98

Утром Мартин проснулся с железным привкусом во рту, как будто накануне пьянствовал. Привыкнуть к здешнему воздуху никак не удавалось, и только вкусные горячие завтраки позволяли ему и его товарищам смириться с таким положением дел.

– Когда сегодня воевать будем? – спросил Ламтак, жуя оладьи из злаков грубого помола.

– Я про это ничего не знаю, – ответил Мартин.

– Хорошо бы до обеда, натощак воюется лучше, – сказал Рони.

– Ты-то откуда знаешь? – спросил его Бурраш.

– Оттуда. Я натощак всегда воровал хорошо, с полным брюхом в окно не влезешь.

– То воровать, а то воевать. Если мне пожрать не дадут, я и меч не подниму.

– А я натощак не смогу мотаться, как прошлый раз, – заметил Ламтак.

– Да я тебе свою порцию отдам, лишь бы ты так сегодня бегал, – сказал Мартин.

– И я бы отдал! – поддержал его Рони. – Здорово ты нас выручил, я даже к дубинке не притронулся!

– Зато как стрелял! – похвалил его Бурраш. – У нас хорошая шайка сколочена. Я иду на самого рукастого, Ламтак отвлекает войско, Рони бьет на заказ.

– А Мартин? – спросил Рони.

– А Мартин на себя топоры и дротики вытягивает. И главное – почему они в него швырялись, ведь Рони самый опасный был – у него арбалет?

– Это они в нем власть признали, – серьезно заметил Ламтак. – Так что ты, Мартин, не зевай, в другой раз в тебя опять бить будут.

– Да какая я власть, я даже не командовал, – возразил Мартин.

– Не-не, гном прав, – сказал Бурраш и, сложив стопкой дюжину оладий, положил в рот и запил сладкой водой с черешнями. – Ты, Мартин, начальник нашего войска, так что маши руками или не маши, враг будет тебя выслеживать.

После завтрака вся четверка разлеглась на топчанах, и Рони рассказал, как натерпелся на горе страху и стрелял, как деревянный.

– Чудо, что попадал!

– Это разве страх? – возразил Бурраш и хохотнул. – Вот когда ты в первой шеренге стоишь, а на тебя с воем черные орки бегут нескончаемые – до самого горизонта, вот тут многие обделывались, сам видел.

– А я, когда в первый раз под атакой стоял, так лишился всяких чувств и ощущений, – признался гном. – Это еще в первую кампанию было, когда против короля веспов Генрика мятеж поднялся. Тогда я и пошел в наемники, думал денег легко заработать и жениться.

– И что – не заработал? – спросил Рони.

– Заработал. Только такого натерпелся, что все мысли о женитьбе из головы выбило. Год сидел в деревне, только огород сажал и ни о чем не думал. А через год снова пошел в наемники – и пошло, и поехало. Вот до сих пор с мечом и скачу.

– Ничего, ты еще молодой, успеешь жениться, – заметил ему орк, и они рассмеялись.

Затрубили рога, призывая выходить и становиться в колонну.

– Ну вот вроде и решились, – сказал Мартин, поднимаясь. За ним поднялись остальные и расхватали уже приготовленное для марша обмундирование и оружие.

Когда они занимали свое место в колонне, солдаты им приветливо улыбались, демонстрируя острые зубы. А командир Герман лично подошел, чтобы поприветствовать.

– Как себя чувствуете?

– Благодаря вашим завтракам, чувствуем себя хорошо, – ответил Мартин.

– Ну, тогда маршируем вперед, думаю, противник в лагерь не вернулся, и эта битва состоится на Призрачном.

Мартин задержал взгляд на уходящем Германе, и тот внезапно повернулся.

– Что? Вы что-то хотели спросить?

– Нет-нет, командир, все в порядке, – ответил Мартин, и Герман ушел к своей свите, поджидавшей его чуть в стороне.

Колонна тронулась, и вскоре ее, широко шагая, обогнал черный орк Ардольт. Он выглядел собранным и готовым к новым схваткам.

– Хороший боец, – заметил Ламтак. – Только местные его не особенно привечают.

– А кто будет привечать черного орка? – заметил Бурраш.

– Ну, он же им очень помог прошлый раз, – напомнил Мартин.

– Да он наверняка и прежде им немало помогал, да только у них здесь какие-то тухлые разборки под ковром, – сказал Ламтак. – Похоже, толкаются за допуск к начальственному телу.

– Какому еще телу? – сразу отозвался Мартин, вспомнив свое видение и красивое обнаженное тело. Даже от одного воспоминания начало ломить в затылке и перехватило дыхание.

«Ты думал обо мне?»

«Конечно, думал, и сейчас думаю и не знаю, как от этой страсти избавиться!»

Мартин тряхнул головой и вздохнул. Главное – некому сказать, не с кем поделиться, ведь дело какое-то… Стыдное дело! Он же не сосунок двадцатилетний, он седой совсем. За спиной такое, что другим и не вынести. Как рассказать, что влюбился в бабу, увидев ее только раз? Да и кому рассказывать – Буррашу и Ламтаку? Смешно. Смешно, да только временами так прихватывает, что хоть плачь.

– Прибавить шаг! – разнеслось над колонной, и сержанты стали многократно повторять команду. Солдаты затопали чаще.

Привал сделали только раз, после перехода через горный хребет, когда вдали показался разоренный лагерь прицепов.

Подробностей было не разобрать, но то, что глостеры в него не вернулись, было и так ясно.

– А знаешь, ночью мне эта привиделась… – как бы между прочим обронил Рони, и Мартин сразу понял, о ком речь. Однако переспросил:

– Чего привиделось?

– Середа эта. Во всех красотах, без юбок и накидок, представляешь?

– Нет, – соврал Мартин. – А как все было?

– Ну, сплю я и сплю, а тут будто толкает меня кто-то. Я открываю глаза, а она, бесстыжая, светит всеми красотами и говорит: хочешь меня?

– А ты?

– Я говорю – хочу! Чего ж выдумывать, раз она в таком виде?

– А она?

– Она сказала: убьешь Мартина ради меня?

– А ты?

– Да ты дурак, что ли?! – вскинулся Рони. – О чем спрашиваешь? Что, если бы она тебя спросила – убьешь ради меня Рони, ты бы что сказал?

«Убью», – прозвучало внутри Мартина, однако вслух он сказал другое.

– Дык, ясно дело, что глупый вопрос.

– Ну, вот и я ей залепил то же самое! – оживился Рони. – Я, говорю, друзей на баб не меняю!

– Молодец! – поддержал его Бурраш.

– Ну и все, она как будто растворилась.

Рассказав свой сон, Рони облегченно вздохнул, и Мартин ему немного позавидовал, ведь он ни в чем таком признаться не мог.