Книга: Ангел-Хранитель 320
Назад: 29.
Дальше: 31.

30.

Самурай удобно устроился на припорошенном пылью аэродроме банкетного стола. Дорогие деревянные панели стен испещрены шальными пулями. Пальмы в керамических кадках высохли и пожухли. Помещение небольшого банкетного зала на третьем этаже гостиницы уже ничем не напоминает респектабельное логово для чинных корпоративных оргий. Брызги выбитых стекол усыпали когда-то натертый до блеска натуральный паркет. Все вокруг присыпано пудрой выкрошенной штукатурки. Красивые двери топорщатся щепками вокруг выбитого пулями замка. Перевернутые мягкие стулья грудятся в углу испуганным стадом. Кожаные диваны – как трупы огромных буйволов. «Мошки» транслируют привычные рожи врага вокруг.
За последние несколько дней Самурай настолько свыкся с их видом, что воспринимает их как часть скучного городского пейзажа. Он часто рассматривает их в прицел. Усваивает их привычки. Пытается обнаружить слабость. Подмечает странную суетность жестов. Одинаковость лиц. Слаженность действий.
Они не филонят. Не спят и не жуют на посту. Не курят в темноте. Не травят анекдоты в капонирах во время ночного дежурства. Чистят оружие часто и тщательно. Их простенькая амуниция всегда в порядке, чиста и подтянута, словно не они несколько дней назад под огнем «косилок» насмерть дрались с наступающей ротой «Альфа». Просто идеальные солдаты. Мечта любого командира.
Его рота, точнее, два ее взвода так и осталась в паре кварталов отсюда. Ее добивали два дня. Последними утихомирили снайперов. Чужие снайперы действовали как духи смерти, профессионально и неотвратимо. То, что он до сих пор жив – просто удача. Это потому, что он так и не сделал ни одного выстрела, переползая от укрытия к укрытию, пока вертолеты поддержки утюжили улицы в напрасной попытке подавить огневые точки. Две его предыдущие позиции превратились в горящий щебень вместе с домами, в которых находились. Все тщетно. В этом поганом городишке стрелял каждый камень. Маленькие солдаты стояли на своих позициях непоколебимо. И неизменно побеждали, когда машина огневого подавления давала сбой. Вся тактика вышколенных имперских войск при действиях против этого странного противника летела к чертям. Одинаковые солдаты не поддавались панике. Не отступали под шквальным перекрестным огнем. Они продолжали стоять насмерть, когда их офицеры погибали под огнем снайперов. Они не реагировали на огонь прикрытия и били, поднимаясь из руин, по перебегающим имперцам, стреляли даже будучи ранеными. Они умирали десятками. Их можно было убить, но нельзя – победить. Они просто не признавали смерти. Имперцы косили их, как на стрельбище. И сами гибли один за другим, окапываясь среди развалин. Подоспевшая авиация похоронила остатки роты. А вслед за нею и батальон. Посуда мелко дрожала от мощных разрывов на окраине. Вой штурмовиков сливался в сплошной, непрекращающийся адский концерт. Несколько часов подряд непрерывного тотального истребления. На месте плацдарма, наверняка, земля спеклась на несколько метров вглубь. Никакая ПВО не в силах остановить эту армаду.
Накамура ждет. Негоже самураю умирать, не выполнив приказ. Его приказ – прикрывать возвращение взвода. Он ждет. Он терпелив, как змея. Он пьет воду экономными глотками. Часами лежит, не шевелясь. Винтовка – продолжение его тела. Он изучил окружающий район до мелочей. Знает, где расположены пулеметы. С точностью до метра может указать их сектора обстрела и мертвые зоны. Знает график прохождения патрулей. Время смены караулов. Маршруты движения мобильных групп. Время прибытия групп усиления. Видит тряпки вражеского снайперского поста напротив. Его он снимет в первую очередь. Он не умрет, не выполнив приказа. Отец будет гордиться его верностью. Его сын стал солдатом чужой страны. Но он погибнет, как подобает члену клана Накамура. Его дух несгибаем, как у одинаковых уродцев у дома напротив. Он готов к смерти и ждет ее.
Две зеленых искры на тактической карте. Все-таки он ждал не зря. Его взвод возвращается. Заноза. Непоседливый, мягкий интеллигент. Совсем не воин. Хороший парень. Конечно, его Триста двадцатый с ним. Точка помаргивает оранжевым. Зацепило его, беднягу. Самурай рад, что Сергей смог выбраться. Он прикроет его с удовольствием. Он ждет вызова. Снайпер напротив чувствует его взгляд через прицел. Он что, кожей его чувствует? Враг медленно шевелится, осматривает окружающие дома. Через электронику его не взять. Накамура уже убедился: эти ребята видны только через оптику. Движется экономно. По миллиметру в минуту. Высший класс! Самурай гасит все мысли и чувства, превращаясь в подобие камня.
– Заноза – Самураю. Нужна поддержка, прием. – Голос Сергея глух и неузнаваем.
– Самурай – Занозе. Привет, Серж. Рад слышать тебя. Где ты?
– Я в подземном коридоре. Дом наискосок от тебя. Ориентир «тридцать пять». Со мной Триста двадцатый и офицер космофлота. Коридор уходит влево. Похоже, они кольцами замыкаются вокруг определенных насосных станций. Дальше под землей не пройти. Патронов почти нет. Надо перескочить улицу. Наверняка там подвал переходит в другую систему туннелей. Хочу уйти в джунгли.
– Понял тебя, Серж. По моей команде выбирайся в подвал. Как скажу – беги через улицу. Через минуту мимо пройдет мобильная группа на БТР. Потом сниму снайпера напротив. Снаряды есть?
– У КОПа последний фугасный. У меня пять плазменных в подствольнике.
– Напротив, с твоей стороны, пулемет. Первый этаж. Мне отсюда не достать. Если сможешь их поджарить – пройдешь. Внутри дома до отделения легкой пехоты. Рассеяны по дому. Где располагаются – не знаю. Остальное я подавлю. Сейчас тишина. Патруль на подходе.
Они молчат, слушая только стук сердец. Оба понимают, что разговаривают в последний раз. Минута тишины – последнее, что они могут сказать друг другу.
«Со мной офицер. Его надо вытащить. Прости, что подставляю тебя, дружище».
«Не говори глупостей. У меня приказ – прикрыть взвод. Ты – взвод».
«Ты уйдешь с нами? Я тебя прикрою. Тебе всего и надо – улицу перебежать. Взвода больше нет».
«Да нет. Я тут привык. У меня тут еще дела».
«Не пори ерунду. Этот гребаный контракт не стоит, чтобы за него умирать. Ты свою работу сделал. Уходи с нами».
«Извини, Серж. Я остаюсь. Я тут так долго молчал, что палец затек».
«Как я уйду, если ты тут подохнешь? Что ты о себе возомнил?»
«Я же японец, не забыл? Мне подохнуть в драке – в полный кайф. Когда еще будет возможность…»
«Ну ты и задница…»
«А ты думал!»
Тишина кончилась. Накамура плавно выбирает свободный ход курка. Эта сволочь напротив уже смотрит на него! Поздно, уродец! Щелчок выстрела стряхивает пыль с края стола. Куча бурых тряпок исчезает из вида.
– Серж, выходи в подвал. Через тридцать секунд бей по пулемету и вперед.
– Принято, Исидо. Иду.
Самурай медленно шевелит стволом. Перекрестье сходится на смуглом лице под зеленой каской. Внимательные глаза смотрят вниз на улицу. Щелчок! Голова исчезает. Теперь пулемет. Пробитый навылет, первый номер валится на мешок с песком. Ствол пулемета задирается к небу. Второй номер подскакивает, крутит головой. Пригнув голову, ползет к пулемету. Достает микрофон. Подносит его к губам. Выстрел! Тело дергается в агонии, выплевывая изо рта кровь. Наблюдатель напротив. Выстрел! Черт, жив! Бормочет в микрофон, сволочь. Выстрел! Пробитая каска слетает с головы. Группа усиления. Бегут вдоль стены. Сержант впереди. Выстрел! Сержант спотыкается. Подтягивает колени к груди. Стреляют на бегу. Пули веером хлещут по стенам. Огонь прикрытия. Бьют по всем ближайшим стенам. Взрыв внизу. Вспышка плазмы. Молодец, Сергей! Накрыл пулемет.
– Все чисто, Серж, давай!
– Понял, иду.
Вот он. Волочет на спине какого-то уродца в оранжевой робе. КОП топает рядом, прикрывает, дьявол! Молодцы. Сергей бросает в окно гранату. Исчезает внутри дома. Триста двадцатый вламывается следом. Отлично. Займемся группой усиления. Выстрел! Выстрел! Выстрел! Не нравится? Выстрел! Просто стрельбище какое-то! Гранатометчик на крыше напротив. Ищешь цель, дружок? Выстрел! Труба гранатомета с грохотом обрушивается на тротуар. Со звоном прыгает по брусчатке.
– Заноза – Самураю. Нашел проход под землю. Жду тебя.
– Заноза, уходи. Я прикрою.
– Самурай, я без тебя не уйду.
Возвращается мобильная группа. Мчится на всех парах. Из дома напротив выбегают двое. Перебегают дорогу. Это за мной. Жаль, не успел достать. БТР выбрасывает кучку черных точек. Выстрел! Выстрел! Выстрел! Точки корчатся на дороге, разбегаются по сторонам. Надо сменить позицию. Сейчас коробочка даст жару. Он сползает со стола. Ползет к дверям.
– Самурай, без тебя не уйду. Вижу броню. Беру на себя. Выходи.
– Достал ты меня, Заноза! Уже иду.
Он бежит вниз по лестнице. Наверху с грохотом рушится крыша. Лестница прыгает под ногами. Жалобно стонут железные перила. На ходу перехватывает винтовку. Достает гранату. Где-то внизу эти двое. На ходу срывает чеку. Бьет ногой створку. Дверь распахивается. Граната катится внутрь. Лицо навстречу. Прищуренные сосредоточенные глаза. Как много можно увидеть за долю секунды! Он по инерции летит вправо, чтобы укрыться от взрыва за стеной. Очередь в упор отбрасывает его на ступеньки. Дымно тлеют от пороховых искр пряди маскировки. Трудно дышать. Доктор зачем-то колет спину. Винтовка тяжела, как телеграфный столб. Никак не переложить ее в другую руку. Взрыв вышвыривает коротышку из дверей. Кости его перебитых ног торчат розовыми осколками. Кровь хлещет из него, как из ведра. Он шевелит стволом, не в силах поднять свое оружие. Нажимает на спуск. Короткая очередь бьет в стену напротив. Пыль от разбитых кирпичей курится в воздухе. Оседает на головы, развернутые лицом друг к другу. Самурай с трудом поднимает лицевую пластину. Пытается вдохнуть. Давится кровью. Кровь пузырится на губах. «Хорошая у нас броня, – думает он, глядя в глаза умирающего врага. – В упор винтовка не взяла. Жалко, легкие от удара оторвались».
Через улицу от него в бессильной ярости воет Сергей. Он поджигает из подствольника юркий БТР. Матерясь, короткими очередями бьет по настырным черным фигуркам вдоль стен. Пули выбивают крошку над его головой.
– Давайте, бляди! Все ко мне! Цельтесь лучше! Вот он я! – рычит он.
– Серж… расскажи… отцу… про меня…
Воздух кончается. Самурай тихо застывает, прижав винтовку к груди.
– Уходим, лейтенант! Быстро! Быстро! Как можно быстрее! – кричит Сергей, врываясь под землю. Черт! Даже вход завалить нечем.
– Понял, – отзывается Стейнберг, поднимаясь с колена.
– Нет, парень. Ни хрена ты не понял. Ты у меня будешь бегать, как будто ты чемпион империи по спринту! Как будто у тебя горчица в заднице! И не вздумай на мину наступить или сдохнуть раньше времени! Тогда выйдет, что Самурай зря погиб! И тогда я тебе сам яйца отрежу! И никто не узнает, где ты копыта откинул! Будешь просто «пропал в бою»! Держи темп. Темп, темп! – Сергей кричит, волочет Стейнберга за собой, как резиновую куклу. Из его глаз катятся слезы. Через сотню метров он останавливается. Взводит «попрыгунью». Присобачивает ее над головой, среди труб.
– Жаль, что нет больше ничего, – ярость кипит внутри, не находя выхода. – Разнес бы в хлам весь этот поганый городишко!
– Почему этот говенный мир так устроен? – спрашивает он молчаливого Стейнберга. – Когда кажется, что и терять-то уже нечего, от тебя тут же отрывают еще кусок. Каждый раз кажется, что этот кусок – последний…
Карл молчит. Сцепив зубы, преодолевает боль в стертых в кровь ногах и в распухших суставах. Вспоминает крики комендора Грирсона. Его изощренную многоэтажную ругань и предсмертные хрипы. В чем-то Сергей прав. Война одинаково несправедлива и к умершим, и к тем, кто еще остался жив.
Назад: 29.
Дальше: 31.