Глава 26
Эрр Маалус Облачко
Мда. Силы воли девочке было не занимать — буквально через несколько минут после того, как баронесса опустошила последний амулет Чистого разума, она наложила на себя оборотную руну Великого сна, и, взбодрившись, снова склонилась над Молчуном.
Глядя на то, как девушка работает с каналами жизни своего сводного брата, эрр Маалус то и дело ловил себя на мысли, что почти не понимает смысла ее манипуляций. Нет, то, что положение печатей Восстановления и Великой жизни требует постоянной коррекции и подпитки, было очевидно. А вот понять причину, заставившую ее милость поменять большинство печатей Гармонизации на руны Ускорения, маг так и не смог. Просто не хватило знаний. Впрочем, расстраиваться по этому поводу и тем более вмешиваться в процесс лечения Крегга Облачко не собирался — судя по уверенности, с которой баронесса подошла к работе, она точно знала, что делает. Поэтому следующие полчаса маг посвятил зарисовке создаваемых ее милостью структур, а также созданию схемы, описывающей последовательность их появления и привязки к тем или иным каналам организма.
Процесс оказался жутко интересным — за какие-то полчаса баронесса умудрилась восстановить почти две трети разрушенной сети каналов чувств, приблизительно половину каналов жизни и срастить все еще не восстановившиеся мышечные волокна. Причем использовала для этого не канонические плетения, подробно описанные в трактате Гериельта, а какие-то непонятные конструкции, частенько состоящие из взаимоисключающих частей. Если Облачко правильно понимал суть происходящего, то ее милость воздействовала на каналы не только по всей длине, но и в строго определенных точках. И таким образом создавала в них области с повышенной или пониженной плотностью силы. Что интересно, организм Крегга реагировал на эти воздействия практически мгновенно. И не всегда так, как ожидал маг — скажем, здоровый румянец с лица Молчуна исчез чуть ли не сразу после начала последних манипуляций. Потом у него впали щеки так, как будто под ними не было зубов. А кожа истончилась, словно парень не ел эдак дней двадцать пять…
Впрочем, баронесса остановилась чуть раньше того, как иллюзионист всерьез испугался за здоровье Крегга. И, сняв со своего сводного брата печать Великого сна, тут же впихнула ему в руку кружку с остывшим бульоном. А мгновением позже пододвинула поближе здоровенную миску с вареным мясом.
Не успев открыть глаза, Молчун набросился на еду. Как до смерти оголодавший хищник. И принялся не есть, а жрать! Толком не прожевывая, вталкивая в рот один кусок мяса за другим, рыча от наслаждения и не замечая ни сидящей рядом сводной сестры, ни мечущейся между его кроватью и столом Ойры, ни относительной слабости еще не до конца восстановившейся левой руки.
«Если она ускорила процесс переваривания пищи, то он должен испытывать жуткий голод. Ведь такое количество плетений Восстановления выжирает его изнутри…» — подумал маг. Потом вгляделся в резерв баронессы и мрачно почесал в затылке: за какие-то полчаса манипуляций с плетениями Меллина снова умудрилась истощить почти весь запас силы. И в истинном зрении стала выглядеть почти так же, как и перед смертью эрра Валина. То есть самой обычной Одаренной вне категорий, не способной привлечь внимание даже самого придирчивого лидера патруля ордена Создателя.
Подбросив на ладони последний разряженный баронессой амулет Чистого разума, Облачко вспомнил погибшего вместе с бароном Лагаром Гвилла Умника… и вскочил на ноги. Сообразив, что для продолжения лечения Молчуна, а также для экспериментов по раскачиванию резерва Темной не обязательно дожидаться приезда Гериельта или ехать к городским разумникам! А достаточно дойти до казарм, кордегардии… или просто выйти за дверь!
— Что случилось, эрр? — услышав скрежет ножек сдвинутого назад кресла, спросила баронесса. — Куда это ты заторопился?
— За амулетами Чистого разума. Хочу собрать их у солдат. Думаю, штук двадцать — двадцать пять я найти смогу…
Ее милость тяжело вздохнула и мрачно пробурчала:
— Ну и куда тебе столько? Для того чтобы поставить Крегга на ноги, понадобится от силы еще штуки три. А потом все равно придется остановиться. Ибо излишки силы будет просто некуда девать…
— У меня полно разряженных основ Великой и Средней жизни, — ухмыльнулся иллюзионист. — Зачем тратить деньги на то, чтобы их заполняли приезжие жрецы, когда вы, ваша милость, сможете это сделать в разы быстрее?
— Точно… А я и не подумала… — устало произнесла баронесса. А потом, вырвав из рук Молчуна пустую миску из-под мяса, аккуратно вытерла ему губы рушником.
Дойдя до двери в коридор и прикоснувшись к массивной медной ручке, Маалус потянул ее на себя и вздрогнул: за его спиной раздался хриплый голос Крегга, оклемавшегося после безумного обеда:
— Ваша милость! Я хочу знать, как погибли барон Нолад и барон Лагар…
Найти Шрама удалось по голосу — рев начальника замковой стражи, распекающего невесть чем провинившегося перед ним Борова, доносился из-под крыши Колокольной башни.
Решив, что небольшая физическая нагрузка ему не повредит, эрр Маалус вошел в башню, быстренько поднялся на верхний этаж и, застыв за спиной злого, как собака, сотника, негромко сказал:
— Слышь, Шрам? Ничего, если я ненадолго прерву твой воспитательный процесс?
— Простите, эрр! Просто этот недоу…
— Про недоумков — потом. Мне некогда. Пошли кого-нибудь обойти все посты, кордегардию и казармы — мне нужны все заряженные амулеты Чистого разума, какие есть у тебя и твоих солдат. И чем быстрее — тем лучше…
— Вы будете у себя, эрр? — мгновенно забыв о нерадивом солдате, спросил сотник.
— Нет. В Северном крыле. В покоях, в которые отнесли Молчуна.
— Как соберу — принесу. Сам схожу… Кстати, как там Крегг?
— Скоро будет на ногах…
— Скоро? То есть его раны действительно были не так опасны, как… мне показалось? — Взгляд сотника потемнел, а на скулах вздулись желваки: — Нет! Не верю: Молчун не стал бы притворяться мертвым…
— Он не притворялся, — отчеканил эрр Маалус. А потом, сообразив, что у солдат все равно рано или поздно возникнут вопросы по поводу слишком быстрого излечения Молчуна, решил подкинуть им правильную версию «чуда»: — Крегг сделал больше, чем был должен. И намного больше, чем мог. Ее милость сказала, что он сражался даже тогда, когда ушел за Грань. А ее словам можно верить… В общем, если бы не фамильный амулет рода Орейнов, подаренный ему бароном Ноладом перед выездом из замка, того боя он бы не пережил…
Дослушав рассказ до конца, сотник облегченно выдохнул, потом развернулся к Борову и неожиданно рявкнул:
— Понял, тварь?
А потом, вцепившись в дублет Борова двумя руками, встряхнул воина так, что у того клацнули зубы.
— Услышу еще одно слово про трусость Крегга — запорю до смерти! И тебя, и любого другого…
Уставившись на небольшую кучку амулетов Чистого разума, лежащую на ладони Шрама, эрр Маалус вдруг сообразил, что за последний месяц лен Орейн потерял не только барона Нолада и его наследника, но и три четверти солдат. А также четырех из пяти боевых магов. Поэтому, озадаченно подергав себя за бороду, маг уставился в глаза стоящего перед ним сотника и поинтересовался количеством оставшихся в замке воинов. И тут же получил ответ:
— Если считать Молчуна, Митра, Нашта, меня и молодежь, взявшую в руки меч только в этом году, то семнадцать. Меньше половины боевого залога…
— Отправь Птицу по деревням — пусть завербует десятка четыре парней поздоровее. Думаю, до весны никаких боевых действий не предвидится, так что какое-то время у нас есть…
— А маги? — хмуро поинтересовался Шрам. — По ленному договору мы обязаны выставить короне как минимум двоих…
— Осенью магов не найдешь. Все работают по контракту, — вздохнул эрр Маалус. — Так что придется отложить их поиски до зимы.
— Что насчет подъемных для новобранцев? — спросил Шрам, задумчиво посмотрев на Леха, делающего вид, что ничего не видит и ничего не слышит. — Мне кажется, что соваться с такими мелочами к ее милости сейчас как-то… ну… неправильно, что ли…
— Соваться не надо. Выдам я. Вечером… Когда осво… — начал было Облачко.
И, услышав звуки шагов нескольких пар ног, раздавшихся с лестницы, удивленно развернулся:
— Не понял? — и на всякий случай принялся выплетать печать Обращенного света.
— Это те крестьяне, которые привезли Молчуна, эрр, — негромко пояснил Лех. — Ее милость приказала Ойре их привести.
— Спасибо… — Стряхнув с пальцев остатки развеянного плетения, маг облегченно улыбнулся и, не дожидаясь, пока в коридоре покажутся «враги», толкнул дверь покоев Молчуна.
И, увидев закаменевшее лицо ее милости, еле удержался от рвущегося наружу вздоха: судя по всему, баронесса только что заново пережила похороны своего отца.
«Так нельзя! — мелькнуло у него в голове. — Чем больше подавляешь свои эмоции, тем неприятнее будут последствия! Надо будет подсунуть ее милости трактат Гайоса Старца…»
Однако додумать мысль до конца он не успел — за его спиной скрипнула дверь, а через мгновение из-за плеча раздался голос Ойры:
— Ваша милость! Они уже тут… Звать обоих?
…Беседа с рыжеволосым охотником по имени Марч длилась чуть больше пятнадцати минут: баронесса Меллина Орейн внимательно выслушала его рассказ, потом холодно поблагодарила, приказала Ойре выдать ему двадцать золотых и отвести к Шраму. За луком, парой сотен стрел и новым дублетом.
Увидев взгляд, которым ее милость проводила пятящегося к дверям мужчину, эрр Маалус поежился — в нем плескался такой жуткий холод, что становилось страшно.
Видимо, поэтому спутница Марча, шагнувшая в покои и наткнувшаяся на взгляд баронессы, смертельно побледнела. И вместо поясного поклона бухнулась на колени.
…Как ни странно, Марыська, пастушка из деревни Белый Камень, молодая, довольно симпатичная женщина лет эдак двадцати двух, оказалась полной противоположностью рыжеволосому охотнику. Она не пыталась выпячивать свои заслуги, ничего не просила и ничего не ждала. Для того чтобы вытянуть из нее подробности пребывания Молчуна в Седом урочище, одного приказа баронессы оказалось мало — весь ее рассказ можно было передать буквально тремя словами. Два из которых ее не касались: «Принесли. Кормила. Унесли». Зато после грозного рыка оторвавшегося от куска мяса Молчуна она кое-как разговорилась. И с его помощью рассказала и о процессе лечения Крегга местной знахаркой, и о том, как наложенное на парня плетение Чужой крови тянуло жизнь из овец, и о том, что староста ее деревни хотел оставить Молчуна в урочище аж до весны…
Странно, но молодая, довольно симпатичная и выглядящая совершенно здоровой женщина оказалась забитой до невозможности: отвечая на вопросы баронессы, она не отрывала взгляда от пола и безостановочно мяла подол своего верхнего, латаного-перелатаного платья. Поэтому минут через десять разговора у Облачка начало портиться настроение — крестьянка вела себя так, как будто ее втолкнули не в комнату к дочери одного из вернейших вассалов короля Азама, а в палатку к солдатам армии Миардии!
Судя по выражению лица баронессы, ее милость удивлялась не меньше эрра Маалуса: в лене Орейн таких пугливых вассалов не было. Точно так же, как и в деревнях их ближайших соседей. Да и не могло быть: каждому дворянину Семиречья с детства вдалбливали одно из самых любимых изречений его величества Астара Гневного: «В семьях трусов герои не рождаются». Соответственно, они старались делать все, чтобы подрастающая на их землях молодежь смогла стать достойными защитниками королевства. Видимо, поэтому благодарность баронессы прозвучала, как выговор:
— Хватит трястись! Я позвала тебя для того, чтобы сказать тебе спасибо за то, что ты… Э-э-э… А ну-ка, подойди-ка ко мне поближе…
Услышав тон, которым баронесса произнесла последние слова, эрр Маалус, как раз начавший сортировать амулеты Средней и Великой жизни по кучкам, замер. А потом, посмотрев на Меллину Орейн, вздрогнул: в глазах баронессы появилось то самое, «фамильное», бешенство, которое некогда заставляло врагов ее деда, барона Дарета Орейна, бежать сломя голову куда подальше от неудержимого Безумца. Оглядев сдвинутые к переносице брови, тоненькую полоску сжатых губ, вздувающиеся крылья носа и тяжеленный, пронизывающий до самых печенок взгляд, маг попытался представить себе последствия бешенства баронессы Орейн, Темного мага Жизни… и не успел. С лица ее милости вдруг пропали все эмоции, а взгляд плеснул замогильным холодом.
— Ну, и что за тварь это с тобой сотворила? Говори!!!
Перепуганная до смерти крестьянка мертвенно побледнела, потом упала на колени и, склонив голову так, как будто клала ее на плаху, дрожащим голосом пробормотала:
— Никто, ваша милость! Это у меня после… Ну… в общем, я — Порченая…
— Порченая… — без тени эмоций в голосе подтвердила баронесса. — Маалус! Посмотри на ее живот!
Понять, что именно не понравилось ее милости, маг не смог: несмотря на достаточное количество базовых знаний по магии Жизни, для того чтобы определить какие-то неправильности в наполненности или во взаимном расположении каналов жизни и чувств, ему требовалось довольно много времени. А еще возможность сверять свои наблюдения с трактатом Гериельта Мудрого. В общем, кое-как осмотрев женщину истинным зрением, он удрученно поинтересовался:
— На что именно смотреть, ваша милость?
— Видишь вот эту артерию? — Над одним из каналов жизни в брюшной полости крестьянки появилась белая нить жизни, и маг тут же сообразил, какой именно сосуд имела в виду баронесса.
— Да, вижу!
— Кровоток по ней искусственно ограничен. То есть Марыську лишили возможности рожать!
— Так и есть… — С лица крестьянки исчезла мертвенная бледность, а на смену ей пришел нездоровый румянец. — Я — Порченая! Я понесла от пришлого, во грехе, поэтому меня и наказали. И теперь я уже никогда не смогу иметь детей…
— Понесла во грехе? Что за бред? — баронесса приподняла бровь и вопросительно уставилась на крестьянку. — Наказали?!
— Меня… снасильничали, ваша милость… — не поднимая взгляда, еле слышно выдохнула женщина. — Когда мне было тринадцать… Ну, и… вот…
— Что значит «наказали»? — хмуро спросил Облачко, не дождавшись ответа на второй вопрос баронессы. — В Уголовном уложении не предусмотрено никаких наказаний с использованием магии. Вообще. И потом, если изнасиловали тебя, то наказать должны были того, кто это сделал…
— Да? — В глазах женщины появилось плохо скрываемое недоверие. А потом ее глаза вдруг наполнились слезами…
