Глава 19
Баронесса Меллина Орейн
— Митр! Посыльного — в кабинет… Ее милость сейчас подойдет… Господа! Прошу прощения — госпожа баронесса вынуждена отлучиться по делу, не терпящему отлагательств…
Услышав голос эрра Маалуса, донесшийся до меня словно сквозь толстое одеяло, я с большим трудом сообразила, о чем он говорит. Мысль о том, что я ДОЛЖНА расспросить посыльного, резанула по нервам так, что я с трудом удержалась от стона. Поэтому, сжав зубы, начала вгонять себя в медитативный транс — восстанавливать то самое состояние, из которого меня выбила искренность барона Раздана.
— Прошу за мной, ваша милость, — негромко произнес маг, и я, развернувшись, чинно двинулась следом за ним.
…К моменту, когда эрр Маалус распахнул передо мной дверь отцовского кабинета, я была спокойна, как удав, и холодна, как лед. Поэтому без каких-либо колебаний прошла к стоящему на небольшом возвышении креслу и уселась на место главы рода. А потом вопросительно посмотрела на оставшегося у двери иллюзиониста.
Эрр Маалус пожал плечами, высунул голову в коридор и сделал неопределенный знак рукой, который я поняла, как «кажется, идут».
Еще несколько секунд ожидания, и звук шагов поднимающихся по лестнице людей донесся и до меня.
Я положила руки на подлокотники, отодвинулась до упора назад, уперлась спиной в широченную спинку кресла и застыла.
— Ваша милость! Посыльный от бургомистра Наргина, — заглянув в кабинет, крайне напряженным голосом произнес десятник Митр. И, вглядевшись в мои глаза, чуточку более спокойно поинтересовался: — Прикажете впустить?
— Угу… — кивнула я.
А через мгновение в дверном проеме показался невысокий, но довольно ладно скроенный воин в сером от пыли кожаном дублете, потрепанных шоссах и заляпанных грязью сапогах. Остановившись в предписанных правилами этикета пяти шагах от моего кресла, он приложил к груди правый кулак, склонил голову в приветствии, вновь поднял ее и замер, дожидаясь разрешения говорить.
Я перевела взгляд на его лицо, механически отметила желтизну склер, черные круги под глазами, сухость дочерна загорелой кожи и, сообразив, что выбрала для занятия диагностикой не самое лучшее время, вздохнула:
— Говори…
Все то, что передал бургомистр Наргина, можно было выразить в двух предложениях: Лагар и его воины попали в засаду в двух днях пути от Наргина и погибли. Все до одного. На мой вопрос о каких-либо подробностях посыльный пожал плечами: на месте засады не был, с сотрудниками Тайного приказа, отправленными к месту засады, не общался. Однако стоило эрру Маалусу продемонстрировать ему золотую монету и попросить рассказать все слухи, которые имеют хоть какое-то отношение к этому происшествию, как воина словно прорвало:
— Говорят, что никакие это не разбойники, ваша милость! Иначе к нам не прислали бы такое количество придворных шарку… — сообразив, что общается не с соседями по казарме, посыльный густо покраснел и уставился на носки своих сапог: — Я имел в виду отряды королевской стражи, ваша милость!
Я равнодушно посмотрела на него и приказала продолжать — в нынешнем состоянии меня не интересовало ничего, что не относилось к причинам гибели моего брата.
Поняв, что я не собираюсь наказывать его за оскорбление воинов королевской стражи, посыльный воспрял духом и затараторил:
— Говорят, что каждый из этих отрядов Черных Соколов усилен боевыми четверками! И что они прибыли не только в Наргин, но и в Молаг, Лонс и Ферс! Говорят, что они ищут группы миардианцев, нападающих на караваны с продовольствием, патрули и дворян, попавшихся им на глаза…
— Миардианцы? В Пограничье? — удивился эрр Маалус. — Что они там потеряли?
— Ходят слухи, что пожары, уничтожившие складские помещения пшеничных слобод в Ферсе, Лонсе и Молаге — тоже их рук дело… — вздохнул воин. — И голод в Пограничье — тоже: они жгут отправленные к нам обозы с зерном и продуктами…
— Да, но сейчас — осень! Время сбора урожая! Какой, во Тьму, может быть голод?!
— В день моего отъезда из конюшни бургомистра украли четырех коней, эрр! И съели. А из кожи и копыт сварили суп… — криво усмехнулся посыльный. — Люди готовы потерять десницу, но накормить своих детей хоть чем-нибудь…
— Так! Постой! — Поймав ускользающую от меня мысль, я хлопнула ладонью по подлокотнику и хмуро посмотрела на вытянувшегося в струнку воина: — В отряде моего брата было два боевых мага! Зачем миардианцам на них нападать? Они же не самоубийцы?
— Не знаю, ваша милость… — воин пожал плечами. — Говорят, у них у самих есть маги. И очень сильные. Кажется, ритуалист и иллюз…
Услышав слово «иллюз», я медленно перевела взгляд на эрра Маалуса и заметила, что он слегка побледнел.
— Что, еще один?
— Получается, что так, ваша милость…
— Что ж… Это меня даже радует… — холодно усмехнулась я и, уставившись на посыльного, поинтересовалась: — А что, отряды королевской стражи пока никого не отловили?
— Кажется, нет… По крайней мере, я такого не слышал… — пожав плечами, ответил воин. — Миардианцы же не дураки бросаться на тех, кто вобьет их в землю по самые ноздри… то есть порубит в капусту! Простите за грубость, ваша милость…
— Митр!
— Я, ваша милость!
— Посыльного накормить, напоить и… дать в дорогу столько продуктов, сколько он будет в состоянии увезти. Вопросы?
— Как прикажете, ваша милость! — отозвался десятник. И, кивнув воину, успевшему спрятать брошенную ему монету, вышел в коридор…
— Что ж… — буркнула я, потом проводила взглядом повеселевшего посыльного и встала с кресла. — Похороним Лагара и отправимся в Пограничье. Охотиться на миардианцев…
— Да, но…
— Никаких «но», Облачко! — уставившись на мага бешеным взглядом, прошипела я. — На мне Долг крови, эрр! И с тобой или без тебя, но в Пограничье я поеду! Ясно?!
Маг побледнел, закусил губу и, зачем-то выглянув в коридор, с грохотом закрыл дверь в кабинет:
— Ваша милость! Вы можете уделить мне несколько минут?
— Отговаривать меня бесполезно… — фыркнула я и, спустившись с возвышения, двинулась к выходу. — Открой двери и отойди в сторону!
— Я не буду вас отговаривать! Это касается состояния вашего резерва, — еле слышно выдохнул он. Потом прислонился спиной к двери, раскинул в стороны руки и уперся ими в дверные косяки.
Я привычно перешла на истинное зрение, вгляделась в клубок разноцветных линий на его груди, выделила взглядом контур Костра силы и… сообразила, что именно он мне сказал.
— Состояния моего резерва?
— Да, ваша милость… — кивнул иллюзионист. И, увидев, что я остановилась, поднес руки к лицу и зачем-то уставился на свои пальцы.
Я тоже перевела на них взгляд и ошалело посмотрела на мага: у него отчего-то тряслись руки!
— Что с тобой, Облачко? — удивленно спросила я: получалось, что никогда и никого не боявшийся боевой маг только что испугался меня!
Пропустив мой вопрос мимо ушей, эрр Маалус сглотнул подступивший к горлу комок и робко(!) попросил:
— Ваша милость! Вы не присядете обратно в кресло?
И, дождавшись, пока я поднимусь на возвышение, негромко произнес:
— Ваш отец очень любил вашу мать. И… в общем, давайте, я лучше кое-что покажу…
…Иллюзия, созданная Облачком, оказалась такой четкой, что мне стало не по себе: сидя в кресле отцовского кабинета, я видела вокруг себя спальню мамы. Гобелены, украшающие стены, ее кровать с балдахином, таз с водой, над которым поднимался пар, кучу тряпок на столе. Отца с комком окровавленной живой плоти на руках. Повитуху, стоящую над раздвинутыми ногами какой-то женщины… и лицо роженицы, чем-то неуловимо похожее на мое.
Вглядевшись в него, я вдруг поняла, кто передо мной! Мать! Женщина, которая меня родила! Кинув взгляд на то место, где только что стоял иллюзионист, я закусила губу и еле удержала рвущийся наружу стон: оказывается, маму можно было увидеть не только на портретах, а вот так! Живой и здоровой! Ведь ее лицо, фигура, улыбки и даже голос хранились в памяти человека, который с самого детства находился около меня!! А мне даже в голову не пришло попросить ее показать!!!
Боль в груди была такой острой, что я закрыла глаза, плеснула силы в печать Гармонизации канала сердца и не сразу поняла, что именно говорит повитуха:
— Ва-ва-ваша милость! Ваша дочь — маг Жизни! И… это… ее скорость восполнения выше второй категории! Уже выше, ваша милость!
— Облачко! Она права? — хрипло поинтересовался отец.
— Да, ваша милость… — откуда-то из пустоты раздался голос иллюзорного эрра Маалуса.
— Вы дали жизнь Темной! Чудовищу, способному ввергнуть мир в пучину кровавого безумия! Убейте ее, ваша милость! Убейте! Прямо сейчас, а то… это… ну…
Странно, но, услышав эти слова, я почему-то не испугалась. Наоборот, в глубине моей души поднялась волна какого-то холодного удовлетворения, а на губах против воли заиграла злая улыбка.
Мой отец растерянно посмотрел на бледную, как полотно, мать, потом на повитуху, не отрывающую взгляда от окровавленного тельца новорожденной, прижатой к его груди, и с угрозой в голосе прошипел:
— Это — моя дочь! Моя плоть и кровь! И… она НЕ УМРЕТ, пока жив я… Ясно?
Повитуха закусила губу и, побледнев, медленно попятилась к выходу из спальни…
Как только иллюзия исчезла, я вопросительно уставилась на мага:
— Кто такие эти Темные? И почему меня надо было убить?
Вместо ответа передо мной возникла еще одна иллюзия. Мое лицо, шея и верхняя часть груди. Такие, какими они были до того, как меня обожгло пламя Огненного шторма. Вглядевшись в такие знакомые черты, я удивленно приподняла бровь… и заметила, как за моей головой начало разгораться ослепительно-белое сияние. А через несколько мгновений, когда оно стало таким ярким, что на его фоне мое лицо показалось мне темным пятном, я вдруг поняла, что знаю, почему повитуха назвала меня Темной:
— Так называют магов Жизни с уровнем восполнения и резервом выше первой категории?
Иллюзионист мрачно кивнул:
— Выше второй…
— Хорошо. Допустим, название подходит. Но зачем их убивать? И-и-и… куда девалась моя вторая категория?
— Помните свиток некоего Шантлара Угрюмого «О природе света и различных его проявлениях»? — спросил маг.
Я молча кивнула.
— Вдумайтесь в цитату: «Белый цвет — отец всех остальных цветов. Когда солнечный луч проходит через прозрачную стеклянную призму, он превращается в радугу…» — На виске мага вздулась и запульсировала жилка, а на лбу начали появляться капельки пота. — Помните? Отлично. Так вот, точно так же происходит и с различными видами сил в магии. Сила жизни — это основа. Энергия, способная трансформироваться в любые другие. А маг Жизни первой категории и выше способен использовать плетения всех остальных школ…
— Ну и что? Никто же не убивает магистров Огня и Льда? — возмутилась я. — Или магистров школы Разума! При чем тут это?
— А еще маги Жизни могут изменять живое. Людей, животных, птиц. И то, из чего состоят их тела. Изменять так, что потом в мир приходят болезни, по сравнению с которыми моровое поветрие кажется обычной простудой…
— Да, но я не…
— Помните, вы мне показывали печать Чужой крови? — криво усмехнулся иллюзионист. — Это — запретное плетение. И ваш первый шаг к Темному знанию… Что касается вашей второй категории — она никуда не делась. Ее просто не видно… Вернее, не было видно: через месяц после вашего рождения мы выкололи у вас на голове пентаграмму… Печати Потерянного взгляда, Спутанных мыслей, Отрицания и еще пару десятков разного рода плетений… Ну, и прикрыли все это иллюзией… Потом у вас отросли волосы, и…
— Все три эти печати относятся к школе Разума! — уловив нестыковку, воскликнула я. — Ты не мог их наложить!
— Выколол не я, а МЫ! — вздохнул маг. — Я и мой ближайший друг. Один из сильнейших разумников Семиречья. По имени Гериельт. Гериельт Мудрый, ваша милость…
— То есть ты читал четвертую часть его трактата? — мгновенно поверив в то, что сказал иллюзионист, зачем-то спросила я.
Отпираться маг не стал. И молча кивнул. А потом продолжил свой рассказ:
— В общем, когда вас зацепил откат Огненного шторма, он повредил ту самую татуировку. И сейчас наше плетение выгорает! Соответственно, ваш резерв и скорость восполнения растут не по дням, а по часам!
— И что тебя так пугает? — оценив наполненность плетений, усмехнулась я. — Неужели я похожа на то самое чудовище, о котором твердила повитуха?
— Увидев вас истинным зрением, ваша милость, любой маг тут же поймет, что вы есть на самом деле! И тут же отправится либо в Академию магии, либо в орден Создателя, либо в Тайный приказ его величества. А максимум через неделю сюда пришлют пару десятков разумников, столько же стихийников и сотни полторы-две увешанных амулетами солдат. И… все…
— Что значит «все»?
— Вас уничтожат! — сжав кулаки, воскликнул иллюзионист. — Превратят в пепел раньше, чем вы успеете понять, что они уже в замке!
— Ну, и зачем меня уничтожать? Не проще отправить в орден Света? Или они перестали тренировать магов Жизни?! — как-то отстраненно удивилась я. — Ведь логичнее вытатуировать на мне ту же печать Подчинения и превратить в бессловесное животное, способное тупо лечить того, на кого покажет рука лидера боевой четверки!
— В орден Света берут тех, у кого скорость восполнения ниже второй категории. Все, кто сильнее, считаются неуправляемыми. И печать Подчинения на них не ставится. Вернее, ставится, но не работает… У вас скорость восполнения увеличивается на глазах — ночью была четвертой категории, а сейчас — выше первой. А что будет завтра-послезавтра, когда наша печать выгорит до конца?
— Понятия не имею… — злобно усмехнулась я. — Могу сказать только одно: в ближайшее время я умирать не собираюсь. У меня есть вполне определенные планы, связанные с миардианцами… Поэтому…
— Поэтому вам надо немедленно сказаться больной… — перебил меня эрр Маалус. — И не выходить из своих покоев до тех пор, пока я не привезу в замок Гериельта, и… пока мы не восстановим поврежденную татуировку…
