72

Тележку с двумя клетками выкатили в коридор и повезли вдоль массивных герметичных дверей с номерами. За ними находились переходные шлюзы с газовой изоляцией, а уже за шлюзами и сами экспериментальные боксы.

– А почему четвертый бокс всегда закрыт? Сколько я здесь работаю, ни разу не видел, чтобы через в эту дверь кто-то входил или выходил.

– Ну… – Фридрихсон оглянулся, проверяя, не идет ли кто в опасной близости. – Это было еще до тебя. Что-то там пошло не так, и, чтобы не случилось еще большей беды, пришлось этот бокс законопатить.

– Что значит законопатить?

– Стальные двери заварили, вентиляцию тоже…

– А что с людьми, которые там были?

– Об этом я ничего не знаю, – пожал плечами Фридрихсон. Он действительно не знал, хотя и догадывался.

Из-за угла появились доктор Лиззард и доктор Рюйтель – молодые, подающие надежды сотрудники компании. Они были о себе очень высокого мнения, а лаборантов считали не слишком расторопными слугами.

Но с Фридрихсоном высокомерные выскочки поздоровались первыми, чему было свое объяснение.

Полгода назад Лиззард обозвал Фридрихсона «старой неповоротливой задницей» и пригрозил пожаловаться начальству, если тот не начнет двигаться быстрее. У Лиззарда тогда работа горела в руках, и ему казалось, что он на острие нового открытия, которое изменит мир. Однако после стычки со старшим лаборантом у всех мышей в эксперименте доктора Лиззарда началась диарея. В боксах стояла жуткая вонь, никто из молодых коллег ничего не мог объяснить, и лишь спустя неделю скромный доктор Браун посоветовал Лиззарду извиниться перед Фридрихсоном. Тот в ответ накричал еще и на Брауна, но старший коллега лишь пожал плечами.

Время шло, эксперимент Лиззарда не двигался, и это заставило его выбросить белый флаг. Он пришел к Фридрихсону, признал свои ошибки и извинился. А затем попросил выяснить, что происходит с его мышами.

Старший лаборант сказал, что не сердится, и на неопределенный срок одолжил у Лиззарда тысячу ливров. С тех пор эксперимент у молодого ученого заладился, мыши стали вести себя как положено, и все, кто знал Фридрихсона, зауважали его еще больше.

Подойдя к дверям четырнадцатого бокса, старший лаборант нажал кнопку переговорного устройства:

– Мы пришли, доктор Браун.

– Одну минуту, – раздалось из динамика. Затем в дверях щелкнули тяжелые электрозасовы, и приводной механизм открыл тяжелую створку.

– Заходи, чего встал? – подогнал младшего коллегу Фридрихсон, и тот закатил тележку в переходной шлюз.

Двери закрылись, сработали замки, и герметичность шлюза восстановилась.

– Ой, что это там? – спросил Жижецкий, указывая в большой иллюминатор, за которым среди волн охлажденного газа, словно по дымящейся реке, брел доктор Браун. На нем была маска с респиратором, и это, по мнению Жижецкого, делало его похожим на монстра.

Наконец дверь в бокс открылась, и в шлюз вошел доктор Браун. Он снял маску, отдышался и постучал пальцем в перчатке по клетке, проверяя тонус животных.

– Ну что же, Фридрихсон, надевайте и вы маску…

– А можно я возьму с собой и этого парня, доктор Браун? – спросил старший лаборант. – Ему бы не помешало повысить квалификацию, а то он слегка туповатый. Только на складе от него польза.

– Я не возражаю, только пусть держится позади вас.

– Слышал, Тобиас?

– Про то, что тупой?

– Про то, чтобы держался позади меня и ни за что не хватался.

– Хорошо, буду держаться.

– Надевай маску – возьми вот эту, это твой размер.

Тобиас надел маску и закашлялся – внутри она пахла хлоркой.

– Это пройдет, – пробубнил через свою маску Фридрихсон и, взявшись за коляску, покатил ее в бокс, пока доктор Браун придерживал двери.

Хотя под потолком горели осветительные панели, Жижецкому казалось, что в боксе царит полумрак. Он брел по глубокому туману за старшим лаборантом и видел лишь его раскачивающуюся спину в белом халате.

Наконец они дошли до длинного стола, на котором стояли прозрачные, похожие на аквариумы кубы. В них находились невысокие зеленые ростки, поднявшиеся из грунтовых розеток.

– Вот это будущее нашего сельского хозяйства, – с гордостью сообщил Браун.

– А что это за всходы? – поинтересоваться Фридрихсон.

– Тетраподсолнечник. Представьте себе, он имеет до пяти корзинок, которые вызревают в два раза быстрее, чем у обычного подсолнечника, при этом не требуется никакой дополнительной подкормки.

– А за счет чего возникает такая выгода? – спросил Фридрихсон. Браун удивленно на него посмотрел.

– Мы работаем над разгадкой этой тайны, однако на это еще потребуется время. Возможно, он питается магнитным полем, гравитацией или еще чем-нибудь… Об этом мы узнаем позже, а пока станем получать бонусы, выводя продукты на рынок.

Доктор Браун снова постучал пальцем по клетке, затем открыл крышку одного из кубов и сказал:

– Давайте, рассаживайте по две особи в каждый ящик…

Фридрихсон выловил из клетки двух мышек и опустил в куб.

– Отлично, переходим к следующему.

– А в чем же смысл этого эксперимента, доктор Браун?

Браун вздохнул. По правилам он не имел права рассказывать о работе никому, кроме коллег, работавших на этом же направлении, однако Фридрихсон был единственным, кроме начальства, кто интересовался его работой, и Браун часто делился с ним всякими безобидными новостями.

– Мы проверяем технологию выращивания на токсичность среды. Некоторые из растений выделяют на начальных этапах роста различные яды. Бывает, что несколько раз в сутки они выделяют яды, затем сами их поглощают. Этот момент сложно выявить без дорогостоящей системы датчиков. А мышки дешевы.

– Я тут недавно читал «Историю науки», – продолжал беседу Фридрихсон, опуская мышей в очередной аквариум. – И там наткнулся на небольшой период в двадцать первом веке, когда практиковалось применение генномодифицированных организмов. Поначалу все шло очень хорошо, но через десяток лет…

– Я тоже читал «Историю науки», правда, очень давно, – перебил его Браун, открывая следующий прозрачный куб. – Да, результаты оказались… совсем не те, которые ожидали, но ведь и учеными подвижников тех далеких времен можно называть лишь условно. Кем они были? Насколько знающими и компетентными они являлись? Лично я определил бы их как слегка просвещенных скотоводов, и не более. Теперь же наука стала по-настоящему могущественной, и нет такой сферы, в которой бы…

В этом месте доктор Браун громко чихнул, да так, что маска на его лице подпрыгнула.

– Уф… Целую неделю насморк не отпускает. Я уже половину аптеки домой перетаскал, и никакого результата. Пожалуй, что только в борьбе с насморком наука все же бессильна, но во всем остальном могущественна.

Наконец мыши были загружены во все кубы, и четыре пары животных еще осталось.

– Замечательно, – подвел итог доктор Браун. – А эти восемь пусть остаются в резерве.

– А вот сюда мышей вы забыли запустить! – подал голос младший лаборант Жижецкий, показывая на самый первый куб.

– Да нет же, мы загрузили в него животных в самую первую очередь, – возразил Браун, возвращаясь к началу длинного стола.

– Я тоже помню, – поддержал его Фридрихсон, вставая рядом.

Они смотрели на подсвеченные специальной лампочкой всходы, надеясь увидеть мышей, спрятавшихся за молодыми растениями, однако ничего не нашли.

– Что ж, возможно, мы заболтались, что меня, как экспериментатора, конечно, не красит. Давайте клетку, Фридрихсон, восстановим гармонию и оставим этих новоселов до завтра.

Старший лаборант быстро выловил из клетки еще одну пару мышек и, подойдя к столу, замер, глядя на аквариум.

– Ну же, Фридрихсон, кладите!

– Подождите, доктор, я вижу там мышиное дерьмо…

– Где?

– В аквариуме. Там были мыши, и они оставили дерьмо – вон там в углу.

– А это точно оно? – спросил Браун. – Вы уверены?

– Уверен, доктор. Я ухаживаю за мышами не первый год.

– Что ж, кладите мышей и уходите, мне нужно сделать кое-какие записи… И не нужно там болтать, что вы заходили в бокс.

– Конечно, сэр, я ведь понимаю, – кивнул Фридрихсон. Он снял с коляски клетку с оставшимися мышками и покинул бокс. Младший коллега последовал за ним.

Доктор Браун запер за ними все двери, вернулся в затянутое туманом помещение и, подойдя к столу, заметил, что в паре кубов снова отсутствуют мыши, а еще в одном осталась только одна.

– Так-так-так, – произнес Браун, чувствуя, как на лбу проступает испарина. – Что это? Телепортация?

Он подошел к столу и, нагнувшись над опустевшими кубами, приметил черные точки мышиного помета. Судя по всему, перед исчезновением животные испытали шок.

Доктор взял с полки большое увеличительное стекло и мощный гелиевый фонарик, вернулся к пустым кубам и, затаив дыхание, открыл крышки и стал рассматривать листочки молодых побегов. Браун ожидал увидеть какие-то изменения, тогда бы можно было предположить, что эти непростые растения каким-то образом поглотили экспериментальных животных, однако видимых изменений он не обнаружил.

– Что ж… – произнес он, чувствуя какое-то неприятное опустошение. – Что ж, продукты из такого подсолнечника мы уже получали, и животные прекрасно их ели…

Сняв маску, Браун подошел к стеклянному шкафу, где на полке в открытой пластиковой коробочке лежали несколько семян растений-метаноидов. Они были похожи на яблочные косточки, с той лишь разницей, что достигали размеров самого яблока. Метаноиды постоянно вибрировали, смещаясь то к одной, то к другой стенке коробки, и это считалось нормальным.

Почему происходила эта вибрация, узнать не удавалось, но, попадая под жесткие излучения исследовательских сканеров, семена переставали вибрировать, пока их не оставляли в покое. Отдохнув несколько часов, они возобновляли свои танцы и совсем прекращали вибрировать, лишь когда их рассекали на части. Рассечение же было необходимо, чтобы получить посадочный материал. Поскольку добраться до генетического аппарата метаноидов не получалось, первые эксперименты, начатые несколько лет назад, ограничивались внедрением микроскопических частей метаноидов в обычные семена. Полученные из таких семян растения оказались на удивление урожайными, однако произведенные из их плодов продукты были насыщены неизвестными ранее высокотоксичными ядами с отложенным эффектом. Несколько недель после приема пищи испытуемые чувствовали себя хорошо, а зачем все заканчивалось в считаные часы.

Так случилось с заключенными в одной из тюрем, где втайне от правительственных структур «Новые технологии» проводили подобный эксперимент.

Впрочем, после той неудачи боссы из «Новых технологий» и ученые из «Нонсарто» не опустили руки и продолжили свои важные исследования. В конце концов, применив метод обратного внедрения, они получили растения, которые давали полноценные продукты питания.

Оказалось, что правильнее было не метаноиды внедрять в обычные семена, а части обычных семян вставлять в небольшие гранулы, полученные из семян метаноидов. Именно из такого сложного посадочного материала и проросли побеги тетраподсолнечника в прозрачных кубах.

Браун вернулся к столу – мышей в кубах стало еще меньше. Он достал из кармана сетевой передатчик и нажал кнопку вызова.

– Главный узел, дежурный Фалькони. Слушаю вас.

– Фалькони, соедините меня с директором.

– Одну минуту, сэр.

Послышались щелчки кодировочных узлов, потом Брауну ответил директор «Нонсарто» по научной работе.

– Слушаю вас, доктор Браун, – произнес он будничным тоном, и это несколько успокоило Брауна.

– Сэр, у нас нештатная ситуация.

– Насколько нештатная – «ноль-два», «ноль-четыре», «ноль-девять»?

– Думаю, пока «ноль-два».

– Вы в четырнадцатом боксе?

– Да.

– Оставайтесь там, я сейчас буду.