Глава 7
Сломанный флаг
На забрызганной грязью стене под обережным знаком было накорябано углем:
Шеро Крелдон – душитель свобо
Видимо, свободолюбца спугнули раньше, чем он успел известить мир о своей гражданской позиции. Уничтожив крамольную надпись с помощью заклинания, Орвехт пошел своей дорогой.
Шеро искал злоумышленников, чей комплот мог бы привести к той вероятности, которая приснилась коллеге Хантре на вокзале в Фанде. Обнаружил внутри Ложи несколько заговоров, однако те не выходили за рамки обычного брожения: их участники брали деньги у овдейских друзей, собирались на конспиративные чаепития с рискованными разговорами, время от времени сливали зарубежным друзьям какую-нибудь третьеразрядную служебную информацию, и дальше этого дело не шло. Также были тайные общества в студенческой и придворной среде, но там скорее играли в мятежников и стремились покрасоваться друг перед другом, нежели затевали что-то серьезное. Впрочем, тут ведь многое зависит от того, не появится ли предводитель, который сумеет повести их за собой…
Изобличенных смутьянов задержали: кого в тюрьму Ложи, кого в городскую каталажку, кого под домашний арест. А удалось ли предотвратить опасность, поди угадай. Предсказания видящих были тревожны и неопределенны: вроде бы какая-то беда может нагрянуть оттуда, откуда ее никто не ждет.
Логично было бы спросить у Кайдо, но тот после возвращения в Аленду почти все время находился в облике, вел ночной образ жизни, был замечен на залитых лунным светом крышах и в драках с бродячими собаками. Когда коллега Тейзург пришел к нему мириться, оба перекинулись в демонических тварей и сцепились до кровищи на пустыре за пуговичной мануфактурой вдовы Винсемонг. Разнесли в щепки коновязь и заброшенную сторожку, а сугробы после них выглядели так, словно там скотину резали.
Рыжий был до крайности зол, и Суно вполне его понимал. Любой может попасть под непреодолимое магическое воздействие, от этого не зарекайся, но ежели какое-нибудь трепло потом разболтает при стечении народа, что ты вытворял в околдованном состоянии или что с тобой вытворяли – вот это, коллеги, последнее дело и дурной тон. Для мага Ложи это было бы еще и грубым нарушением этикета, и коллега Эдмар не смог бы после такой выходки рассчитывать на карьеру.
Других он всегда готов осудить за вульгарность, но коли сам в нее впадает – это уже, считайте, не вульгарность, а некая разновидность утонченности. Правила писаны для остальных, а Тейзургу дозволено что угодно. И сие многих порядком допекло, а если добавить сюда еще и убытки, которые Ларвеза понесла из-за остановки движения на железной дороге (ясно ведь, кто загнал тугурума в туннель, хотя стервец так и не сознался – мол, нет у вас доказательств), и то, что от наваждения песчанницы пострадало около двухсот пассажиров с трех-четырех поездов, и то, что маги Ложи замучились свидетельствовать перед уважаемыми семействами, что супружеская верность была нарушена не по умыслу, а по причине злокозненных чар… Все это не добавило коллегам расположения к виновнику скандальной ночи.
Руководство Светлейшей Ложи наметило две задачи: во-первых, завербовать Хантре Кайдо, и желательно на пожизненный контракт, а во-вторых, касательно коллеги Тейзурга… ну, сами понимаете. Эту скользкую тему в открытую не обсуждали, все намеками да переглядками.
Вторую задачу надлежало решить в рамках первой, тут все были единодушны, однако по некоторым пунктам мнения разделились. Одни считали, что вначале надо осуществить вербовку, а потом дать наемнику задание – вы понимаете, о каком задании речь – и прикидывали, во сколько Ложе влетит такой заказ. Другие предлагали повременить, чтобы коллега Кайдо по собственному почину решил означенную проблему, тогда Ложа сэкономит. Пока шли споры, к Хантре подсылали самых искушенных переговорщиков, но тот как будто нарочно их избегал. Суно по поручению начальства тоже ходил его искать и тоже не преуспел.
Коллеги выжидали благоприятного момента, словно многоопытные игроки в сандалу. Маги и амулетчики Ложи получили недвусмысленные рекомендации: в поединок, ежели таковой случится, не вмешиваться, а если коллега Кайдо пострадает, оказать ему помощь и послать мыслевесть лекарям, если же пострадает его противник – действовать по обстоятельствам в интересах Ложи. Кто-то предложил к «действиям по обстоятельствам» привлечь Дирвена, однако от этой идеи отказались – чего доброго, обоих добьет, с угробца станется. Пока дело ограничилось дракой на задворках пуговичной мануфактуры, но оттуда израненные фигуранты уползли живьем.
Тем временем Дирвен нашел в алендийских катакомбах «Тихую Магнолию». При этом угодил в переделку: на изрядной глубине, где был спрятан древний артефакт, на его группу напали какие-то неизученные твари. Несмотря на ушибы и переломы, первый амулетчик отбил атаку и вместе с двумя уцелевшими спутниками выбрался на поверхность. Сейчас он лечился на постельном режиме, Зинта обещала за восьмицу поставить его на ноги, а «Тихую Магнолию» засекретили и взяли под охрану.
И вот что удивительно, безумная ночь в «Пьяном перевале» иным из участников пошла на пользу. Бывает, что одно и то же для кого беда, а для кого словно дверца на солнечную поляну. Зомар Гелберехт в последнее время уже не выглядел таким мрачным парнем, как раньше, и Хеледика тут ни при чем: его нередко видели в компании юной коллеги Нелодии, помощницы лекаря. Ту ночь они провели вместе. Несмотря на чары, у амулетчика хватило контроля, чтобы увести девушку в номер и отделаться от желающих присоединиться, а по возвращении в Аленду у этой парочки начались романтические отношения с цветами-свиданиями-прогулками. Хорошо, когда хоть за кого-то можно порадоваться, подумалось Орвехту, встретившему их однажды вечером на бульваре Крокусов.
Вначале они разговаривали в дверях. Хмурая рассерженная Зинта стояла в проеме, а Эдмар перед ней – словно бродяга, которого и на порог-то не пускают. За спиной у него хлюпала раскисшей снежной слякотью вечерняя улица.
– Пришел, чтоб я шрамы на твоей бессовестной роже залечила? – глядя исподлобья, спросила лекарка.
– Шрамы я и сам могу убрать. Пока оставил их, как подтверждение того, что все это было наяву. Они для меня драгоценны, это своего рода памятный знак, вырезанный на живой кровоточащей плоти.
– Кошачьими когтями, – дополнила Зинта. – И поделом! Сколько раз я тебе говорила – не будь зложителем!
– У иных людей ни стыда, ни совести, – грустно заметил Эдмар.
– Это правда, одного такого я сейчас вижу перед собой. Убирайся отсюда, не пущу тебя в гости.
– Да я не про себя, а про обладателя кошачьих когтей. Разве ты не хочешь выслушать мои оправдания?
– Вот уж чего не хочу, того не хочу. Убирайся!
Он поставил ногу на порог, не позволяя ей захлопнуть дверь.
– Зинта, если я сейчас уберусь, я натворю с тоски что-нибудь зложительское, и тебя же потом совесть замучает. А если мы посидим в сумерках и поговорим – помнишь, как раньше, в Паяне, – ничего плохого не случится.
– Заходи, – буркнула она, отступив с дороги. – Но чаем тебя поить я нынче не стану.
В полумраке гостиной пляшущее в камине пламя бросало красноватые отблески на паркет и на мебель. За окнами сине-лиловая вечерняя акварель, уже с оттенками весенней прозелени, хотя снег только начинал таять. Для Зинты было привычно, что зимой всюду сугробы, а соседи говорили, что в Аленде давно уже не случалось такой снежной зимы.
Эдмар достал из своей кладовки магический светильник: хрустальный полумесяц, который держит в зубах бронзовая змея. В его золотистом сиянии стали еще отчетливей видны шрамы, изуродовавшие бледное треугольное лицо.
А глаза не тронул, отметила про себя лекарка.
– Я не спрашиваю, зачем ты учинил эту зложительскую пакость. Ты ведь был одержим этим непотребством и порой о том говорил, я помню. Но вот зачем ты потом растрепал на всю гостиницу, что промеж вами было, да еще сказал при всех ту гадость? Мало тебе рожу порвали, еще не такого заслужил!
– Добрая Зинта… – страдальчески вздохнул Эдмар. – А хочешь знать, что он мне перед этим сказал?
– Обругал тебя последними словами. И правильно сделал.
– Нет. Он не стал ругаться. Когда чары песчанницы истаяли, он вначале не произносил ни слова. Признаться, я с жадностью наблюдал за ним, и я улыбался, а его это раздражало…
– Ухмылялся так, что впору бы взять тебя за шкирку да приложить от всей души обо что придется. А то я этих твоих улыбочек никогда не видела!
– Речь истинной служительницы Тавше. Не нравится чья-то улыбка – что ж, можно стереть ее о ближайшую твердую поверхность.
– Не поминай всуе Милосердную, уж она-то никак не одобрит того, что ты выкинул!
– Наконец он нарушил молчание, – продолжил Эдмар. – Подошел к окну, за которым уже рассвело, и говорит: «Посмотри на этот пейзаж – там горы, кустарник, облака, тропинки… Нас окружает огромный мир, в котором много всего, а комната, в которой мы с тобой находимся, – крохотный участок этого мира, точка посреди бесконечности. То же самое и с теми отношениями, которые ты пытаешься мне навязать: это лишь небольшой фрагмент моей реальности. Так что можешь ухмыляться, сколько влезет, ты не победил. Ну, выяснил экспериментальным путем, что чары песчанницы с таким мощным потенциалом действуют даже на меня – и что дальше?» Зинта, у меня руки чесались ему врезать, но вместо этого, оцени мою ангельскую выдержку, я всего лишь улыбнулся еще шире и посоветовал ему в ближайшее время не садиться. Тут уже он начал меняться в лице, и в его бездонных темных глазах читалось, что он тоже не прочь мне врезать… Но я должен был выполнить уговор и доставить Мавгис в Олосохар, поэтому недосуг было задерживаться ради драки подушками. Когда я вернулся, он швырнул в меня топором, а что было потом, ты знаешь.
– Ты повел себя, как отъявленный зложитель, из-за того и страдаешь. Не надоело еще быть зложителем? Из-за тебя поезда в Суринань полторы восьмицы не ходили, так что ты многим людям доставил беспокойство, и для него ты теперь распоследний враг. Я слышала, ты его искал, хотя лучше б оставил в покое, а он напал на тебя около пуговичной мануфактуры и чуть не убил.
– Зинта, ты заблуждаешься и в том, и в другом, и даже в третьем. – Эдмар улыбнулся, отчего исполосованное рубцами лицо стало похоже на зловещую маску театрального демона. – Около пуговичной мануфактуры не он на меня напал, а я на него. Хотел проверить, будет ли он использовать против меня летальные приемы. Он этого делать не стал, из чего следует, что у него нет желания меня убивать. Это радует. Минувший раунд закончился вничью, игра продолжается.
– Тебе только и осталось радоваться, что не убили. И ничегошеньки ты не понял, как я посмотрю. Если тебе кто-то дорог – не важно кто, – это еще не значит, что он обязан играть в твои игры. Если ты кого-то любишь, это не оправдывает твоей дури или жестокости по отношению к тому человеку. Бывало, что ты всякое разное о себе рассказывал, так вот, если хочешь знать, половина твоих неприятностей – из-за того, что ты этих простых вещей не понимаешь.
– Это ведь не учение молонских доброжителей? – Он вопросительно заломил бровь, из-за шрамов привычная для него гримаса выглядела незнакомо и гротескно.
– Ну, это просто я так думаю. – Зинта немного смутилась, но потом решительно добавила: – Если ты повадился гулять по болотине, не удивляйся, коли в трясину провалишься. Это в Молоне так говорят, ежели не забыл.
После того как он ушел, она помолилась Тавше, чтобы Милосердная наставила его на путь добра и благомыслия. Хотя понимала, что на Тейзурга ее молитвы вряд ли подействуют.
Зато ей удалось образумить Дирвена. Зинта сделала то, с чем не справились ни учителя в школе амулетчиков, ни кураторы из Светлейшей Ложи, ни даже Суно Орвехт: приохотила этого паршивца к чтению.
Прикованный к постели на ближайшую восьмицу, Дирвен злился и ныл, что он спятит от скуки раньше, чем выздоровеет, – и того нельзя, и сего нельзя, так и рехнуться недолго.
– А книжки читать не пробовал? – спросила лекарка.
Осунувшаяся веснушчатая физиономия первого амулетчика презрительно скривилась:
– Ха, романчики! Брехня сплошная в тех книжках. Каждый дурак знает, что ничего этого на самом деле не было, и все равно люди ведутся на вымысел, как придурки, а писатели сочиняют, чтоб им денег заплатили. Если я знаю, что это сплошные выдумки, для меня это скукотень.
Зинта обиделась за книги, особенно за свои любимые, но виду не подала и посоветовала:
– Тогда почитай о путешествиях в чужие страны – там все правда.
– Да тоже скукотища, я про эти страны в учебниках читал. Ну, или во всякой там обязательной литературе, которой нас мучили. Мне положено знать про чужие страны, потому что мало ли куда на задание пошлют. Вот и говорю, ничего интересного в этих книжках нету. Или враки, или дурацкий фактический материал, который я и так лучше других знаю.
Думаете, это заставило Зинту отступить? А вот и нет!
– Ладно, а ты станешь читать, если это будут правдивые путевые заметки – но о тех удивительных странах, о которых тебе совсем ничего не известно?
– Ну, может, и почитал бы от нечего делать… – снисходительно, словно делая ей величайшее одолжение, протянул Дирвен.
– Тогда ловлю тебя на слове. В следующий раз кое-что принесу.
В книжной лавке, что на улице Желтой Цапли, Зинта нашла «Водяные просторы Аатго-Ай» Тавдемонга, «Сумеречные города Бингару» Зибелдона и «Под золотыми небесами Хиду» Джелинсы данг Фровальд. Посмотрим, Дирвен, что ты на это скажешь! К дневникам знаменитых современных путешественников по мирам она добавила древнюю классику: «Земля 21 век – безумный мир парадоксов» Баглена Сегройского и «Зеркальное царство каналов и туннелей Сагланоконо» Леради Гри Фанори.
Книги были тяжелые, в коленкоровых переплетах с золотым тиснением. Их нес в заплечной сумке мальчишка-послушник из храма Тавше, которого жрецы Милосердной определили Зинте в помощники ввиду ее положения.
На крыльце они разминулись с госпожой Филендой, родственницей Шеро Крелдона. Строго одетая дама с худощавым настороженным лицом неискренне улыбнулась, негромко пробормотала что-то вроде бы любезное и прошмыгнула мимо. Она осуждала тех женщин, которые добиваются развода или, еще того хуже, сбегают от мужей и живут с любовниками. В то же время она питала почтение к служителям Кадаха и Тавше. Поскольку Зинта принадлежала сразу к обеим категориям, госпожа Филенда, едва завидев ее, впадала в замешательство и становилась похожа на часы, у которых стрелки вместо того, чтобы идти по кругу, дергаются в разные стороны.
– Встретила Крелдоншу? – доверительно спросила Глодия, вышедшая навстречу лекарке в переливчатой баэге с павлинами – китонские наряды вошли в моду у алендийских дам и даже у иных кавалеров с легкой руки Эдмара. – Любо-дорого, как они с Дирвеном тут разлаялись! Она притащилась его проведать от какого-то богоугодного попечительского общества, приволокла с собой корзинку подгорелого печенья и книжицу Шаклемонга Незапятнанного о том, что в одних позах заниматься любовью можно, а в других нехорошо – мол-де богам не понравится. Давай Дирвена стыдить и поучать, а он давай огрызаться! Ох, как орали! Она сказала, что придет к нам еще, а Дирвен хотел запустить ей вдогонку веником, но я балбесу напомнила, что она родня его начальству, а потому надобно проявлять политес.
Когда Зинта вошла в комнату, раскрасневшийся взъерошенный пациент остервенело рвал в клочья брошюру «Любовь дозволительная и запретная: пособие для юношества».
– Брось это! Я тебе поинтересней книги принесла, про путешествия по другим мирам. И не забывай о том, что тебе нельзя резко вскакивать с постели.
На следующий день Глодия еще в прихожей доложила ей:
– Читает! Вот чудеса-то, наш Дирвен книжку читает! И не потому, что кураторы велели, а в охотку, аж глаза горят, никогда еще с ним такого не бывало. Из тех, что ты давеча принесла. Вот только не знаю, на пользу это или к худу…
– Читать книги – всегда на пользу, их ведь умные люди пишут.
– Может, для других оно и так, – Глодия покачала головой с видом многоопытной женщины, – да только мой дуралей даже среди умных мыслей какую-нибудь глупость себе отыщет, уж я-то его знаю! Потому и боюсь, что не к добру он книжкой увлекся, ой, не к добру…
– Я все эти книжки читала, там нет ничего дурного, – успокоила ее Зинта. – Это очень хорошо, что у Дирвена наконец-то проснулся интерес к литературе.
«Вы просто колода карт…»
Откуда это? Из какой сказки?
В том мире, где он жил до возвращения в Сонхи, это была одна из его любимых сказок, но, кроме этого впечатления, он ничего не помнил. Были только эти слова – вырванная из контекста абракадабра и связанное с ней ощущение свободы.
Он свободен от тех отношений, в которые кто бы то ни было попытается его втянуть, поскольку точка отсчета – это он сам, и ему решать, имеет это для него значение или нет: как выберу, так и будет. И надо же было влипнуть в такую, мягко говоря, нетривиальную ситуацию, чтобы наконец-то в полной мере это осознать. Впору сказать Лиргисо спасибо, но Хантре не собирался говорить ему спасибо. Тот ухмылялся, упиваясь победой – или тем, что он считал своей победой, и на какое-то мгновение Хантре почти сострадание к нему почувствовал.
«Он полностью находится в этой игре и не может выйти за ее пределы. Словно ядовитая змея, запертая в террариуме, для которой мир снаружи недоступен. Если окажешься во владениях змеи, ты пропал, но пока между вами стекло, она может только смотреть на тебя из своей ловушки. Кстати, как я его мысленно назвал?.. Отравленное имя, шелковистое и переливчатое, как змеиная кожа… Ассоциации остались, а слово ускользнуло. И спрашивать бесполезно – уведет разговор в сторону».
– Тейзург, ты дурак, – сказал он вслух. – Посмотри на этот пейзаж – там горы, кустарник, облака, тропинки… Нас окружает огромный мир, в котором много всего, а комната, в которой мы с тобой находимся, – крохотный участок этого мира, точка посреди бесконечности. То же самое и с теми отношениями, которые ты пытаешься мне навязать: это лишь небольшой фрагмент моей реальности. Так что можешь ухмыляться, сколько влезет, ты не победил. Ну, выяснил экспериментальным путем, что чары песчанницы с таким мощным потенциалом действуют даже на меня – и что дальше?
Уже потом, вспоминая, Хантре подумал, что, похоже, сам его спровоцировал: наверняка этот рафинированный эстет рассчитывал на более утонченное оскорбление, нежели «дурак». А тогда, после издевательски-заботливого совета «не садиться», его охватило бешенство: ах ты, тварь, я ж тебя сейчас обратно в Хиалу отправлю – с концом, до следующего рождения!
Сказав ему гадость, Тейзург поспешил убраться с глаз долой. Хантре оделся, порвав со злости собственную рубашку, и отправился искать оружие. Какое попадется, лишь бы не магическое. Сойдет и кухонный нож. Если он не хочет разнести полгостиницы – а он этого не хочет, – нельзя ему сейчас пользоваться магией. На ближайшее время – полный запрет. По этой же причине он и в свою волшебную кладовку не полез: «во избежание», как сказали бы коллеги из Ложи.
Ярость утихла, когда он сидел в облике на пустынном скальном гребне, на ветру, над громадным опрокинутым миром, и вылизывал окровавленную шерсть. Пришла песчаная ведьма, устроилась рядом, начала с ним разговаривать, потом придвинулась ближе и стала гладить, словно домашнего кота. Он не возражал: ей можно.
Переночевали они в пастушьей хижине. Покосившееся глинобитное строеньице как будто сползало вниз с улиточьей скоростью, изо всех сил цепляясь за крутой каменистый склон. Внутри был очаг и старый войлочный тюфяк, в углу стопка высушенных навозно-соломенных лепешек – здешнее топливо. Шуршали сквозняки и ящерицы, сквозь прореху в крыше светила далекая звезда.
– Давай, я сниму с тебя след того, что было вчера, – прошептала Хеледика, ее глаза светились в темноте, словно опалы под луной. – Я – песок, я что угодно могу забрать и рассеять в бесконечности…
Утром они вместе спустились на станцию и сели в поезд. Будущее казалось Хантре по-весеннему неопределенным, когда повсюду оседающие сугробы, капель, ручьи, мокрая наледь, и все это слепит зыбким блеском, так что подробностей не рассмотришь.
Вначале он заподозрил, что Тейзург в довесок ко всему остальному навел на него какое-то ослепляющее заклятье, но нет, в этом сверкании не было ничего от Золотоглазого. Если сосредоточиться, это напоминало переливчатую вуаль, которая почти неразличима, а все же мешает видеть. Возможно, он обязан этим песчаннице – до ее танца ничего подобного не было. Хеледика не смогла разобраться, в чем дело, и сказала, что здесь хорошо бы посоветоваться или с ее бабушкой, или с господином Эдмаром. Но бабушка в Олосохаре, а «господина Эдмара» он скорее пришибет, чем станет у него консультироваться.
По прибытии в Аленду выяснилось, что Светлейшая Ложа строит на его счет вполне определенные планы. От него ожидали убийства. Его собирались подтолкнуть к убийству. Ему готовы были заплатить за убийство. Хантре чувствовал, что Ложа будет добиваться своего с настойчивостью муравьиного роя, штурмующего препятствие. Его отношение к Тейзургу укладывалось в рамки «еще раз встречу – еще раз огребет», но убивать не хотелось, вот он и прятался в облике по чердакам, чтобы не общаться с потенциальными заказчиками.
Выйдя от господина Шеро после разговора по поводу «странных расходов», Хеледика сохранила на лице серьезное выражение – для песчаной ведьмы это не составило труда, хотя другая на ее месте не удержалась бы от усмешки.
Когда она пришла, в кабинете у Крелдона сидела невзрачная магичка неопределенно-средних лет. Прямая, аккуратная, прилизанная, похожая на деловитую чиновницу. Эта худощавая дама устроилась на стуле с высокой спинкой, а грузный безопасник развалился в массивном кожаном кресле: точь-в-точь Обжорство и Умеренность на старинной назидательной гравюре.
– Присаживайся, Хеледика, – пригласил Крелдон. – Познакомься, это госпожа Тумонг.
Чиновница заулыбалась, словно добрая тетушка, приехавшая в гости с полной корзинкой печенья.
– Я уже знакома с госпожой Тумонг, – вежливо отозвалась девушка.
– Ну, так еще раз познакомься! – с нажимом произнес Шеро. – К твоему сведению, госпожа Тумонг курирует платное любовное отдохновение ценных функционеров Ложи, и все казенные расходы по этой части идут через нее. В каждом нашем представительстве есть штатный организатор досуга, обязанный перед ней отчитываться. Дело ведь этакое, что у всякого может возникнуть потребность, и с нашей стороны было бы ошибкой выпускать сию область из-под контроля. – Он сделал вескую паузу и продолжил: – Мои элитные агенты не должны платить за развлечения такого рода из своего кармана, на то есть особая статья в нашем бюджете. Также мои элитные агенты не должны путаться с кем попало, последнее категорически недопустимо. Я могу надеяться, что в следующий раз, вместо того чтобы занимать у шокированных коллег на смазливых акробатов или на непроверенных мерхандийских девок, ты, как подобает разумной барышне у меня на службе, пошлешь мыслевесточку госпоже Тумонг?
– Конечно, господин Шеро. Простите меня, господин Шеро, – воспитанно ответила Хеледика.
Позже ей пришло в голову, что он остался разочарован: должно быть, рассчитывал, что она так или иначе выдаст, на что же ей тогда в Мерханде понадобились деньги.
С Хантре они встречались тайком от всех, снимали на два-три часа мансарды в небогатых кварталах. Маг-перевертыш неплохо знал город – в особенности ту его часть, которая находилась ближе к небу.
Задания, которые Хеледика получала после возвращения в Аленду, по большей части были связаны с обнаглевшим волшебным народцем в столице и окрестностях. Ей уже начало казаться, что это надолго – ну и хорошо, это вполне ее устраивало, – когда господин Шеро сказал ей о командировке в Бартогу.
Разведывательная миссия. Ларвезу интересуют промышленные изобретения, коими славится Бартога: соединение магических и немагических технологий, использование амулетов в сочетании с механическими агрегатами и паровыми машинами. В нынешней сложной ситуации у Бартоги есть чему поучиться – в переводе на язык Ложи это означало: украсть побольше производственных секретов и внедрить полезные новшества у себя, да опередить Овдабу, которая наверняка собирается сделать то же самое. И кого же посылать в Бартогу, если не песчаную ведьму, ведь туда для технических нужд привозят песок из Олосохара – с источником силы у Хеледики проблем не будет.
Ей предстояло сыграть роль дальней родственницы-сиротки завербованного бартогского негоцианта. Пусть там нет законов о Детском Счастье, Хеледика сразу попросила, чтобы эта барышня была совершеннолетняя, а то в Овдабе ей «детского счастья» по горло хватило.
– Двадцать два года, согласна? – пошел ей навстречу Крелдон. – Ты дочь его покойной троюродной кузины, которая когда-то вышла замуж за ларвезийца. Выросла в провинции, бартогского не знаешь… Начинай его учить, тебе выдадут набор языковых амулетов и материалы, которые ты должна посмотреть до отъезда. Работать будешь в составе группы. Вас пятеро, внедритесь по отдельности, а потом свяжетесь и приступите.
Путешествие в далекую загадочную страну – несколько месяцев назад такое задание ее бы обрадовало. А сейчас это было совсем некстати: придется расстаться с Хантре, и неизвестно, сколько времени это займет… Но никто из окружающих, глядя на песчаную ведьму, не заметил бы и тени недовольства. Ее экзотически красивое узкое лицо с приподнятыми к вискам глазами хранило выражение спокойного внимания, словно маска, слепленная из песка.
Глодия все-таки признала, что чтение книг пошло Дирвену на пользу. Сама о том Зинте сказала:
– Послушай-ка, чего у нас было, дуралей-то мой помаленьку умнеть начал и со старой Крелдоншей замирился! С этой самой госпожой Филендой, которая родня господину Крелдону и каждому горшку прихватка. Она к нам опять пожаловала, и вначале-то они с моим снова лаяться стали. Уж не знаю, как Дирвен ее уболтал и к себе расположил, но под юбку к старухе он бы ни за какой выгодой не полез, это я тебе, Зинта, зуб даю.
– Зубы твои мне без надобности, – отозвалась лекарка. – Заболит – выдерну, а просто так ими не швыряйся, новые не вырастут.
Глодия сплюнула через плечо и притронулась к выплетенному на кружевной манжете обережному знаку.
– Твоя правда, хотя от такой беды я зубной амулет ношу, из клыка олосохарского стига сделанный, Дирвен подарил. Вот, значит, поначалу-то Крелдонша давай его всяко ругать, а он огрызается, а я за дверью слушала, но тут нам зелень принесли, и меня кликнули, потому как я самолично выбираю, ежели дома. Прислуга что попало возьмет, а матушку Сонтобию всяк обманет. Ну, я и пошла, а как вернулась, эти уже не гавкают, а промеж себя в добром согласии беседуют. Он ей книжку показывает и нахваливает, которую прочитал, она ему улыбается сердечно, словно разлюбезному наследничку. Думаю, может, теперь эта мымра, коли так подобрела к моему балбесу, замолвит за него словечко перед грозным господином Шеро, чтобы жалованье у Дирвена не урезывали, как нынче, а сделали бы поблажку? Парень ведь семейный, жену прокормить должен, вот бы это приняли во внимание…
– Хорошо, что Дирвен учится ладить с людьми, – одобрительно заметила Зинта. – Книги расширяют кругозор и помогают взглянуть на привычные вещи по-новому. Наверное, тебе тоже стоило бы что-нибудь читать.
– Да я тебе, небось, не деревенская дурочка! Мое любимое – «Фрамила, королева механических кораблей». Читала?
– Нет…
– Эх ты, а еще книгочейкой себя называешь! Про Фрамилу уже тринадцать книжек написано. В лавках обещают, что в конце весны будет четырнадцатый том. Вот, слушай, как интересно, эта Фрамила в Сонхи была обыкновенной кухонной прислугой, потому как уродилась не волшебницей и даже мечтать ни о каких чудесах не могла. А потом она пошла на задний двор с помойным ведром, а в это самое время один маг по соседству открывал Врата Перехода, и ее прям туда шибануло, а Врата удались какие-то неправильные, и никто не знал, что это за мир. Ну, а там магия не в чести, и магов вообще нету, зато всякие диковины механические на каждом шагу, и оказалось, что в этих механизмах Фрамила с ходу все понимает и управляется с ними куда лучше местных. Объездила железного коня, который собственного мастера затоптал и проглотил ключ, которым его можно было выключить, а Фрамила его сразу приструнила и нажала на нужный рычаг, чтоб он ее слушался. Потом она подалась на море, где плавают и сражаются громадные железные корабли, да без амулетов, а за счет происходящей из сочленений шестеренок механической силы. Ей все это оказалось подвластно. А когда ей встретится какой-нибудь принц, или король, или пиратский главарь, Фрамила на кого рявкнет, кого острым словцом подденет, и всяк после этого в нее влюбляется! Из-за нее там такое соперничество, такие интриги – обязательно почитай, не оторвешься. И главное, нрав-то у нее совсем как у меня, вот еще что хорошо, потому как очень все жизненно.
– Будет время, почитаю, – пообещала Зинта.
На самом деле такие истории не очень-то ее увлекали, но она привыкла к любым книгам относиться с уважением.
Золотой обруч из Наследия Заввы с виду ничем не отличался от множества других колец того же размера, усеявших грубо обтесанные каменные плиты. Покрытые лаком, предохраняющим от коррозии, все они одинаково сияли, пуская в глаза солнечных зайчиков. Верхние припудрены пылью, а те, что виднелись сквозь темную зеленоватую воду, обросли скользким налетом. Не будь Куду, Вабито и Монфу магами, не заметили бы разницы между «спящим» амулетом из золота высшей пробы и дешевым блестящим декором. Выгравированные руны под слоем лака были почти незаметны.
Труднее всего было эту штуку отколупать. Скобы вбиты намертво: две под водой, третья наверху. При попытке поддеть древний артефакт ломиком чуть не перевернули лодку. После этого бросили монету, кормить пиявок выпало Куду. Товарищи подбадривали его и давали советы. На то, чтобы отковырять бесценный обруч, у него ушло больше часа – и не удивительно, штифты оказались длиной с палец. Мокрый, продрогший, покусанный прудовыми гадами, Куду наконец-то добыл амулет. Взамен на покорябанный камень приладили заранее приготовленную латунную подделку. С этим возился уже Вабито, а Куду в это время дрожал на корме, закутавшись в старый шерстяной плащ.
Тем же вечером «маркиз Лайгерум» и трое магов-батраков тайком уехали из Ноден Го в щегольском лакированном экипаже Чавдо. Управляющий решил, что они сбежали, не выдержав тяжких трудов, и порадовался своей выгоде: чтобы довести дело до конца, придется еще кого-то нанимать, но за оставшуюся половину работы можно и заплатить вполовину от обычного. Так что никакого скандала, тишь да гладь. Чавдо Мулмонг возблагодарил за это Ланки и пожертвовал некоторую сумму в его храм в портовом городе Тьянбедо.
Здешние приморские кварталы выглядели так, будто их не люди строили, а лепил из чего придется подводный народец – ну, а после море отступило, и горожане заняли опустевшее жилье. Ветхие стены из ракушечника местами крошились и осыпались, их латали облезлыми досками, найденными в полосе прилива. Иные дома вместо черепицы были покрыты заскорузлыми изжелта-серыми пластами, вырезанными из шкуры львиного кита. Вдобавок улицы были извилисты, постройки теснились беспорядочно, там и тут пестрело сохнущее белье, издали напоминая стайки разноцветных рыбешек. На крышах раскорячились высушенные коралловые кусты – амулеты, которые, как считается, могут уберечь дом от удара волны Ниато. Пахло сушеными водорослями, смолой и гниющими на солнце рыбьими потрохами.
Над окрестными строениями рифом вздымался храм Хозяина Океана, украшенный раковинами, заржавелыми якорями, черепами утонувших мореплавателей – это для них почиталось за честь, клешнями гигантских крабов и скелетами несусветных глубоководных тварей. По сторонам от него стояло три храма поменьше: один был посвящен Таннут, Госпоже Пучины, другой Ниато, Госпоже Бурь, а третий всем остальным дочкам Морского Владыки, сколько их есть.
В дебрях Тьянбедо Чавдо Мулмонг преобразился. Уже не преисполненный вальяжного достоинства аристократ, а скорее торговец средней руки. Деловитый, расторопный, улыбчивый, на лбу написано: «Мы люди не гордые». Куду, Вабито и Монфу поспевали за ним в здешней толчее, словно трое провинциальных школяров за бывалым дядюшкой.
В самой путанице закоулков располагалось обшарпанное заведение с темным прямоугольником вывески. Ни рисунка, ни надписи. Словно над дверью приколотили найденную на помойке гнилую доску, просто чтоб обозначить: здесь находится то самое, о чем и так все знают, – или, может, каждый раз что-то другое, но пользующееся спросом в приморских трущобах.
Когда они туда пришли, Тьянбедо уже окутали душные сумерки, благоухающие жареными кальмарами и сиянским розовым вьюном. Казалось, будто город накрыло приливом, даже удивительно, что по улицам не плавают рыбы… Хотя, может, их час еще не настал – осторожничают, дожидаются полной темноты?..
Внутри соты комнатушек и коридорчиков, освещенных тусклыми масляными лампами. Дым с ароматом благовоний. Ощущение опасности. Слабый запах крови.
Лорма ждала их в полумраке, позволявшем разглядеть только блеск ее волос, уложенных в замысловатую прическу, да богатые переливы шелков. Лицо скрывала кружевная маска, украшенная жемчугом, кисти рук спрятаны в рукавах.
– Мы должны поспешить в Аленду, – начала она без обиняков. – Мне удалось ослепить эту гнусную тварь, но чары постепенно ослабнут, и он снова начнет видеть. Вы нашли то, что нужно, теперь нельзя терять время.
– Какую тварь? – спросил Вабито.
– Убийцу Хальнора, – сказала, словно выплюнула, вурвана.
– Так его опять убили? – слегка удивился Куду, в то же время прикидывая, хорошо им с этого будет или плохо. По всему выходило, что хорошо: Тейзург, можно надеяться, начнет мстить за Хальнора новой жертве и про них в ближайшее время не вспомнит.
Пронизывающий взгляд Лормы заставил мага оцепенеть.
– Я говорю о нем самом, – пояснила она холодно. – Об этой гнусной дряни, о Хальноре Проклятом, как его называли в свое время в Сонхи. Он еще не такого проклятия заслужил! Он убил самое дорогое для меня существо. Безвозвратно убил – утащил за Врата Хаоса, туда, где выживают только такие отмороженные твари, как он или Тейзург. От меня оторвали и уничтожили самую лучшую мою часть, этого я никогда не прощу.
Наступила опасная тишина. Никто не смел ее нарушить, только из-за стен доносились отдаленные звуки: голоса, шорканье веника на задворках, перестук копыт.
В безднах Несотворенного Хаоса могут уцелеть только Созидающие, которые способны контролировать его непостижимую субстанцию и лепить из нее в ближайшем радиусе что-нибудь упорядоченное. Кто угодно другой там неминуемо исчезнет, рассеется на частицы, которые перемешаются с мириадами других частиц переменчивой Бесконечности. Поразительно, что Созидающие встречаются даже среди исчадий Хиалы.
– Мы с Чавдо подсунули Тейзургу приманку, мимо которой он пройти не смог, – издав короткий неприятный смешок, продолжила Лорма. – Мавгис, которую вы продали тому глупому старику из Эпава, была зачарована. Вернее сказать, заражена, словно простудой, ослепляющими чарами, предназначенными специально для Хальнора. Сама она о том не знала, иначе не стала бы для него танцевать, чтобы не сослужить мне службу. Песчанницы упрямы и на свой лад хитры, но умом не отличаются. Мавгис не догадалась о своей роли в этом спектакле. А Тейзург, хваленый интриган, для которого все люди игрушки, попался на мой крючок и, разумеется, подсунул Мавгис Хальнору. Пока она танцевала, чары незаметно пристали к нему, и сейчас из него такой же видящий, как из Чавдо неподкупный законник. Я зафрахтовала корабль, мы немедленно отправимся в Ларвезу, найдем Дирвена и отдадим ему Наследие Заввы. А дальше посмотрим, на что наш мальчик способен… Надеюсь, он не обманет моих ожиданий. Скоро в Ларвезе будет новый король – Дирвен Первый.
– Но там же вся Светлейшая Ложа… – с сомнением произнес Монфу. – И Тейзург в придачу! Что сможет Дирвен один против всех, пусть он даже маг-предметник незаурядной силы?
– Очень многое, молодые люди, – огладив бородку, ответил вместо Лормы Чавдо. – Больше, чем вы думаете. Когда он получит Наследие Заввы, его могущество возрастет тысячекратно, и он сможет одним махом взять под контроль все артефакты на обширной территории. При надлежащем влиянии этот молодой человек далеко пойдет, весьма далеко… А сейчас поспешим-ка в порт.
Если б не Зинта, Орвехт не стал бы заниматься такой ерундой. Спихнул бы это дело магам по бытовой части. Но уж больно расстроилась самая прекрасная на свете лекарка из-за этой злополучной уборной, которая находилась возле главных ворот резиденции Светлейшей Ложи и с недавних пор была закрыта на ремонт.
– Суно, это же самое настоящее зложительство, когда бестолковый народ заходит за нарядную мраморную загородку и там гадит, как в последней подворотне! Что же вы ничего с этим поделать не можете, а еще маги! Запаха нет, потому что амулеты, а зараза-то все равно полезет, днем уже припекает, и снег тает. Я вашим говорила, а они твердят: «Примем меры», – и телега так и стоит, где увязла. Сколько еще можно?!
«Ничего удивительного, раз ответственного не назначили», – подумал Орвехт, а вслух сказал:
– Дежурного, что ли, из студентов отрядить, чтобы следил за порядком? Табличка там давно висит, что идет ремонт, и написано, где находится другая ближайшая уборная.
– Вот! Написано! А читать-то в Ларвезе не все умеют, это ж тебе не Молона! Вы над молонскими доброжителями смеетесь, зато в Молоне всех детей бесплатно грамоте учат, а у вас коли денег нет, так и в школу не ходи. Я там одного подловила да застыдила, на табличку показала, а он и говорит, где ж мне это прочесть… К вам сюда и неученые просители ходят, что им табличка, а дверь на замке, вот и делают негожее дело прямо под дверью, если невтерпеж.
– Хм, тогда разве что ограду на время ремонта убрать, не станут же они справлять нужду у всех на виду.
Лекарка посмотрела на него с состраданием.
– Суно, ты нынче совсем не отдыхаешь, а переутомление никому еще на пользу не шло. Зачем же ограду ворочать, если можно в картинках все нарисовать да на нее повесить? На одной картинке пусть будет что-нибудь такое, чтоб даже неграмотному сразу понятно – нет здесь нужного тебе заведения, а на другой пусть будет план, как дойти до ближней уборной.
– Твоя правда, это будет оптимальное решение. Сделаем, не беспокойся.
Он послал мыслевесть знакомому куратору Магической Академии, и тот пообещал немедля поручить эту работу способному к рисованию студенту. Вот так проблема и решилась, после чего Зинта отправилась навестить Нинодию Булонг, которая по-прежнему жила на территории резиденции, а Суно пошел по своим делам.
Сперва в библиотеку, почитать списки новостей со всех концов Ларвезы и остального просвещенного мира, потом в ресторацию, где побеседовал кое с кем из коллег, потом к Шеро Крелдону. Тут его опередил коллега Снарвехт, старый боевой маг, только что приехавший из северо-восточного пограничья. В этом заболоченном краю разгулялся волшебный народец, добытчикам торфа и алмазов спасу от него нет.
Снарвехт – сам похожий на болотного деда, который вылез на кочку и грозит путникам, тянет узловатые руки, чтобы утащить тебя в трясину, – требовал подкрепления. Крелдон отвечал, что послать сейчас некого, все заняты, обстановка везде напряженная. В конце весны будет выпуск в Академии, и тогда определим кого-нибудь из молодежи.
– Бездельник ты, коллега Шеро! – рявкнул старый маг. – Нет бы оторвал свое жирное гузно от кресла, да приехал к нам, да поработал, как встарь! Что ж, благодарствую, будем своими силами от нечисти отбиваться, а вы здесь, как я посмотрю, только жопы рисовать умеете!
На прощанье он так шибанул дверью, что резные панели темного дерева еще некоторое время потрескивали, как будто по кабинету прокатилась ударная волна.
– Скандалист, зато в деле десятерых стоит, – без обиды заметил Крелдон, доставая расписную фарфоровую банку с кофейными зернами. – По донесениям моих наблюдателей, там не настолько все плохо, до лета продержатся. Что вот он хотел этим сказать – насчет жопы?
– Может, какой-нибудь новый фразеологизм? – высказал догадку Орвехт.
Появился Ривсойм Шайрамонг, которого Крелдон после возвращения из Суринани назначил к себе в порученцы, чтобы как следует присмотреться к кандидату в родственники. Доложил, что коллега Снарвехт ушел, бормоча под нос ругательства. Да еще приходила госпожа Филенда, рвалась к «кузену Шеро», хотела пожаловаться на кражу. Мол, оставила свою вещь, прислонив к стенке, чтобы в кондитерскую с собой не тащить, а через недолгое время вышла – уже кто-то прибрал, и это не где-нибудь, а в резиденции Светлейшей Ложи! К достопочтенному коллеге Крелдону ее не пустили – сказали, занят государственными делами.
– И правильно сказали, – одобрил безопасник. – А то взяли моду, посеет кто-нибудь из них зонтик – и сразу бегом ко мне: кузен Шеро, помоги, ты же маг! Я уж устал им объяснять, что потерянные зонтики – это наша дань Госпоже Вероятностей, и ты лучше порадуйся, что она взяла у тебя зонтик, а не что-то другое.
Ривсойму велели сварить кофе. Когда он ушел, Орвехт сказал:
– Вчера вечером меня известили об отмене секретного распоряжения – мол, сам должен понять, какого. Наши связные уже на языке Дирвена заговорили… Так-таки отменяется?
Шеро утвердительно кивнул и пояснил:
– Он возместил ущерб, нанесенный простоем на железной дороге. Внес всю сумму на счет в Королевском банке – часть валютой, часть старинными золотыми монетами и драгоценностями. Только об этом молчок, а то, ежели пойдут слухи, и те и другие начнут просить дополнительного финансирования.
– Неожиданно… – Орвехт и впрямь был удивлен. – Откупился, чтобы не пытались выполнить пресловутое секретное распоряжение? Не похоже на него… Здесь ведь, наверное, что-то другое?
– Другое, – подтвердил Шеро. – Оплатил ссылку Хеледики, но это тоже не для чужих ушей. Я отправил ее с заданием в Бартогу. Согласись, было бы хуже, если бы он решил избавиться от девчонки другим способом. Бартога – неплохое место для песчаной ведьмы, да и Ложе польза.
Суно невесело хмыкнул:
– Так-то оно так…
Вернулся Ривсойм с двумя чашками кофе на подносе и сообщил:
– В приемной госпожа Зинта, она чем-то встревожена, просит немедля ее принять.
– Пригласи! – в один голос потребовали маги.
Зинта разрумянилась, ее серые глаза смотрели сердито и в то же время растерянно. Она держала длинный, в рост человека, шест, увенчанный кругом, замотанным грязной тряпкой.
– Я же не это имела в виду! – выпалила она с порога. – Не вот такое… Здравствуйте, господин Шеро! Не годится такая зложительская картинка! Самого-то студента-художника я еще не видела, а вот это стояло у стенки возле двери в кондитерскую, которая напротив памятника Добрым Волшебницам. Я случайно задела, оно и упало, и тряпка свалилась. Я давай поднимать, а там – это…
– Что это? – спросил Суно, одновременно «прощупывая» замотанный предмет.
Никакого магического фона он не обнаружил.
– То, что для уборной нарисовали, – сконфуженно пробормотала Зинта. – Даже не знаю, как и сказать-то, лучше покажу. Вы уж извините, что показываю…
И сдернула тряпку.
– Так вот что имел в виду коллега Снарвехт, – заметил после паузы Шеро с непроницаемым лицом. – И никаких тебе фразеологизмов…
– Незатейливый студенческий юмор, – кивнул Суно. – Что ж, шутник напросился, будет теперь целую восьмицу уборкой отхожих мест заниматься.
На фанерном круге была нарисована голая задница, жирно перечеркнутая крест-накрест.
Зинту усадили в кресло и угостили горячим шоколадом, который сварил Ривсойм, а Крелдон послал своих людей за художником. Вскоре привели долговязого парня в студенческой мантии, изрядно напуганного.
– Твоя работа? – Шеро кивнул на круг со срамным рисунком.
– Нет… – Парень еще больше перепугался. – Извините, я не приступал еще к этому заданию, сначала пошел в библиотеку, хотел посмотреть, какие изображения используют в таких случаях…
– А об этом безобразии что-нибудь знаешь?
– В первый раз вижу, достопочтенный коллега Крелдон!
– Ладно, ступай в библиотеку и занимайся дальше.
Студент рад был поскорее убраться.
Зинта вскочила, словно хотела кинуться вдогонку, лицо у нее было виноватое и смущенное. Суно удержал ее:
– Ты куда? Отдохни-ка лучше и допей свой шоколад.
– Я же, выходит, оговорила невиновного человека, хуже последней зложительницы… Плохо-то как получилось… Извиниться хотя бы…
– Ничего плохого не было. Задали ему пару вопросов и отпустили. Будущий маг Ложи – не кисейная барышня и должен быть готов ко всему. С этим-то… гм… произведением что делать?
– Скажу Ривсойму на помойку выкинуть. И что там за вопли у меня в приемной?
– Пустите меня! – доносился из-за двери женский голос. – Мне надо поговорить с кузеном Шеро! Меня обокрали, прямо у вас в резиденции обокрали, а вы меня к нему не пускаете!
– Ладно… – Безопасник досадливо махнул рукой.
Дверь распахнулась, и в кабинет ворвалась строго одетая дама с суховатым бледным лицом, а следом за ней порученец.
– Шеро, у меня в вашей резиденции средь бела дня сперли очень важную вещь… – выедающим душу голосом начала Филенда, но вдруг осеклась и радостно объявила: – Да вот же оно! Нашлось, хвала светлым богам!
По-хозяйски взяв шест с фанерным кругом, поинтересовалась:
– Вора-то поймали?
Орвехт никогда еще не видел Зинту настолько обескураженной. Лекарка уже собралась извиняться, но Крелдон ее опередил:
– Филенда, зачем тебе это?
– А я с этим, Шеро, на улицу пойду! На бульвар Шляпных Роз, в самое людное время, когда все туда тянутся на променад. Встану там и подниму повыше, народу буду показывать, чтобы все это увидели!
Ривсойм потрясенно разинул рот. Лекарка, напротив, выглядела профессионально сосредоточенной: она теперь смотрела на Филенду пронизывающим взором служительницы Тавше, определяя признаки душевного расстройства.
Суно искренне посочувствовал коллеге Шеро: если его пожилая кузина тронулась умом, вступит в силу завещание, лишающее наследства остальных членов семьи, и клянчащие денег бедные родственники Крелдону обеспечены.
– Ты, старая дура, совсем рехнулась? – спросил безопасник севшим от шока голосом.
– Да у меня соображения побольше, чем у иных других, которые Тейзургу подражать всегда-пожалуйста готовы! – огрызнулась Филенда. – Я возле его особняка встану, буду против всяческого срамотизма протестовать! Нас таких много туда придет! – Глаза у нее сияли, словно речь шла о званом обеде. – У нас общество – Гильдия благочестивых горожан в защиту нравственности! Мы будем бороться со срамотизмом и привлекать к нему внимание общественности, чтобы все нас поддержали. Шеро, ты выделишь нам в помощь полицейских и денег на расходы нашей Гильдии?
– Гм… Присядь, Филенда, сейчас мы с тобой обсудим все эти вопросы. Ривсойм, приготовь для дамы чашку шоколада, разговор нам предстоит основательный. А ты, Суно, проводишь Зинту да возвращайся сюда.
В залитой солнцем приемной с панелями темного дерева и мозаичным полом Орвехт вполголоса спросил:
– Есть признаки безумия?
– Нет, – растерянно глядя на него, прошептала лекарка. – Она в своем уме, вот это и удивительно…
«Вывод Зинты – она не сумасшедшая», – сообщил Суно Крелдону мысленным посланием.
Угощаясь шоколадом и засахаренным миндалем, Филенда рассказала двум дознавателям, что началось все с Дирвена. Она приходила к нему, как представительница богоугодного попечительского общества, в котором состоит уже несколько лет. Члены этого общества навещают больных малоимущих горожан, приносят им гостинцы и слова утешения во славу Кадаха и Тавше. На вопрос, зачем ее понесло к первому амулетчику Ложи, Филенда с медовой улыбкой ответила, что он ведь тоже стеснен в средствах, вот и решили его проведать.
Дирвен вначале грубил, потом похвастался перед ней книжкой про другой мир: мол, там были такие борцы за нравственность, по сравнению с которыми «ваши здешние нравоучители – плюнь да разотри». Филенда, хоть ей и стало неприятно от его неуважительных речей, заинтересовалась и начала выспрашивать подробности. Записала название книжки, купила в лавке такую же, а после сделала доклад на чаепитии своего общества.
Всем это очень понравилось, в особенности Шаклемонгу, и они решили, что у иномирцев есть чему поучиться. Дирвен тоже загорелся участвовать, он-то и предложил для начала устроить манифестацию перед особняком Тейзурга на бульваре Шляпных Роз. И по секрету намекнул, что Тейзургу все равно не жить, Ложа намерена от него избавиться – поэтому, когда они туда придут, никто их гонять не станет.
На этом месте Шеро, сохраняя на лице непроницаемое выражение, шевельнул кистями рук, точно сворачивал кому-то шею, а Суно вздохнул сквозь зубы.
Филенда добавила, что Дирвен привлек в их ряды кое-кого из амулетчиков, которые готовы пойти за ним хоть в огонь, хоть в воду.
Беседуя с воодушевленной активисткой, решившей, что влиятельный кузен на ее стороне, Крелдон параллельно отправлял указания своим людям. Орвехта он держал в курсе. Распоряжения касались арестов, а между тем Филенда, ни о чем не догадываясь, сдала еще и балбесов-школяров, до которых Шаклемонг Незапятнанный долгое время пытался достучаться со своими поучениями. В этот раз достучался: недоросли оценили возможность пугать прохожих и кричать оскорбления в адрес тех, на кого укажут. Новоявленная Гильдия в лице Дирвена Корица, Шаклемонга Незапятнанного и Филенды Крелдон посулила им полную безнаказанность.
Шеро велел юнцов тоже задержать и в каталажку, всех до единого. На памяти Орвехта в последний раз он был настолько же зол после пергамонского инцидента, случившегося прошлой весной.
Когда Филенда выложила все без остатка, ее хватил удар. Мозговое кровоизлияние – видимо, по причине перевозбуждения, определил срочно вызванный маг-медик. Больная осталась в здравом уме, все слышит и понимает, координация движений со временем восстановится. Правда, почти никаких шансов, что она снова начнет связно разговаривать.
Вот так-то, коллеги. Если бы Суно не догадывался, чем все закончится, он мог бы и не заметить тончайшего, как скольжение подхваченной ветром паутинки, поражающего заклятья. Шеро Крелдон был не только службистом, интриганом и влиятельным чиновником Ложи, но еще и одним из самых искусных магов по части колдовства такого рода.
Дирвена доставили к разъяренному начальству ближе к вечеру, после задания. Напакостить-то он напакостил, но это не отменяло того, что профессионал он уникальный: пусть сначала дело сделает, а головомойка подождет.
Не чуя беды, мальчишка вошел в кабинет развязной походкой: решил, что вызвали ради очередного безотлагательного поручения.
– Садись и пиши список, – велел Крелдон.
– Какой список? – в недоумении уточнил первый амулетчик.
– Кому еще успел слить информацию, которая идет под грифом «для служебного пользования».
Дирвен несколько раз хлопнул пушистыми соломенными ресницами, однако в глазах у него, как показалось Орвехту, мелькнуло понимание. Знает, поганец, что рыльце в перьях.
– Накрыли мы твое тайное общество, – тяжело глядя на него, сообщил безопасник.
– Оно не тайное! Мы собирались открыто выступить и заявить о себе на бульваре Шляпных Роз…
– И порадовать горожан нарисованной задницей?
– Так это в знак протеста против всяческого срамотизма!
– Где ты откопал этакое дурацкое словечко? Ни в одном словаре его нет.
– Теперь будет, – с вызовом буркнул Дирвен. – Это я придумал.
– А служебную информацию зачем разгласил? Ты же в курсе, что это должностное преступление?
– Чтобы людей убедить, а то некоторые боялись идти.
– И убедил ведь, – хмыкнул Суно.
– Пообещав им защиту со стороны полиции и Ложи, – дополнил Крелдон. – Не подумал о том, что подвергаешь риску своих соратников? Боюсь, коллега Тейзург невысоко оценил бы ваше изобразительное творчество.
– Если бы он полез, я бы оказал ему противодействие, а там бы наши набежали, и мы бы его все вместе поимели, – без запинки, как на зачете, отрапортовал Дирвен.
После паузы Шеро тоскливо вздохнул:
– Эх, коллега Суно…
– Знаю, знаю, – в тон ему отозвался Орвехт. – Надо было не вытаскивать из речки, а притопить. Мой просчет. Дирвен, ты отдаешь себе отчет в том, что бульвар Шляпных Роз в придачу с окрестными кварталами после такой стычки, по всей вероятности, лежал бы в руинах?
– Зато избавились бы от этой сволочи, – угрюмо процедил виновник. – Насовсем.
– Не факт, что избавились бы, – сухо возразил Орвехт. – И даже если бы – не факт, что насовсем.
– Согласно секретной инструкции, с которой ты ознакомил несколько десятков городских недоумков, решающие действия ожидались от другого фигуранта, – напомнил Крелдон. – Кстати, прими к сведению, что упомянутое распоряжение аннулировано. Коллега Тейзург – глава дружественного Ларвезе сурийского государства и наш деловой партнер, покушения на него наказуемы законом.
– Почему? – голос парня дрогнул от обиды.
– Потому. Ты исполнитель, твое дело – выполнять приказы и соблюдать дисциплину.
Амулетчик на это ничего не сказал, но дерзко сощурился.
– За попытку нарушить общественный порядок на бульваре Шляпных Роз твои сообщники понесут ответственность. Считай, ты втравил их в неприятности.
– Мы не порядок нарушать собирались, а против срамотизма бороться! Ну, я имею в виду, бороться за общественную нравственность. Как в том мире, о котором Баглен Сегройский в своей книжке написал – вы, что ли, не читали?
– Представь себе, мы тоже читали Баглена Сегройского, – сказал Орвехт. – И в отличие от тебя дочитали до конца. Давай-ка посмотрим, кого ты навербовал. Во-первых, Филенда и другие такие же дамы, которых хлебом не корми, только дай посудить других. Во-вторых, нравоучители вроде Шаклемонга. Сколько мне приходилось наблюдать деятелей такого сорта, чаще всего оказывалось, что это люди со своей гнилью в душе, притом с сильной потребностью кого-нибудь преследовать и подвергать мучениям. Когда Шаклемонг говорит, что он бы одних живьем сжег в печи, а других обмазал дегтем и подвесил вниз головой, я ему, знаешь ли, верю. При попустительстве властей и поддержке толпы он бы и впрямь так поступал. Нравственность для таких, как он, – оправдательный предлог и удобный инструмент. В-третьих, к вам прибились недоросли из тех, которые всегда рады над кем-нибудь поглумиться. Этим не важно, за что бороться, за нравственность или за ее противоположность – все едино. Главное, чтобы не было спросу, а вы им как раз это и наобещали. Вы же прекрасно понимаете, что Тейзург вам не по зубам – следовательно, собирались нападать на тех, кто не сможет дать отпор?
– На его подражателей-срамотистов, – глядя исподлобья, процедил Дирвен. – На тех, кто заслужил!
– На тех, кто не сможет дать отпор и станет легкой добычей для вашей банды.
– Мы не банда, а гильдия общественников! – Мальчишка начал злиться, его голос зазвучал ломко и отрывисто. – И люди у нас в гильдии благоустремленные и высоконравственные, а не такие, как вы говорите!
– Каких ты словечек от новых друзей нахватался… Благоустремленные и высоконравственные люди – это те, кто честно живет, судит себя, а не других, помогает тем, кто в этом нуждается, совершает добрые поступки. И хвала богам, что среди нас такие есть. Это Зинта высоконравственная – она только тем и занимается, что лечит людей и носит еду малоимущим пациентам. Или возьми Хантре Кайдо и Зомара Гелберехта – оба рискуют жизнью и готовы драться насмерть, когда надо кого-нибудь спасать. Смотри на поступки – только они имеют значение. А ты собрал под свои знамена последнюю дрянь, какую не во всякую воровскую гильдию возьмут, потому что побрезгуют. Самому-то не противно?
– Так другие не пошли, только эти, – буркнул амулетчик, по-детски щурясь, словно вот-вот разревется. – Зато они, какие бы ни были, готовы бороться против Тейзурга за нравственные идеалы!
– Ты меня слушал или сидел тут, заткнув уши? Не за идеалы они будут бороться, а кормить своих внутренних демонов, используя пресловутую нравственность в качестве колюще-режущих столовых приборов.
– Слушал! Насчет Зинты и Гелберехта я согласен, их можно уважать, а Хантре Кайдо надо в каторжную тюрьму заодно с Тейзургом!
– Надо полагать, в благодарность за то, что он спас тебя, твоих близких и всех остальных в «Золотом подсолнухе»?
– Так он же по найму, деньги зарабатывал… – отведя взгляд, неприязненно процедил Дирвен, а потом снова вскинул голову, тряхнув отросшими вихрами: – И не передергивайте мои слова, не за это, а за то, что они с Тейзургом два башмака пара! С такими нельзя иначе. Он же не смылся вовремя из этой поиметой гостиницы, хоть и видящий восемь из десяти. Я не видящий, поэтому ушел… Тьфу, то есть, наоборот, несмотря на это, я ушел, а он остался! И Тейзурга он так и не убил, хотя в секретном распоряжении было сказано, что убьет. С этим надо бороться, и власти того мира, про который написал Баглен Сегройский, это понимали, а у нас еще не поняли… Там борцы за нравственность объединились и требовали своего, и власти их поддерживали, не то что у нас.
– Это верно, тамошние власти допустили такую печальную ошибку, серьезно подмочив свою репутацию в глазах более-менее разумных подданных. Недаром же говорят: не тот дурак, кто съел два жбана огурцов, а тот дурак, кто их ему дал. Ты и в самом деле рассчитываешь, что Ложа совершит такую же глупость – при том что мы тоже читали Баглена Сегройского?
– Значит, вы эту книжку не поняли! – запальчиво возразил Дирвен. – Власти должны помогать нам и финансировать, иначе все начнут жить, как Тейзург, потому что посмотрят на него и сами такие же станут!
– Вот даже не знаю, что хуже, когда балбесы вроде тебя не обучены грамоте – или когда они научаются читать и давай все на свой лад перетолковывать, – проворчал молчавший до сих пор Крелдон.
Они с Орвехтом на допросах нередко работали в паре: коллега Суно ведет разговор, а коллега Шеро в это время изучает собеседника, отслеживая с помощью особых магических приемов эмоции, намерения, скрытые душевные движения.
– Подражателей у Тейзурга не так уж много, – продолжил Орвехт. – Остальные смотрят на них со стороны и продолжают жить по-своему. Истинное бедствие – это когда появляются такие, как вы, начинают баламутить общество и стравливают тех и других. Вот тогда, при достижении некой точки кипения, возможно все что угодно.
– Было бы возможно, кабы мы это допустили, – тяжело припечатал Шеро Крелдон. – Посидишь на гауптвахте, да без книжек, раз они тебе впрок не идут. Срамотизм был бы, если б ваша малахольная банда пошла по улицам с этакими картинками. – Он кивнул в угол, где стоял конфискованный у Филенды шест с разрисованным кругом.
– Это наша борьба! Мы все равно будем показывать и рассказывать, что такое срамотизм, и обо всех безобразиях Тейзурга, и про то поимелово в гостинице, чтобы каждый знал, от чего надо оберегать неокрепшие умы!
На пороге кабинета появились вызванные мыслевестью службисты.
– Заберите у него все амулеты – и на гауптвахту.
– Стало быть, чтобы защитить от влияния неокрепшие умы, для начала надо всем и каждому рассказать в подробностях о безобразиях Тейзурга? – спросил Суно.
– Да! Потому что должны же люди знать о том, про что им говорить и читать запрещено, чтоб они сами такие не стали… И мы так и сделаем, чтобы до каждого донести правду и всех поднять на борьбу! Мы будем добиваться, чтобы о Тейзурге и его делах даже упоминать было запрещено!
– На хлеб и воду его, – сумрачно распорядился Крелдон.
– По твоей логике, сначала надо всем рассказать – и каждой старушке, что сидит с вязанием у окна, и каждому малолетнему школьнику – а потом запретить? – уточнил Суно.
– Ну да! В том мире так и сделали, написал же об этом Баглен Сегройский, и правильно сделали…
– Вообще ему жрать не давайте, пока не поумнеет! – рявкнул вслед маг-безопасник.
– Ты хочешь уморить его голодом? – скептически уточнил Орвехт, когда дверь закрылась.
– Хочу выпить чего-нибудь покрепче кофе, – проворчал душитель свободы Шеро Крелдон, доставая из шкафчика запечатанную бутылку с золоченой эмблемой винодельни. – И за какие грехи боги посылают нам дураков?
– Грехов-то у нас с тобой немало за время службы накопилось – видно, за то и посылают. Лучше давай порадуемся, что мы этих деятелей накрыли до того, как они успели бучу в городе поднять.
– И коллеге Снарвехту нынче будет радость. – Безопасник достал два тяжелых граненых бокала, разлил вино. – Получит он подкрепление, за коим приезжал. Тех амулетчиков, которых Дирвен в свою шайку сманил, я к нему в пограничье отправлю: пусть с нечистью на болотах воюют, а не в столице куролесят. С остальными посмотрим, что делать… Самое печальное, что их немало – с полсотни ведь набралось за короткий срок, и стало бы еще больше, ежели бы мы это дело своевременно не прихлопнули.
– Когда это дураков было мало? – хмыкнул Орвехт, пригубив изысканное марочное вино.
– И то верно. Зато мы оперативно сработали, за это и выпьем.
«Хотя бы она не влипнет…»
Он больше не был видящим восемь из десяти, но кое-что осталось при нем. Так, он знал наверняка, что Хеледика жива и здорова, только находится очень далеко. На северо-востоке. И хорошо, что она сейчас в дальних краях. В Аленде что-то назревало, а он даже приблизительно не мог определить, что это будет, каким образом случится, от кого зависит. Кружил по городу, а по ночам забирался на крыши, поближе к звездам, но это не помогало.
Иногда рядом с ним на коньке крыши устраивался лохматый белый пес. Если их замечали снизу люди – показывали пальцами, смотрели, переговаривались. Некоторые начали оставлять на чердаках еду, и это было кстати: не надо заботиться о пропитании.
Однажды его разыскал Шнырь. Хантре его еле видел, словно гнупи был соткан из цветного тумана: смуглое лицо с большим вислым носом, голова покрыта черной щетиной, зеленая курточка с золотыми пуговицами, линялые штаны, тупоносые деревянные башмаки. За спиной висел сшитый из разноцветных лоскутьев матерчатый ранец.
«Если я все-таки могу разглядеть этого паршивца, который благодаря чарам Тейзурга даже для магов невидим, дела не так плохи», – подумалось Хантре.
– Чего ты, Крысиный Вор, домой не идешь? – сварливо спросил визитер. – Господин по тебе скучает, а мы, конечно, рады-радешеньки, что ты убрался, но тоже скучаем… Глянь, я тебе вон чего принес!
Он поставил на пол и открыл ранец: там был блестящий иномирский термос и бутылка сливок.
– Тебя прислал Тейзург?
– Нет, я сам до тебя пошел. Несмотря на то что ты отнял и погубил мою крыску! Несколько дней и ночей я тебя, ворюгу, выслеживал. Кофе сварила тетушка Старый Башмак, а сливок мы нацедили на кухне, мы даже плевать туда не стали. Господин из-за тебя тоскует и злится, нам боязно… Возвращайся, а?
– Возвращаться не собираюсь, но мне надо кое-что обсудить с твоим господином. На днях зайду.
– А насовсем останешься?
– Нет.
– Ты рыжий ворюга и подлый крысокрад! – обозвал его расстроенный Шнырь. – Бутылку можешь с крыши кому-нибудь на голову скинуть, хе-хе, весело будет, а господский термос не вздумай присвоить, как мою крыску, – тут оставь, я потом заберу.
Хантре пил кофе в чердачных потемках, глядя на месяц в слуховом окошке, и думал о том, что он как будто идет по хрупкому мостику над пропастью… Но какой, к черту, мостик, если того и гляди начнется землетрясение.
Поесть ему все-таки принесли, куда ж они денутся. Вначале – хлеб и воду, а потом, как возникла в нем нужда, стали кормить досыта. Они ведь понимают: ослабевший от недоедания амулетчик может и удар пропустить, и голова у него не вовремя закружится… Только оставили, придурки, без сладкого и без пива, как наказанного пятилетку.
Держали его по-прежнему на гауптвахте, но это хорошо, а то бы Щука ему дома все потроха сожрала. Они с мамой к нему приходили, и мама плакала, а Глодия ругалась. Борьбу за нравственность она не оценила: мол-де это заумь и дурь, а в большом городе, известное дело, всякие живут по-всякому, сплошная ярмарка с балаганом, и ежели это запретить, скукотища настанет. Щучья порода, что с нее взять – никаких моральных устоев.
Еще его навестил Орвехт, толковал, что, если хочешь изменить мир к лучшему, начни с себя. Дирвен на это ответил, что придурок он, что ли, с себя начинать, когда гляньте вокруг – полно тех, кого надо взять в оборот и переделать, пока не поздно. Учитель Суно посмотрел на него невесело, как на похоронах, и высказался в том смысле, что вынужден признать – его логика против дирвеновой логики бессильна.
– Это потому, что я же прав! – угрюмо пробормотал Дирвен, когда дверь за магом закрылась.
Невыносимо было думать о том, что Госпожа Развилок, которую правильнее называть Рогатой Госпожой, опять над ним посмеялась. Это ведь она подстроила, чтобы Дирвен уехал в тот вечер из «Пьяного перевала»! А если б он там остался… Все же знают, что один раз не в счет. А придурка Хантре за дверь бы взашей вытолкали, зачем им какая-то рыжая сволочь. Но Рогатая любит подсовывать такие развилки, что или повернешь не туда, или пройдешь мимо и узнаешь об этом уже после, когда впору только локти грызть и думать: «вот если бы…»
Бесился и тосковал он по вечерам на гауптвахте, днем страдать было некогда: первый амулетчик Светлейшей Ложи нарасхват. На заданиях посторонних к нему не подпускали, даже заказчиков, все разговоры через магов из охраны.
В Музейное крыло королевского дворца Дирвена послали искать блуждающий артефакт – старинный, запрятанный давным-давно: на днях он «проснулся» и начал вредить, ускоряя износ мебели, половиц и оконных рам. Когда перед опальным первым амулетчиком появился кухонный слуга с кастрюлькой бульона, Дирвен про себя позлорадствовал, что придурки-сторожа недоглядели. Потом уловил присутствие нехилой магии – ясно, бульончик не простой, с его-то паров охрана и клюет носом – и мигом приготовился к бою.
– Чего надо?
– Заключить с вами сделку, молодой человек, – ответил слуга.
Его физиономию Дирвен видел впервые, но в голосе и манере говорить было что-то знакомое.
– Мы с вами встречались позапрошлым летом в Суринани. Чавдо Мулмонг, к вашим услугам.
– И что вы мне можете предложить, кроме как сдать вас начальству и получить премию? – сощурился Дирвен.
– Да полноте, не смешите меня, разве ваше начальство ценит ваши заслуги? Посмотрите-ка лучше, что я принес!
Поставив кастрюльку на подоконник – Дирвен держал защиту и готов был в любой момент отразить атаку, – Мулмонг медленно вытянул из-за пазухи бумажный пакет. Понимая, что его могут прихлопнуть, как букашку, он старался продемонстрировать безобидность своих намерений.
В пакете был золотистый головной обруч. Медальон на цепочке. И кольцо с печаткой. Арибанские амулеты?.. Откуда они у Мулмонга?
– Это латунные подделки, – пояснил визитер. – Медальон находится у вас, а вот эту копию вы дали молодым людям, которые с помощью вашего покорного слуги нашли остальное. Мы готовы передать вам подлинники, но хотим кое-что получить взамен. Речь идет об артефакте, который вы добудете шутя, когда в вашем распоряжении окажется Наследие Заввы в полном комплекте.
– Наследие Заввы? – переспросил Дирвен, выгадывая время.
Ладони у него вспотели, во рту пересохло. Слишком неожиданно, и вряд ли тут никакого подвоха…
– Так называются эти три амулета.
Мулмонг смотрел на него, сложив на животе руки: мол, теперь твой ход.
– Что вы хотите взамен?
– Старинный артефакт, который носит название «Морская кровь». Это коралловое ожерелье, хранится в сокровищнице Ложи, копию я вам покажу. Поклянитесь богами и псами, что вы отдадите мне «Морскую кровь», и тогда мы отдадим вам Наследие Заввы.
Лукавый взгляд игрока себе на уме. Этот прохиндей не внушал первому амулетчику доверия.
– Вам же соврать – плюнуть да растереть. Почем я знаю, что вы не морочите мне голову?
– Молодой человек, вы меня обижаете, я ведь знаю, кому можно морочить голову, а кому нет. Уж не думаете ли вы, что я рискнул бы обманывать будущего законного хозяина этого дворца? – Чавдо Мулмонг повел рукой, словно указывая собеседнику на обветшалое великолепие королевских покоев. – Боги и псы свидетели, я предлагаю вам честную сделку!
Побеседовать с коллегой Тейзургом Орвехта попросил Шеро Крелдон. Зинту к нему уже посылали, но Зинта – особая статья, к ней он всегда хорошо относился, а нынче надо бы выяснить, как он настроен к Светлейшей Ложе.
Суно отправился в гости после обеда. Остатки раскисших сугробов на бульваре Шляпных Роз уже убрали, большая часть публики щеголяла весенними нарядами. Сияли на солнце витрины магазинов, спицы в колесах экипажей и посеребренные шпили на башенках особняков.
Над резиденцией князя Ляраны реял государственный флаг с сине-зелено-фиолетовым змеиным узором по черному полю. Тейзург сам его придумал, после того как обзавелся собственным княжеством. Ему нравилось, а народ вначале смотрел с оторопью да бормотал обережные заклятья, но потом привык.
Когда маг Ложи остановился перед ажурной чугунной калиткой, его окликнули:
– Добрый день, коллега Орвехт.
Хантре был в своей иномирской куртке, уже изрядно потрепанной. Капюшон низко надвинут, глаза в тени.
«Надеюсь, ты не убивать его явился», – озабоченно подумал Суно.
А вслух сказал:
– И вам доброго дня, коллега Кайдо. Вы тоже сюда?
– Мне надо кое о чем у него спросить, – с досадой подтвердил рыжий.
«Небось специально караулил, когда кто-нибудь придет, – догадался Орвехт. – Ну, это я понимаю… После такого, гм, инцидента мне бы тоже не захотелось идти сюда в одиночку».
Литой узор калитки изображал змею, обвившуюся вокруг стебля цветка.
От дверей уже спешил слуга. Сообщил, кланяясь, что господин сейчас принимает ванну, но безмерно рад гостям и просит немного обождать. Проводил их в залу на втором этаже.
Окна здесь выходили на круговой балкон, уже очищенный от снега – там стояло одинокое плетеное кресло, судя по его виду, забытое с осени. Орвехт не удивился бы, если б узнал, что коллега Тейзург нарочно оставил кресло зимовать снаружи – из эстетских соображений, чтобы посмотреть, как оно будет выглядеть в разные сезоны.
– Как же я счастлив вас видеть!
Хозяин дома вышел к ним в баэге из матово-черного шелка с блестящим узором, напоминающим морозные разводы на оконных стеклах, но в черном варианте. Его удлиненное лицо с треугольным подбородком было гладким без изъянов: от шрамов, оставленных кошачьими когтями, он избавился после того, как выяснилось, что сочувствующих наберется раз, два и обчелся.
Жены и мужья тех, кто провел веселую ночь в «Пьяном перевале», не скрывали злорадства: мол, поделом эту наглую физиономию изуродовали, еще не так надо было проучить! Остальное общество с ними соглашалось – по крайней мере, на словах. Обнаружив, что эффект вышел не тот, какой предполагался – в нем видят не страдающего романтического любовника, а ходячее подтверждение тезиса, что дурные дела не остаются безнаказанными, – маг в два счета убрал рубцы.
– Хантре, ты все-таки пришел…
Похоже, обрадовался он искренне, но было в его улыбке что-то скорпионье.
– Ага, пришел поблагодарить тебя за песчанницу.
– Тем утром мы оба сказали друг другу то, чего не стоило говорить, но согласись, ночь была волшебная…
– Еще какая волшебная, – процедил Хантре. – Ты знал о том, что песчанница наведет чары, которые лишат меня способностей видящего?
– Ты о чем? – нахмурился Тейзург. – Песчанницы не владеют такими чарами… Что же ты раньше молчал, давно это случилось?
– После гостиницы. Значит, ты был не в курсе. Жаль. Лучше бы это оказалась твоя идиотская шутка. Если это подстроил кто-то другой, кому выгодно, чтобы я перестал быть видящим, – тогда дело дрянь, и боюсь, не только для меня.
– Коллега Эдмар, вы не выяснили у песчанницы, кто ее захватил и продал Бутакур-нубе? – спросил Орвехт.
Золотоглазый молчал, он ведь не из тех, кто легко сознается в своих просчетах, но, судя по выражению лица – выяснил, и сложившаяся в результате картина ему совсем не нравилась. Наконец он криво улыбнулся:
– Хантре, я решу эту проблему. Ты не мог бы некоторое время пожить на севере, за Сновидческим хребтом? Там безумно красиво весной, когда тундра цветет. Во владениях Дохрау ты будешь в безопасности.
– Кто за этим стоит?
– Лорма. – Он покаянно развел руками. – У этой кровопийцы к тебе счет. Помнишь, я рассказывал? Я разберусь, а ты отправляйся пока на Северный полюс. Твой старый ледяной дворец до сих пор там стоит – может, еще два-три таких же построишь?
«И мы с коллегами хороши, – подумал Суно. – Надо было не оставлять песчанницу наследнику Бутакур-нубы на расправу, а забрать для дознания».
– Иди ты сам на Северный полюс, – огрызнулся рыжий. – Или куда угодно. Я в отличие от тебя наших прошлых встреч не помню, но почему-то мне кажется, что все это вполне в твоем духе.
– Но согласись, иначе было бы скучно. – Тейзург, уже овладевший собой, ухмыльнулся. – Игра обязана быть интересной. Кстати, все прочее, кроме способности видеть – при тебе? Если нападут, сможешь дать отпор?
– Сейчас проверим.
Пол под ногами дрогнул, оконные стекла задребезжали. С карнизов пластами обвалилась пышная изысканная лепнина, а громадный камин, отделанный белоснежным мрамором, пошел трещинами.
– Вроде все при мне, – бросил Хантре. – Надеюсь, что больше наши дорожки не пересекутся. Прощай.
– Подожди! – крикнул вслед Тейзург, но рыжий не оглянулся.
Шаги на лестнице затихли, внизу хлопнула дверь.
Орвехт тем временем отправил мыслевесть Крелдону.
– Что ж, теперь снят вопрос о его зарплате за два последних месяца, – кисло заметил Эдмар. – Удержу за порчу имущества. Это «прощай» так душераздирающе прозвучало… Коллега Суно, не хотите вместе со мной напиться вдрызг?
– Напиться – увольте, мне еще на службу, но от бокала доброго вина кто ж откажется?
– Тогда присаживайтесь. – На его лице появилась подкупающая улыбка непонятого хорошего человека – не знай Орвехт, что за стервец перед ним, принял бы за чистую монету. – Останемся здесь, не возражаете?
В одной из оконных рам со звоном осыпалось треснувшее стекло, по зале пронесся свежий ветерок. Маг Ложи устроился в кресле, перед тем смахнув с сиденья штукатурку.
– Я не мог поступить иначе, – доверительно сообщил Эдмар, когда пригубили вино. – Что мне оставалось делать? Других вариантов не было, и это позволило Лорме переиграть меня, но игра еще не закончена. Эта древняя пиявка пожалеет о том, что бросила мне вызов. Согласитесь, коллега Суно, любовь извиняет все.
– Не могу согласиться, коллега Эдмар. Не извиняет. Я бы сказал, что в любви так же, как в работе лекаря, должен действовать принцип «не навреди».
– Забавная точка зрения, но на это можно возразить…
Что у него были за возражения, Орвехт так и не узнал, потому что в следующий момент залу тряхнуло – и куда сильнее, чем в первый раз. Остатки оконных стекол звенящим дождем хлынули на пол. Из бокалов выплеснулось вино. Камин раскололся, словно по нему ударили кувалдой.
– Это он слегка перегнул, не находите? – Эдмар выглядел скорее заинтригованным, чем озабоченным.
Суно не успел ответить – за вторым ударом последовал третий. С крыши с грохотом посыпалась черепица. Ляранский флаг тоже свалился, вместе с куском шпиля, и раскинулся на балконе шевелящимся фиолетово-сине-зелено-черным полотнищем.
– Он решил развалить мой дом? – тоном ироничного театрального зрителя произнес Тейзург.
Стремительные шаги – и в проеме появился Хантре. Капюшон был откинут, темные глаза тревожно светились на побледневшем лице.
– Ты немного переусердствовал с эффектами, – дружески заметил хозяин особняка. – Надеюсь, от бокала вина не откажешься?
– Не до вина сейчас. Это сделал не я.
– Честно говоря, я уж начал бояться, что ты ушел насовсем, и мне только и осталось, что сидеть посреди этих руин да слагать стихи о Крысином Воре, который у Шныря украл крыску, а у меня – сердце…
– Ты слышал, что я сказал? Это. Сделал. Не я. Ключевое слово – частица «не», понял? По-моему, началось.
– Ты меня не разыгрываешь?
– По-твоему, пришел бы я сюда ради розыгрыша?
– Поверь, если бы это было возможно, я был бы безумно счастлив. – Он улыбнулся Хантре с искренней теплотой и сожалением (каков мерзавец, оценил Суно), а потом враз стал трезвым, злым и собранным, словно поменял маску. – Мой дом магически защищен, и я не знаю никого, кроме тебя, кому по силам пробить эту защиту…
– Смотрите! – Орвехт указал на обрамленный остатками стекол оконный проем.
В небе что-то происходило. Вначале на пустом месте откуда ни возьмись расплылось облако, похожее на кляксу, потом на полуденной лазури стали одна за другой появляться кривые белесые буквы, сложившиеся в надпись:
Ну что даждались предурки? В Сонхи теперь есть Властилин!!!!
– О, нет… – с мученической гримасой процедил сквозь зубы Тейзург. – Боги и демоны, только не это!
2013–2015
