Глава 40
Мгла сгущалась все сильнее и сильнее. Луиза задыхалась в ней, словно это был густой смертоносный газ. Но это не газ, это страх, дикий первобытный ужас, который парализует, замораживает, убивает. Неужели никто не чувствует его? Даже Николай?
Девушка оглянулась и попыталась глазами отыскать своего возлюбленного. Мастер шел сзади, отставая от них шагов на двадцать. Он то и дело останавливался, чтобы выпустить в преследователей короткую очередь из своего страшного пулемета. Нет, сейчас Николай ничего не замечает. Он слишком занят, он полностью поглощен боем. Луиза отдернула взгляд. Видно, ей придется бороться с этим самой. Но как бороться? Кто она такая, чтобы бросить вызов самому прародителю зла, самой смерти?
Вдруг на девушку накатила новая, еще более мощная волна холода, мрака, чьей-то невыносимой боли и страданий. Это было словно шквал ледяного ветра, словно удар в лицо. Луиза едва удержалась на ногах. Именно тут, в этом самом месте, что-то происходило, что-то грязное, мерзкое, чудовищное.
– Что случилось? – Смит, державший Луизу за руку, остановился вместе с ней.
– Здесь… здесь… – только и смогла выдавить из себя корсиканка.
– Да что здесь?!
Смит быстро огляделся вокруг. Ему не пришлось долго искать. Цепкий взгляд сержанта вмиг засек небольшой белый ромбик со вписанным в него числом двенадцать.
– Нашел! Сюда! – закричал морпех, останавливая набегавших сзади Грабовского и Дэю.
– Что? – выдохнул запыхавшийся Марк.
– Вот, – Смит указал на эмблему Верховной Лиги. – И Луиза тоже говорит, что это здесь.
– Вскрываем! – Грабовский помог лурийке опереться о стену и кинулся на помощь к Смиту.
Сержант надеялся, что стенная панель открывалась подобно той, что скрывала дверь реактивного лифта. Но не тут-то было. Луиза видела, как пальцы Смита ушли под срез плиты. Он пошарил ими там, а затем резко повернул голову к Марку:
– Это не маскировка. Это и есть сама дверь. Сварной металл. До сантиметра будет. – Смит растерянно взглянул на лейтенанта. – Что делать? Как ее открыть?
– Уйди! – прокричал Грабовский и, как только американец шарахнулся в сторону, дал очередь из своего «UMP-45».
Тупые крупные пули оставили на металле строчку глубоких вмятин и с визгом отрекошетили в сторону.
– Отошли! Немедленно все отошли! Теперь попробую я!
Луиза увидела, как подбежавший Николай без лишних расспросов навел на замаскированную дверь свою здоровенную многостволку.
Ударившая очередь ослепила и оглушила девушку. Она словно очутилась в эпицентре взрыва. Грохот, беснующийся желтый огонь, скрежет разрываемого металла, звон падающих на пол гильз. Этот кошмар длился всего несколько секунд. Николай с удовлетворением глянул на пропоротую изуродованную дверь, крикнул «Скорее внутрь!» и тут же возобновил огонь. На этот раз он стрелял по ловким камуфлированным призракам, которые вынырнули из-за изгиба туннеля.
Под визг пуль Грабовский со Смитом распахнули лишившуюся запоров дверь. Они стали заталкивать женщин внутрь, сперва Луизу, затем Дэю.
Переступившей порог Луизе стало казаться, что она уже умерла и это место не что иное, как ее сырая могила. Так же темно и жутко. Свет поступал лишь сзади, из того мира, из которого она только что пришла. Но и он почему-то стал быстро гаснуть, словно могилу закапывали, сбрасывали в нее комья грязи и огромные тяжелые камни.
– Ник, быстрей! Переборка падает!
Крик Грабовского пояснил все. За их спинами опускалась толстая дублирующая переборка, и Марк со Смитом не могли ее удержать. Между полом и неумолимо сползающей стальной плитой оставался всего метр… полметра…
– Николай! – в страхе закричала Луиза.
Словно отвечая на эту мольбу, когтистые пальцы мигом вцепились в бронированную переборку и приподняли ее. Строгов проскользнул внутрь, а за его спиной тут же упала освобожденная, больше никем и ничем не сдерживаемая плита.
– Вот зараза, пришлось бросить пулемет, – в кромешной темноте послышалось злое рычание Строгова.
– Николай, любимый! – Луиза рванулась на звук. – Ты живой!
– Нормально. Я в порядке, – Николай поймал ее, притянул к себе и, успокаивая, стал гладить по волосам.
– Я испугалась за тебя, за себя. Зачем мы пришли сюда, в это страшное место? Я не могу здесь. Оно меня убивает.
– Ну что ты говоришь? Ты справишься. Ты сильная. Мы здесь потому, что должны быть здесь. Потому, что кроме нас больше некому. Вспомни, ты ведь сама это говорила.
– Да, говорила. – Девушка спрятала лицо на груди любимого. – А вдруг я не смогу, вдруг я не готова?
– Мы тут все не готовы, – прошипел Грабовский. – Черт побери, у кого-нибудь есть фонарь?
– У меня, – подал голос Смит. – Только уж больно хилый.
– Лучше, чем ничего, – облегченно вздохнул Марк. – Давай, включай скорее.
В темноте послышалось шуршание, хруст расстегиваемых липучек, и только затем вместе с легким щелчком темноту прорезал тонкий лучик. Желтое пятнышко скользнуло по грязным рваным комбинезонам, зацепило изможденное лицо Дэи и уткнулось в стену, на которую та опиралась. Это был ржавый необработанный металл со следами литья. Смит недолго изучал бесформенные наплывы, вкрапления и дырки. Он быстро перевел луч на чрезвычайно низкий, всего метра два в высоту потолок, а затем на противоположную стену.
– Везде одно и то же, – сержант подытожил свои исследования.
– Это что за крысиная нора? – Марк огляделся по сторонам и тут же сам ответил на свой вопрос. – Потайной или резервный ход, что ли?
В этот момент за спинами «головорезов» что-то грохнуло. Удар, а может, взрыв. Все разом шарахнулись от звенящей, словно колокол, переборки, а Луиза, цепенея от страха, вцепилась в Николая.
– Граната, – узнал Смит.
– Ага, – согласился Грабовский. – Противопехотная. Пробуют взорвать переборку.
– Противопехотной не возьмешь, – как эксперт по местным дверям заявил Строгов. – Однако они могут отыскать и что-нибудь помощнее.
– Давайте двигать, – предложил Марк. – Иди сюда, дорогая, я помогу.
С этими словам разведчик закинул себе на плечо руку Дэи и крепко ухватил ее за талию.
Луиза нуждалась в помощи ничуть не меньше, чем лурийка. Если Дэе для того, чтобы продолжать путь, требовалось подставленное плечо Марка, то для корсиканки каждый шаг вперед был немыслим без поддержки Николая. Именно Николая. Никто другой кроме него не мог понять и помочь. Только у него были силы противостоять злу.
Строгов, словно почувствовал это и взял ее за руку:
– Идем.
Луиза заметила, как в другой руке возлюбленного блеснул вороненый загривок готового к бою автомата.
– Идем скорее. И постарайся собраться. Что толку с того, если ты будешь качаться от страха как травинка на ветру. Не сможешь защитить себя и другим не поможешь.
– Я понимаю, – пролепетала девушка.
Она действительно понимала, но страх был сильнее ее. Он не давал возможности двигаться, думать, он безостановочно выкачивал силы. А может, это не страх? Может, это то самое черное, зловещее болото, которое она ощущала впереди? Оно было уже совсем рядом, всего в нескольких шагах.
– Всем тихо! – Николай тоже что-то услышал или почувствовал. – Смит, выключи фонарь. Возьмитесь друг за друга и за мной. Гуськом. Я вижу в темноте, поэтому поведу.
Строгов покрепче стиснул ладонь Луизы и двинулся вперед. «Господи, как хорошо, что есть его рука», – подумала девушка. Это тот мостик, который сейчас соединял ее с жизнью.
Они прошли шагов сорок, может, пятьдесят, прежде чем до Луизы стали доходить странные монотонные звуки. И не только звуки. Впереди что-то мерцало, скорее всего, горело, и этот огонь был красным, как кровь.
– Вперед! – прошептал Николай. – Держитесь все вместе.
Еще полтора десятка шагов, плавный поворот, и узкий проход неожиданно закончился. Они оказались на пороге огромного круглого зала. В первое мгновение Луизе показалось, что она бредит или, возможно, угодила во временной провал, который перенес ее в древнейшие, доисторические времена Земли. Именно в ту эпоху у гигантских пылающих костров шаманы произносили свои леденящие душу заклинания, а первобытные племена внимали каждому их слову, готовые жить или умереть, повинуясь воле богов.
Все происходящее и впрямь не походило на реальность. В самом центре зала находилось около сотни гуманоидных существ. Они стояли между толстыми железными сталагмитами, растущими прямо из железного пола. Грубые асимметричные конусы были наклонены к центру зала и своими остриями указывали в одну точку, куда-то вверх, под сводчатый потолок.
Участники обряда медленно раскачивались в такт какой-то заунывной мелодии. В основном это были инопланетяне в белых, как у Нуда, балахонах. Однако среди присутствующих находились и люди – двенадцать фигур в черных одеждах. Луизе удалось разглядеть несколько человеческих лиц, мелькнувших в факельном свете.
Да, зал действительно освещали факелы. Они горели неестественным кроваво-красным пламенем, отчего по стенам и полу метались зловещие багровые отблески. От этого чудилось, что огромная железная пещера битком набита всевозможной нечистью, которая с упоением отплясывает жуткие дикие танцы. Встретить такое в мире электричества и передовых технологий, да еще на борту космической станции, было невероятным. Может, именно поэтому огни эти и казались столь зловещими. Красное пламя ассоциировалось с угрозой, бедствиями, гибелью.
– Это что за чертовщина? – прошептал стоящий рядом с Луизой Марк Грабовский. – Что они тут делают? Молятся? Это что, секта?
– Не беда, если бы только молились, – ответил Николай. – Но эти твари пожирают живую энергию. Они перестраивают, перенаправляют ее, они стараются…
Строгов не успел договорить. Воздух над толпой неожиданно начал быстро густеть. Из прозрачного и чистого он становился мутным и грязно-серым, а всего через мгновение это была уже мгла, настоящая беспросветная смоляная мгла. Неожиданно в центре нее, как раз в той самой точке, на которую указывали стальные сталагмиты, из черной субстанции сформировалось лицо, человеческое лицо. Словно в ужасной беззвучной пантомиме, оно корчилось от боли, оно что-то надрывно кричало, о чем-то молило. Но, видно, для призрака не существовало жалости и милосердия, а значит, и спасения. Через миг черный скульптурный портрет покрылся глубокими, быстро разрастающимися оспинами, а затем развалился на части. Образовавшиеся обломки мигом начали трансформироваться. Луиза чуть не потеряла сознание, когда поняла, во что именно превращается только что погибшая маска. В других людей. Извивающиеся от мук лица и тела. Мужчины, женщины и даже дети. Господи, дети! Она видела, как маленькие беззащитные создания кричат от страха и боли и как неведомое нечто пожирает их.
Именно в этот миг, подобно голодным псам, стремящимся ухватить мозговую кость со стола хозяев-каннибалов, сектанты подняли руки вверх. Они протягивали свои пальцы, когти, щупальца в остервенелой попытке ухватить и без того страдающие детские тела.
– Не дам! Прочь! – закричала Луиза и ринулась вперед.
Она больше не могла это выносить. Девушке вдруг показалось, вдруг почудилось, что она уже видела эти грязные лапы. Они точно так же тянулись к ней, к ее беззащитному малышу. Тогда Луиза не смогла, не устояла, не защитила, тогда она была беспомощна и слаба. Но сейчас… сейчас все изменилось, сейчас она совсем другая. Она накажет зло, пусть для этого придется пожертвовать всем, даже собственной жизнью.
На бегу корсиканка собирала силы. Делать это оказалось почему-то невероятно легко. Источник черной энергии находился совсем рядом, ее больше не приходилось выцарапывать из другого, параллельного мира. Почему все происходит именно так, Луиза не задумывалась. Ей было не до того. Девушка знала лишь одно – она должна помочь жертвам, прекратить все это, покарать зло.
Луиза выбросила вперед руки, и сквозь стоящую перед ней плотную толпу словно будто пролетел многотонный каток. Два десятка уродливых созданий вдруг исчезли. Их снесло с места и умчало куда-то в сумрак огромного зала. Разгневанную корсиканку не очень-то беспокоила их судьба. Она готовилась к новому удару.
Существа в белых плащах бросились врассыпную, черное облако словно растаяло, а в Луизу полетели пули. Двенадцать участвующих в обряде землян были вооружены. Вернее, не так, теперь их осталось девять. Трех человек в черных накидках Луиза приговорила первым же ударом. Но те девять, что уцелели… они представляли угрозу, реальную угрозу! Смешавшись с толпой перепуганных инопланетян, люди в черном не просто искали спасения, они яростно и остервенело нападали.
Луизе грозила неминуемая гибель, но мелькнувшая быстрая тень вдруг накрыла ее, бросила на шершавый железный пол, уволокла под защиту одного из железных столбов. Николай! Это мог быть только Николай!
Корсиканка всего несколько раз слышала русскую речь и, конечно же, ничего не запомнила. Однако сейчас Луиза поняла, что это звучит именно она. Строгов выкрикивал какие-то колючие, шипящие от перегрева слова и, не переставая, давил на спусковой крючок. От этой смеси непонятной речи, грохота выстрелов и колотящих по ней горячих гильз девушка буквально испытывала восторг. Николай исцелял ее, возвращал к жизни. С каждой новой пулей, выпущенной им, приходило облегчение. Как же так? Этого просто не может быть! Убийство – это неправильно, это мучительно, это грешно и страшно.
Прогрохотала новая очередь, а вместе с ней пришло понимание. Человеческие законы здесь неприменимы. Сейчас «головорезы» сражаются не с людьми. Они вступили в поединок с чудовищами, слугами самого дьявола. Это их сила истязала Луизу. Теперь же, когда они один за другим гибли, корсиканка вновь возвращалась к жизни. И не только она, а и весь мир. Весь наш прекрасный добрый мир теперь сможет вздохнуть легко и свободно.
Луиза крутнулась ловко и легко, словно всю свою жизнь тренировалась уходить из-под огня. Она встала на одно колено, выкинула вперед руки, и летящие в них пули разлетелись в разные стороны, как будто напоролись на невидимую броню. Второй взмах, и один из самых оголтелых стрелков смолк. Вместе с ним превратились в разноцветные, дымящиеся на стене кляксы еще несколько уродливых созданий. Так им и надо, гадинам! В Луизе не было жалости. Она убивала и тем самым освобождалась от грязи, скверны, темноты.
Но неожиданно грохот выстрелов смолк. Руку Луизы, вытянутую для очередного удара, перехватила ловкая когтистая пятерня.
– Стой, – выкрикнул Николай. – Слушай!
– Я ничего не слышу. – Разгоряченная боем, корсиканка с ненавистью оглядывалась по сторонам.
– Крик, – прошептал Николай, глядя в глубину темного зала.
– Ну и что, все эти твари сейчас визжат от страха.
– Нет, это другое… это совсем другое. Кто-то зовет меня.
– Как ты услышал? Как разобрал? – удивилась девушка.
– Скорее почувствовал, чем услышал. Это там… – Николай указал в сторону одного из темных проходов, такого же, как тот, из которого пришли «головорезы». – Я пойду.
– Не ходи! – Луиза вдруг испугалась. – Я сделаю все сама. Я не оставлю от этого места камня на камне.
– Ты не понимаешь, – Строгов отрицательно покачал головой. – Меня зовут, меня просят о помощи.
– Кто просит? Ты не можешь слышать! Здесь же все глушится!
– Не знаю как, но слышу. Этот зов – словно часть меня. Надо идти, – Николай поднялся во весь рост и вышел из укрытия.
В этот миг Луиза заметила две быстрые человеческие фигуры. Одна справа, другая слева. Их можно не опасаться, потому что это были друзья, это были Грабовский и Смит.
Марк сделал знак рукой, указывая направление атаки, и они втроем ринулись вперед. Грабовский и Смит перемещались мелкими перебежками, то и дело укрываясь за железными сталагмитами. Что касается Николая, то он шел вперед, не прячась и не пригибаясь.
В «головорезов» больше не стреляли. И Луиза не могла понять, хорошо это или плохо. Скорее плохо. Потому, что еще не все участники чудовищной оргии мертвы. Луиза чувствовала их. Живые и невредимые, они прятались где-то поблизости. Притаились, чтобы, выждав момент, нанести новый удар. И первый, на кого он обрушится, будет Николай. Стараясь помочь, защитить своего возлюбленного, корсиканка кинулась за ним.
С каждым новым шагом нарастало ощущение угрозы. Казалось, что, придя сюда, они совершили ошибку. И эта ошибка принесет с собой много горя, страшную беду. Хотелось закричать: «Нельзя! Стой!», схватить Николая за руку, уволочь прочь, спрятать, укрыть, сберечь. Однако ничего такого она не сделала. Она, словно приговоренная, медленно шла вперед, навстречу неизбежному, навстречу судьбе.
Неожиданно из темноты выступили две фигуры. Судя по длинным черным накидкам, это были люди. Насколько Луиза разобрала, первым стоял молодой юноша. Сумрак полутемного зала не позволял как следует разглядеть его лицо, однако девушке почудилось, что этого человека она уже где-то видела. Его худощавая, почти мальчишеская фигура резко контрастировала с тучным тяжелым силуэтом, находившимся сзади. Почему-то казалось, что толстяк закрывается юношей, держит у его спины ствол пистолета. Хотя, скорее всего, так оно и было.
– Я предлагаю сделку. – Голос толстяка оказался под стать его черной ауре, такой же мерзкий и липкий. Казалось, что об него можно основательно измазаться.
– Отпусти его, – отрезал Николай. – Он не один из вас.
Это была правда. Луиза чувствовала это. Над душой юноши не властвовали темные силы. Она была чиста и свободна. Корсиканка подумала, что такие души бывают лишь у детей и святых. Одни еще не успели нагрешить, другим уже отпущены все их грехи.
– Его свобода в обмен на ваше слово, – тучный человек держался очень спокойно, как будто был уверен, что дело выгорит.
– Чего вы хотите?
– Я хочу, чтобы вы гарантировали неприкосновенность всем находящимся в этом зале. Всем, кто еще остался в живых.
Великий Мастер молчал, обдумывая предложение противника. Если Николай еще о чем-то думал, то для Грабовского это был не вопрос. Марк счел обмен неравноценным.
– Не дождетесь, гады! Пытаетесь спасти свои шкуры ценой жизни этого сопляка?
Произнося эти слова, разведчик подошел достаточно близко, и острый внимательный взгляд профессионала скользнул по лицу заложника. Грабовского всего передернуло, когда он разглядел юношу.
– Тэрри?! – воскликнул Марк. – Да я его сам пристрелю!
– Тэрри! – словно эхо повторили Смит и Луиза.
– Не спешите, господин Грабовский, – произнес толстяк. Краешки его губ дернулись в злобной ухмылке. – Полагаю, вы измените свое негативное отношение к Тэрри, узнав, кто его мать.
Марк не ответил, но отступил на шаг. Луиза поняла, что он испугался. Испугался услышать очередную мерзкую историю о себе, о своей семье, о тех, кто ему близок и дорог. Однако заплывший жиром субъект готовил удар совсем не по Грабовскому. Толстяк поглядел в пылающие синие глаза Николая и, пододвинув Тэрри поближе к свету, как бы между прочим проинформировал:
– Тэрри родился на Корсике. Мать его – некая Луиза де-Ламарк. Кто отец, достоверно неизвестно.
В этот миг корсиканке показалось, что небо сорвалось и стремительно падает на землю. Тысячи, миллионы ярких белых огней, бывших когда-то звездами, завертелись вокруг бешеным смерчем. От этого сбилось дыхание, закружилась голова, подкосились ноги. Тэрри ее сын? Это казалось невероятным, немыслимым. Луиза потеряла ребенка год назад, всего год назад! А этому парню сейчас лет семнадцать. Он почти ее ровесник. Однако, несмотря на всю невероятность, абсурдность услышанного, Луиза почему-то знала, что это – правда. От юноши исходило тепло близкого, родного человека, и он так похож на Николая. У него тот же взгляд, хотя глаза… Глаза голубые и чистые. И в этом нет ничего удивительного, ведь это глаза его матери, ее собственные глаза!
Луиза стояла ни жива ни мертва. Одна часть ее души стремилась броситься к сыну, обнять его, крепко прижать к сердцу. Но другая, та, что очерствела от горя и разлук, замаралась в крови врагов и друзей, эта часть удерживала корсиканку. Все это… все, что здесь и сейчас происходило, было неспроста. За всем этим скрывался чей-то страшный план. Всем этим руководил какой-то злой гений. Знание всего этого парализовывало, оглушало, вселяло панический ужас.
– Отпусти его, я обещаю сохранить вам жизнь. – Сквозь туман, застилавший ее сознание, Луиза услышала безжизненный, словно механический голос Николая.
– Честного слова Великого Мастера мне вполне достаточно, – толстяк согласился необычайно быстро и легко. Он плотоядно осклабил идеально ровные белые зубы и, подтолкнув Тэрри вперед, негромко произнес: – Иди, это он.
Будто робот, юноша сделал полдюжины шагов вперед и остановился прямо перед Строговым. Несколько секунд они молча смотрели друг на друга. Луизе показалось, что они разговаривают, только речь их недоступна другим живым существам. Это только их язык, только их тайна.
Мастер нависал над Тэрри, как борт могучего боевого корабля нависает над палубой маленького прогулочного кораблика. Только вот непобедимому линкору до этого довелось повстречаться с неистовой бурей. Именно поэтому он сейчас имел жалкий, потерянный, искалеченный вид.
Строгов стоял сутулый, с поникшими плечами и виновато опущенной головой. Его рука, еще мгновение назад крепко сжимавшая наведенный на врагов автомат, поползла вниз, и дуло оружия уставилось в пол.
– Я не знал о твоем существовании, – наконец произнес Николай.
– А я знал о тебе, – ледяным тоном ответил Тэрри. – Знал с того самого момента, как застучало у меня сердце. Ведь его запустил ты. Это было больно, чудовищно больно. И муку эту ощущал не только я, эти адские страдания испытала и моя бедная мать.
Словно удар молнии, на корсиканку обрушились воспоминания. Боль! Невыносимая жгучая боль! Луиза корчится от нее на мокром дощатом полу. С грохотом падают тарелки, льется вино из опрокинутых бутылок. Дядюшка Поль пытается помочь, пытается поднять ее. Но старику это не под силу. В судорожно извивающееся тело словно вселился жестокий бесноватый демон. Луизе больно и страшно. Она рыдает и кричит… кричит до хрипоты, до рвоты.
Видение оборвалось вместе со звуком голоса:
– Прости, – только и смог выдавить из себя Николай.
– Простить?! За все то горе, которое ты причинил мне? За страшную смерть моей матери? Никогда! Нет и не будет тебе прощения!
Нет! Это ложь! Луиза хотела закричать, кинуться к сыну, но не успела. Она даже не увидела, что произошло. Рука Тэрри мелькнула, словно тень, что-то сверкнуло. Строгов дернулся, изогнулся и весь подался вперед. В тот же миг у него из спины вырвался шипящий красный луч.
Луиза закричала и кинулась Николаю на помощь. Она не замечала опасности, не ведала страха, она думала лишь о том, как остановить, как погасить этот страшный гейзер из огня и клокочущей сгорающей крови.
