74

Отяжелевшие от жирной еды и осоловевшие, Клаус с Ригардом поднялись за хозяином на второй этаж и терпеливо ждали, пока он отопрет ключом дверь апартамента.

Наконец замок поддался, Галлен вошел первым, за ним Ригард, только Клаус замешкался, пропуская приятеля вперед, и в этот момент дверь соседнего апартамента приоткрылась и Клаус увидел лицо молодой женщины – высокий лоб, черные блестящие глаза, нос с горбинкой и завитушки черных волос на виске.

Дверь тихо закрылась, Клаус даже головой встряхнул, чтобы разобраться, было ли это видение, вызванное слишком плотным обедом, или случилось наяву.

Запах розового масла и настойки агайи, оставшийся в воздухе, заставил его поверить в существование прекрасной незнакомки. Точно такой пьянящий запах исходил от Ядвиги – Клаус уловил его, когда единственный раз решился подойти к ней достаточно близко.

– Ну что ты там встал? – крикнул из комнаты Галлен, и Клаус вошел, закрыв за собой дверь.

Он видел Ригарда, внимавшего тому, что говорил хозяин, он видел побеленные стены прихожей, натертые воском полы и набитый соломой тюфяк в углу, где спал прежний слуга их хозяина. Однако все это Клаус воспринимал с большим трудом, через маячивший перед ним образ незнакомки. Кто она?

В дверь постучали, Клаус тотчас ее открыл. В коридоре стояли приказчик и трое лакеев.

– Вам принесли горячую воду и два таза, – сообщил приказчик.

– Заходите, – ответил Клаус, шире открывая дверь. Вместе с лакеями в прихожую проникли запахи розы и агайи, еще витавшие в коридоре.

Лакеи оставили воду и ушли, а Ригард с Клаусом стали сливать хозяину, пока он мылся. Потом они поливали друг другу и, смыв дорожную грязь, отправились на задний двор, где находилась кастелянтская служба.

Здесь стирали и штопали постельное белье, а также личные вещи постояльцев, однако Клаус с Ригардом сдавать свои и хозяйские вещи не стали, ведь за стирку и уход им уже было обещано жалованье. Они лишь взяли у кастеляна щелок, мыло, две щетки и два таза с горячей водой, а потом направились к дальнему углу двора – за конюшню, где для хозяйственных нужд былы поставлены два крепких стола.

Пока белье замачивалось, Клаус давал напарнику уроки чистки.

– По грязной одежде щеткой сильно не ерзай, так только грязь вобьешь. Вот так, смотри, шлепаешь сухой ладошкой, а потом сверху, легонько ширк-ширк, чтобы пыль смахнуть. И снова ладошкой… И поверху…

– Эдак долго шлепать придется.

– Долго. Зато куртка будет, как новая.

– А может, ее постирать?

– Ты что? Она же с подкладкой, с подстежками, а садятся они каждая по-своему, будет у тебя седло из тряпок, а не куртка.

Из конюшни вышел конюх, постоял, наблюдая за этими уроками. В конце концов спросил, знает ли Клаус, чем лучше смазывать сапоги. Прежде он чистил их дегтем, но тот пропитывал кожу сапог насквозь и пачкал обмотки, к тому же и пыль на деготь садилась очень густо.

Клаус выслушал жалобы конюха и сказал:

– Деготь, конечно, вещь нужная. Без него сапоги не почистить, только его нужно в ваксу сбивать – смешивать с топленым бараньим жиром.

– С бараньим жиром?

– Вот именно. Две части дегтя на одну бараньего жира. Смешать и дать часа два настояться, пока бараний жир таять не начнет. Потом надо взять палку, хорошо перемешать – и будет вакса.

– Чего? – не понял конюх.

– Вакса – это такая сапожная замазка.

– Обязательно попробую, – заверил конюх. – А вы, стало быть, новые слуги этого щедрого дворянина?

– А он дворянин?

– Не знаю, но по повадкам благородный и щедрый. За каждый раз монету кидает, я его коника как своего выглаживаю.

Клаус взял из рук Ригарда куртку и стал ее чистить дальше.

– А мне что делать? – спросил тот.

– Начинай белье отбивать, – сказал Клаус и, упреждая вопросы, добавил: – Как тесто месить, ты ведь это умеешь?

– Это умею, – кивнул Ригард и перешел к тазу.

– А что там у нас за соседка живет? – спросил Клаус как бы между прочим, не прекращая работы.

– Черноглазая девица? – сразу догадался конюх и покачал головой. – Я ее всего-то раз видел, а она здесь уже две недели живет.

– Красивая?

– До жути. К ней горничные по двое прибираться ходят – боятся.

– А чего боятся?

– Не знаю. Говорят, их страх пробирает.

– Как пробирает?

– Известно как, холодом да мурашками.

– А тебя-то пробирало, когда ты ее видел?

Клаус отложил куртку и взялся за штаны, вконец испорченные травяной зеленью.

Конюх отогнал рукой привязчивую муху и повторил:

– Видная она очень, до жути. Вот и все слова. По-другому и не скажешь.

– А кто она? Есть ли у нее муж или она девица?

– Замужняя. Приезжала на рессорном крытом балаканте. Это как фаэтон, только покрепче сбитый, для дальней дороги. Кучер чужой был, иноземный. По-нашему ни гу-гу. Седоков сбросил, три сундука снял и был таков, как будто торопился.

– Так их двое было?

– Двое. Она и муж. Высокий такой, представительный, вроде как из торговых. Только его теперь не видно и не слышно, а как выходил, никто не заметил.

– Как же так?

Клаус встряхнул штаны и повесил на каменный забор.

– А вот так. Не знаем, что и думать.

– А кто за нее платит?

– Приказчик шепнул, что заплачено за месяц вперед. И еда хорошая, и вино, и сладости всякие…

– Странно как-то, – заметил Клаус и невольно поежился.

– То-то и оно, – согласился конюх.