87
Солнце уже вышло из-за гор, но Мартин даже не подозревал об этом, пребывая во власти сна и блаженно улыбаясь. Но вдруг рядом с палаткой загудел рог, издававший мерзкое блеяние. Мартин закрыл уши ладонями, все еще не веря, что подъем пришел так не вовремя, но, дублируя горниста, раздался визгливый голос дежурного сержанта:
– Войско – поднимайсь! Войско – поднимайсь!..
Мартин открыл глаза и увидел провисающий полог шатра. Следовало немедленно подниматься, но это было нелегко.
– Какой, зараза, ужас… – проскрипел Бурраш, с трудом садясь на своем топчане. – Мы вчера что – напились какой-то гадости?
– Ух… Ну и пробуждение в горах, – в тон ему заметил Ламтак и поднял взъерошенную голову, на которой было непонятно, где борода, а где нечесаная шевелюра.
– Рони, вставай! Рони!
Мартин дотянулся до ноги младшего партнера и подергал за нее.
Рони что-то пробормотал и перевернулся на другой бок.
– Это от воздуха горного нас так развезло, – пришел к выводу Бурраш и, поднявшись, с хрустом потянулся.
Поднялся полог, и в шатер вошел служитель в мундире вспомогательного персонала. Он поставил на пол фаянсовый таз и налил в него воды из принесенного кувшина.
– Кому умываться, господа?
– О как! – произнес Бурраш. – А давай-ка я попробую, небось не отравлюсь.
– Ты чего это? – удивился Ламтак и, спустив ноги, почесал голову. Потом соскочил на пол, выхватил из котомки редкий гребень и стал расчесывать бороду.
Однако умываться следом за Буррашом он не стал и таз перешел к Мартину.
– Давай, удиви местных мытьем своих зубов! – предложил взбодрившийся Бурраш и засмеялся.
– Нет, не сегодня, – покачал головой Мартин и подставил руки, чтобы служитель ему сливал.
Между тем Рони поднялся и, не говоря ни слова, выбежал из шатра.
– Что-то вчера съел, – сделал вывод Бурраш и, сняв с вбитого в столб гвоздя обновку, вновь примерил мундир.
Было видно, что орку подарок нравится. Впрочем, Мартин тоже был доволен своим мундиром, ведь он был впору и шит из льняной, выглаженной ткани, а обшлага и ворот сделаны из чесучевой шерсти.
По ценам Пронсвилля такая обновка потянула бы на пару золотых монет, а тут дали за просто так.
– А мне не нравится, – проскрипел Ламтак, с разбегу запрыгивая на высокую для него койку. – Я в нем как обрубок какой-то.
– А без него ты стройная лебедь, да? – съехидничал Бурраш.
– Нет, не лебедь. Но пока я в мешковине, в замшевой куртке и рубахе из простого льна, все как будто неплохо, а охряная окраска делает меня похожим на карлицу из шутов веспского короля.
– Признайся, она тебе нравилась? – усмехнулся Бурраш. – Небось думал, как подкатить ней, а?
– Пень ты зеленый, – отмахнулся Ламтак, начав надевать нелюбимый урезанный портными мундир. – Карлица – несчастный уродец человеческого роду, а я – гном, понял? В одной руке меч, в другой молот!..
– Это ты к чему? – не понял Мартин, заканчивая умывание.
– Гном может воевать, а может жить мирной жизнью и работать кузнецом, плотником, сапожником. Все, где нужно бить по железу, – сгодится для гнома.
Дав Мартину вытереться полотенцем, слуга ушел, но вернулся Рони.
– Я чего спросить хотел, Ламтак, – с ходу начал он. – А как насчет банкиров и ювелиров? Там-то гномы с каким молотом дело имеют?
– Как это с каким? – удивился Ламтак и даже развел руками. – А монету чеканить как без молота? Вот тебе и молот. Золото тоже металл.
– Завтрак, господа! Разрешите заносить? – спросил другой слуга, уже оказываясь на середине шатра и раскладывая столик, на который начал выкладывать принесенные в ящике яства. Затем разлил по чашкам томленое козье молоко и поставил к нему корзинку с горячими булочками, а еще глиняную розетку со свежим коровьим маслом.