92

Ферлин обожал пробежки на свежем воздухе, и свежего воздуха здесь было предостаточно, но бежать приходилось на беговой дорожке, а воздух подавался системой вентиляции закольцованного типа, поскольку даже вывод наружу отработанной дыхательной смеси мог привлечь внимание средств вражеской технической разведки.

После пробежки были душ, завтрак и визит к капитану Торну, с которым они встречались каждые два-три дня, в зависимости от занятости начальника.

Иногда встреча длилась минут двадцать, иногда час. Торн интересовался тем, что Ферлин прочитал из выбранных книг и что усвоил из обязательных к изучению файлов. На сегодня был назначен очередной урок географической и политической спецориентации, но информация была настолько секретна, что передавать ее мог только лично капитан Торн, а файлы, в которые она была заархивирована, закрывались кодом с тремя ключами: один из них находился у Торна, второй у начальника «спецотдела» и третий у директора СГБ.

— Что сегодня ели, опять рыбу?

— Но вы же знаете, сэр, — улыбнулся Ферлин, садясь напротив капитана в его кабинете.

— Да, мне докладывают, что вы едите, какие блюда заказываете снова, сколько потребляете калорий и каков состав вашей, извините, мочи.

— Я не в претензии, сэр. Но знаете, что меня интересует помимо вопросов подготовки?

— Что же?

— Как сюда доставляют самые свежие продукты, из которых готовится вся эта еда, ведь мы здесь полностью изолированы?

— Ну, это не так сложно, — улыбнулся капитан, ослабляя ворот и потягиваясь. Ферлин пришел к нему в девять пятнадцать, а он уже работал с пяти тридцати. — Для снабжения таких комплексов используются трубопроводы. Сначала ротором прокладываются тоннели, внутри протягиваются трубы, которые заканчиваются на какой-нибудь перевалочной или транспортной базе, где все сотрудники являются агентами СГБ.

— Но лучше «спецотдела».

— Да, значительно лучше. На склады привозят продукты, потом их развозят по магазинчикам, но часть прямо со клада утекают по трубопроводу в подземный бункер. Вот и вся хитрость. Но сегодня мы поговорим об устройстве жизни наших оппонентов, насколько мы вообще можем это понимать и истолковывать.

Капитан нажал кнопку интеркома и сказал:

— Курт, кофе, пожалуйста…

— Одну чашку?

— Мне кофе, а гостю — молоко.

Ферлин кивнул. Торн был на переднем крае и ему требовалось взбадриваться, а он пока жил в режиме отдыха и ему незачем было себя подстегивать.

— Насколько нам известно, сообщество призрачных, название которых нам вообще не удалось перевести, надежно контролирует более пятисот планет. Из них около сотни их собственные, где живет их популяция. Но кроме контролируемых, есть еще многие тысячи наблюдаемых, однако там, насколько я понял, они появляются раз в несколько лет или даже раз в сто лет.

— А сколько они живут, кстати?

— Хороший вопрос…

Дверь в кабинет открылась, и появился Курт. Он поставил на стол чашку кофе с блюдцем и высокий бокал с молоком, а затем удалился, не сказав ни слова. Никаких тебе «здравствуйте, сэр», «я могу идти, сэр?» Очень удобно.

— Так вот живут они, насколько нам удалось выяснить, от полутора до двух тысяч лет.

— А почему такой разброс?

— Неформатируемые — полторы, форматируемые — две тысячи.

— Такая цифра не сразу укладывается в нашей голове, правда, те, кого я видел в сферах, не производят впечатление наших родственников.

— Вот тут я с вами полностью согласен. Даже в нороздулах есть что-то, как бы это назвали — человеческое, а эти — полное ничто в плане понятных нам эмоций. Однако все, что требуется — выйти с ними на осознанный контакт, а для этого, помимо места, нужен язык. Это необходимо и для простоты общения с ними, и, что самое главное, в дипломатических целях. На них нужно произвести максимально благоприятное впечатление, я бы даже сказал — значимое.

— Как-то раз, сэр, вы обмолвились, что мы будем давить на них, угрожать. С тех пор что-то изменилось?

— Нет, друг мой, это по-прежнему единственный наш аргумент. Договариваться с нами они не станут, это смешно, и нам нечего им предложить. А вот шантаж и коварство — да, в этом мы преуспели. Этого не ожидали даже они, наш информатор с горечью заявлял об этом.

— А разве мы с ними когда-то конфликтовали в открытую?

— Они делали выводы из наших столкновений с каттингами. Дело в том, что, несмотря на силу, у каттингов были заложены какие-то правила в ведении войн, а вот нам — «мягким муглам», как они нас иногда называют, такие правила прививались, но были утеряны.

— Значит, будем делать то, что лучше всего умеем.

— Да, давить. А объектом давления, и это, дорогой Ферлин, самая страшная наша тайна… — Тут капитан сделал глоток кофе, и в этот момент с другой стороны включился интерком:

— Сэр, на случай, если вы забыли, по вашей просьбе кофе подается теперь без сахара.

— Я помню, Курт, спасибо. Но я надеялся, что ты забыл.

— Как можно, сэр? — удивился Курт, и интерком отключился.

— А почему без сахара? — спросил Ферлин.

— Потому что сахар расслабляет, а мне нужно работать.

Капитан сделал еще пару глотков и отодвинул чашку.

— Значит, суть нашего предложения к ним — оставить нас в покое, а мы за это не станем взрывать семь их главных планет с метановой атмосферой. Это их начало, их первородина, они этими планетами очень дорожат, поскольку там у них нечто вроде инкубатора.

— Интересно, неужели форматированный сдал вам эту информацию? — покачал головой Ферлин.

— Вы пейте молоко, Ферлин, пейте.

— Я пью, сэр, — кивнул тот, прикладываясь к бокалу.

— Нет, конечно, он даже близко нас к этому не подводил. Но тот специалист, который привез нам пленников, поделился также и множеством иной информации.

— А он откуда знает?

— Оттуда, Ферлин. Есть сферы, в которых люди или савояры с продвинутым сознанием вполне могут дать призрачным фору.

— Ну, допустим, сэр, мы такой информацией располагаем. Неужели нам удастся запугать высокотехнологичную цивилизацию, часть понятий которой мы даже не в состоянии осознать?

— По нашей логике, это так. Если кто-то знает слишком много, его просто ликвидируют. Но сам факт того, что нам известны координаты этих планет, повергнет их в ужас, поскольку этой информацией владеют только верховные правители Лиги, о ней я еще расскажу. Это у них как «спецотдел».

— О да, сэр, понимаю.

— Они не верят в метод тотальной зачистки, полагая что информацию, посланную в массы, удержать невозможно.

— Но не будут же они, грубо говоря, постоянно платить шантажистам?

— Конечно, не будут. Они обязательно предпримут меры по перебазированию этих планет или оборудования с них — в этом я пока не разобрался, но на это им потребуется пять поколений, а это десять тысяч лет.

— За десять тысяч лет мы определенно найдем выход из этой ситуации.

— Да, для нас эта отсрочка станет существенным выигрышем. Но вам, Ферлин, нужно выучить их параметрическую речь, — неожиданно добавил капитан.

— Что, простите? — переспросил Ферлин.

— Параметрический язык необходим, чтобы с вами считались, а не выбросили вон прямо с порога.

— Но вы говорили, что это невозможно…

Капитан подавил улыбку, и Ферлин вздохнул. Не следует забывать, с кем он имеет дело. Сначала тебе говорят одно и подают это как последнюю и окончательную истину, позже ее корректируют, а то и изменяют в корне. Причем не всегда за этим стоит проверочная работа над подготавливаемым агентом, часто условия меняются из-за поступления новых сведений.

— Сказать, что тут нет никакого риска, я не могу, первых двух добровольцев мы потеряли.

— Они живы?

— Увы, только формально. Потом нам удалось найти с форматированным какое-то взаимопонимание, и он согласился не вредить нам и сделать работу правильно.

— И что?

— Были еще двое добровольцев, один сейчас не вполне хорошо разговаривает даже на родном языке, но в отличие от двух первых он вменяемый человек, хотя и уволенный из «спецотдела». А вот четвертый ученик, после коррекции методики, которую мы обсуждали с призрачным, нормально воспринял курс обучения и, по словам наших медиков, испытал лишь легкое головокружение и утомление.

— Полагаю, пара чашек кофе привели его в себя… — попробовал пошутить Ферлин. Перспектива оказаться лицом к лицу с форматированным казалась ему жутковатой.

— С другой стороны, Ферлин, вам ведь все равно придется столкнуться с ними.

— Сэр, а чем вызвано желание сотрудничать после того, как он фактически уничтожил первых двух учеников? Опять поджаривали жестким излучением?

— Нет, мы просто написали ему операторами название одной из семи планет.

— И что?

— После этого он не мог с нами общаться около суток, а когда пришел в себя, спросил, что мы задумали. Мы ответили, что хотели бы договориться, а для этого нужно лучше понимать друг друга. Так мы получили первого специалиста по операторному письму и речи — «предзвука».

— Вы что-то говорили о Лиге…

— Да, Лига. Это их закрытый клуб, куда попадают те, кто подвергся форматированию. Сам процесс пока не до конца понятен, но уже известно, что помимо технологических средств в этом принимают участие и верховные властители, которых, в свою очередь, назначает Совет Лиги. Эта группа создает какой-то мыслительный образ, тот усиливается оборудованием, и субъект меняется. Вот как-то так. Правда, члены Лиги между собой еще подразделяются на тех, кто уже родился в Лиге, и тех, кто был отформатирован. Но это разделение носит неформальный характер.

— Как родившиеся во дворянстве и те, кто в это сословие вступил недавно.

— О да, хорошая аналогия, Ферлин. Ну, о Лиге пока все. Все, что нам доступно, хотя теперь наш информатор готов говорить куда более охотно. Правда, все более непонятно. Похоже, что мы уже выбрали запас его познаний, которые нам доступны. Дальше — как тригонометрия для мартышек.