44
Кидала выдвинул колпачки вперед. Хенрик ткнул пальцем в средний. Шарик выкатился из-под левого.
– Не повезло тебе, друг.
Хенрик изобразил сожаление. Игра шла уже добрых полчаса, он просадил больше двух тысяч. Поглядев на кучу денег под рукой кидалы, подумал: пора брать то, за чем пришел. Теперь дело лишь за подставным. Такие уж тут правила – не могут эти ребята остановиться; на это он и рассчитывал.
Подставной – его звали Руперто, – громко закричал, не намереваясь отпускать такую жирную жертву:
– Пускай еще сыграет! Дай парню отыграться, а то уйду!
– Так нечестно, – поддержал второй, преграждая Хенрику путь к отступлению. – Положено давать отыграться!
Толпа загудела; было неясно, то ли жалеют его, то ли завидуют кидале. Хенрик едва не скрипнул зубами: жадность и наглость уличной своры не имела границ. Дай им волю – высосут кровь до капли.
– Пускай играет, коли охота, – пожал плечами кидала.
Казалось, Хенрик колебался.
– Давай, парень! Отыгрывайся! – подтолкнул его Руперто. Улыбка приросла к его губам, его колотило от жадности. Хенрик подумал: когда все закончится, неплохо бы скрутить ему шею. Из всей шайки черноволосый гаденыш казался самым мерзким.
Он выудил из внутреннего кармана пачку разлохмаченных бумажек. Глаза у подставного полезли на лоб. В толпе зашушукались, люди напирали, напряжение разлилось в воздухе.
– Что я с этого получу?
Крыса помусолил пачку.
– Здесь девять двести. Даю пятнадцать.
– Пятнадцать? Ты за дурака меня держишь? Сто за тридцать и пятнадцать за девять? Давай тридцать!
Казалось, крыса почуял неладное.
– Пятнадцать, и точка, – отрезал он.
– Эй, эй! Парень дело говорит! – Руперто продолжал играть доброго друга. – Ответь тридцатью!
Хенрик мог бы запросить и пятьдесят, кидала все равно был уверен в победе, но переигрывать не стоило. Он намеревался выиграть, а не ограбить.
– Черт с тобой, пусть будет двадцать пять, – сказал он.
– Так будет справедливо, – в голос подтвердили подставные. Зрители согласно закивали.
Театральная пауза подошла к концу, кидала сыграл роль до конца.
– Будь по-твоему, друг, – как бы уступая нажиму, согласился он.
– Деньги на стол, – сказал Хенрик.
– Зачем это? Меня все знают, играю честно.
– Как хочешь. – Хенрик повернулся, намереваясь уйти.
– Ладно, ладно! – заторопился крыса. – Вот, гляди. Все без обмана. Чего еще желаешь?
– Ты и ты, – Хенрик ткнул пальцами в подставных, – встаньте по бокам. Следите за ним.
– Конечно, кореш. Нет проблем.
Кидала забормотал речитативом, играя колпачками. Хенрик напрягся.
– Шарик в норке! Ищи, друг!
Замерев в раздумье, Хенрик водил пальцем над наперстками.
– Кажется… кажется… здесь… или нет… наверное, здесь… или…
Ожидание повисло тяжелым угаром. В толпе замерли. Подставные вперились в его колеблющийся палец.
– Здесь, в середине! – он быстрым движением опрокинул крайние колпачки.
Толпа взорвалась криками. Латино привстал на цыпочки и сунул руку под рубаху.
– Что за… – начал было кидала, но Хенрик уже сгреб пачку и подхватил свою сумку.
– Спасибо за помощь, парни! – весело бросил он раскрывшим рты от изумления подставным. – Счастливо оставаться!
– Эй, да что за хрень!
– Все нормально, можешь не открывать! Верю на слово! – крикнул Хенрик на бегу.
Он протиснулся через толпу и припустил, петляя, стараясь держаться в тени стен. Грохнул выстрел, наугад, для острастки, пуля ушла в никуда. Небо было затянуто тучами, окончательно стемнело. Хенрик юркнул в темную подворотню, рассудив, что после яркого фонаря преследователи будут здесь как слепые котята. Гневные крики приближались. «Стрекоза» зашелестела крыльями, поднимаясь над крышами, и тут же передала картинку: трое несутся вдогонку, впереди – тот самый латино, в руках его полицейский автоматический карабин со складным прикладом; еще один – самый легконогий – бежит по улице в обход, в попытке отрезать его с другой стороны.
Хенрик усмехнулся: все шло как по писаному – кто же отпустит его с таким добром? Он присел в тени стены. Топоча, преследователи вбежали во двор и устремились дальше, расходясь в стороны; все они были как на ладони, усилитель выделил их контуры зеленым. Хенрик крепко усвоил: на войне невозможно играть по правилам, потому что сами войны ведутся без всяких правил; именно поэтому ему было плевать на местные кодексы – он стрелял так, как было удобнее, со спины. Револьвер хлопнул несколько раз. Туша латино тяжело ударилась о землю, следом, как подрубленные, кувыркнулись подставные. Никто из них даже не застонал – парализующие пули действовали мгновенно; только шум упавших тел, да звон отлетевшего в сторону карабина нарушил тишину.
Он быстро перезарядил револьвер. Настороженно оглядываясь, сорвал с бесчувственных тел цепочки и грубые браслеты, выгреб из карманов все деньги. Осмотрел и с сожалением отложил карабин – слишком заметен.
Он удержался от соблазна свернуть жилистую шею подставного. Подумал: ему и так придется несладко, когда очнется. Всем троим придется здорово постараться, придумывая для кидалы историю, как это они так облажались, вернувшись обчищенными до нитки.
Двор сменялся двором, Хенрик уверенно петлял по закоулкам, перебегал темные улицы, торопясь выйти на задворки Авенида Бантуку. «Стрекоза» летела впереди, проверяя улицы: встреча с патрулем в его планы не входила. Ожил ветерок, пальмы замахали опахалами, казалось, дома подмигивают ему тусклыми квадратами окон. Он спешил: до начала комендантского часа оставалось меньше часа. На Бантуку можно было разжиться краденым автомобилем, цены на них упали: из-за паники на улицах оказалось полно брошенных машин.
Ему предстояло нагнать гуманитарный конвой, но ночная гонка с выключенными фарами не страшила его; он просто не думал о возможности нарваться на партизанскую мину или попасть в засаду: и то и другое – факторы случайные, прогнозу не поддаются, а значит, не стоят нервов и времени.
До скорой встречи, дружок, думал Хенрик, мысленно обращаясь к парню в хорошем костюме. Черный азарт наполнял его до краев, цель приблизилась еще на шаг. У него было такое чувство, словно он распрямлялся, стремительно разворачивался кольцо за кольцом, подобно пружине, которую долгие годы сжимали, а потом нечаянно выпустили из рук.