Глава 14

Тина проснулась от осторожного прикосновения – слишком осторожного, чтобы разбудить кого-то, кроме нее, когда ее сторожевые сенсоры активированы. Она редко ими пользовалась: мало приятного в том, чтобы мгновенно переходить в бодрствующее состояние из-за севшей на руку мухи или от легкого дуновения сквозняка, – но здесь, на Лярне, не забывала включать их перед тем, как задремать.

Над ней склонился Лиргисо. Когда она открыла глаза, он замер, и правильно сделал. Пошевелись он – и она бы нанесла удар.

– За черным ящиком полез?

– Ну что вы, кхей-саро, – медленно отстранившись, он выдал одну из своих подкупающих улыбок. – У меня более развратные намерения. Я хочу дотронуться до вашей кожи, такой гладкой и нежной, как лепестки водяной роунафтры, хочу добиться от вас хотя бы тени ответной страсти…

– И вытащить у меня из кармана черный ящик.

– Дался вам этот черный ящик, – с долей досады, как ей показалось, вздохнул Лиргисо. – Можно ведь, делая нечто, преследовать параллельно сразу несколько различных целей!

– Ну да, у меня в другом кармане еще и передатчик лежит.

– Столь узкая направленность ваших мыслей оскорбительна и для меня, и для вас, кхей-саро. Не буду скрывать, мне хотелось бы, чтобы мы с вами поменялись ролями, но это не единственное мое желание. Я уже говорил, что вы мне нравитесь?

– Несмотря на все отличия между нашими расами? – усмехнулась Тина.

– Не стоит придавать чрезмерное значение отличиям, обделяя вниманием сходство. Вы красиво двигаетесь, и я вполне способен оценить гармоничное строение вашего тела… Можно? – Он взял ее руку.

Тина слегка насторожилась, но тут же расслабилась. Не опасно. Она могла одним движением раздавить ему кисть.

– Всего пять пальцев, но форма изящная… У вас ведь там внутри лезвие? Я помню, как вы разрезали скотч в машине. А выглядит как обыкновенная человеческая рука… Вы напрасно не ухаживаете за своими ногтями, кхей-саро. Вот здесь линия должна быть правильная, и стоило бы покрывать их лаком. Если бы мы с вами вдруг поменялись ролями, о чем я даже мечтать не смею, я бы позаботился о том, чтобы ваши ногти выглядели эстетично, как и подобает такому красивому существу.

Ему все-таки удалось разозлить ее. Заботиться о ногтях, о прическе, об одежде – все это относилось к числу тех вещей, которые вызывали у нее плохо контролируемое раздражение. В детстве, на Манокаре, ей усердно вбивали в голову, что именно в этом и заключается одна из главных задач ее жизни, и она до сих пор не могла простить Манокару тех методов, которыми ее воспитывали. Теперь еще и Лиргисо туда же… Его когти являли собой образчик ухоженности, хотя сияющий зеркально-синий лак уже успел кое-где облупиться за время скитаний по Харлу.

– Правильно, что не смеешь мечтать, – она выдернула руку. – Если бы мы поменялись ролями, я бы нашла способ тебя убить.

– Не сомневаюсь, кхей-саро, – Лиргисо улыбнулся. – Будь я человеком, я бы, наверное, влюбился в вас.

Тина подумала, что при других обстоятельствах он, пожалуй, сумел бы на какое-то время заморочить ей голову. Может, даже переспала бы с ним… Не сейчас, а лет десять назад, когда она еще не очень-то разбиралась в людях и не людях и многоцветный, непонятный, внезапно распахнувшийся перед ней мир был полон разнообразных приманок. У нее тогда случилось несколько сомнительных и рискованных связей, которые не закончились плохо только благодаря ее новообретенным возможностям. И то один раз выручать ее пришлось тергаронскому консулу на Земле, пожилому генералу (он потом не отказал себе в удовольствии прочитать ей обстоятельную полуторачасовую лекцию о том, как следует поступать благоразумной военнообязанной девушке, пусть даже и киборгу, а как не следует). Однако все это принадлежало к области прошлого. Она давно уже научилась вместо привлекательных наваждений видеть то, что есть. Были вещи, места, явления, люди, которые ей нравились, – но все это было настоящее, видимость совпадала с сутью.

– Позвольте, я вам кое-что покажу, кхей-саро? – спросил Лиргисо вкрадчиво, положив руку ей на бедро, в дюйме от кобуры с бластером.

– Не надо, я успею раньше, – улыбнулась Тина.

– Да я знаю, что вы успеете раньше, но я же имею в виду совсем не это! Я был бы рад доставить вам удовольствие. Я уже предавался интимным играм с разными людьми…

– С чем тебя и поздравляю. Собирайся, нам пора выходить.

Лиргисо выглядел недовольным, даже скисшим – как вчера на перекрестке, когда они остановились около его портрета под навесом. Похоже, он не привык к тому, чтобы его без церемоний посылали подальше.

После обеда погода испортилась. С запада, со стороны Фласса, наползли грязно-серые облака; порывы холодного ветра пригибали высокую голубоватую траву, заставляя ее стлаться по земле и струиться, как водоросли под сильным течением.

– Тина, скоро начнется флассов ливень! – с нотками паники в голосе крикнул Тлемлелх. – Надо где-то укрыться!

– Флассов ливень – это что?

– Он ледяной и жуткий! Я замерзну!

– Пошли туда! – показала Тина.

Трава колыхалась и металась, словно охваченная безумием. Когда она приникала к земле, вдали темнели едва различимые постройки. Поселок чливьясов. С неба начали падать тяжелые ледяные капли. Тлемлелх закутался в плащ, его зубы стучали. Автопереводчик добросовестно переводил его бормотание: он опять некстати вспомнил о том, что должен был еще три шестидневья назад уйти во Фласс; теперь стихии мстят ему за то, что он воспротивился судьбе; этот ливень – воплощение аргхмо… Лиргисо, побледневший от холода и злой, прикрикнул на него, и он замолчал. Они почти бежали, порывы ветра ударяли в спину, пытаясь свалить их с ног.

Наконец они добрались до деревни. Приземистое деревянное строение вроде крытого рынка – или целая куча домиков под общей крышей, громадной, похожей на шатер цирка. Все деревни чливьясов выглядят одинаково. Окна по случаю непогоды закрыты ставнями. В стороне ряд бревенчатых сараев.

– Какие постройки нежилые?

– Там, – Лиргисо показал на сараи. Его оранжевый плащ из парашютной ткани хлопал на ветру, как парус.

Тучи наконец прорвало, и с неба обрушились ледяные струи. Скользя по грязи, Тина подбежала к ближайшему сараю, отодвинула засов, распахнула дверь. Оглянулась на энбоно:

– Сюда!

Ей пришлось пригнуться, чтобы не удариться о притолоку – дверь была рассчитана на низкорослых чливьясов. Внутри царил полумрак и тяжелый, как на скотном дворе, запах. Она отступила, энбоно протиснулись следом за ней. Лиргисо предусмотрительно прикрыл дверь, за которой уже не осталось ничего, кроме хлещущих из разверстых небесных хлябей потоков воды.

– Злой Император, куда мы попали! – всхлипнул мокрый Тлемлелх.

– Куда? – повернулась к нему Тина.

– Это же шерплов хлев! Мы, Живущие-в-Прохладе… Не принято, чтобы Живущие-в-Прохладе переступали порог такого места!

– Еще один компромат, – фыркнул Лиргисо.

Они стояли в коридоре меж двух дощатых стенок с закрытыми на щеколды окошками, за которыми кто-то шумно вздыхал и возился.

– Там шерплы? – спросила Тина.

– Да! – Тлемлелх обессиленно прислонился к стенке, но тут же отпрянул, словно боялся испачкать свой до нитки промокший плащ. – Я сейчас сознание потеряю…

– Лучше завернись в спальный мешок, а то простудишься.

Опустив на пол аварийные комплекты, она шагнула к низко расположенному окошку, повернула щеколду, приоткрыла скрипнувшую ставню. Заглянула внутрь, и у нее вырвался удивленный возглас: она увидела валгрианского хавлашмыра.

– Разве это шерпл?!

Лиргисо, заинтересовавшись, тоже подошел, склонился рядом и подтвердил:

– Шерпл, кхей-саро. Это очень мило с вашей стороны – похитить меня, чтобы затащить в компанию подобной скотины!

– Если вам тут не нравится, можете переждать дождик снаружи. Тушенку из шерплов вы оба жрали с удовольствием.

– Тушенка – это еда, а шерпл – это шерпл, – слабым голосом возразил Тлемлелх.

Потом повернулся и нетвердо побрел по коридору меж дощатых стенок. Вскоре из темноты донесся грохот.

– Тина, я наступил на грабли!

«По-моему, для тебя это обычное состояние», – про себя вздохнула Тина.

Лиргисо снял плащ и держал его на весу, с шелковистой парашютной ткани капала вода. Услышав возглас Тлемлелха, он ухмыльнулся.

– Тина, я нашел более пристойное помещение!

Это было интересней, чем грабли, и Тина спросила:

– Где?

– Здесь! Идите сюда, у меня сил нет двигаться!

Пристойное помещение оказалось закутком в конце коридора, с миниатюрными, как в детском саду, деревянными лавочками – мебелью чливьясов – и кое-каким инвентарем, составленным у стены. За тупиковой стеной бушевал ливень, из щелей тянуло ледяным сквозняком.

– Сколько времени обычно продолжается флассов ливень?

– По-разному, кхей-саро, – отозвался Лиргисо. – В это время года в Западном Обонгде они обычно долгие.

– Ясно. Тогда греемся и отдыхаем. Тлемлелх, давай сюда свой плащ.

Прислонив к стене, на некотором расстоянии друг от друга, грабли и деревянную лопату, Тина повесила на них плащ Тлемлелха. Поглядев на это, Лиргисо сделал со своим плащом то же самое, что не помешало ему съехидничать:

– Несравненный Тлемлелх, а ты можешь себе представить, для чего чливьясы используют эту лопату?

– У меня не настолько низменное воображение… – прошептал Тлемлелх, свернув слуховые отростки.

Потом, набросив на плечи развернутый спальный мешок, открыл свой рюкзак, достал расписанный цветами и завитками эмалевый флакон и залпом проглотил его содержимое. Тина, которая возилась в это время с термоплитами, не успела его остановить.

– Что ты выпил?

– Куунайгро. Это снадобье помогает забыться и дарует грезы. Оно не такое хорошее, как слиионгх, после него болит голова, но лучше уж гостить в царстве грез, чем в шерпловом хлеву!

«Наркоман несчастный… А я, значит, должна сидеть тут один на один с твоим дружком?»

Он свернулся на дощатом полу, с головой закутавшись в спальный мешок.

– Сколько же всего он с собой захватил… – с завистью заметил Лиргисо.

– А ты посмотри у него в рюкзаке – может, там и для тебя что-нибудь осталось.

Отдохнуть от их изысканного общества, хотя бы ненадолго, – это именно то, в чем она больше всего сейчас нуждается!

– Ни в коем случае, кхей-саро, – Лиргисо скорчил насмешливо-расстроенную гримасу. – Я принимаю такие снадобья у себя дома, а не в первом попавшемся хлеву. Чем мы с несравненным Тлемлелхом отличаемся друг от друга, так это количеством извилин в мозгу. Я всегда подозревал, что его мозг представляет собой идеально гладкую полусферу без малейших изъянов… Зато красиво!

– Тем не менее он сумел достичь достаточно высокого положения в обществе. Ведь у вас, если я правильно поняла, все рождаются равными и дальше должны рассчитывать на свои способности?

– И на внешность, кхей-саро. Тлемлелх унаследовал крупную недвижимость и был принят в число Живущих-в-Прохладе только благодаря своей неотразимой наружности… ну, и еще потому, что у него безупречный художественный вкус. Но внешность – главное, иначе бы ему никакой вкус не помог, при его-то мозгах. Не знаю, кхей-саро, способны ли вы увидеть это и оценить, но он умопомрачительно красив. Живое совершенство! – Лиргисо насмешливо улыбнулся и тут же добавил: – Я говорю серьезно. Тлемлелх по праву считается одним из самых красивых энбоно в Могндоэфре. Даже к лучшему, что он не ушел во Фласс.

– Ты сам же его туда чуть не отправил, – напомнила Тина.

Лиргисо неопределенно пошевелил слуховыми отростками. Вряд ли он раскаивался в содеянном. Вряд ли он вообще способен в чем-то раскаиваться.

– Когда я увидел его впервые, я обмер от восхищения, ничуть не преувеличиваю… Но потом оказалось, что он скорее комичный персонаж, нежели утонченно-романтический. До сих пор не могу простить ему того убийственного разочарования! С вами когда-нибудь такое было?

Еще не хватало с ним откровенничать. Сцепив пальцы на колене, Тина слушала шум ливня.

– Кхей-саро, вы позволите задать вам один вопрос? – не отставал Лиргисо. – А то меня давно уже снедает неутоленное любопытство… Чем вызвана ваша трогательная забота о Тлемлелхе?

– Он помог мне, когда я попала на Лярн. Я ведь попала сюда случайно, через ту установку на берегу Фласса. Тлемлелх пригласил меня к себе домой, благодаря его помощи я быстро адаптировалась. Я его должница.

– Он принимал вас за демона и рассчитывал на услугу определенного рода…

– Ну и что? Все равно он мне помог, и теперь я должна помочь ему.

– Забавные у вас представления… Логика, вывернутая наизнанку. Я видел фильмы про людей, которые действовали как вы, и меня это всякий раз поражало.

– Тебя поражает, что кто-то может поступать неэгоистично?

– То, что вы называете эгоизмом, естественное состояние, а все остальное – логические игры. Мы тоже в такие играем, но лишь на уровне умозрительных построений. Практиковать это в жизни опасно.

«У кого из нас логика вывернута наизнанку? Ну и приятное же местечко ваша страна Изумрудного солнца…»

– Кхей-саро, неужели вы думаете, что Тлемлелх кому-то будет нужен на Незе? Вряд ли представители иных рас смогут оценить его красоту, а кроме нее, у него ничего нет. Он там зачахнет, если ему не с кем будет болтать, зато Лярн отдохнет от его невыносимой болтовни.

– Ошибаешься, у него есть еще кое-что. Тлемлелх – талантливый художник, и это вторая причина, почему я ему помогаю… несмотря на его характер.

Лиргисо удовлетворенно засмеялся:

– О, вы все-таки заметили насчет характера? Сейчас он стал еще ничего, а какой был в Мигоне… Но вы тоже кое в чем ошибаетесь, великолепная кхей-саро. В его рисунках, которые так вас восхитили, нет ничего необычного. Просто вы, люди, в большинстве своем почему-то не способны рисовать, а у нас это умеет всякий малолетний энбоно.

– Уметь рисовать и быть художником – разные вещи.

– Тогда любой энбоно по вашим меркам – выдающийся художник. Конечно, у каждого свой стиль, подобно тому, как почерк каждого человека индивидуален. Мне кажется, кхей-саро, вы смотрите на меня с оскорбительным недоверием… Если вы любезно дадите мне лист бумаги и карандаш, я вам кое-что покажу.

Тина вытащила из своего аварийного комплекта блокнот и черный фломастер, найденные в кабине аэрокара. Оглянувшись на стенку, за которой шумел ливень, переключила регулятор одной из термоплит из режима «тепло» в режим «тепло/свет», и зыбкий полумрак отступил. Щели тут не такие уж маленькие, но вряд ли кто-нибудь что-то разглядит за сплошной водяной стеной. Вряд ли кто-нибудь вообще высунет нос наружу в такую погоду.

Поблагодарив, Лиргисо пристроил блокнот на колене и начал рисовать. Наброшенный на плечи спальный мешок соскользнул на пол, драгоценные камни на теле энбоно заискрились, отражая свет термоплиты. В его круглых золотистых глазах тоже вспыхнули холодные искры.

«Сейчас нарисует какую-нибудь гадость. На что угодно спорю. Если угадала – вернусь на Валгру и куплю себе мороженое, сразу две порции. Настоящее, сладкое. Стив все-таки нашел кафе, где его готовят на заказ».

– Смотрите, кхей-саро, – Лиргисо уже протягивал ей блокнот.

Портрет Тлемлелха. Да, мастерски нарисовано… только было в этом портрете нечто неприятное. Ничего карикатурного, но Лиргисо изобразил Тлемлелха очень испуганным, и как будто ему нравилось особо подчеркивать детали, свидетельствующие о страхе, как будто это доставляло ему удовольствие.

На следующей странице – ее портрет. Похоже… Но неужели у нее действительно такой демонический вид?.. Наверное, те, кто советует ей почаще смотреться в зеркало, в чем-то правы. Лицо на рисунке было красивым и зловещим, и это лицо ей совсем не нравилось.

– Там еще одна картинка, кхей-саро. Дальше.

Перевернув страницу, Тина хладнокровно рассмотрела третью картинку и спросила:

– И что это значит?

– Это я нарисовал, кхей-саро, как мы с вами могли бы заниматься любовью.

– У нас это называется порнухой.

«Выиграла. Вернусь на Валгру – куплю мороженое».

– Изумительная кхей-саро, я теперь для вас тоже художник, не так ли? Вы будете обращаться со мной соответствующим образом?

– Для меня ты прежде всего сообщник Сефаргла. Можешь нарисовать мне своего патрона – как он сейчас выглядит?

– Могу, но потом, – Лиргисо ухмыльнулся, блеснув зубами. – Я владею большим объемом ценной для вас информации, кхей-саро, и выдавать ее буду постепенно, в порядке обмена. Иначе будет неинтересно, по крайней мере для меня… Ладно, чтобы вы не рассердились, я готов ответить на какой-нибудь вопрос попроще. Спрашивайте, великолепная кхей-саро.

«Дело кончится тем, что я тебя пришибу. Будь на моем месте самый твердолобый из тергаронских сержантов или рядовой полицейский с Валгры, ты бы даже пикнуть не смел. Почему все те, кого мне приходилось брать в плен, всегда так наглеют?»

– Шерплы и на Валгре тоже водятся, мы называем их хавлашмырами. Они мигрируют через проход в Яганле?

– Не мигрируют, мы сами перегоняем их на вашу территорию. У вас они ценятся, а патрону нужны деньги.

Итак, никакого браконьерства на самом деле нет, и никто не истребляет загадочных валгрианских животных – есть всего лишь нелегальная торговля домашним скотом… Как же будет разочарован инспектор Петр Валов!

Сообщив, что он не станет соблазнять ее в хлеву, ибо у Живущих-в-Прохладе это не принято, Лиргисо завернулся в спальный мешок и уснул. Тина тоже задремала, прислонившись к придвинутому к стене рюкзаку. Проснулась она от тишины: ливень кончился.

Сквозь щели просачивались изумрудные лучи. Тина разбудила энбоно.

– Собирайтесь, уносим отсюда ноги! Позавтракаем потом.

– Как можно нести собственные ноги? – морщась и растирая виски, пробормотал Тлемлелх.

– Извини, я употребила идиому. Уходим. Что с тобой?

– Голова болит. После куунайгро всегда так.

Она собрала его аварийный комплект, пока он ожесточенно массировал виски и брезгливо изучал свой плащ, все еще сырой.

– Тина, плащ испачкался. Не принято, чтобы Живущий-в-Прохладе надевал грязный плащ.

– Тогда иди без плаща.

– Это тоже не принято, я ведь не полузверь! Злой Император, я не могу больше оставаться в этом хлеву и не могу выйти наружу в таком виде…

– Тлемлелх, ты будешь молчать и делать все, что тебе скажут, – зло прошипел Лиргисо.

Он явно нервничал, его вытянутые слуховые отростки настороженно подрагивали. Тина услышала тонкие голоса, отдаленные и невнятные.

– Это чливьясы, – повернулся к ней Лиргисо. – Придется подождать, когда наступит час поклонения. Тогда мы сможем уйти, им будет не до нас. Лишь бы сюда никто не заявился.

Тина усмехнулась: оказывается, энбоно иногда умеют говорить сжато и по существу, без всяких там «изумительных кхей-саро» и длинных изящных оборотов!

– Почему им будет не до нас?

– В этот час все харлийские энбоно и кхейглы, а также их полуживотные-прислужники валяются на земле и молятся своему придуманному богу. Забавный обычай… У них считается, что отвлекаться во время великой ежедневной молитвы – непростительный грех.

– Как у меня болит голова… – тихо простонал Тлемлелх.

Где-то рядом, за дощатыми стенами, громко скрипели и хлопали дверные створки, доносились писклявые голоса чливьясов, чье-то фырканье, тяжелые шаги.

– Шерплов выгоняют на пастбище, – сказал Лиргисо. – Кхей-саро, если кто-нибудь придет сюда за лопатами для уборки, вам придется парализовать его.

– Для Живущего-в-Прохладе ты подозрительно хорошо осведомлен об этой презренной скотине, – с вызовом заметил Тлемлелх, сжимая ладонями голову.

– Дорогой Тлемлелх, я смотрю, доза куунайгро совсем затуманила твои несравненные мозги, – голос Лиргисо звучал ласково и вкрадчиво, но в глазах горели бешеные огоньки.

– Мне все равно! – огрызнулся Тлемлелх. – Не могу больше, моя голова…

– Головная боль у тебя до вечера пройдет, и тогда, смею надеяться, тебе станет не все равно! Кхей-саро, я владею несколькими стадами, пастбищами в центральной части Обонгда и тремя мясоперерабатывающими заводами. Для того чтобы дела не пришли в упадок, приходится кое-что знать даже о столь низменных предметах, увы…

Лиргисо выглядел раздосадованным и почти смущенным – Тина впервые видела его таким – и, казалось, испытывал потребность оправдаться перед ней за свою осведомленность.

– Это не значит, что я излишне интересуюсь недостойными моего внимания предметами, – продолжил он, – патрон меня упаси, будь он навеки и так далее, просто я, в отличие от несравненного Тлемлелха, не люблю оставлять без контроля то, что мне принадлежит. Бизнес, как это у вас называется. Я надеюсь, кхей-саро, вы мыслите достаточно широко, чтобы это понять…

– Заткнитесь оба! – приказала Тина.

Снаружи доносилась уже другая речь – мелодичные переливчатые голоса энбоно. Лиргисо замер, его слуховые отростки завибрировали. Тлемлелх скорчился возле перегородки, обхватив голову, и ни на что больше не реагировал – видимо, куунайгро был достаточно скверным наркотиком.

Тина приникла к щели в бревенчатой стене: отсюда можно было увидеть лужайку, покрытую то ли подстриженной, то ли скошенной голубоватой травой, часть деревянного строения напротив, два запряженных тьянгарами закрытых экипажа, возок, нагруженный корзинами с округлыми розоватыми плодами, нескольких чливьясов и группу энбоно в неброских плащах. В отличие от могндоэфрийских энбоно, эти носили обувь – сандалии из переплетенных кожаных ремешков. Никакой косметики. Гребни выкрашены у одних в бежевый, у других в кирпично-красный цвет.

– Клан Учителей и Клан Обеспечивающих, – прошептал пристроившийся рядом Лиргисо.

Еще одно отличие: на их телах не было драгоценных камней, только темнели на зеленой коже пупырышки, вроде бородавок у больных озомой на Валгре.

Энбоно с бежевыми гребнями были вооружены. Пистолеты и ножи. Переключив переводчик на минимальную громкость, Тина прислушалась к разговору. Речь шла о том, что здешнее хозяйство надо проинспектировать, раз уж они завернули сюда, спасаясь от ливня, – тогда не придется вновь ехать в эту глухомань с ежегодной инспекцией через полтора лунных цикла, как положено по графику. Реплики шли сплошным потоком, но Тина уловила, что нижестоящие выясняют у вышестоящих, дозволяется ли это сделать.

– Кхей-саро, дайте мне хотя бы один парализатор! – потребовал Лиргисо.

– Обойдешься.

Он схватил ее за плечо и рывком развернул к себе. Она рефлекторно ударила, в последний момент успев придержать удар. Лиргисо стукнулся спиной о дощатую перегородку.

– Что вы сразу меня бьете, я же на вас не нападаю, – он выдавил кривую улыбку. – Мне нужно оружие. Вы понимаете, что меня могут убить? Клан Властвующей приговорил меня к смертной казни!

– За что?

– Дайте мне парализатор. Если это дурачье вломится сюда и увидит меня, их даже ваше присутствие вряд ли остановит. – Выражение ярости сделало его нечеловеческое треугольное лицо страшноватым, в глазах горел желтый огонь. – Я не люблю быть безоружным, когда за мной охотятся!

– За что тебя приговорили к смерти? За какое-нибудь гнусное убийство?

– За то, что я совокуплялся с иерархами Клана Властвующей на дипломатической вечеринке.

– Тлемлелх, это правда? – Тина повернулась к изнывающему от последствий вчерашнего кайфа Тлемлелху. – Его приговорили только за это?

– Да, – подтвердил тот. – Для харлийских энбоно это страшный позор.

– Дайте мне оружие, – повторил Лиргисо.

– Ты просто помешан на сексе… – Тина вытащила из рюкзака парализатор и протянула ему. – Держи. Если рискнешь выстрелить в меня, я отделаю тебя похуже, чем Тлемлелх в прошлый раз!

– Спасибо, кхей-саро.

Получив оружие, Лиргисо более-менее овладел собой, хотя его слуховые отростки оставались напряженными. Снаружи по-прежнему спорили, допустимо ли проводить ежегодную инспекцию сегодня, если по графику, утвержденному Великой Канцелярией Клана Властвующей, она должна состояться только через полтора лунных цикла, и вдруг ровное течение беседы сменилось всплеском сумбурных возгласов. Переводчик захлебнулся информацией – все кричали одновременно, и прибор торопливо переводил фрагменты перепутанных реплик: «Не пускайте!.. Жемчужинка моя, не надо это кушать!.. Кто недосмотрел?.. Что теперь делать?.. А кому велели присматривать?!.. Пока все не съест, не остановится… Вы недосмотрели, вам и отвечать…»

Припав к щели, Тина в первый момент оцепенела. Рост энбоно, которых она видела до сих пор, колебался в тех же пределах, что и рост взрослых людей. Серокожие неги были повыше, за два метра (не считая фальшивых низкорослых «братьев из космоса»), – но даже их рост не выходил за рамки нормального с человеческой точки зрения. А эта громадина с грузным грушевидным телом, на толстенных лапах-колоннах… В ней же по меньшей мере метра три! Плащ этому существу заменяло ажурное одеяние из плетеных шнурков, с гребня свешивались колокольчики и сверкающие подвески. Существо добралось до возка, где стояли корзины с розоватыми плодами, и сейчас лакомилось, громко чавкая. Энбоно суетились вокруг, делая деликатные попытки оттащить его, а оно от них отмахивалось. Одному энбоно с бежевым гребнем досталось довольно сильно, тот упал на землю, потом сел, да так и остался сидеть, оглушенный.

– Что это такое? – прошептала Тина.

– Это кхейгла, – отозвался Лиргисо. – Как давно я не видел кхейглу!

– Где кхейгла? – встрепенулся Тлемлелх и тоже припал к щели в стене. – О, вот она… Очаровательная, правда?

Харлийские энбоно продолжали препираться и валить друг на друга недосмотр за кхейглой, а также сокрушаться по поводу того, что «Мейфмон, пока не съест всю лекку, не успокоится, она очень любит лекку». Потом начали ругать чливьясов, которые оставили на видном месте повозку с леккой, зная, что здесь кхейгла. А Лиргисо и вмиг позабывший о головной боли Тлемлелх увлеченно обсуждали вопрос о том, что хорошо бы с этой кхейглой совокупиться – вдруг это одна из дочерей Властвующей? Но даже если она не дочь Властвующей, не имеет значения, все равно она прекрасна, ибо кхейгла не может быть иной. Если парализовать всех энбоно и чливьясов, а потом соблазнить ее… Вызвавшее их вожделение существо между тем продолжало пожирать лекку, чавкая и отшвыривая огрызки. Тина мучительно соображала, как бы восстановить контроль над ситуацией.

– Тлемлелх, Лиргисо, вы не должны нападать на них. За нами тогда весь Харл начнет гоняться, и тебя, Лиргисо, по второму разу приговорят к смерти.

– Тина, это же кхейгла! – счастливо прошептал Тлемлелх.

– Я вижу, что кхейгла. Значит, вот они какие… Нам надо сбежать отсюда, когда наступит час поклонения, а не нарываться на новые неприятности.

– Увы, кхей-саро, вы правы, – вздохнул Лиргисо, – и ваша правота столь же неумолима, как ледяной флассов ливень. Но как она прекрасна, эта кхейгла…

– Это похоже на волшебный сон, – подхватил Тлемлелх. – Словно мои ночные грезы, навеянные куунайгро, продолжаются наяву!

Тина села на пол и уткнулась лицом в ладони. Если она сейчас расхохочется, это будет нехорошо. Бестактно. В Галактике много разумных рас, и все так или иначе друг от друга отличаются. Теперь она еще и с лярнийцами познакомилась…

Суета во дворе прекратилась: видимо, там смирились с неизбежным, и энбоно, сопровождающие кхейглу, терпеливо ждали, когда та насытится или умнет всю лекку. Вопрос об инспектировании отпал сам собой. Кто-то продолжал распекать чливьясов. Вдруг Лиргисо оторвался от щели:

– Пора! Они приступили к своей молитве.

Напоследок Тина посмотрела: и энбоно, и чливьясы, и огромная кхейгла стояли на коленях, уткнувшись лбами в землю. Кхейгла при этом продолжала чавкать, дожевывая плод лекки.

Держа наготове парализаторы, Тина, Тлемлелх и Лиргисо выбрались во двор, бегом пересекли открытое пространство и нырнули в заросли высоченной ветвящейся травы. Никто из молящихся не поднял головы, никто не посмотрел им вслед. Когда отошли подальше от деревни, Тина выхватила у Лиргисо парализатор.

– Вы не оставите его мне, кхей-саро?

– Обойдешься.

Спорить он не стал. Трава качалась и осыпала их каплями сверкающей росы, пронизанная корнями влажная почва хлюпала под ногами. Скоро они опять промокли, зато было тепло, Изумрудное солнце сияло вовсю, над травяной чащей клубились испарения.

– Почему вы не носите обувь, как харлийские энбоно?

– Когда надо, носим, кхей-саро. Я бы сейчас не отказался от пары сандалий. У нас не такие нежные ступни, как у людей, и в Мигоне обувь нам не нужна. Когда вы столь неординарным способом пригласили меня на совместную прогулку, я не был готов к путешествию. Другое дело, если бы вы заранее предупредили… А у несравненного Тлемлелха свои представления о необходимом. Он захватил с собой снадобья, дарующие сладкие грезы, а о сандалиях даже не вспомнил.

– Помолчи, блистательный Лиргисо, у меня болит голова! – простонал Тлемлелх. Он плелся позади, спотыкаясь и всхлипывая. – Тина, этот лечащий прибор из машины сможет избавить меня от боли?

– Проверим.

На привале Тина распаковала медавтомат, и Тлемлелх, после инъекции какого-то лярнийского лекарства, почувствовал себя лучше. Правда, голова у него все равно побаливала и раздражение не прошло. Тина спросила, почему здешние энбоно не украшают себя драгоценными камнями, и Лиргисо объяснил, что у Клана Властвующей нет установок для быстрого синтеза минералов, какие используются в Могндоэфре. Тлемлелх тут же влез в разговор и ехидно заметил, что блистательный Лиргисо наверняка осведомлен, как эта презренная техника работает, ибо среди его предприятий есть и такое, а в шерпловом хлеву Лиргисо успел продемонстрировать, что не гнушается знаниями о низких предметах.

– У тебя много предприятий, Лиргисо? – спросила Тина.

– Я достаточно богат, чтобы выкупить свою жизнь и свободу, кхей-саро. Договоримся.

– Мне не нужен выкуп. Я хочу вернуться на Валгру и добраться до твоего патрона.

– Да он один из самых богатых среди Живущих-в-Прохладе! – снова вмешался Тлемлелх. – А знаешь почему? В юности он стал наследником сразу нескольких весьма обеспеченных энбоно, а потом они один за другим скоропостижно умерли. Ходили слухи, что Лиргисо их всех поубивал, но Корпорация Поддержания Порядка не нашла против него улик.

Лиргисо бросал на него мрачные предупреждающие взгляды, но сегодня на Тлемлелха ничего не действовало. Когда Тина поинтересовалась, не страдают ли во время флассовых ливней стеклянные крыши домов в Могндоэфре, Тлемлелх с ухмылкой посоветовал обратиться за разъяснениями к Лиргисо: тот наверняка не постесняется что-нибудь сказать о сверхпрочном стекле, производимом по древнему способу, хотя у просвещенных энбоно не принято говорить вслух о столь презренных вещах.

«Да у вас тут, оказывается, сплошь и рядом высокие технологии, хоть вы и делаете вид, что этого нет! Надо же – объявить технику злом, но при этом вовсю пользоваться плодами „зла“, да еще закрывать на это глаза…»

Она спросила про Кланы в Харле, и ей сказали, что принадлежность к тому или иному Клану обусловлена тем, потомком какой кхейглы является энбоно, будущее каждого здесь жестко предопределено. Тлемлелх и Лиргисо начали изощряться в издевках над харлийскими энбоно, и тут Тина заметила, что высокая трава чуть в стороне от стоянки колышется, а потом уловила характерный стрекот…

Она вскочила на ноги. Удивленные энбоно замолчали – и услышали то же, что услышала она.

– Суллам! – Тлемлелх скривился и опять стиснул виски. – Мне этот мерзкий звук череп просверлит…

– Стреляйте из бластера в щель, где голова, – скороговоркой произнес Лиргисо. – Убьете сразу.

Он тоже вскочил и отступил назад. Тлемлелх сидел около остатков завтрака и страдальчески морщился: пронзительный стрекот ему не нравился, а все остальное его, похоже, не волновало. Про себя выругавшись, Тина пинком отшвырнула его в противоположную от шевелящейся травы сторону. Из зарослей уже выдвигался белесый бугристый панцирь, щелкали клешни, венчающие две хватательные конечности. Она выстрелила. Мохнатые суставчатые лапы подломились, и суллам осел на землю. Клешни судорожно раскрылись, стрекот оборвался на отчаянно высокой ноте.

Тина взглянула на индикатор: ей удалось не слишком израсходовать заряд, хватит еще на десяток выстрелов.

– Это единственный способ убить его наповал, – улыбнулся Лиргисо. – Кроме традиционного, когда травят воду в водоеме, где он живет. Какая прелесть, кхей-саро, вы дали Тлемлелху пинка!

– Разве ваше пулевое оружие не берет его? – Ей не хотелось заострять внимание на пинке.

– Если выпустить в щель несколько пуль подряд, суллам вскоре подохнет, но за это время успеет разорвать охотника. Не озирайтесь так настороженно, очаровательная кхей-саро, его мстительных родственников рядом нет. Сулламы селятся поодиночке. Наверное, где-то поблизости находится его пруд.

«Однако он еще успокаивать меня будет!»

– Тина, как ты могла… – в голосе Тлемлелха звучала обида. – Я ведь Живущий-в-Прохладе, разве ты забыла?

– Извини, но ты хоть что-нибудь соображаешь? – вздохнула Тина. – Он же мог достать тебя клешней!

– От его стрекота у меня снова разболелась голова, а теперь я вынужден выслушивать твои упреки! Избавь меня от них.

Тина смотрела на него в полной растерянности.

– Кхей-саро, требовать от несравненного Тлемлелха, чтобы он что-нибудь соображал, – это уже чересчур. – Лиргисо фамильярно обнял ее за талию. – Тем более после дозы куунайгро.

Тина оттолкнула его и, спохватившись, поскорее застегнула кобуру с бластером, а то с него станется выхватить оружие…

– Разве действие куунайгро не закончилось?

– Оно продлится до вечера. Грезы ушли, однако теперешнее состояние Тлемлелха тоже вызвано куунайгро. Потом он кое о чем пожалеет, но пока не способен проявлять осторожность.

– А вы оба не способны меня оценить! – массируя виски, огрызнулся Тлемлелх.

На пруд, в котором жил суллам, они наткнулись спустя полчаса. Зеркало воды за стеной тихо шелестящей голубоватой травы открылось внезапно. Берег был сырой, топкий. Собственно, никакого берега здесь и не было – трава росла на земле, потом в воде, потом исчезала. Тина промочила ботинки, и без того раскисшие. Вокруг вилась мошкара – человеческая кровь ее не привлекала, зато энбоно досталось. Лиргисо с кислой миной кутался в свой плащ из парашютной ткани, Тлемлелх брюзжал по поводу неподобающих для Живущего-в-Прохладе природных условий, адресуя претензии и своим спутникам, и окружающему пространству. Они пересекли тропку, протоптанную сулламом.

Когда водоем и кровососы остались позади, Тина сверилась с картой. Вот он, пруд. Отсюда относительно недалеко до Соосанла – судя по масштабу, еще три-четыре дня пути.

Все-таки эти влажные харлийские прерии были коварной территорией: кажется, что впереди нет ничего, кроме сплошной двухметровой травы, – и вдруг за ней открывается водоем, или плантация, или мощенная камнем дорога. А у обочины устроилась перекусить группа энбоно в скромных плащах: что же они должны подумать, если заросли вдруг раздвигаются и оттуда выходит известный всему Харлу мерзавец Лиргисо, приговоренный судом Клана Властвующей к смертной казни, да еще в сопровождении некоего кошмарного существа?

– Как мне не нравится харлийская деревенщина! – страдальчески протянул Тлемлелх, чуть не налетев на остановившуюся Тину. – Одним своим видом оскорбляет…

– Это он! – один из энбоно показал пальцем на Лиргисо.

– Я убью их, – быстро шепнул Лиргисо и схватился за лямку аварийного комплекта, собираясь сбросить его на землю.

Тина не знала, действительно он смог бы убить голыми руками трех энбоно и двух сидевших в сторонке негов, вооруженных длинными ножами, или просто потерял голову, – но вариант с убийством ни в чем не повинных прохожих ее не устраивал. Парализовать и оставить здесь – тоже плохой вариант: либо их сожрут сулламы, либо они спустя несколько часов благополучно очнутся, примчатся в ближайший поселок и сообщат, что видели Лиргисо. И отдавать им Лиргисо нельзя, слишком много важного он знает.

Тина сжала локоть Лиргисо, не позволяя ему избавиться от рюкзака, переключила переводчик на максимальную громкость и заговорила:

– Передайте Клану Властвующей: преступник и грешник Лиргисо за свои гнусные пороки угодил в преисподнюю. – Интересно, в здешней мифологии есть преисподняя или какой-нибудь ее аналог? – И будет он там отныне страдать и вечно пребывать, пока не раскается. – Не очень-то логично… но здесь нужна голая экспрессия, а не логика. – И пока не искупит свои грехи! Мы, демоны преисподней, призываем правителей Харла отменить великий траур! – Ее собственный голос звучал негромко и полностью тонул в оглушительном реве, который вырывался из динамика переводчика. – Радуйтесь, благонравные жители Харла, ибо ненавистный вам злодей Лиргисо получил по заслугам! Скажи, Лиргисо, ты раскаиваешься в содеянном? – Она слегка встряхнула его, одновременно убавив громкость.

– Ни в коем случае! – запротестовал Лиргисо. – Я еще вернусь из преисподней, и тогда в Клане Властвующей не останется ни одного иерарха, который посмеет утверждать, что не имел со мной более чем близких сношений! Я саму вашу Властвующую…

– Ему чуждо раскаяние! – снова увеличив громкость до предела, объявила Тина. – Он навеки останется в преисподней, в компании Злого Императора, в назидание всем благонравным энбоно! Ведите себя хорошо и не следуйте его примеру! Выполните мою волю, уважаемые энбоно, пусть мои слова дойдут до иерархов Клана Властвующей!

Участники пикника сидели неподвижно, свернув и плотно прижав слуховые отростки. Когда Тина договорила, они еще некоторое время глядели на нее в благоговейном оцепенении, а потом дружно повалились ниц, как во время своей ежедневной молитвы. Тина отступила в гущу травы, увлекая за собой и Лиргисо, и Тлемлелха, который опять начал что-то недовольно цедить. Теперь они двигались осторожней, опасаясь снова выскочить на какую-нибудь дорогу.

– Великолепная кхей-саро, вы без всяких преувеличений великолепны! – на ходу восхищался Лиргисо. – О, как бы я ценил вас, будь вы моим союзником… Впрочем, я и так вас ценю. Очаровательно, я и сам не придумал бы лучше! Значит, демоны уволокли меня в преисподнюю и теперь иерархи Клана могут не дрожать за свою скалоподобную нравственность? Как мне это понравилось!

– Твой проклятый человеческий прибор так орал, что у меня голова чуть не раскололась! – стенал Тлемлелх. – Тина, ты когда-нибудь пробовала принять куунайгро, а на следующий день послушать такой концерт? Ты попробуй, тогда тебе никакая преисподняя не понадобится…

Требовать, чтоб они заткнулись, бесполезно. Чтобы хоть как-то отвлечься, Тина время от времени поглядывала на болотно-зеленое лярнийское небо, на фоне которого тихо покачивались метелки гигантской травы. Небо было сияющим и безразличным.

Обозначение развалин нашлось только на одной из двух карт Западного Обонгда. Эйнгтуэфра, древний город, построенный задолго до эпохи правления Сефаргла.

Заросшая голубоватым яханом равнина начала холмиться, впереди вздымались неприступные возвышенности с отвесными стенами – их сплошь покрывал пестрый мох-стеноед и бледные крапчатые побеги мраморного вьюна. Тлемлелх не сразу понял, что это бывшие многоэтажные дома, какие сейчас редко где строят. Один раз пришлось обходить вырастающую прямо из земли сквозистую конструкцию из ржавого металла, снизу доверху оплетенную шелковистой паутиной облачных прядильщиков. Здешние дикие прядильщики не похожи на декоративных, каких разводят могндоэфрийские энбоно. С печалью глядя на этих серых и вертких некрасивых тварей, Тлемлелх подумал о том, что его безбедная, полная удовольствий жизнь в Могндоэфре уже успела стать навеки утраченным прошлым, а его будущее, каким бы оно ни оказалось, будет неправильным, украденным у судьбы – ведь он давно должен был уйти во Фласс, однако вместо этого продолжает жить.

Он не ушел во Фласс из-за Тины – непостижимейшего существа среди всех, кого он когда-либо встречал. Но ей-то что: она если не демон, то почти демон, а у них, как утверждает древняя мудрость, нет судьбы. Хотя, если Тлемлелх согласится на ее предложение и покинет Лярн (а он уже понял, что согласится, – просто потому, что у него нет сил противиться чему бы то ни было), разве это не шанс сбежать от аргхмо? Судьба-то останется на Лярне… Впрочем, что будет, то будет. Наверняка Тлемлелх знал только одно: сам он ничего не может изменить.

Солнце почти спряталось за травяной стеной, в просвете меж двух торчащих вдали руин – это было похоже на арку с обвалившимся перекрытием. На арку, уводящую к закату и смерти. Последние изумрудные лучи пронизывали заросли яхана, золотя голенастые ветвящиеся стебли. Тлемлелх подставил солнцу предплечье и тыльную сторону кисти. В топазах и аквамаринах вспыхнули теплые искры, он залюбовался своей рукой. Но тут же настроение упало: близятся сумерки.

Вчера, когда они прятались от ливня в той деревенской постройке (Тлемлелх не хотел оскорблять свои раздумья гнусным словечком «хлев»), ему удалось избегнуть ночной жути, приняв дозу куунайгро. Он знал, что потом разболится голова, но очень нуждался в передышке. Когда он, залпом выпив снадобье, начал проваливаться в распахнувшуюся сладкую бездну, последняя мысль была: пусть теперь Лиргисо попробует его разбудить! После куунайгро не просыпаются, его даже для наркоза используют, если в запасе нет ничего другого. Тлемлелх и нуждался в наркозе, только не для тела, а для души. Но сейчас, по мере того как болотно-зеленое небо меркло, усиливалась его тревога, приправленная страхом и тоской.

Тот, кто принимает куунайгро, нередко раздражает своим поведением окружающих. Припоминая, что было днем, Тлемлелх все больше мучился: кажется, Тина и Лиргисо на него сердились… Тина – это еще ничего: несмотря на свой демонический вид, она не злая. Зато Лиргисо… Тлемлелх бросал на него украдкой беспокойные взгляды, но тот шагал с нарочито непроницаемым лицом, и это было еще страшнее, чем если бы он откровенно проявлял недовольство.

Можно опять ускользнуть от него, как вчера. У Тлемлелха осталось еще два флакона куунайгро, на две ночи. А там они дойдут до Соосанла, угонят машину, и все это закончится.

Когда Тина объявила привал, его охватила дрожь, даже слуховые отростки завибрировали: теперь надо поскорее достать флакон и проглотить содержимое. Ужин – ну его во Фласс, и головную боль туда же… Головная боль не так страшна, как Лиргисо.

– Не надо, несравненный Тлемлелх, – усыпанная сапфирами рука с блестящими синими когтями перехватила его запястье, не давая поднести флакон к губам. – Это может повредить твоему драгоценному самочувствию.

Лиргисо надавил возле того места, где бьется жилка пульса, и мгновенно занемевшие пальцы сами собой разжались. Флакон темного стекла упал обратно в рюкзак, обо что-то звякнув.

– В чем дело? – Тина повернулась к ним.

– Я не позволил ему снова принять куунайгро, кхей-саро.

Тлемлелх обреченно поглядел на мнимую арку, за которой исчезло солнце: две темные, оконтуренные остаточным светом руины – путь к смерти и покою. Ему не суждено уйти этим путем.

За ужином Тина спросила, что его беспокоит. Он сказал, что ему действует на нервы близость развалин – мало ли какие призраки здесь обитают, не говоря уже о вполне живых и голодных сулламах, лсаньягах и гойпах. Как обычно, это была правда, но не вся. Он не добавил, что Лиргисо, который сидит рядом и пьет вино из своего импровизированного бокала с таким видом, словно находится на Вершине Прохлады или на острове Креб, намного хуже, чем все призраки, сулламы, лсаньяги и гойпы, вместе взятые.

– Кто такие лсаньяги и гойпы? – бросив подозрительный взгляд на травяные заросли, поинтересовалась Тина.

– Гойпы живут стаями в подвалах развалин и в заброшенных трубах, – объяснил Лиргисо. – Они небольшие, пестро-серые и очень зубастые, кхей-саро. Боятся света, термоплиты отпугнут их. А лсаньяги – это наши самые крупные хищники, но водятся они только в центральной части Обонгда, вдали от Фласса. Фласс их притягивает, кхей-саро, они сразу бегут к нему и топятся. Однажды в Мигоне из частного зверинца сбежал лсаньяг – один энбоно держал его, чтобы скармливать ему провинившихся негов и чливьясов. Работавший в зверинце мерзавец нег нарочно оставил клетку открытой, и зверь удрал. Он напрямик помчался к Флассу, словно заранее разузнал дорогу. Те, кто за ним поехал, видели с берега, как он ушел во Фласс. И так поступает каждый лсаньяг, услышавший зов Фласса.

– Блистательного Лиргисо потом оштрафовали, – не удержался Тлемлелх.

Снадобье куунайгро все еще продолжало на него действовать – или он просто не устоял перед навязчивым искушением сделать то, чего делать не стоит?

– Почему оштрафовали?

– Это был его лсаньяг. Когда он выскочил на дорогу, он до полусмерти напугал энбоно из Корпорации Сельскохозяйственных Угодий, и тот подал жалобу в Корпорацию Поддержания Порядка. Разговоров потом хватило на целых три лунных цикла!

– Значит, ты скармливал хищнику негов и чливьясов? – Серые глаза Тины смотрели на Лиргисо холодно.

– Это всего лишь полуживотные, кхей-саро. Иногда приходится кормить одних животных другими животными, это предопределенная самой природой необходимость. Неги и чливьясы почти неразумны…

– Ложь. И ты прекрасно об этом знаешь.

– Мы принадлежим к разным культурам, кхей-саро. – Лиргисо примирительно улыбнулся, но Тину его улыбка не смягчила. – Наша культура это не осуждает. Заметьте, меня оштрафовали не за то, что я посадил лсаньяга на не одобряемую вами диету, а только за то, что он удрал из клетки.

– Я никогда не полемизирую с такими, как ты. Бесполезно. Я просто сделаю все, что будет в моих силах, чтобы покончить с этой мерзостью, понял?

– Кхей-саро, я представитель своей культуры, а любая культура содержит в себе и белое, и черное, если воспользоваться этой забавной двуцветной терминологией, которую придумали люди. Лярнийская культура – не исключение. Грустно, что вы этого не понимаете…

После ужина, устроившись на спальном мешке, Тлемлелх свернул слуховые отростки и закрыл глаза. Лучше бы ему прямо сейчас умереть, не дожидаясь, когда его убьет Лиргисо. Некоторое время он слушал, как тот пытается помириться с Тиной, а она отвечает резко и односложно. Потом они замолчали. Рука Лиргисо скользнула по его бедру: тот всегда начинал с этого, чтобы Тина поскорее выключила переводчик.

– Вот этого я тебе никогда не прощу, – услышал он шепот Лиргисо. – Ты постоянно будешь расплачиваться со мной за это, несравненный Тлемлелх, и никогда не расплатишься до конца…

– Я не знал, что она так рассердится из-за полуживотных, – пробормотал Тлемлелх, еще больше сжавшись.

– Так надо было подумать! Знаешь, что ты сделал? Ты разрушил мои планы на сегодняшний вечер! – В голосе Лиргисо звучала лютая досада. – Я решил, что сегодня вечером во что бы то ни стало соблазню ее, потому что завтра мне придется ее убить, как это ни печально… А ты, несчастный болтун, все испортил!

– Зачем тебе соблазнять Тину, она же не принадлежит к нашей расе…

– Какое это имеет значение, ксенофоб безмозглый! Заниматься любовью можно с кем угодно. Я разве что с Флассом еще не пробовал совокупляться… Из-за тебя я не получил то, что хотел, – это твоя роковая ошибка, дорогой Тлемлелх!

Боль пронизывала его тело, но он молчал, поскольку Лиргисо велел молчать. Потом Лиргисо от истязаний перешел к сексу. Сегодня он действовал очень грубо, несколько раз укусил Тлемлелха. Под конец полумертвый Тлемлелх хотел только одного: умереть совсем, без остатка.

– А теперь мне нужно, чтобы ты меня внимательно выслушал, – Лиргисо не собирался оставлять его в покое. – Выпей эйамгли, это приведет твои несравненные мозги в порядок. Ладно, можешь из бокала…

После тонизирующего вина Тлемлелх почувствовал себя чуть более живым, чем до сих пор.

– Лиргисо, убей меня, – прошептал он. – Я больше не могу!

– А ты не оригинален, – насмешливо отозвался Лиргисо. – Ты не первый, кто обращается ко мне с такой просьбой… в подобной ситуации… Но я не так уж люблю убивать, дорогой Тлемлелх: убить кого-то – это значит потерять его навсегда.

– Я не могу больше…

– Хорошо, я убью тебя завтра. После Тины. Как же мне не хочется… Но придется, что еще с ней можно сделать! Тлемлелх, мне нужен бластер. Если ты выполнишь все мои инструкции, я больше не буду тебя мучить.

– Ты правда убьешь меня?

– Тебе так хочется умереть? – Лиргисо заглянул ему в лицо, приподнявшись на локте.

– Да. – Он почувствовал, что плачет, но ему было все равно. – Я ведь должен был уйти во Фласс. Вот что бывает с теми, кто противится судьбе, если бы я знал заранее…

– А я никогда не хотел умереть, – улыбнулся Лиргисо. – Я сильнее аргхмо, дорогой Тлемлелх. После вашей смерти я уничтожу черный ящик, вызову сюда машину из Могндоэфры – во время ежедневной молитвы, пока харлийское дурачье будет ползать на брюхе перед своим слабоумным богом, – и вернусь в Мигон. Представляю, как патрон обрадуется чудесному избавлению ближайшего помощника… Немного жаль вас обоих, но сентиментальное настроение никогда не мешало мне устраивать дела. Сейчас мне понадобится все твое несравненное внимание…

Тлемлелх выслушал инструкции, потом пересказал, запинаясь. Лиргисо больше не причинял ему боли и разговаривал мягко, внезапно превратившись из кошмарного изверга в дружелюбно настроенного собеседника. Лишь иногда в его золотистых глазах появлялся прежний жестокий блеск, и Тлемлелх цепенел от страха: он не хотел, чтобы произошла обратная метаморфоза. Лиргисо, заметив реакцию, насмешливо улыбался, и эта непрерывная игра выражений на его подвижном треугольном лице придавала происходящему оттенок фантасмагорически-нереального. Сон. Тлемлелх знал, что завтра ему наконец-то суждено проснуться, – он умрет.

– Только не вздумай выстрелить в меня, когда получишь бластер, – предупредил Лиргисо. – Ты ведь слышал о том, что некоторые покойники, не отданные Флассу, становятся призраками или даже демонами? Я стану демоном, несравненный Тлемлелх, меня на это вполне хватит. И тогда тебе так достанется, что даже наши последние игры покажутся тебе безмятежным отдыхом. Если ты меня убьешь, я стану очень злобным демоном.

– Я сделаю все, как ты сказал, – пообещал Тлемлелх дрожащим голосом. В том, что из Лиргисо получится на редкость злобный и опасный демон, он не сомневался. – Каким образом ты меня убьешь?

– Выстрелю в сердце, это не больно. А теперь спи.

И Тлемлелх сразу уснул, словно не мог не подчиниться его приказу.

– Послушай, на кого ты похож? – спросила утром Тина, слегка приподняв две темные волосяные полоски, расположенные над глазами. – Выглядишь так, как будто с бешеной собакой подрался. Я понимаю, что это ваша личная жизнь, но я бы на твоем месте воспользовалась медавтоматом!

– А что такое безумная собака?

– Животное. При наличии дурного характера – очень кусачее.

Его передернуло, когда он поглядел в зеркальце. Припухшие следы от укусов: один на левой щеке, два на шее, еще на плече, на тыльной стороне запястья… После лечения кровоподтеки поблекли, но полностью не исчезли.

За завтраком они с Лиргисо съели последние могндоэфрийские консервы и галеты.

– Тина, что будем делать? – спросил Тлемлелх. – Поститься, как принято у харлийской деревенщины в конце лунного цикла, или ты украдешь для нас еду?

Тина развернула ту карту, на которой были обозначены развалины Эйнгтуэфры.

– Вот здесь какой-то город или поселок, да? Тлемлелх, как он называется?

– Хэйнгр-Ассл. Харлийский городишко, наверняка отвратительный.

– Если тут все правильно с масштабом, сегодня мы должны пройти мимо него. Тогда я надену костюм нега и схожу за продуктами. Проблема в том, что нам придется на некоторое время расстаться…

– Если ты свяжешь Лиргисо и оставишь мне бластер – никаких проблем, как ты любишь иногда говорить.

Они пошли дальше, сквозь заросли сонно колышущегося яхана, петляя среди населенных древними призраками руин. Порой из развалин доносились какие-то звуки, но Тлемлелха они больше не пугали: скоро он сам станет одним из здешних призраков.

Потом пронизанную солнцем травяную чащу сменили скопления лакута, или «цветных подушек», как еще называют этот мясистый кустарник. Справа раскинулось болото. Среди ароматной пены белых, розовых, пронзительно-желтых каэфрйонгов – «цветов отдыхающей вечности» – виднелись оконца черной стоячей воды и кустики дикого венисага.

Слева открылась дорога, и опять им попался портрет Лиргисо под дощатым навесом. Хлопали на ветру истрепанные траурные ленты. На этот раз Лиргисо вместо того, чтобы скрежетать зубами, с торжеством ухмыльнулся.

– Радуешься своей популярности? – спросила Тина.

– Почему бы и нет, великолепная кхей-саро? Если я завтра умру, меня еще долго будут вспоминать во многих городах и местечках по всему Обонгду.

«Он не умрет, – Тлемлелх печально шевельнул полусвернутыми слуховыми отростками. – Это мы умрем. Наверное, он утопит наши тела в какой-нибудь трясине. Брр, как там, должно быть, холодно… Но ведь я этого уже не почувствую?.. Тина, Тина, ну почему ты ничего не понимаешь?!»

Пусть у Лиргисо ничего не получится, пусть все кончится так, как запланировала Тина, – но пусть это произойдет само собой, без его, Тлемлелха, участия… Чтобы у Лиргисо не было повода с ним расквитаться.

Вдали, на оккупированной «цветными подушками» равнине, темным изломанным контуром проступил Хэйнгр-Ассл. Туда же заворачивала дорога.

Справа и впереди громоздились покрытые пестрым стеноедом валуны, словно кто-то нарочно их здесь расставил, обозначив границы болота.

– В болотах водятся сулламы?

– Нет, кхей-саро, они предпочитают водоемы почище. Но бластер вы нам все-таки оставьте, сюда может забрести мигрирующий суллам.

– Лиргисо, маленькая поправка: бластер я оставлю не вам, а Тлемлелху. Где можно взять продукты?

Он начал объяснять, а Тлемлелх отошел и сел на камень, кутаясь в плащ. Все. Теперь уже ничего не изменишь. Солнечное тепло, крики птиц, густой аромат каэфрйонгов и влажные болотные испарения, голоса Тины и Лиргисо – все это куда-то проваливалось, на глазах выцветало… Он уже чувствовал себя отчасти мертвым. Не сразу он понял, что его зовут по имени.

– Тлемлелх, что с тобой?

Лиргисо, который стоял у Тины за спиной, впился в него предостерегающим взглядом.

– Я всегда боялся сулламов.

– Так я же дам тебе бластер! Мне показалось… у тебя странное состояние.

«Я прощаюсь. С Изумрудным солнцем, с этим прекрасным миром, с тобой, с жизнью… Потому и плачу. Но ты ничего не поймешь, как не понимала до сих пор».

– Мне нехорошо от голода, мы ведь сегодня не обедали.

– Скоро я принесу еду.

Она выложила на землю вещи из аварийного комплекта Тлемлелха, затолкала туда свернутый костюм нега. Потом достала найденную в машине клейкую ленту и связала Лиргисо руки за спиной. Тот улыбался понимающе и чуть насмешливо, словно его заставили участвовать в некой церемонии, обременительной, скучной, никому не нужной, но освященной традициями и потому обязательной. После этого Тина протянула Тлемлелху бластер.

– Вот, держи. Стреляй только в сулламов – в щель, где голова, запомнил? Если появятся какие-нибудь энбоно, чливьясы или неги, воспользуйся парализатором. Если Лиргисо попробует освободиться, лучше сразу парализуй его.

Он пробормотал, что все понял.

Тина сунула в пустую кобуру еще один парализатор, подхватила рюкзак и направилась, не оглядываясь, в ту сторону, где осталась дорога. Обогнула черный болотный зрачок, глядящий в небо, исчезла за радужным от стеноеда валуном. Тлемлелх смотрел ей вслед сквозь туман слез.

– Все когда-нибудь кончается, дорогой Тлемлелх. – Лиргисо тоже смотрел ей вслед, небрежно прислонившись к другому валуну. – Вот и наша романтическая прогулка втроем подошла к концу… А теперь возьми нож и освободи мне руки.