38

Закончилось жаркое и пыльное лето, пошли осенние дожди, и на сбор лягушек Питер отправлялся теперь, прикрываясь просмоленным мешком. Совсем от сырости это не избавляло, ведь ему все равно приходилось лезть в воду, однако приходить к реке промокшим до нитки было неприятно.

По осени лягушек в реке становилось меньше, и Питер мог приносить меньший улов, но он научился прикармливать рыбу, поэтому доставлял все те же корзины, а в свинарнике под навесом Гурд и Ланкер сами решали, что свиньям, что рабам, а что и хозяевам, ведь иногда Питеру удавалось наловить крупных линей, которых орки ценили особенно высоко.

Занятий с Корнелием Питер не прекращал, правда, встречались они теперь реже, зато далеко ходить не требовалось — Корнелий подобрал для занятий удобную полянку недалеко от лесной тропы.

Питер осваивал двуручные мечи, топоры, стрельбу из арбалета и барийского лука, растягивать который учился целый месяц.

Отношение хозяев к нему тоже изменилось, теперь он получал еду на плошке, а вместо вонючего жира к куску свежей лепешки ему полагался копченый окорок. Бриану же его долю по-прежнему бросали в пыль.

Вечером повар-невольник приносил ему в погреб горячий отвар из трав и сушеных ягод, а постелью ему служила не рассыпанная солома, а набитый сеном тюфяк и мягкая подушка из пакли.

Питер принимал это как должное и нисколько не смущался перед другими невольниками, положение которых не изменилось. Глава семьи Даувпирт называл его отличным работником, а другие орки, встречая на улице, замолкали при его приближении и долгими взглядами провожали худенькую, но несгибаемую фигурку ценного невольника. Те же, кто когда-то мечтал с ним разделаться и отомстить за родственников, разговоров на эту тему больше не заводили. Построенный на чужой земле город нуждался в защитниках, а из этого человека, по слухам, получался крепкий воин.

Наиболее зажиточные семьи орков, владельцы самых больших усадеб в глиняном городе, уже начинали соперничать за право выкупить у Даувпирта молодого защитника, когда тот будет готов. Речь шла о сотне-другой золотых дукатов, в таких случаях мелочиться было не принято.

Началась зима, которая в южных краях почти не отличалась от осени. С деревьев облетели листья, корни купыря затвердели и высохли, сборщики перешли на молодые ветки и носили их к свинарнику огромными вязанками. Питер продолжал свой промысел, похолодевшая вода его не смущала, а для подкормки он научился разводить земляных червей, поставив для них корыто с перегноем прямо под навесом у свинарника.

Работники свинарника берегли корыто Питера и не решались сунуть нос под крышку. Только Ланкер знал, что в нем, но не считал нужным рассказывать остальным. Больше других страдал от неудовлетворенного любопытства Бриан.

Придя в очередной раз на поляну, где они с Корнелием продолжали занятия, Питер увидел высокий, крытый ветками и травой навес. Он занимал почти всю поляну, под ним на сухом островке сидел Корнелий.

— О, это ты велел построить навес? — спросил Питер, садясь рядом.

— Нет. Хозяин так решил. Они ждут, что ты станешь защитником.

— Вместо тебя? Ты что, собрался уходить?

— Я попытаюсь уйти, но не теперь. А защитника можно выгодно продать — торговля за тебя уже идет.

— Но ведь они должны еще суметь удержать меня.

— Они применят старый способ. — Корнелий поднялся. — Позовут колдунов, и ты полюбишь орков-молоканов, как своих собственных братьев.

— Я… Я не сдамся. Как мне противостоять колдовству, Корнелий?

— Мне это неизвестно, я ведь не маг и не травник. С оружием — изволь, научу всему, что знаю, об остальном позаботься сам. Что выберешь сегодня для урока?

— Меч. Мне нравится, когда получается.

— А что неприятно, с чем ты не дружишь?

— Барийский лук. Не хочу за него даже браться, все мои стрелы летят вкривь и вкось. Не мое это оружие.

— Что ж… — Корнелий вздохнул. — Значит, сегодняшний урок мы целиком посвятим барийскому луку. Ты достаточно силен, чтобы растянуть его и послать стрелу, но, отпуская тетиву, ты расслабляешься.

— Почему же не расслабиться, ведь стрела уже в полете?

— Потому что стрелы любят строгость.

До самого вечера, до дрожи в руках и ногах, Питер «держал позицию», растягивая лук высотой с него самого, и посылал в деревянные щиты стрелу за стрелой. Но как ни старался, как ни выдерживал все тонкости прицеливания, его стрела била четыре доски, а у Корнелия выходило шесть насквозь.

— Я не могу понять, вроде и лук один, и стрела одна и та же, почему же у меня в четвертой вязнет, а твоя шесть насквозь проходит? — недоумевал Питер.

— Я все повторяю, но ты не слышишь — стрела строгость любит, ее до шестой доски вести нужно, а ты воткнул в первую и зеваешь.

Питер вздохнул и опустился на сухую траву. Потом подставил руку под бежавшую из худой крыши струйку воды.

— Скажи, Корнелий, а зачем молоканам защитники? Они ведь и сами здоровые, проворные, да и пикой их не пробить, как будто они мешки с камнями. Тесаки у них в фут шириной, такой штукой лошадь с полумаху рассечь можно.

— У них своя жизнь. Вот — свинарники, продвижение камней Каиппы, тех, что они на столбах держат… Ну и не каждый годится быть защитником, для этого мало быть здоровым и сильным, нужно уметь пройти сквозь строй врагов и уцелеть.

— И ты можешь пройти сквозь строй и уцелеть? — тут же спросил Питер.

Корнелий вздохнул:

— Случалось.

— И что, в защитники только люди годятся, молоканов-защитников не бывает?

— Бывают. И молоканы, и орки из долин, и даже горные карлики. Дело не в происхождении, а в пути, который предначертан человеку. Если дано ему быть воином, он им станет, и тогда держись за этого человека, он будет тебе защитником. Вот наши молоканы и держатся.

Корнелий подошел к своему кожаному мешку, в котором носил к урокам разное оружие, и достал длинный, завернутый в чистую холстину сверток.

— Вот, — сказал он, возвращаясь к Питеру. — Хозяин передал для тебя.

Питер поднялся, взял увесистый сверток и, развернув холст, увидел старые кожаные ножны и торчавшую из них деревянную рукоять меча.

Вынув меч, он осмотрел потускневший от времени металл, потрогал затупившиеся кромки. Поскреб ногтем несколько пятен ржавчины.

— Сколько же ему лет?

— Много, — уклончиво ответил Корнелий.

— Кому он принадлежал, какому-нибудь прежнему защитнику?

— Скорее всего. Три фута — самое быстрое оружие, я подскажу тебе, как привести его в порядок.

— Это означает, что меня забирают из свинарника? — усмехнулся Питер, взвешивая на руке меч и привыкая к нему.

— Это означает, что наступают тревожные времена.

— Для молоканов?

— Для нас, защитников.

— Я еще не защитник и не хочу быть им.

— Ты еще и не воин, но из всех, кто есть в свинарнике, единственный умеющий постоять за себя. Рамбосса нарушил перемирие, и его легионы двинулись отвоевывать захваченные туранами и карсаматами земли.

— И он не боится магии и всех этих монстров? По ночам в Аруме нас окружали жуткие чудовища — порождения Хиввы. Они убивали всех живых, до кого могли дотянуться, а часовых подбивали открыть двери, говоря голосами их родителей или детей.

— Я слышал, Рамбосса — тоже маг. Может, он и не самый сильный, но под его плечо становятся многие, кто владеет тайными силами. А его солдаты, конная гвардия, в открытом бою могут сокрушить любого врага.

— И строй орков им нипочем?

— Конный манукар разрубает молокана надвое, как тыкву.

— Кто такой этот манукар?

— Манукары — воспитанные в императорских корпусах дети туранов. Они учатся держать меч раньше, чем ходить. Их мать — империя, их отец — император. Ростом они лишь немногим уступают молоканам, носят сто фунтов стальных доспехов, машут шестифутовым мечом, как ты палкой. Гвардейский конный корпус императора насчитывает пятьдесят тысяч. Кто устоит против такой силы?

— Ого, — только и смог произнести Питер и покачал головой.

Они помолчали, прислушиваясь к шелесту зимнего дождя.

— А может, не нужен мне этот меч, я ведь человек, а не орк, — меня-то они не тронут.

Корнелий улыбнулся:

— Ты не человек, ты — рабочая скотина, приносящая доход молоканам. Если всех рабов города убить, дела здешних поселенцев покатятся под гору.

— Так, может, и не дойдут еще до нас?

— Полтора десятка таких поселений уже разрушены, сожжены, стоптаны лошадьми. Манукары и пехотинцы убивают всех, на кого могут опереться орки. Это те же тураны, только под императорскими флагами. Они спешат выжечь земли, которые не смогут удержать, ведь Хивва, собравшись с силами, снова вернется сюда.