Генуя, где никто ничего не знал ни о моих распрях с Церковью, ни о судах в Пизе, встретила своего нового обитателя с распростертыми объятиями. Многочисленные клиенты, имевшиеся у меня до того в самом городе и его окрестностях, превратились теперь в советников и помогли мне быстро стать своим. Не прошло и нескольких месяцев, как я уже говорил по-генуэзски без акцента или, на худой конец, с едва различимым и непонятно каким.

Шло время, я снова взялся за дело, здесь моя торговля процветала не меньше, чем в Пизе, доходы увеличивались и на тринадцатый год стали несравнимы с прибылями даже лучших пизанских лет. Мой дом был в двух шагах от гавани, и его не обходили стороной ни те, кому хотелось обзавестись каким-нибудь экзотическим товаром, ни те, кто хотел отправить свой товар в какой-либо другой средиземноморский торговый порт. Правда, свои сделки с купцами Пизы я из предосторожности оформлял через местного партнера, и благодаря этой хитрости бывшие коллеги не подозревали о моем существовании.

Генуэзские годы оказались самыми прекрасными, самыми благоприятными из всех мною прожитых, и я перестал их считать, да так успешно, что годы превратились в десятилетия, а десятилетия в века.

Все это продолжалось до случившегося в 1491 году несчастья, которое разом вырвало меня из блаженного застоя.

Мне хотелось, чтобы манускрипт всегда был под рукой, и я каждый вечер оставлял его на ночном столике, но накрывал рубашкой или салфеткой, уверенный, что эта предосторожность не позволит ничьему любопытному взгляду коснуться книги.

И вот однажды, в феврале, ближе к утру меня разбудил какой-то глухой шум. Проснувшись, я понял, что это был стук задней двери моего дома: кто-то только что ее захлопнул. Сразу же посмотрел на ночной столик и убедился: сорочка валяется на полу, манускрипт исчез.

Какой уж тут сон! Я выскочил из постели, решив немедленно отправиться в погоню за вором; вот только халат накину – и вперед, иначе ведь скроется. Выйдя за дверь, обнаружил похитителя книги на ближайшем углу, кинулся за ним, потерял из виду на первом же повороте, но снова увидел несколько секунд спустя на повороте следующей улицы.

Прошло некоторое время, и грабитель замедлил бег, видимо, убежденный, что запутал своего преследователя, и я подумал: дальше надо следить за ним тайком, таким образом я и манускрипт себе верну, и выйду на того, кто заказал кражу. Ведь какой смысл возвращать себе похищенное, сохраняя возможность потерять его снова на следующий же день?

В руках у вора был какой-то едва видный в ночной тьме предмет, напоминавший кожаную плетку. Внезапно этот тип вскочил в седло невесть откуда взявшейся лошади, хлестнул ее и взял с места в галоп.

Только что я – ох как глупо! – лишился всякого следа человека, меня ограбившего, а значит, и надежды получить назад то, что он взял.

Донельзя разочарованный, я побрел домой, но заснуть так и не удалось. Кто мог украсть у меня книгу? Кому было известно ее могущество? Возможно, те несколько купцов из самых приближенных, с кем я достаточно часто сотрудничал, сумели углядеть в моих действиях нечто, позволившее догадаться, как я использую манускрипт… Допустим. А что дальше? Они рассказали об этом другим? Нет, следы чересчур расплывчаты и чересчур многочисленны, чтобы приступать к поискам.

Я очутился в тупике.