Черные базальтовые стены, неровный пол, в котором постоянно надо высматривать трещины, однообразный стук капель воды, доносящийся то дальше, то ближе, — все это нагоняло на меня тоску и тревогу. Даже всякие там сталактиты и сталагмиты, поначалу развлекавшие меня своими причудливыми формами, неожиданно возникающими в конусе света, к шестому часу пути безнадежно надоели. Я, как и все жители равнинной части Кертории, никогда не любил ни гор, ни тем более пещер, даже испытывал против них определенное предубеждение, и теперь уже корил себя за то, что втравил нас с Гаэлью во всю эту затею. А вначале, на стадии замысла, она казалась мне очень даже ничего…

Идея сия пришла мне в голову накануне вечером, когда мы, благополучно выбравшись из офиса CIL (миссис Виттенберг любезно проводила нас до самых дверей после минимального принуждения) и отдалившись на безопасное расстояние, засели-таки в очередном ресторане поужинать и обсудить ситуацию. С первым дела обстояли неважно — жратва, как и почти всюду на Денебе, была синтетической, со вторым — еще хуже. Перспективный след, на который мною возлагались большие надежды, привел практически в никуда. Более того, после анализа недавней беседы с главой CIL — надо заметить, Гаэль меня за нее не похвалила и, вероятно, была права — у нас вообще появилось мнение, что вся история с Полом Виттенбергом и его законсервированной лабораторией — изрядно с душком. Если бы с CIL и лично миссис Виттенберг все действительно было чисто, почему бы ей прямо и честно не ответить на наши вопросы, без игр «считаю до трех» и прочего давления? Только из-за ущемленного самолюбия? Сомнительно — как верно подметила Гаэль, Беата Виттенберг производила впечатление исключительно прагматичной особы. Куда более вероятным казался вариант, что ей все же удалось провести нас, а точнее, меня и рассказать в итоге только то, что она сама сочла нужным. По собственному разумению или по чьей-то подсказке… И уж во всяком случае, заброшенная лаборатория, безусловно, оставалась исключительно подходящим объектом для ловушки. Любого типа…

Но в то же время она являлась единственным мало-мальски стоящим вариантом для дальнейшего расследования. Если забыть о Поле Виттенберге и его возможной связи с Вольфаром, то получался уже обозначенный мной тупик, — с момента моих размышлений по данному поводу на подлете к Сван-Сити ничего не изменилось. Впрочем, справедливости ради не могу не отметить, что при обсуждении этой проблемы Гаэль упомянула о том, что во время моего отсутствия еще раз изучила небогатый материал дела, имевшийся в нашем распоряжении (мы с Уилкинсом, естественно, не стали таскать с собой бумажки), и никак не может отделаться от чувства какого-то очень важного упущения. Признаться, я списал это на женскую мнительность, в чем впоследствии пришлось раскаиваться. Хотя, кто знает, как бы все повернулось, прислушайся я к ее словам?..

Тогда же мы пришли к единому выводу, что соваться в лабораторию Виттенберга в открытую, то есть попросту прилететь туда на флаере и попытаться попасть внутрь, будет верхом неосторожности, особенно если учесть, что, как показали последние события, мы начали превышать отпущенный нам лимит удачи. «Вот если бы было возможно подобраться туда незаметно!» — воскликнула Гаэль, подводя итог разговору. Казалось бы, в силу климатических условий Денеба, где пребывание на открытом воздухе поистине смертоносно, это нереально. Однако я не понаслышке знал о существовании в тех местах других дорог.

Как я уже отмечал, интересующий нас комплекс зданий располагался на западном краю большого горного плато, со всех сторон окруженного практически-непреодолимыми хребтами. Причем до отрогов ближайшего кряжа от лаборатории было, если верить карте CIL, рукой подать — меньше мили. А кряж этот был, как гнилой пень, проточен лабиринтом пещер — явление, очень распространенное на этой планете. Так что если посадить флаер с наружной стороны гор, быстренько заскочить внутрь и пройти пещерами насквозь, то у цели и впрямь можно оказаться незамеченным. Я еще не закончил обрисовывать Гаэли ситуацию, но по тому, как загорелись ее глаза, понял, что так мы и поступим.

С технической стороны все решилось достаточно просто. Флаер, любезно предоставленный нам друзьями Гаэли, оставался в нашем распоряжении, а со снаряжением больших забот не было — Денеб IV пользовался в Галактике репутацией рая для спелеологов; сюда толпами съезжались как специалисты, так и туристы, желающие вкусить таинства пещер (идиоты!). Так что закупить два комплекта оборудования не составляло труда. При наличии денег, разумеется… У меня, правда, — откровенно новая ситуация! — их, можно считать, не было. Но, как выяснилось, за последние двое суток Гаэль успела позаботиться и об этом. Я не смог вникнуть в детали предпринятых ею банковских операций, но в итоге она обзавелась новыми кредитками, которые, как утверждала, связать с ее именем было невозможно. Правда, прежде чем начать тратить ее деньги, которых, к слову сказать, у нее оказалось гораздо больше, нежели имеют, по моим представлениям, молодые журналисты, она потребовала с меня обещание по возвращении на Новую Калифорнию непременно с ней рассчитаться. Обещание такое я, конечно, дал. Причем с легким сердцем — в первую очередь потому, что само благополучие нашего возвращения выглядело для меня порядочным мифом.

Засим мы расстались — она отправилась ночевать к своим знакомым (меня туда почему-то не пригласили), и я снял себе конуру в маленьком и отвратительном мотеле на окраине Сван-Сити, единственным достоинством которого было то, что там не спрашивали никаких документов.

Встал я после ночи, проведенной в антисанитарных условиях, в настроении, близком к тому, с которым, бывало, выходил на ринг против товарища, громогласно обещавшего начистить мне рожу (после двух-трех смертей эта практика прекратилась). К счастью, под горячую руку мне никто не подвернулся, а затем мой взгляд на мир претерпел некоторое изменение к лучшему… Проснулся я непривычно рано — еще и девяти не было, — а Гаэль, не любившая ранних подъемов, наотрез отказалась встречаться раньше полудня, да и необходимости в этом действительно не было. Так что у меня образовался зазор во времени, который, верный решению не задерживаться на одном месте, я решил посвятить прогулке.

Вот так, гуляя и поглядывая по сторонам, я и набрел неожиданно на центр межпланетной связи. Поскольку деньги у меня появились (при расставании Гаэль выдала мне одну из своих «чистых» кредиток), то я туда заглянул. Захотелось справиться, как вообще-то дела обстоят дома: любопытно, да и могло статься — Деору удалось раскопать что-то ценное: его способности в области сыска не следовало недооценивать. Воодушевленный этой внезапно блеснувшей надеждой, я заказал разговор со своим замком и вскоре был приглашен в одну из кабинок для частных переговоров, обеспечивавших, согласно рекламе, полную конфиденциальность. Стоимость кабинок находилась в соответствии с их якобы защищенностью, и я попросил себе самую дорогую, надеясь, что хоть раз в жизни реклама не солжет.

Впрочем, как оказалось, особой необходимости в этом не было, так же как и реализации моих чаяний. Мой вызов попал на неудачное время — на Новой Калифорнии царила глубокая ночь, — и поэтому пришлось ограничиться общением с дворецким. Граф Деор, разумеется, спал и, по словам Тэда, чертовски устал за последние дни, так что я не отважился его будить. Тем более что он едва ли сообщил бы мне нечто сверх того, что я узнал и так. А именно — что пока их труды большим успехом не увенчались. Деор добился, чтобы власти практически отказались от обвинений в мой адрес, но те, похоже, и сами не очень-то стремились гнуть прежнюю линию. Да и в целом после моего отбытия, наделавшего немало шума — никто, например, не брал на себя ответственность за отдачу приказа стрелять в меня на поражение, — ситуация приняла вялотекущий характер: ни покушений, ни перестрелок… Словно, по выражению Тэда, «тот, кто дергал за ниточки всех наших марионеток, бросил это занятие и последовал за вами». Тем не менее они с графом не теряли надежды докопаться до конкретных личностей и — тут по его лицу пробежала осторожная улыбка — воздать им по услугам… Ну что ж, оставалось только пожелать им успеха и проститься, что я и сделал.

Однако, уже идя к выходу из центра, я вдруг решил сделать еще один звонок — по единственному из домашних номеров своих сородичей, который я помнил наизусть. И это, кстати, был номер не моего дяди, а Реналдо Креона. Я запомнил его по той простой причине, что он состоял практически из одной цифры — семерки. Вероятно, это должно было напоминать всем и каждому об удачливости его владельца. Удачливости, которая недавно то ли его подвела, то ли выручила… Подумав об этом, я не без удивления поймал себя на ощущении, что и вправду беспокоюсь о его состоянии, поэтому без дальнейших колебаний развернулся и пошел обратно к стойке, где принимали заказы.

На соединение с Вегой Прайм, крупнейшим торгово-промышленным центром Галактики, времени ушло куда меньше, чем на далеко не столь передовую Новую Калифорнию. Так что, когда я преодолел расстояние до своей кабинки, связь уже установилась. Впрочем, самого Креона на мониторе, разумеется, не было — там находилось женское лицо, которое можно было назвать прекрасным без всяких скидок. И на лице этом отразилось заметное недоумение, когда его обладательница увидела в свою очередь меня. Очевидно, небритые оборванцы, а именно так я, к сожалению, выглядел, звонили Креону не часто. Тем не менее она улыбнулась:

— Что вам угодно, мистер?

— Я хотел бы поговорить с Рональде. — Я постарался придать голосу повелительную интонацию, дабы меня не приняли вдруг за сумасшедшего. Отчасти это удалось, — во всяком случае, кнопку «отбой» с той стороны не нажали.

— Разве вам не известно, что он ни с кем не разговаривает без предварительной договоренности? — мягко спросила она, опустив из вежливости «а я сомневаюсь, что таковая у вас была».

— Как это знакомо! — Я не удержался от кривой усмешки. — Но со мной он, я думаю, поговорит.

— А я так не думаю, — заметно холоднее возразила она, но все же пояснила: — Рональде только сегодня вернулся из больницы. Он все еще очень неважно себя чувствует и просил не беспокоить его ни по каким вопросам.

— А! Вот как… — Я понимающе кивнул. — Это действительно меняет дело. И как его здоровье?

Она, казалось, не совсем поверила в искренность моего интереса, но ответила:

— Он уже идет на поправку, но все еще очень слаб. А вообще, выжил чудом — три дня в реанимации, и все врачи твердили, что шансов нет…

По ее тонким чертам пробежала судорога, словно воспоминание о пережитом ужасе, и я, подумав: «Неужели она и вправду так волнуется за Реналдо?» — сказал со всем сочувствием, на которое был способен:

— Ну, не стоит так расстраиваться. Сейчас уже опасности нет, все будет в порядке. Да и врачи, несомненно, преувеличивали — Рональде значительно крепче, чем… кажется. — Я вовремя прикусил язык, но она, похоже, прекрасно поняла, что имелось в виду, и впервые взглянула на меня с живым чувством:

— А вы, собственно, по какому поводу звоните?

— Да так… В основном хотел справиться, как он, — не кривя душой ответил я и чуть пожал плечами: — Думал, может, ему будет приятно поговорить со старым другом.

Она склонила голову с таким выражением, которое возникает у человека, услышавшего нечто заведомо дикое, но в то же время вроде как реальное. Ну, ее можно было понять — по межпланетке не звонили для того, чтобы потрепаться на тему «как поживаешь»…

— А вы не могли бы все же перезвонить? Скажем, через пару дней?

— Боюсь, что ничего не могу обещать. — У меня немного… гм… затруднительные обстоятельства. Теперь уже она кивнула с пониманием:

— Ладно. Тогда придется его потревожить. — Немного отвернувшись, она протянула руку куда-то влево, но тут же вновь взглянула на меня: — А что ему сказать?

— Ну спросите, не хочет ли он побеседовать с Ранье.

— Ранье? — Она достаточно удачно сымитировала керторианское произношение, и я добавил:

— Да. А если не может, просто передайте привет. Она отключила звуковой канал на мой монитор и обменялась с кем-то несколькими фразами, после чего вновь обратилась ко мне:

— Он сказал, что с удовольствием. — Она улыбнулась. — Похоже, действительно обрадовался. Но просит вас чуточку обождать.

Во время возникшей паузы я пытался разгадать загадку, мучившую меня все время нашего разговора: кто же она такая? Для секретарши или какого-нибудь иного варианта наемного служащего она держалась слишком уж уверенно и независимо… Наконец я не выдержал:

— Простите мое любопытство, но кем вы приходитесь Рональде?

Она не удивилась вопросу и просто ответила:

— Я его жена.

— А-а… — слегка обалдев, тонко заметил я. — И давно?

— Мы обвенчались пять лет тому назад. Ее явно забавляла моя ошарашенность, а я немного растерялся, не зная, то ли надо принести свои поздравления, то ли наоборот… В конце концов она откровенно рассмеялась, весьма дружелюбно, впрочем…

— Наверное, с моей стороны тоже не было бы самонадеянностью спросить: кто же вы? Но, мне кажется, я уже догадалась… Вы — Рене Гальего с Новой Калифорнии. Верно?

— Точно. Рональде… то бишь ваш муж… похоже, поделился с вами своим прошлым.

— В значительно меньшей степени, чем мне бы того хотелось, — с нарочитой досадой призналась она и снова стала совершенно серьезной. — Скажите, мистер Гальего, а эта катастрофа с Рональде может быть как-то связана с вашими собственными «затруднительными обстоятельствами»?

— Почти наверняка. — Я не видел смысла скрывать это.

— И вы предпринимаете что-нибудь для исправления ситуации?

— Стараюсь.

— Тогда желаю вам удачи!

— Спасибо, — с признательностью поблагодарил я. Приятно все же, когда тебе желают успеха искренне и бескорыстно — очень редкий случай!..

— Ага!.. Он готов — соединяю. — Она чуть поклонилась. — До свидания, мистер Гальего! Было приятно с вами познакомиться.

Прежде чем я успел произнести ответную любезность (а собирался — с женой Креона было и впрямь приятно познакомиться), экран мигнул и по нему пошла полоса помех. Я мимоходом подумал о стоимости счета, который будет мне предъявлен, но постарался не допустить выражения своих чувств на лице — сигнал вновь стал четким.

Реналдо полулежал на подушках в огромной роскошной кровати, да и вообще все, что попадало в поле камеры, несло на себе отпечаток богатства. Богатства беззаботного, гедонистического… Но сегодня это, к сожалению, лишь подчеркивало, насколько паскудно смотрелся он сам. Круглое румяное прежде лицо было бледным и осунувшимся, лоб покрыт испариной, подведенные мешками глаза ввалились, и лишь где-то в их глубине горел привычный жизнерадостный огонек.

— Что-то мы сегодня не красавцы. Да, Ранье?.. — Голос его звучал сипловато, но интонации оставались прежними. И ответа он, по обыкновению, не дожидался… — Знаешь, я бы с удовольствием с тобой поболтал, но, боюсь, долго не потяну. Так что давай сразу к делу. Ты что-нибудь хотел узнать?

— Да. Как ты себя чувствуешь?

— И все? — Он с секунду изумленно на меня смотрел, а потом насмешливо хрюкнул: — Спасибо, погано. Как, интересно, можно еще себя чувствовать с восьмью переломами и кучей внутренних кровоизлияний?..

— Рад видеть тебя оптимистом. И как тебя угораздило? — Он недоверчиво ухмыльнулся, и я поспешил пояснить: — Я и вправду не знаю. На просмотр новостей времени нет, а Бренн сказал только, что была какая-то катастрофа с флаером…

— А-а… Ты виделся с Бренном. С Денеба, значит, звонишь? Ну, он ничего не перепутал. — В его усмешке явственно прорезались зубы. — Все так и было. Летел домой после работы… Взорвался один из двигателей, флаер несколько утратил летные качества… Попросту рухнул как камень, а внизу были горы. Разбился в лепешку, погибли все, кроме меня, — охрана, пилот… Меня спасло только то, что успел включить силовое поле. Наше… Ну, ты понимаешь…

— Как насчет причин?

— Выясняют, разумеется. И полиция, и мои люди… — Тут он впервые сбился и поморщился от боли. — Говорят, какие-то неполадки в компьютерной системе. И те говорят, и другие, понимаешь, говорят… Ну ничего, встану на ноги — разберемся!

Мне показалось, что он настроен немного легкомысленно — насколько это было возможно в его положении.

— Не думаю, что это будет столь уж легко, — осторожно предположил я.

От фонаря такими фразами керторианцы обычно не бросаются, поэтому Креон, даже находясь не в лучшей форме, не мог этого не заметить.

— Ты полагаешь, Ранье? Вот так — вслед за Вольфа-ром, что ли?

— Скорее уж вслед за мной!

Я потратил еще некоторое время и кучу денег на рассказ о своем собственном флаере. Реналдо выслушал очень внимательно и, похоже, оценил мой поступок по достоинству. Очевидно было, правда, и другое — что он до сих пор не понимает, зачем же в действительности я с ним разговариваю.

— Вольфар, значит, и таких свиней научился подкладывать… Но он же мертв! — Реналдо потер рукой влажный лоб. — Как-то запутано все очень… Или, может, я уже ни хрена не соображаю?.. А у тебя как там с ясностью?

— Немногим лучше. Смутные подозрения — все, чем могу похвастаться.

— А с бароном консультировался? — подразумевался мой дядя, разумеется.

— Поди его найди!

— Эх, надо было тебе послать тогда Его Высочество подальше! Тут-то он нам не командир.

— А ты бы послал? — запальчиво поинтересовался я.

Креон испокон века любил учить жизни.

Он проигнорировал вопрос, как и всегда, когда его тыкали носом в несостоятельность собственных утверждений. Реналдо вообще так мало изменился, что мне по-прежнему легко было с ним общаться.

— Но тенденция-то очевидна. А, Ранье?.. Ты, я, остался только Бренн…

— Не переживай — он уже в больнице.

— Вот черт! — Он даже приподнялся на подушках, но тут же со стоном откинулся. — Главное… это не делать резких движений… А что с ним стряслось?

— Дырка в груди. Нешуточная. Но по сравнению с тобой, вижу, сущий пустяк!

— Да, Бренн всегда был везунчиком.

— Кто бы говорил…

Он весело усмехнулся, но затем вновь состроил такую страдальческую мину, что я уж подумал, не пора ли спешно откланяться. Однако, как выяснилось, причина этого неудовольствия лежала в области более возвышенной, нежели физическая боль.

— Знаешь, Ранье… Мне надо извиниться… — Он чуть сощурился, явно следя за моей реакцией. — Я… В общем… Ну соврал я тебе, короче говоря.

Я назидательно улыбнулся:

— И теперь боишься преставиться с нечистой совестью? Ну черт с ним! Хотя второй раз будет явным перебором, предупреждаю… — Несмотря на веселость тона, само предупреждение было сделано на полном серьезе, и мы оба это понимали.

Реналдо кивнул, помолчал, а затем лукаво воскликнул:

— Так ты знал!

— Знал. Да и Бренн…

— Меня заложил?

— Ненароком.

— Все равно, с него станется! — Реналдо изобразил обиду, но в глубине души остался довольным, вероятно, тем, что, как ему показалось, догадался-таки о причинах моего звонка.

Однако я молчал, и он вновь ощутил неуверенность, выразившуюся в заданном наконец вопросе:

— А порасспросить меня о Вольфаре тебе как будто неинтересно?

— Да не особо. Я знаю, чем он занимался. Предлагал присоединиться к нему в грядущих катаклизмах и тому подобная чушь, но ничего конкретного… Впрочем, если он сболтнул что-нибудь ценное именно тебе, то милости прошу!

— Да нет, — вяло подтвердил Реналдо, — точно так и было. Я только задним числом узнал, что он торчал на Веге пару недель еще до встречи со мной. Пытался наводить какие-то мосты с властями, даже взятки кое-кому предлагал. Но, по моим данным, у него ничего не получилось. Ошибся я где-то, выходит.

Напоминать о том, что ошибку еще можно будет исправить, я счел излишним — в плане мстительности Реналдо ничуть не уступал остальным керторианцам. Тем временем лицо моего друга приняло крайне обеспокоенное выражение. Я приписал это возникшему наконец осознанию серьезности положения, но не угадал.

— Послушай-ка, Ранье, а ты ничего такого моей жене не сболтнул? Вы ведь вроде как долго разговаривали…

Я усмехнулся, и он, наверное, покраснел бы, если бы в его организме нашлось для этого достаточно крови.

— Что тут смешного?

— Да так… — Я напустил серьезность. — Извини, не хотел тебя задеть. Подумал только, что если бы подобные обстоятельства вызывали у меня наибольшую тревогу, то, наверное…

— Ты с удовольствием поменялся бы со мной местами? Ты это собирался сказать? — По отсутствию возражений он понял, что попал в точку, и собрал последние силы для сарказма: — Ох, сделай любезность! Кровать, поверь, и вправду очень удобна. Питание, правда, пока внутривенно, и на горшок водят под ручки, но тебя, конечно, такие мелочи не смутят! Подлинному герою любой сортир по плечу!

— Утихомирься, Реналдо, — попросил я все же слегка извиняющимся тоном.

— Ладно… — еле выдохнул он. — Так как? Ничего не сболтнул?

— Не волнуйся. Я ничего ей не сказал. — Это была не совсем правда, поэтому пришлось поправиться: — Во всяком случае ничего важного.

— То есть доставаний не избежать, — с мрачной отрешенностью подытожил он, а потом, словно поколебавшись, все же спросил: — Как она тебе, кстати?..

— Она показалась мне славной, — честно ответил я.

— Славной?! — Он чуть не подскочил, а потом неожиданно подмигнул: — Обычно говорят — красивой. Но ты у нас со странностями…

Реналдо старался держаться поувереннее, но я видел, что он уже на грани потери сознания, поэтому предложил:

— Пора бы тебе отдыхать. Продолжим беседу в лучшие времена.

— Да, ты прав, — согласился он. — Но все же хочу сделать тебе одно небольшое предложение…

Он ненадолго задумался, как будто подбирая выражения, и я слегка обеспокоился. Когда же он заговорил, причина заминки стала ясна.

— Совсем мысли разбегаются, — пожаловался он. — В общем, так. Если тебе, Ранье, во время твоих странствии понадобятся деньги, то не сочти за труд…

— Реналдо!

Он поморщился, но не умолк:

— Так я и знал, что ты оскорбишься. Но послушай, тут же нет ничего дурного! Ты оказал мне услугу. Мне приятно… Я тоже хотел бы быть тебе полезным, но какой от меня прок в таком состоянии? Зато, подозреваю, ты оказался отрезан от своих финансовых ресурсов, а кто знает, когда они могут понадобиться. Верно? Но мои-то всегда под рукой — в этой части Галактики по крайней мере. Вот и располагай ими в случае необходимости.

Эта тирада окончательно его добила, поэтому я решил не спорить:

— Хорошо.

Он кивнул, попытался улыбнуться, провел языком по запекшимся губам и едва слышно закончил:

— Тогда просто приходи в любое отделение моих банков… Они есть повсюду. Назовешь им код, и все дела. Код тоже выберем попроще. — Не мудрствуя, он продиктовал мне в обратном порядке первые девять цифр керторианского счета. — Запомнил?

Я подтвердил прием, и на этой ноте мы распрощались.

«Удивительное дело, — подумал я, выходя из здания, где растратил всю достаточно объемистую карточку Гаэли, — если бы мне было что-то нужно от Креона и я догадался вести себя так, как вел, то это был бы прямо-таки гроссмейстерский ход с моей стороны!..» Но мне ведь ничего не было от него нужно. Не так ли?..

Тем не менее этот дружеский разговор — редкость в моей жизни — уничтожил остатки плохого утреннего настроения, я был бодр, весел и даже, повстречавшись с Гаэлью, принялся шутить в противовес обычной, слегка настороженной угрюмости. Она охотно смеялась до тех пор, пока не выяснилось, что хохма про кредитку, опущенную мной в мусоросборник, не соответствует действительности. Тут мы полностью поменялись ролями: она брюзжала, а я стоял и хлопал глазами. К счастью, хватило ее ненадолго — в конце концов, как она справедливо заметила, истраченные деньги все равно возмещать мне, — и мы занялись делом.

Подготовительная часть прошла без сучка, без задоринки — уже в два часа мы загрузились во флаер со вновь закупленным снаряжением и покинули Сван-Сити. Соответственно еще через два часа, в четыре, мы без всяких приключений подлетели к западной стороне интересующего нас хребта. Там пришлось немного поволноваться, потому что автоматика, оставшаяся, естественно, без поддержки наземных навигационных систем, сажать нас отказалась, и я уперся в необходимость делать это вручную. Это была сложная задача для моих достаточно скромных пилотских возможностей, но все же не чересчур: порыскав туда-сюда на небольшой высоте, с которой можно было видеть поверхность скал (бронированную машину швыряло при этом из стороны в сторону, как монгольфьер), я отыскал наконец небольшую ровную площадку неподалеку от гигантского устья одной из пещер, куда благополучно и сел.

Более того, место высадки оказалось выбрано настолько удачно, что расположенный сзади выступ скалы отчасти заслонял нас от ветра, так что, преодолевая стометровку до входа, нам даже не пришлось ползти, цепляясь руками за камни (в целом погода была неважнецкая).

Вдохновленные таким удачным началом похода, мы бойко нацепили на себя обтягивающие костюмы, приладили на лбу фонарики и почесали вперед. Вас может удивить легкость, с которой я об этом упоминаю, — а как же, дескать, опасность заблудиться в этом поистине бескрайнем лабиринте? Ну, такой драматический вариант был совершенно нереален. Сориентироваться где бы то ни было при наличии компаса и карты не так уж трудно, а у нас, разумеется, было и то и другое. Более того, картой нам служил голокристалл, рисовавший при желании в воздухе самосветящуюся трехмерную проекцию этой части гор (хорошо изученную к тому же). Так что не разобраться, куда надо идти, мог только совершеннейший болван, а так как я еще не достиг совершенства в этом вопросе, то и проблем не возникало. Другое дело, что пещеры, как и все во Вселенной, не остаются неизменными и попавшего в подгорный мир всегда могут ожидать пакостные сюрпризы — обвалы, наводнения и тому подобная дребедень. Однако гнев стихий нас миновал, — по-видимому, с их точки зрения у меня и так было достаточно неприятностей.

Тем не менее, как я уже упоминал выше, настроение у меня быстро стало портиться — слишком уж мрачна была окружающая обстановка, даже сырой удушливый воздух наводил на малоприятные ассоциации с могильным склепом. Причем, насколько я мог судить, Гаэль одолевали сходные ощущения… Во всяком случае, если в начале пути она еще пыталась как-то поддерживать беседу и видеть вокруг нечто интересное, то в дальнейшем все реплики между нами свелись к советам внимательнее смотреть под ноги, а часика через три мы и вовсе примолкли. Хотя кое в чем не могу не отдать ей должное. Дорогу для нас никто не мостил, поэтому идти было дьявольски тяжело даже мне. Каково же было Газли, не обладавшей керторианской выносливостью, могу только догадываться. И все же она ни единым словом не пожаловалась.

Однако чем дольше мы шли, тем хуже становилось у меня на душе — я уже всерьез стал проклинать себя за эту авантюру… Что, в общем, выглядело немного странно, ведь из восьми отведенных мной на дорогу часов прошло уже шесть, то есть приблизительно три четверти пути были позади, а ничего дурного с нами не приключалось. Но стоило мне попытаться урезонить этим доводом свою тревогу, как неприятности начались. Увлекшись переговорами с самим собой, я на мгновение забыл смотреть под ноги, в результате чего споткнулся о небольшую ступеньку, потерял равновесие и неуклюже завалился на бок. Там, разумеется, располагалась стена, и, дабы сблокировать удар, я выставил вперед руку, что в итоге вылилось в сильно разбитый локоть. Мелочь, недостойная, в сущности, упоминания, если бы это не был знак, который мне следовало учесть: мы устали, стали терять необходимую для безопасности концентрацию внимания, и требовалось организовать привал. Однако я лишь чертыхнулся и упрямо зашагал по узкому проходу — только бы поскорее выбраться из давящего на психику каменного мешка. Это не могло не кончиться плачевно, и следующая беда, куда посерьезнее предыдущей, не заставила себя ждать.

Миновав узкий перешеек между двумя очередными гротами, мы оказались в достаточно просторном зале, где недавно, вероятно, произошел частичный обвал потолка, — во всяком случае, пол был основательно усеян крупными обломками базальта. Не в восторге от такой картины, я не придал ей особого значения (похожие ситуации нам уже встречались неоднократно) и принялся лавировать между валунами, тщась отыскать кратчайший путь к противоположной стене. Гаэль же решила сократить себе расстояние, перепрыгивая с камня на камень. Я понял это по изменившемуся характеру доносящихся сзади звуков, но даже не обернулся, — наделенная от природы удивительной ловкостью, она с успехом проделывала подобные номера и раньше. Но всему хорошему, как известно, наступает конец, так же, впрочем, как и плохому. К сожалению, в этот раз была очередь хорошего.

Не знаю уж, что именно послужило тому причиной — усталость, неосторожность, случай или всего понемногу, — но факт тот, что за моей спиной неожиданно раздался приглушенный вскрик и шум падения тела на камни, который трудно с чем-то спутать. Развернувшись, я, естественно, бросился назад, и в первый момент показалось даже, что все обошлось. Во всяком случае, когда я подошел, Гаэль уже встала на ноги. В неверном свете фонаря ее подвижное лицо показалось мне пугающе застывшим и осунувшимся, но она храбро улыбнулась и предложила идти дальше. Не тут-то было… Через пару шагов она остановилась, присела на валун и сообщила, что, похоже, подвернула ногу. У меня хватило такта оставить все свои мысли при себе и предложить, с некоторым запозданием, привал.

Но дела, разумеется, на лад не пошли. После легкого перекуса и перекура Гаэль честно попыталась идти, но хватило ее в аккурат на пересечение этого несчастливого зала. Затем она заявила, что не может более ступить ни шагу, и, глядя на ее опухшую лодыжку, сомневаться в этом не приходилось.

Дальнейшее было очевидно, так как тратить силы на сентиментальную чепуху никто возможным не счел. Поэтому я просто посадил ее на спину, перевесил рюкзак на грудь и стал изображать наглядное приложение к пословице «Сила есть — ума не надо». Причем, признаться, напрячься мне пришлось на полную катушку: кажущаяся тоненькой, хотя и не хрупкой, Гаэль оказалась, на поверку, весьма увесистой… Так что если кому-нибудь придет в голову спросить, что я чувствовал во время этого тянувшегося добрых три часа перехода, то, право же, лучше бы ему этого не делать: едва ли на двух известных мне языках найдется хоть одно непечатное выражение, не пришедшее тогда мне на ум.

Когда же в итоге я добрел до восточной стены хребта, то меня шатало в прямом смысле слова. И хоть устраивать себе отдых я, в общем-то, не собирался, но пришлось. Осторожно выглянув из горловины небольшой пещерки (ближайшего, по моим прикидкам, выхода к лаборатории Виттенберга), я увидел почти непроницаемые для света бушующие потоки падающей сверху воды и понял, что погода окончательно испортилась. Преодолеть милю сквозь этот шквал было немыслимо ни с Гаэлью на плечах, ни даже в одиночку. Поэтому мне ничего не оставалось делать, кроме как вернуться в глубь пещеры, устроиться на камнях рядом с Гаэлью, сообщить ей о сложившейся обстановке и закурить. Она последовала моему примеру и после второй затяжки поинтересовалась:

— Герцог, а где находится портал, ведущий на Керторию? Вы говорили, он где-то рядом?

От удивления я чуть не поперхнулся дымом.

— Интересно, а на смертном одре у вас также нашлась бы пара вопросиков?

— Не исключено. — Она рассмеялась. — К тому же не преувеличивайте, я отнюдь не так уж плоха.

Это была правда — по сравнению с моментом непосредственно после фиаско в гроте она выглядела значительно лучше: лицо вновь ожило, в глазах появился прежний блеск… Если бы не слегка неестественно вытянутая нога с еще больше раздувшейся лодыжкой, она и вовсе казалась бы в полном порядке.

— Рад, что вы хорошо отдохнули, — не скрывая язвительности, заметил я.

— Ну-ну… Неужели вы предпочли бы бросить меня одну в той ужасной пещере?

— Я предпочел бы, чтобы вы были поаккуратнее.

— Разумеется. — Она горестно вздохнула. — В вас, герцог, нет ни чуточки романтизма.

— Зато загривок, надо думать, удобный, — огрызнулся я. — И потом, если под романтизмом вы понимаете пребывание в одиночестве в пещере, то у вас есть отличный шанс наверстать упущенное. Я не смогу дотащить вас до лаборатории. Извините, но это выше даже моих сил!

— Я понимаю, — серьезно ответила она и пожала плечами. — Что делать — я подожду вашего возвращения здесь.

Она произнесла это так твердо и спокойно, что я невольно отдал дань ее мужеству, — по мне, так лучше с Креоном местами поменяться, чем с ней… Впрочем, мое молчание было истолковано ею по-другому, и она напомнила:

— Вы так и не ответили на мой вопрос.

— Нет, ваше любопытство положительно неистребимо! — Я отшвырнул окурок, и, ударившись о влажную стену, он с шипением потух. — Почему вас так интересует все, что связано с Керторией и керторианцами?

— Потому, что это только с вашей точки зрения кажется обыденным и скучным. Для меня это как сказка, в которую я неожиданно угодила! — не задумываясь ответила она.

Признаться, такое объяснение не показалось мне особо убедительным, но я был слишком разбит для того, что бы продолжать расспросы, — отвечать все же полегче… Вынув из небольшого кармашка на боку голокристалл, я включил его, слегка развернул проекцию и ткнул в одну из пещер, расположенную милях в десяти к северу вдоль восточной стороны хребта.

— Вот там он и стоит, если я ничего не путаю.

— Да ну? — с явным недоверием заметила она. — Так, значит, и стоит посреди пещеры. И все эти спелеологи, копошащиеся в этих горах, до сих пор его не заметили?

— Портал невидим, — коротко пояснил я. — Керторианец может почувствовать его присутствие, землянин — нет.

— Вот как! — Она пожевала губками в легкой задумчивости. — Но я вот чего не могу понять: как устроена вся эта чертовщина? Не может же портал считать, сколько в Галактике осталось керторианцев? Один, два, двадцать? Откуда ему знать?

— Понятия не имею, — честно признался я. — Да и не думал никогда над этим. Вероятность возвращения на родину мною никогда всерьез не рассматривалась.

Она явно чуть не брякнула: «Так зачем же вы все-таки сюда полезли?!» — но вовремя прикусила язык: после моей вспышки ярости на «Пелиноре» этой темы мы больше не касались. Однако затем на ее лице возникла довольно-лукавая улыбка, как бывало всегда, когда ее посещала любопытная мысль.

— Скажите-ка, герцог, а вообще хотели бы вы вернуться на Керторию? — Предугадав мою реакцию, она поспешила ее опередить: — Да, да, я знаю. Невозможно, исключено… Но так? Положа руку на сердце?

Честно говоря, я действительно никогда не задавал себе этого вопроса, — к чему пустые мечтания? — но ее напряженное ожидание ответа заставило меня подумать, что спрошено было неспроста… Поэтому я потянул с ответом, убирая кристалл, закуривая и пытаясь разобраться в своих чувствах.

— Ну, я бы, наверное, с удовольствием вернулся туда. На время.

— Ага, — она усмехнулась. — А навсегда?

— Это был бы трудный выбор. Боюсь, что после лет, проведенных здесь, жизнь там показалась бы мне немного — пресноватой, что ли.

— И уж конечно, вам не очень бы понравилась перспектива сесть там Королем?

— Ни в коем разе! — Я заметно вздрогнул, и она кивнула:

— Да, я помню, вы и прежде как-то болезненно на это реагировали. А почему, кстати?

Мне определенно не нравились эти нескончаемые попытки поковыряться в моей душе, но раньше, чем я успел выразить свое недовольство, она уже легонько махнула рукой:

— Неважно. Кажется, я и так догадываюсь. Собственно, я о другом. Как вы полагаете, герцог, а многие ваши товарищи хотели бы того, о чем мы сейчас говорили? Гляньте! Они же отлично тут устроились — у большинства из них есть деньги, власть или, по крайней мере, любимое занятие. Зачем им корона Кертории?

Очень неожиданный поворот. Положим, она была права не на все сто, и у Короны был ряд достоинств: честь, слава, власть; в конце концов, увековечение своего имени как основателя новой династии — вещи близкие и желанные для любого керторианца. Однако нельзя было не признать, что и в просторах Галактики можно было снискать успех на любом поприще, успех ничуть не меньший. Но тогда получалось… Получалось то, о чем намекнул мне дядя после Совета и что я пропустил мимо ушей.

— Вы клоните к тому, — не скрывая удивления, предположил я, — что мотивом всех этих пакостей могло быть отнюдь не возвращение на Керторию, а что-то другое?

— К этому самому! — подтвердила она, явно довольная произведенным впечатлением. — Хотя, учитывая, что все пошло с подачи Вольфара, это может быть чистой воды измышлениями. Он-то как раз мог быть в числе недовольных существующим положением дел — на первый взгляд похвастаться ему было нечем. Просто эти соображения тоже нельзя сбрасывать со счетов. Вот и все, что я хотела сказать!

— Черт! И как вы до этого додумались? — не без досады согласился я.

— По-моему, это очевидно.

Это, конечно, была уже игра на публику, тоже напоминавшая мне дядю с его пристрастием к демонстрации собственного умственного превосходства. Поэтому я не счел зазорным прибегнуть к своему детскому воспоминанию и предложил:

— Что ж, блесните эрудицией — объясните мне, болвану, куда земля девается, когда в нее палка втыкается!

Безотказный прием, рекомендую. Оказавшийся в шоке собеседник сидит с открытым ртом Секунд десять-пятнадцать, после чего вы смело можете начинать смеяться.

Гаэль, правда, сделала обиженный вид, отвернулась и принялась разглядывать стену. Однако, когда я не обратил на это внимания и сходил проверить, не стало ли на улице поприятнее (а стало, напротив, похуже), она перестала дуться и спросила:

— Улучшений, видно, не наблюдается? Я, даже не счел нужным ответить, и она, как будто радуясь возможности зацепить меня, заметила:

— Это, герцог, между прочим, смахивает на крупный просчет. Если нам придется дожидаться хорошей погоды, то следовало бы захватить с собой продуктов на недельку.

— Ну, это навряд ли. Еще кто-то из наших записных остряков… Креон, по-моему… после первого знакомства с Денебом очень верно подметил, что здешняя погода сродни женскому характеру — не отличается постоянством.

Невольно подтверждая верность этого наблюдения, Гаэль сперва нахмурилась, затем рассмеялась и пожала плечами:

— А я думала, что нелюбовь к прекрасному полу — это ваше личное качество.

— Вы не заблуждались.

Я видел, что ей не хочется просто так оставлять эту тему, но в то же время и раздражать меня по-настоящему она то ли не желала, то ли отчасти опасалась. И неожиданно у меня возникло желание пойти ей навстречу.

— Что ж, вы верны себе, — криво усмехнулся я. — Не отстаете ни в какую!

— Да идите вы с вашей мнительностью! — предложила она. — Я и словом не обмолвилась…

— Кого вы хотите обмануть? Впрочем, я готов рассказать вам. Если, конечно, вы желаете послушать.

Она снова уставилась мимо меня в стену с видом оскорбленного праведника, но затем упрямо тряхнула головой и вытащила из пачки сигарету.

— Ну, желаю. Что скрывать?.. Однако не обвиняйте меня, что я вытягиваю из вас какие-то признания. Я даже не подозреваю, о чем идет речь.

— Тогда и вы не лукавьте. Прекрасно вы знаете. Разумеется, то, почему я сюда попал, почему не слишком люблю женщин и на дух не выношу любезную вашему сердцу романтику, следует понимать как разные стороны одной истории… В центре которой была женщина, как вы правильно предположили. Хотя в целом события выглядели совсем по-иному, нежели вы изволили представить в своих фантазиях на «Пелиноре».

— Послушайте, герцог, — негодующе перебила она, — не цепляйтесь к этому. Пожалуйста! Я же пыталась пошутить. Получилось неудачно, я с вами согласна. Всерьез я не могу даже заподозрить вас в…

— Это хорошо, — угрюмо кивнул я. — Потому что на самом деле все было хуже. Много хуже…

Она умолкла и жестом показала, что не проронит больше ни слова, а я поднялся — не сиделось как-то, — прошелся по пещере и наконец остановился перед ней, сцепив руки за спиной.

— А было так. Вы уже знакомы с обстоятельствами моего детства, поэтому начать можно как раз с того момента, когда оно закончилось. Случилось это вскоре после того, как мне стукнуло двадцать, — живя значительно дольше людей, мы и взрослеем немного позже. В эту пору принято влюбляться, и я не был исключением из правила… Находясь в столице по случаю каких-то очередных торжеств, я познакомился с девушкой одного очень знатного рода, в которую и влюбился.

Я не без удивления заметил, что практически не помню ее внешности, а ведь когда-то мне казалось, что уж этого мне не забыть вовек. Но свои-то чувства, через которые мне довелось пройти, я еще помнил хорошо, поэтому горько усмехнулся:

— Вероятно, сейчас бы я сказал, что мне следовало полюбить другую, но тогда мне как-то не приходило это в голову… И беда была не в том, что мое чувство было отвергнуто. Напротив, уже через какую-то неделю я выбрал подходящую минуту — жаркая летняя ночь, свет трех лун, стены древнего замка, — в общем, в самый раз для любителей романтики. — Гаэль, застывшая в неподвижности с начала моего повествования, никак не отреагировала и на это, и я продолжил: — Одним словом, я объяснился и встретил взаимность, надо думать искреннюю. Но тут как раз и начинались неприятности. Возможно, вам это покажется смешным, но на Кертории до сих пор не принято отправляться в постель непосредственно после взаимных признаний или вовсе без оных… У нас по-прежнему в ходу такая рутина, как помолвка, брак, согласие родителей и тому подобное. И вот на это самое согласие шансов у нас практически не было. Моя нареченная была родом как раз с Востока, и наши семьи издревле находились в состоянии вражды — ситуация, не раз описанная в классической литературе и вашей, и нашей, но мне от этого был не легче. Я попытался поговорить с герцогом, ее отцом, но он, разумеется, отказал мне, даже не слишком стесняясь в выражениях.

Я сделал небольшую паузу, готовясь к самой тяжелой части.

— Возможно, мне не следовало также обращаться к старому герцогу, если уж результат был известен наперед. Так он только насторожился и приказал своему старшему сыну… он был на восемь лет старше меня и один из дружков Вольфара, к слову сказать… не спускать с сестры глаз. Тот отнесся к отцовскому наказу исключительно добросовестно, после чего мы даже встречаться могли только украдкой. А в конце лета они вообще уехали на Восток, в свое имение. Я тоже вернулся к себе, но через пару месяцев, снедаемый горячим чувством, понял, что сидеть сложа руки и ждать, пока сдохнет старый герцог… а на это вполне могло уйти несколько сотен лет… мне невмоготу. И тогда я решил выкинуть фортель из классического арсенала влюбленных идиотов, а именно — похищение. В конце кондов, думал я, трудно похитить девушку, если она того не хочет, а так — ерунда… Разумеется, последствия такого поступка выглядели по меньшей мере туманно, но что мне было до каких-то там последствий?!

Тем не менее у меня хватило ума подготовиться к мероприятию достаточно основательно. Не вдаваясь в хитрости, к которым пришлось прибегнуть, скажу лишь, что мне удалось снестись со своей любимой и согласовать с ней детали. На это ушло еще несколько месяцев, но в итоге одним зимним утром я выехал из замка в компании нескольких верных друзей, твердо намереваясь вернуться обратно со своей будущей женой. За три с половиной дня мы без всяких треволнений пересекли страну — время тогда было на редкость мирное — и к вечеру четвертого дня оказались в окрестностях ее замка. Согласно нашему уговору, девушка должна была сама выбраться из дома — туда мне было не проникнуть при всем желании — и в полночь прийти на одну из полян в близлежащем лесу. И когда, стоя в назначенном месте, я в назначенный срок увидел ее силуэт, скользящий между деревьев, то сказал себе: «Видишь, Ранье, и впрямь ерунда! Все эти классические трагедии лишь выдумки, дабы было над чем слезу пролить». Так я себе сказал в предвкушении успеха, и был за это наказан…

Старший-то братец, как выяснилось, не утратил бдительности за месяцы покоя, на что я, естественно, рассчитывал. Нет, он был начеку, каким-то образом ухитрился проникнуть в планы своей сестры и неожиданно вышел на ту чертову поляну, буквально в шаге позади девушки. Подозреваю, у него было довольно банальное намерение убить меня на месте, но мне вообще не хотелось доводить дело до драки, поэтому я свистом подозвал своих друзей, прятавшихся немного дальше в лесу… Когда через несколько секунд они показались на поляне, я подумал, что ее братец, оказавшись перед лицом очевидно превосходящих сил, образумится, но это была большая ошибка… Прежде чем мы успели что-либо предпринять, он схватил свою сестру в охапку, приставил ей нож к сердцу и сообщил нам, что скорее убьет ее, чем даст увезти. Взяв их в кольцо, мы попытались вступить с ним в переговоры, но парень только упрямо твердил, что либо мы прячем оружие и убираемся восвояси, либо тут будут лежать два трупа! Не могу сказать, что я ему не верил, но попросту повернуться и уйти казалось мне невозможным. Такой позор, да еще на глазах любимой девушки, не казавшейся к тому же очень напуганной! Поэтому, когда Бренн, стоявший почти позади них, вытащил из-за пояса кинжал и красноречиво взвесил его в ладони, я предпочел рискнуть и подал ему знак. Он метнул нож и…

— Неужели промахнулся? — чуть подавшись вперед, вскрикнула Гаэль.

— Нет. Бренн никогда не промахивается. — Я усмехнулся, пытаясь скрыть гримасу боли. — Читайте прессу! Он и тогда попал. Но прежде чем упасть, молодой герцог успел всадить сестре нож в сердце. Вот так-то!..

Гаэль инстинктивным жестом провела рукой по лбу и неуверенно спросила:

— Так что же, вы бежали сюда от мести родственников?

— Нет. Я бежал не от мести, а за ней. Видите ли, ее старший братец остался жив. Кинжал Бренна буквально на дюйм разминулся с его сердцем, а мы все были тогда в таком ужасе, что никто даже не удосужился это проверить. Говорят, он чуть не истек кровью той ночью, а потом еще долго болтался между жизнью и смертью, но для меня единственно важным было то, что он не сдох. Я прилюдно поклялся, что отправлю его вслед за сестрой! Несмотря на то что убийца ответил мне сходным обещанием, он, видимо, опасался меня несколько больше, чем я его, потому что на протяжении нескольких лет практически не покидал свой родовой замок. Я мог только ходить вокруг и щелкать зубами. Поэтому, когда умер Король Торл, Принц согласился на Испытание и я узнал, что мой заклятый враг записался, так сказать, в участники, то не колеблясь последовал за ним сюда. Однако добраться до него мне так и не удалось: как я уже говорил вам, Вольфар прирезал его раньше.

После этой фразы в пещере повисла тишина. Слишком уж глухая; быстренько выглянув наружу, я убедился, что в пелене дождя и впрямь возникли прорехи, да и ветер изрядно поумерил свою мощь… Поэтому, вернувшись, я коротко сообщил:

— Мне надо идти!

На мгновение на лице Гаэли возникло странное отсутствующее выражение, будто бы уже виденное мной раньше, но затем она покачала головой и зажгла сигарету:

— Идите! Конечно! Я буду ждать вашего возвращения! Я бросил быстрый взгляд по сторонам, но решил, что какая-либо поклажа будет мне только мешать, и устремился к выходу. На пороге я обернулся, и она помахала мне вслед рукой с горящей сигаретой…