пусть постоит, и потом выпьешь, чтоб было не просто, — усмехнулась Тамара.
Катерина, разлив пенящуюся золотистую влагу в хрустальные бокалы, закурила с разрешения хозяйки ее дорогие сигареты и на мгновение представила себя богатой дамой, равной несравненной Тамаре.
«Везет же Томке, — завертелась извечная и уже привычная ей мысль, — как устроилась!.. Ну а кто мне мешал? Томка — отчаянная, а я — трусливая: лучше как-нибудь, только без риска. Она рискует, а я завидую…»
Екатерина вообще завидовала всем русским, живущим в Париже, но особенно Тамаре. Ей вспомнилось, как она чуть не умерла от безысходной зависти, когда приятельница сообщила ей, что выходит замуж за миллионера. Этот день и сейчас перед ее глазами…
Тамара радовалась, прыгала, танцевала, пела, вытащила из сумки визитную карточку своего жениха и, хвастаясь, показала ей. Екатерина никогда в жизни не держала в руках такой атласной бумаги и не видела такого изящного шрифта. В прихожей раздался звонок, и Тамара, направившись к двери, попросила ее:
— Спрячь визитку и ничего не говори Зойке.
Екатерина поспешно положила карточку в сумку хозяйки и села на диван. В комнату влетела приятельница, наперсница Тамары, яркая ненатуральная блондинка Зоя.
Для Кати не было секретом, чем они занимались, впрочем, приятельницы этого и не скрывали. Там, в Ленинграде, она и разговаривать бы с ними не стала, узнав, что эти милые молодые женщины — проститутки, неважно какие: дорогие, дешевые… а здесь, в Париже, все спуталось, смешалось, и вместо презрения к ним у Кати была зависть, что они могут — вот так, и живут на широкую ногу, а она — нет и прозябает в деревне.
Зойка шумно развалилась на диване, громко шуршала обертками от конфет, хохотала, а в ушах у Кати все стоял радостный голос Тамары: «Представляешь, я выхожу замуж за миллионера!»
Немного придя в себя, Екатерина узнала причину радости Зойки: она купила машину и просто сияла от счастья. Бедной Екатерине пришлось выдержать безумство радости с двух сторон, а в довершение всего сесть в автомобиль с гордо улыбающейся Зойкой за рулем.
Катя приехала домой и заболела, ей не хватало воздуха, несмотря на то что она жадно ловила его ртом. Неизвестно, чем бы это закончилось для нее, если бы через неделю ей не позвонила Тамара и, ищущим утешения голосом, не простонала:
— Приезжай! Мне очень плохо.
Примчавшись в Париж и застав Тамару в слезах, Екатерина даже испугалась.
— Что случилось?
— Зойка — сволочь! Узнала-таки, что Поль сделал мне предложение, и все, все рассказала ему про меня. Катя, ну зачем она это сделала? Катя, зачем?
В глазах Тамары была такая боль, что Катерине стало ее искренне жаль, и тем не менее она впервые спокойно перевела дух и принялась деятельно утешать подругу…
— Чего задумалась? — наливая по второму бокалу «Dom Perignon», спросила ее Тамара. — О кроликах и утках?.. Брось, радуйся настоящему.
— Да, надо хоть чему-то радоваться, — смакуя щекочущее язык дорогое шампанское, с готовностью согласилась она.
— Я тебя сегодня собираюсь разорить, — улыбнулась хозяйка. — Почти полная смена гардероба.
— Что, и то розовое платье будешь продавать?! — воскликнула гостья.
— И то розовое тоже…
Жизнь обрела свои краски в глазах Кати… еще мгновение, и она перенесется в мир роскошных нарядов, и если не купит, то хотя бы вдоволь налюбуется собой в зеркале. А потом, потом опять погрузится в мрачно-серую атмосферу экономного быта и бесцельного существования без любви и радости.
«Ах, если бы вот так можно было, хоть иногда, примерять любовь мужчины», — вздохнула она, глядя на свое отражение в розовом платье от Инесс де ла Фрессанж.
* * *
Катерина ушла, бережно прижимая к себе большой пакет с купленными ею сокровищами, а Тамара открыла ящик комода и, размышляя, куда же лучше спрятать деньги, начала перебирать вещи. Случайно она натолкнулась на массивный серебряный перстень с темно-красным камнем. Молодая женщина грустно усмехнулась и надела его на палец. Этот перстень мог бы многое рассказать о том, что его хозяйка безуспешно пыталась забыть…
С первых же дней замужества жизнь Тамары во Франции превратилась в путешествие по кругам ада. Из шумного, великолепного Петербурга она очутилась в крохотной, чистенькой бретонской деревушке, где единственным нарушителем тишины был неугомонный ветер. Безусловно, для всех питерских друзей и знакомых она устроилась прекрасно: жить во Франции! Об этом можно только мечтать. «Вот именно, лучше мечтать», — не раз думала Тамара, сидя в ледяной кухне за чисткой картошки. Она даже потеряла счет дням, да и вообще, менялись ли они? Вспоминая то время, ей казалось, что это был один нескончаемый день, похожий на раз и навсегда нарисованную картинку в детской книжке, в которой человеческие фигуры приводятся в действие при помощи картонного рычажка. Фигуры вроде бы оживают, но все движения их строго ограничены: они могут делать только одно и то же. Тамаре в этой страшной книжке была отведена роль вечно мерзнущей, печальной героини, которая была вынуждена целыми днями прозябать в ледяном доме и помогать матери своего мужа. Все остальное было ей запрещено. Впрочем, что такое остальное? Маленькая деревенская площадь, магазин и несколько узких улочек. А Париж… он не стал ей ближе, чем был, когда она жила в Петербурге.
Вначале Тамара еще как-то пыталась сопротивляться страшной пыли отупения, которая покрывает мозг человека и лишает его способности мыслить, превращая в движущуюся, жующую, говорящую машину. Вначале в ней жила отчаянная надежда, что скоро, может быть, завтра, а точнее, через месяц все переменится. Она поедет в Париж и непременно познакомится с богатым, красивым мужчиной, который одним мановением руки изменит ее жизнь. Но через полгода своего французского прозябания поняла, что ей даже о поездке в Париж остается только мечтать. Денег муж ей не давал, за покупками ходили всей семьей, и каждый франк откладывался на приобретение дома. Когда Тамара заикнулась о том, чтобы поехать в Париж, Ксавье удивленно посмотрел на нее.
— Это дорого, — сказал он, — вот соберем деньги, купим дом, тогда и съездим…
«Значит, никогда», — в отчаянии подумала Тамара.
Она перестала спать по ночам, потеряла аппетит и с удивлением обнаружила, что в ней поселился страх, она все время чего-то безотчетно боялась.
«Боже, неужели это я? Я, которая весело смеялась, так широко и беззаботно жила, расшвыривая кавалеров и деньги. Неужели эта засохшая женщина — я? — со слезами на глазах подумала она однажды утром, рассматривая себя в зеркало. — А наряды?! Сколько всего я привезла с собой… но их некуда надевать… Зачем мне такая жизнь? — Тамара глубоко задумалась. — Я мучаюсь здесь уже больше года, и никакой перспективы. Можно, конечно, все бросить и вернуться домой, но… я хочу жить в Париже… Так какого черта я сижу здесь?! Что меня держит? Этот худосочный придурок, которого мне и мужем-то стыдно назвать. Да и какой он мне муж, так… недоразумение… Значит, — дьявольский огонек зажегся в ее черных глазах, и она стала прекрасна, — значит, — и громкий смех, от которого она уже отвыкла за этот год, вырвался, словно горный поток, из ее груди, — значит, завтра я уезжаю!»
Молодая женщина подошла к окну, смело открыла тяжелые деревянные ставни, которые здесь, будто в тюрьме, никогда не отворялись, чтобы не позволить сверкающим солнечным лучам проникнуть в комнату и немного поубавить краски на покрывале, свежий воздух ворвался в замкнутое пространство и, как крепкое вино, ударил в голову Тамары, опьянив ее радостью надежды.
Она весело бросилась к чемодану, но, взявшись за ручку, призадумалась.
«Куда же я уеду? Объясняться со своим муженьком я не намерена. Оставлю ему записку, и все. А вещи? У меня ведь чемодана два наберется. Без вещей я не могу. — Тамара тяжело вздохнула и достала спрятанную в кармане ее шубы тысячу долларов, привезенную из России. — К сожалению, это все, чем я располагаю».
Но отступать… это было не в ее духе. Четко решив, что ей надо делать, она смело, азартно и даже весело брала препятствия, которые расставляла ей жизнь.
В глухомани, где имела несчастье поселиться Тамара, не было даже вокзала, что значительно осложняло задуманный побег. Зато, как и полагается в деревнях, здесь все было на виду, и молодая женщина не могла поменять доллары, чтобы об этом никто не узнал. Ночью Тамаре пришлось украсть из потертого кошелька мужа тридцать франков. На следующее утро она постаралась незаметно выскользнуть из дома с большим пакетом, туго набитым вещами. Улучив минутку, когда свекровь была на кухне, а свекор в огороде, Тамара стремглав пересекла большой двор, выскочила за забор, бросила на землю пакет, затем вернулась обратно и сказала свекрови, что ей надо пойти купить конверт. Та молча кивнула.
«Только бы не встретиться с кем-нибудь из соседей», — мысленно молилась Тамара, заняв место в конце автобуса.
Приехав в Сен-Назер, она первым делом поменяла двести долларов на франки, затем отправилась на вокзал и оставила пакет с вещами в камере хранения.
«Такими темпами я буду месяц уезжать, — грустно усмехнулась Тамара. — Надо что-то придумать. Одно дело, если меня застукают с пакетом, и совсем другое, если с чемоданами, тогда от объяснений не уйти, а развод мне сейчас не нужен… Мне надо только одно — побыстрее отсюда убраться».
В пятницу вечером Тамара принялась уговаривать Ксавье съездить утром в Сен-Назер, погулять.
— Лучше поедем в Ла-Боль, позагораем…
— Нет-нет, я хочу в Сен-Назер. Ну, пусть это будет моим капризом, — лукаво поглядывая на него, проговорила она.
— Если ты так хочешь, тогда конечно, — согласился Ксавье.
Когда свекры уже легли спать, а Ксавье скрылся в ванную, Тамара подхватила два своих чемодана и с трудом снесла в гараж. Молодая женщина спрятала их за ящиками с бутылками минеральной воды и еще какими-то коробками.
Утром, позавтракав как пичужка, Ксавье отправился посмотреть перед дорогой машину. Тамара последовала за ним. Когда он уже собирался сесть за руль, молодая женщина огорченно вскрикнула и посетовала, что забыла в комнате свою сумочку. Голосом, полным нежности, она попросила:
— Дорогой, принеси мне ее, пожалуйста.
Ксавье нехотя поплелся наверх. Тамара в мгновение ока открыла багажник, и в этот момент появилась свекровь.
«Черт возьми, она мне все испортит», — злой молнией сверкнула мысль.
— Вас Ксавье искал, — не думая о последствиях своей лжи, сказала Тамара.
— А где он?
— У нас в спальне.
Свекровь не стала подниматься, а, выйдя из гаража в коридор, крикнула:
— Ксавье, что ты хочешь?
Но Тамаре этого было достаточно. Чемоданы плавно легли на дно багажника.
— Тамара, я ничего не понимаю. Почему ты сказала, что я искал маму? — раздраженно спросил Ксавье, появившись с ее сумкой.
— А разве не так? — удивилась она.
— Нет. С чего ты взяла?
Тамара отвернулась, возвела со вздохом глаза и, повернувшись через секунду, ласково улыбнулась мужу.
— Прости, Ксавье, вероятно, я не так поняла. Поехали скорей!
Всю дорогу Тамара волновалась, чтобы только ничего не случилось с машиной и Ксавье не полез в багажник. Когда на горизонте появился вокзал Сен-Назера, она несколько раз глубоко вздохнула и сказала, что ей плохо.
— Может быть, тебя укачало? — встревоженно спросил Ксавье.
— Ай, не знаю, не знаю… Пожалуйста, остановись. Пойди купи мне бутылочку воды… а я здесь, в машине, посижу, — со стоном пробормотала Тамара, приоткрыв дверцу.
Ксавье пулей помчался в магазин, а Тамара, тоже пулей, насколько это было возможно, с тяжелыми чемоданами помчалась к камерам хранения. Конечно, когда она вернулась назад, Ксавье уже в волнении перебирал худосочными ножками в коротеньких шортиках перед машиной.
— Зачем ты вышла? — бросился он к ней.
— Я… я… — запыхавшись от бега с чемоданами, проговорила Тамара, — почувствовала себя еще хуже и подумала, что, может быть, здесь есть медпункт… но не нашла.
Ксавье с тревогой смотрел на нее.
— Кажется, мне уже лучше. Да, несомненно, лучше, — уверенно сказала молодая женщина и, отдав ключ от автомобиля Ксавье, весело приказала: — Поехали!
Утром дня счастливого исчезновения Тамара взяла спортивную сумку, весело помахала возившейся в кухне свекрови и торжественно прошествовала через двор, усыпанный противным гравием, в котором постоянно вязли ее высокие каблуки. В последний раз взглянув на «беленький сарайчик», как она называла этот дом, молодая женщина радостно улыбнулась и летящей походкой поспешила на автобус.
Прибыв под вечер в Париж, Тамара вышла из здания вокзала Монпарнас и с наслаждением вдохнула пропитанный надеждой аромат большого города.
* * *
В отеле, рядом с площадью Бастилии, Тамара сняла узенький, мрачный номер с удобствами в конце коридора. На следующее утро, переполненная ликующей радостью, она выскочила из него и торопливо зашагала по улицам. Ей непременно хотелось обойти весь город. Молодая женщина жадно вдыхала воздух Парижа и, улыбаясь прохожим, думала: «Все, теперь я буду жить только здесь». Витринная роскошь ошеломила, закружила ее, она хотела всего: дорогих нарядов, шикарных автомобилей, элегантных кавалеров. Она хотела в один миг превратиться в изысканно-небрежную парижанку. Без сомнения, Тамара видела и другой Париж, скромно одетый в неброские темные платья в белый мелкий горошек, туфли, купленные на распродаже, Париж, сжатый в удушливых вагонах метро, терпеливо стоящий пусть в небольших, но все-таки очередях в кассы магазинов, но он для нее как бы не существовал, он был, но для других. А ее Париж — это роскошь, изысканность, приглушенно-томные огни дорогих ресторанов, восхитительно зеленый цвет игровых столов казино, ослепительно белый дорогих яхт, переливчатый блеск бриллиантов, тонкий запах сигарет. Она была уже готова к этой жизни, она жаждала ее, но не было того, кто мог бы ей ее предоставить. Понимая, что деньги на исходе, Тамара с ожесточением принялась искать богатого мужа, но через две недели ее деятельных поисков она осталась с несколькими франками в кошельке и горечью обманутых надежд.
«Так… так, что же делать? — размышляла Тамара, сидя в своей узенькой конурке. — Не в деревню же с повинной возвращаться. Да и что там? Там все равно не жизнь… Деньги, любой ценой деньги, иначе всему конец».
Тамара не стала задумываться, как это будет называться, а просто вышла вечером с твердым намерением заработать. Она, естественно, не знала, как следует вести переговоры об оплате ее услуг, поэтому, чтобы не оказаться в дураках, решила, что надо сразу же обо всем договориться.
Молодая женщина неспешно прогуливалась по наполнявшимся сумерками Елисейским Полям. Предложения приятно провести вечер сыпались со всех сторон. Тамара, напрягая женскую интуицию, внимательно выбирала себе клиента, чтобы, не дай Бог, не наскочить на банкрота. Наконец она решила благосклонно ответить на бархатное «добрый вечер» одного молодого человека. Он оказался мелким служащим какой-то фирмы. Тамара была разочарована, однако молодой человек проявил настойчивость и сказал, что проблем не будет.
«Что ж, рискну», — подумала она.
Тамара смело вошла в свой отель под руку с кавалером, не обращая внимания на хитрый взгляд портье.
«Один-два раза приведу сюда, а потом, конечно, придется уехать. Нужна квартира», — размышляла молодая женщина, поднимаясь по крутой лестнице со своим мелким служащим.
Он и в самом деле во всем оказался мелким… и в оплате тоже. Выпроводив его за дверь, Тамара грустно вздохнула и закурила сигарету.
«Каким-то образом надо умудриться собрать деньги на первый взнос и снять квартиру».
На другой вечер она опять отправилась на прогулку и познакомилась с одним лысым, который, недолго думая пригласил ее к себе.
«Рискну опять! А что делать? Только бы не оказался каким-нибудь извращенцем», — подумала она.
В утренней дрожащей розоватой дымке, возвращаясь к себе в отель и позевывая, Тамара с удовлетворением констатировала: «Что ж, на этот раз неплохо. Но так долго продолжаться не может, и потом, это мелко… уличная проститутка, — молодая женщина рассмеялась, — кто бы мог подумать, что я буду вынуждена заниматься этим. Увы, — безысходно вздохнула она, — но за удовольствие жить в Париже, видимо, придется дорого заплатить».
Протирая глаза после продолжительного дневного сна, Тамара решила на этот раз пойти на дискотеку.
«Все не на улице, как-то поприличней будет…»
Дискотека переливалась разноцветными огнями под стеклянным полом, обволакивала волнующим полумраком и велюром полукруглых диванчиков. Тамара села за низенький столик, заказала виски и принялась внимательно оглядывать танцующих, шумящих и пьющих.
В центре зала, виляя аппетитными бедрами и еще всем, чем можно, вытанцовывала ярко крашенная блондинка в узком голубом платье на длинных бретельках с блестками. Вокруг нее кружилось четверо мужчин; она громко смеялась, взвизгивала, когда кто-то из них пытался обнять се за талию. Вволю напрыгавшись, они сели недалеко от Тамары, блондинка курила, выпуская через огненно-красные пухлые губы дым, пила виски и многозначительно поглядывала на своих кавалеров. Ее взгляд словно требовал: «Давайте, давайте, решайте побыстрее, кто первый. Я вас всех обслужу, только не тяните время».
«Конкурентка, — подумала Тамара, — ну да ладно, они уйдут, я займусь, наверное, вот теми», — и она с интересом посмотрела в сторону двух молодых мужчин, сидящих прямо напротив нее.
Тем временем в компании ее конкурентки произошло движение. Мужчины поднялись все разом, а глаза блондинки отчаянно забегали из стороны в сторону. Она что-то, растерянно улыбаясь, говорила им, затем тоже поднялась и пошла вслед за ними к выходу, ухватив за руку одного из них.
«Так, поле деятельности свободно», — подумала Тамара и стала в открытую поглядывать в сторону намеченных ею клиентов.
Неожиданно рядом с собой молодая женщина услышала: «Вот деревня!» Тамара потрясла головой.
«Что за наваждение? Откуда здесь русская речь?»
Она повернула голову. Через велюровый барьер полукруглого дивана у соседнего столика стояла блондинка и, еле сдерживая душившую ее досаду, повторяла сквозь зубы между затяжками сигаретой:
— Вот деревня… вот ублюдки… сволочи, чтоб вас…
В этот момент она случайно взглянула на Тамару и, заметив ее удивленные глаза, ухмыльнувшись, спросила:
— Ты что, русская? Да?
— Да! — только и смогла ответить Тамара.
Блондинка взяла свой бокал и без всяких церемоний уселась рядом с ней.
— Зоя! — сказала она отрывисто.
— Тамара! — улыбаясь, представилась молодая женщина.
— Очень приятно, будем знакомы! — Она звонко чокнулась своим бокалом о бокал новоявленной приятельницы, сделала большой глоток и тут же вернулась к своим размышлениям вслух: — Нет, ну какие сволочи… лохи деревенские. Тоже мне, приехали в Париж, столичной жизни им захотелось попробовать… бесплатно. Нет, ты только представь, я на этих подонков весь вечер потратила, размечталась сразу о четырех… по очереди, конечно, — поправилась она, заметив ошалелый взгляд Тамары, — но у них, видите ли, поезд отправляется… Так какого черта мне голову морочили… Нет, я сама виновата, сама. Понимаешь, самостоятельности захотела… А теперь пятьдесят франков в кармане и никакой клиентуры.
Неожиданно ее яркие пухлые губы презрительно изогнулись.
— Ты на этих не смотри. Тоже зря время потеряешь, — бросила Зоя, перехватив взгляд Тамары, — гомики они.
— Откуда ты знаешь?
— Господи! — чуть откинувшись назад, воскликнула блондинка. — Ты-то откуда?
— Сначала из Петербурга, потом из бретонской деревни.
— А, из деревни! Тогда понятно. — Зоя внимательно оглядела ее и добавила: — От мужа-лоха удрала. Удачу ищешь.
Тамара ничего не ответила, а только посмотрела в ее бледно-голубые глаза своими сверкающими агатами.
— Значат, ты недавно в Париже…
— А ты?
— Да я-то тоже не так чтобы очень, года полтора здесь околачиваюсь. И, как видишь, с переменным успехом. Ты знаешь, — придвинувшись к ней поближе и отхлебнув виски уже из Тамариного бокала, доверительно зашептала Зоя, — я хочу найти себе богатого мужика, не мужа, это сложно, а мужика, ну чтоб он меня содержал. Слушай, у тебя сигареты есть?
Тамара вытащила свою пачку.
— Отлично, — глубоко затягиваясь, продолжала свою исповедь Зоя, — так вот, надоели мне эти дешевые клиенты. Я хочу спокойно жить в хорошей квартире, получать содержание и тем временем подыскивать себе богатенького мужа. Понимаешь?
Тамара утвердительно кивнула. Еще бы она не понимала.
— Слушай, Томка, будь другом, закажи еще виски. Я тебе отдам, завтра же вечером отдам… ведь мы с тобой теперь подруги?
Тамара немного нерешительно согласилась.
— А я тебя со своей мадам познакомлю. О! Она тебя возьмет… так что с голоду не умрешь, — хрипло рассмеялась Зоя. Крупные слезы появились в ее бледно-голубых глазах. — …Как… как я когда-то…
Самая большая слеза, не выдержав тяжести переживаний, плавно потекла по напудренной щеке, по ярким пышным губам и повисла беспомощной капелькой на круглом подбородке. Щедро отхлебнув виски из позвякивающего льдом бокала, Зойка громко засмеялась и задергалась в такт музыке.
— А что за мадам?
— Мадам Маргёрит, Маргаритка! Ничего тетка, только жадная очень. Поэтому-то я и хотела от нее уйти, но, вот видишь, ничего не получается.
— А как там?..
— О! У нее все просто, без затей. Завтра принесем две твои фотографии в ее альбомчик, и нет проблем. Ну, это как стол заказов. Клиент выбрал, назначил дату, ты приехала, отработала и заработала, правда, не столько, сколько бы хотелось…
Ночевать новоявленные подруги приехали под утро в отель к Тамаре, чтобы, проснувшись, сразу же отправиться к Маргаритке.
Глаза портье на этот раз выразили восторженное недоумение.
— Вот это мадам Тамара Тюаль…
* * *
Жизнь засверкала: Тамара веселилась, разъезжала в автомобилях, проводила вечера в ресторанах и дискотеках. Тогда-то она и купила себе массивный серебряный перстень с крупным красным камнем. Она увлеклась в то время кожаными куртками, юбками, высокими сапогами, отпустила длинные волосы и носила груды серебра. Ей хотелось стать совсем молодой, двадцатилетней девчонкой, начать жизнь заново в безумном парижском круговороте развлечений. Тамаре повезло, она совсем недолго проработала у Маргаритки, не более полугода. Однажды ее клиентом оказался весьма состоятельный мужчина, который после нескольких ночных встреч, напоминающих штормовое море с редкими минутами затишья, предложил ей неплохое содержание. Теперь Тамара стала одеваться как дама со средствами, появилась стрижка каре и первый шикарный костюм от Кардена, но она, естественно, хотела большего. Она мечтала иметь свой счет в банке, купить квартиру, чтобы обрести независимость, и потихоньку подыскать себе богатого мужа. Как ни странно, но искать ей долго не пришлось. На одном из перекрестков у светофора богатый муж буквально врезался в Тамарину машину. Он слишком поторопился и, не дождавшись, пока Тамара тронется с места, нажал на газ. В результате совершенно новый красного цвета «Феррари» с размаху ударил в кузов Тамариного «Пежо». Светловолосый, симпатичный Поль выскочил из своего автомобиля, а навстречу ему торопилась сногсшибательная брюнетка в бордовом облегающем платье с золотыми пуговицами. Она улыбнулась, достала ручку, сверкнув яркими длинными ногтями, чуть прищурила лукавые темно-карие, почти черные, глаза, и Поль забыл, зачем он вышел из автомобиля.
Оформлять бумаги по страховке они отправились в кафе с пышными розовыми абажурами. Тамара сразу же почувствовала, что перед ней неженатый и, по всему видно, чертовски богатый мужчина. Сладостная дрожь охватила все ее тело.
Вот он, ради кого ты приехала во Францию, вот он, твой долгожданный миллионер.
Алиби у Тамары уже было готово. Увы, она ошиблась в своем избраннике, и они решили расстаться. В ожидании развода она живет в Париже. Материально обеспечивают, естественно, богатые родители.
— Богатые родители в СССР? — немного усомнился Поль.
— Мой папа занимает весьма ответственный партийный пост, — немного помявшись, словно она разглашала государственную тайну, многозначительно ответила молодая женщина, чуть смущенно потупив глаза.
В принципе Поля уже ничего не интересовало, кроме Тамары. Чем больше он смотрел на нее, тем больше хотел быть с ней, чувствовать ее дыхание, прикасаться к изнеженной, чуть прохладной узкой ладони.
После целомудренно проведенной недели в Париже на выставках, концертах, ресторанах он пригласил ее в свой замок на берегу Луары. Замок решил все. Она влюбилась без памяти, только не знала точно в кого, в светловолосого Поля или его миллионы. Но это было уже неважно, хотя скорее в последние. Страсть бушевала в ней с такой бешеной силой, что Поль едва не погиб в объятиях ее любви. После первой же ночи, проведенной с Тамарой, он решил, что женится на ней. Никогда в своей жизни Тамара больше не поднималась на такую высоту искусства любви, никогда больше не была так искусна и обворожительна в своих ласках.
Вернувшись в Париж, он засыпал ее подарками, завалил цветами и сделал предложение. Тамара не верила в реальность всего происходящего. Она смотрела на себя в зеркало и вопрошала: «Это правда я?»
От такого счастья можно было в самом деле сойти с ума, что и произошло. В ожидании развода с Ксавье она не выдержала и по большому секрету рассказала Кате о своей предстоящей свадьбе с Полем. Хотя это, как впоследствии рассуждала Тамара, не сыграло никакой роли в крахе ее брака. Во всем была виновата одна Зойка. Как, каким образом она узнала о том, что Поль сделал ей предложение, так и осталось для нее тайной. Вероятно, от какого-нибудь из своих клиентов. В то время Зойка была на содержании сразу двух порядочных женатых мужчин, и, по-видимому, кто-то из них был знаком с Полем. Одним словом, Зоя не поленилась, разыскала его и с глазами искреннего друга, желающего только добра, поведала ему все, что знала о своей приятельнице. Она и в самом деле была убедительна, потому что счастье Тамары было для нее равносильно смерти. Собственная зависть просто задушила бы ее. А чтобы у Поля не оставалось и тени сомнения, дала адрес Маргаритки. Затем Зоя испарилась, словно лужа после летнего дождя. Больше ее никто не видел.
Поль тоже не поленился и отправился к мадам Маргёрит. Он пришел под видом клиента и попросил альбом; дрожащими руками перелистал все страницы, но фотографии Тамары не нашел (мадам Маргёрит не держала снимков бывших сотрудниц). С большим облегчением он вздохнул. Однако, будучи педантом, все-таки решил уточнить и, достав из кармана пиджака фотографию Тамары, сказал, что ищет именно ее. Мадам огорченно развела руками и ответила:
— Увы, мсье, мадемуазель Тамара у меня больше не работает.
Разрыв с Полем был таким страшным, что Тамара, несмотря на прошедшие почти десять лет с того дня, не могла о нем вспоминать. Перед ней разверзлась пропасть, в которую она должна неминуемо упасть.
Сплошной черный туман перед глазами и страшная, ноющая боль в груди не отпускали Тамару ни на секунду ни днем, ни ночью несколько месяцев. Лишь короткий тяжелый сон давал ей некоторое облегчение. Хотя на самом деле она убивалась не столько по Полю, сколько по потерянной возможности стать женой миллионера.
Катя суетилась возле нее, приглашала в гости, и Тамара целые недели проводила в ее ледяном, мрачном доме, бесцельно шатаясь по комнатам и двору.
Но, если Тамара не умерла, значит, ей надо было жить, и, само собой разумеется, возник извечный вопрос: «На что?» Так, исхудавшая, с горящими зловещим огнем глазами Тамара оказалась в казино. Месяца три она меняла клиентов, бесстыдно опустошая их кошельки, но щедро платя умением любить так, чтобы о ней не забывали на другой же день. Она нашла себе одного богатого содержателя, потом другого, третьего… Благодаря их щедрости Тамара купила квартиру, машину, ворох нарядов. Она стала жутко избалованной деньгами, вниманием, подарками, развлечениями и немного потеряла голову: не подготовила замену опостылевшему содержателю, а бросила просто так, в полной уверенности, что, отдохнув недельку-другую, без особых проблем найдет очередного богатенького. Но тридцать восемь лет и неожиданная полоса невезения привели Тамару в отчаяние, которое бросило ее под колеса машины Амира.
* * *
Амир! Тамара вздрогнула, будто увидела перед собой огромную черную змею. Амир! Тяжелые мысли окружили ее и начали свой нескончаемый мрачный хоровод. Она налила коньяку, но и он не отогнал мрачные мысли. Не в силах оставаться наедине со своими думами, она оделась и вышла на улицу.
«Пройдусь пешком, — решила она. — Черт с этими шпионами, пусть следят».
То ли шпионы Амира научились работать более профессионально, то ли Тамара просто ни на что не обращала внимания, но ей казалось, что никто ее не преследовал.
Она побродила по дорогому бутику, от нечего делать купила черный кошелек с золотым бантиком от Нины Риччи. Оглядев еще раз витрину, Тамара уже собралась выйти из бутика, как столкнулась с высоким красивым мужчиной. Увидев друг друга, они одновременно воскликнули:
— Серж!
— Тамара!
И радостно расцеловались.
— Как давно мы не виделись…
— Да лет десять, наверное, но ты невероятно красива.
Молодая женщина улыбнулась дежурному комплименту.
«Положительно сегодня призраки не дают мне покоя», — подумала она.
Лет десять назад Серж занимался тем, что фотографировал обнаженную натуру, не брезговал, по-видимому, и порнографией. Зоя подрабатывала у него. Она предложила сниматься и Тамаре, но та категорически отказалась. Однако, как-то прогуливаясь по парижским бульварам, приятельницы случайно натолкнулись на Сержа. Тамара и Серж сразу понравились друг другу, и у них завязался… не роман, а славный, милый флирт длиною в полгода, который тихо и плавно окончился сам собой.
Мгновенные воспоминания пронеслись в мыслях обоих, и каждый остановился на главном.
— Ты Зою не встречал?
— Ты Зою не встречала? — опять почти одновременно воскликнули они.
— Увы, нет…
Оба пожали плечами.
— Эта Зоя еще та штучка, — усмехнулся Серж. — Перед своим исчезновением она у меня украла почти все свои негативы, да еще прихватила десять тысяч долларов…
— И что, ты абсолютно ничего о ней не слышал?..
— Абсолютно ничего, словно она умерла.
— А десять тысяч долларов, наверное, пошли на скромные похороны? — иронично улыбнулась Тамара.
Серж рассмеялся.
— Я искал как мог, но все безрезультатно… Ты не против как-нибудь вечером посидеть в ресторане?
— С удовольствием, — согласилась Тамара.
Они обменялись визитными карточками и вновь разошлись.
На несколько мгновений Тамара забылась в своем прошлом, а потом настоящее вновь навалилось всей тяжестью. Она печально вздохнула и направилась в шикарные бутики Фобур Сент-Оноре в тщетной надежде опьянить себя роскошью и великолепием. Первым ей попался бутик Пьера Кардена. Тамара невольно засмотрелась на выставленные за сверкающими витринными стеклами галстуки, они переливались шелковыми красками и словно просились ласково обнять шею будущего хозяина.
«Вот бы Амиру купить такой галстук и им же его придушить», — невольно подумала Тамара.
Галстуки ее явно заинтересовали.
«Я где-то читала, что раньше умели заговаривать вещи. Подарят человеку такую вещь, он ее поносит и умирает. Может, мне попробовать? — недоверчиво усмехнувшись, размышляла молодая женщина. — Да, но я не знаю специальных слов… а что, если силой внушения? Буду смотреть и внушать, чтобы он умер. Желать смерти другому, конечно, плохо, но здесь уж или я, или он. Выбирать не приходится».
Погруженная в свои странные мысли, Тамара вошла в бутик и, улыбнувшись на приветствие продавца, принялась выбирать смертельный подарок. Она сосредоточенно размышляла какой: темно-синий или вот этот, бордовый с черными полосками наискось. Молодая женщина провела рукой по нежной шелковистой ткани и с замиранием сердца представила, как было бы хорошо обвить этой ласковой лентой крепкую шею Амира и задушить его. Из этого состояния ее вывел галантный голос продавца, который показывал рубашки клиенту, сидящему в кресле в глубине магазина. Тамара невольно посмотрела в ту сторону.
«Какой славный! — подумала она, увидев высокого шатена, рассматривающего предлагаемые ему рубашки. — Ему бы очень пошел серый костюм, темно-синяя рубашка и вот этот галстук», — пронеслась машинальная мысль.
Шатен, случайно перехватив взгляд молодой женщины, чуть смущенно улыбнулся ей.
Если бы это было раньше, Тамара постаралась бы как-то завязать с ним разговор, посоветовать, на чем остановить свой выбор, а сейчас она только подумала: «Пусть жены вам выбирают… а то женятся на безвкусных дурах, потом бегают к нам, жалуются, плачутся, головой об стенку бьются, а тем не менее все равно продолжают жить со своими коровами… вот пусть они…»
И Тамара резко отвернулась к своим галстукам.
«А может быть, этим золотисто-песочным обвить его шейку? — мечтательно подумала она. — Да, неплохо бы…»
Продавец, почувствовав, что она выбрала, бабочкой подлетел к ней. Пока он ворковал, упаковывая, как он думал, галстук, а на самом деле удавку, из примерочной кабинки появился шатен. Продавец, суетившийся вокруг него, теперь предлагал ему галстуки к уже выбранному им костюму. Тамаре было видно, как они безуспешно прикладывали то один, то другой, не зная, на чем остановить выбор.
«Господи, неужели непонятно, что к такому костюму великолепно подойдет вишневый галстук?» — презрительно передернув плечами, вздохнула Тамара и достала кредитную карту.
Проходя мимо славного шатена, она все-таки не удержалась и со своей очаровательной улыбкой проворковала:
— Без сомнения, вот этот вишневый…
— Вы думаете? Благодарю вас, мадам, — ответил он, с интересом посмотрев на изысканную брюнетку.
— До свидания, — сказала Тамара и, покачивая бедрами, вышла из бутика.
А шатен тем временем торопливо достал кредитную карточку и поспешил переодеваться.
Тамара грустно брела меж ошеломляющих витрин. Больше всего ее пугало то, что она даже не представляла, как ей покончить с Амиром. Чувство самосохранения подсказывало, что отвергать его в открытую не стоит. Надо очень осторожно, шаг за шагом попытаться выскользнуть из его роковых объятий. Тамара задержалась перед бутиком Карла Лагерфельда. Ей нравились его смелые цвета и изысканно-рискованные цветосочетания. Она раздумывала: зайти или нет, и тут услышала:
— Мадам, разрешите вас поблагодарить. Вы оказались совершенно правы.
Тамара удивленно посмотрела на подошедшего к ней мужчину, но, узнав шатена, которого она встретила в бутике Пьера Кардена, улыбнулась.
— Я рада. — В голосе ее звучала только вежливость.
Ей уже хотелось домой, чтобы принять снотворного и хоть немного отдохнуть от невыносимых мыслей. Улыбнувшись ему еще раз, она неторопливо пошла вперед, затем остановилась в поисках такси.
— Разрешите, я вас подвезу, — раздался голос из сверкавшего своей ценой «Порше», за рулем которого сидел шатен.
Тамара неопределенно пожала плечами.
— Простите мне мою настойчивость, но дело в том, что я завтра уезжаю, а вернувшись, хотел бы вновь встретить вас.
— За откровенность не стоит просить прощения, — чуть оживившись, ответила молодая женщина.
— Ну что ж, буду откровенен до конца: мы могли бы вместе выпить кофе? — спросил он, выйдя из машины.
— Да! — ответила Тамара, предпочтя кофе снотворному.
