Фенечка не подвел, «мошек» перед домом и за перекрестком стало больше. Картинка четкая.

– Триста двадцатый, подави бронетехнику, две единицы. Отметка восемьдесят, левее пятьдесят.

– Принято, приступаю.

Распахиваются от выхлопа орудия створки дверей. Коридор сразу наполняется дымом. КОП размеренно лупит из пушки сериями по два выстрела, бережет боеприпасы. Значки бронемашин неохотно гаснут.

– Съели, уродцы? – шипит сквозь зубы Сергей. – Триста двадцатый, меняем позицию, – смотрит на вывалившегося в коридор закопченного, покрытого пулевыми зазубринами КОПа, пробегает глазами показатели телеметрии. Ободряюще хлопает перчаткой по пыльной броне, смеется: – Это тебе не по жуликам из засады палить!

Наушник временами просыпается, неразборчиво кричит хриплыми голосами:

– Снайпер, снайпер напротив! … «мошек»! Пастинена зацепило! … дым! Он через дым… Огонь прикрытия! Санчес, вперед! Снайпер между отметками семьдесят пять и семьдесят семь! … этаж! … вижу! Габи, сноси первый этаж! … снарядов! Вход! Вход! Держи лестницу! Граната! Они внизу! Габи, поджарь их!

Сергей и Триста двадцатый бегут по длинному темному коридору, пока не упираются в завал. Обрушившаяся лестница перекрывает дорогу нагромождениями бетонных обломков. Скрюченными пальцами торчат из завала изогнутые прутья арматуры. Где-то сзади оглушительно лопается снаряд. Пол сильно сотрясается. Волна горячего воздуха толкает Сергея в спину. Шевелится, как живой, бетон завала, ползет вперед. С потолка сыплются панели отделки.

Сергей бегом возвращается назад. КОП тяжело топает следом. На месте дверей, из которых КОП вышел минуту назад – дымящийся пролом. Обломки стены разбросаны по коридору. В комнате жадно гудит огонь. Черный дым стелится по потолку, толстыми щупальцами тянется к решеткам вентиляции.

– Заноза – Фенечке. Меняю позицию, прошу поддержки.

Тишина. Ровный шум помех.

– Заноза, у тебя что, броня барахлит? – интересуется кто-то едва различимым голосом. – … накрыло Фенечку … за него.

– Я на отметке девяносто. Юго-западный угол. Меняю позицию. Прошу поддержки, – отвечает Сергей.

– Некому тебя поддерживать. Тут у нас тяжелая пехота на подходе. И снайперы появились. Бьют так, что головы не поднять. Их не берет ничего. Призраки какие-то. От отделения трое осталось, включая тебя. На первом этаже противник. Второй держим пока. Так что бросай свой угол, выбирайся сюда. Восточная стена. Двигай КОПа, выбей их. Берегись снайперов.

– Принято, выдвигаюсь. – И Триста двадцатому: – Ну что, придется побегать, дружище. Топай за мной. В здании противник. Приготовь огнемет.

– …Наконечник-1 … Внимание, Копье-1 … передаю вводную … «косилка» идет с запада… оторваться от противника… прорываться … западном направлении… пять минут… – пробивается через помехи прерывистый голос взводного. Сергей не разобрал и половины. Тактический блок теряет связь, не может принять вводную.

Сергей находит служебную лестницу, вместе с КОПом начинает медленно подниматься, шаря перед собой винтовкой от бедра. Пара «мошек» над головой шныряют по полу и стенам в поисках ловушек. Лестничный марш ощутимо трясет от тяжелой поступи Триста двадцатого. Сердце бухает, как молот, в ожидании неожиданной встречи лоб в лоб с чужой мордой в маске. Автодоктор все же решает, что пора вмешаться. Колет спину боевым коктейлем.

«Если эта война еще неделю продлится, определенно я на иглу подсяду», – думает Сергей.

Похоже, южную стену больше никто не держит. Коридор под ними озаряется вспышкой плазменной гранаты. Сработал подарочек. Враг уже внутри. Одна за другой в коридоре рвутся чужие гранаты. Выкатываются на захламленный пластик пола едва различимые среди дыма силуэты. Триста двадцатый сметает их одной короткой очередью.

Сергей уже на площадке рядом с дверью на первый этаж. Ему спокойно. Хочется выбить ногой дверь вместе с куском стены. Он чувствует, что легко может сделать это. Происходящее вдруг начинает напоминать ему игру. Ему непременно надо всех убить. Убивать – это такой кайф. За этой дверью – враг. Микрофоны шлема доносят возню за стеной, чужие гортанные выкрики и частые выстрелы из незнакомого оружия. Смутные силуэты на прицельной панораме. Я здесь, я уже близко, уроды!

Внизу противник делает новую попытку прорваться в коридор. Пули щербят стену вокруг лестницы, с визгом рикошетят от железных перил. КОП шлет предупреждение, без паузы бьет из пушки вниз за угол. Сергей едва успевает присесть от дымного языка выхлопа, размазавшегося по стене. Плазменный разрыв поднимает температуру подвального коридора до нескольких тысяч градусов. Прикольный спецэффект. Горит все. Горит и разлетается белыми брызгами расплавленный бетон. Горит самый воздух. Волна огня выхлестывает из-за угла, жадно растекается вверх. Не доходит до площадки каких-то пару метров. Покрытие брони потрескивает от жара. Трещат наколенники, обжигая колени через мокрые прокладки. По крайней мере, теперь минут десять ему оттуда точно ничего не грозит. Классное кино. Господи, когда же, наконец, антракт? Сил нет, как отлить охота!

«Когда тебя совсем прижало, и ты не знаешь, что делать – делай хоть что-нибудь. Вдруг сделаешь правильно?» Сергей словно наяву видит шевелящиеся губы Кнута, произносившие эти слова среди обожженных развалин на полигоне Форт-Дикса. И тут же принимает решение.

Триста двадцатый раскручивает ротор, короткой очередью размалывает дверь в труху. Пускает в проем по широкой дуге струю из огнемета. Гул и треск пламени, дикий многоголосый визг горящих заживо зверьков.

– Здесь Заноза, не стрелять! – кричит Сергей в ларингофон, прячась за широкой спиной КОПа и поливая дальние углы длинными очередями. Достает предпоследнюю гранату, минирует лестничную площадку.

Триста двадцатый впереди мелко переступает по реке чадного пламени, жадно лижущей замусоренный искусственный паркет холла, бьет из пулемета куда-то в дальний угол. Скрывается за выщербленной несущей колонной.

– Чтоб я без тебя делал, страхолюдина, – скалится сзади Сергей.

– Я КОП триста двадцать. Расход патронов для пулемета – девяносто процентов. Расход снарядов – пятьдесят процентов, – короткий доклад спускает Сергея с небес. – В пределах здания противник не обнаружен. Наблюдаю противника в восточном направлении – пять единиц тяжелой пехоты, удаление от двухсот до трехсот метров, более десяти единиц легкой пехоты, удаление до двухсот метров. В здании напротив наблюдаю две единицы животных незнакомого вида. Существа предварительно классифицированы как опасные для жизни человека.

– Огонь по пехоте. Береги боеприпасы. Приступай.

На фоне горящих стен Триста двадцатый, весь в копоти, в отметинах от пуль и осколков, ощетиненный дымящимися стволами, похож на ангела смерти. Вокруг него еще тлеют обугленные трупы с коленями, поджатыми к подбородкам. Он бьет скупыми очередями через вывалившуюся переднюю стену, не обращая внимания на щелкающие вокруг него пули. Скрывается в близком разрыве осколочной гранаты – кто-то лупит по нему из подствольника. Делает пару шагов за полуразрушенную стену. Несколько раз добавляет из пушки. Пустой картридж тяжело катится по груде кирпичного мусора. Слоится перед домом черно-белый дым. Нехотя тянется в огромные проломы стен. Редкие неприцельные пули с улицы высекают каменную крошку. Сергей так свыкся с ними, что уже не обращает внимания.

– Триста двадцатый, ко мне, перезарядка! – Сергей избавляется от картриджа из заплечного мешка. Это – последний. Остается еще запасной для пушки на поясной разгрузке КОПа. Потом – хоть вправду в штыковую.

– Третье отделение, как вы там? Живы? – интересуется Сергей, привалившись спиной к колонне.

Он приоткрывает стекло шлема, с наслаждением глотает теплую воду из фляжки. В горле сразу начинает першить от коктейля из пыли, едкого дыма и вони паленого мяса. Разглядывает тактическую карту. Или у него броня барахлит, или от взвода едва десяток человек осталось.

– Живы, живы. Вовремя подоспел, – отвечает через пролом в потолке Камински. – Мы тут этих ублюдков неслабо покрошили. Перли напролом, будто пули им нипочем. Теперь будут ссаться, как только про мобильную пехоту услышат. Тактика подавляющего огневого превосходства, мать ее…

Его лицо из-под поднятой лицевой пластины светится дурацкой улыбкой. Глаза на потном лице удивленно щурятся на помойку из трупов и строительного мусора внизу, словно только что узрели дело рук своих.

– Патронами не поделитесь? – с надеждой вопрошает Сергей.

– Сам собери. Там внизу наших много было, – равнодушно откликается Камински. – Голову береги. Снайперы где-то напротив, «мошки» их в упор не видят. Бьют навскидку, сволочи.

Сергей, чертыхаясь, ползет через холл, старательно прячась за грудами обожженных кирпичей. Натыкается на чью-то ногу в имперском ботинке. Разгребает каменные обломки в поисках подсумка. Есть. Всего пара магазинов. Одна осколочная граната. Одна дымовая. Кассета для подствольника. Хоть что-то.

Он старательно сдувает пыль с трофеев, распихивает их по подсумкам. С сожалением смотрит на свою густо забитую пылью винтовку. Почистить бы. Не решается, ограничивается поверхностной чисткой. Неуклюже развернувшись на месте, он пускается в обратный путь, к укрытию среди остатков стены.

По плечу с размаху бьют тяжелой палкой. Автодоктор мгновенно реагирует, впрыскивая обезболивающее. Неслышный выстрел с улицы почти не различим в шуме боя. Сергей замирает, прижавшись к полу. Прислушивается к ощущениям. Боли вроде нет. Хотя из-за химии ее так сразу и не различишь. Эйфория боевого коктейля еще бродит в крови, превращая страх и боль в сосредоточенное блаженство. Крови нет. Рука нащупывает здоровенную вмятину в наплечнике. Пуля прошла по касательной. Повезло.

Бдительный КОП дважды бухает из пушки. Выхлопы закручивают до потолка клубы пыли. Что-то неподалеку невидимо рушится.

– Опасные животные уничтожены, – докладывает Триста двадцатый. – Опасное животное не распознается электронными средствами. Опасное животное распознается только в оптическом и акустическом диапазонах.

– Так это снайпер! – догадывается Сергей. – Круто, Триста двадцатый. Ты мне жизнь спас.

– КОП триста двадцатый обещал, что человек Заноза не перестанет существовать.

– Ангел-хранитель, – устало улыбается Сергей. – Занеси опасное животное в базу. В категорию «снайперы».

– Выполнено.

– Живой, Заноза? – спрашивает сверху Камински.

– Чуть не зацепило. Тут Триста двадцатый до ваших снайперов добрался, – отвечает Сергей. – Слышь, Камински? КОП говорит, эти твари электроникой не распознаются. Так что только глазками и простой оптикой их можно увидеть. Прими к сведению.

– Вот падлы! То-то я смотрю, они как невидимки! – восхищается Камински. – Ладно, попробуем без шлема. Столько они ребят положили, суки! И взводного срезали. Сейчас сообщу всем циркулярно.

В закопченной, засыпанной пылью груде железа в дальнем углу холла Сергей с трудом узнает остатки Пятьсот первого. Торчат пучки световодов из развороченного плечевого сустава. Оплавленные сквозные дыры на торсе. Тусклые цилиндры гильз от безоткатки раскатились среди каменных обломков. Чем это его? Зрелище погибшей машины, до конца отдавшей себя людям, вызывает щемящее чувство. Словно видишь собаку, погибшую, защищая своего хозяина. Господи, она-то чем виновата? Внезапно поймав себя на мысли, что только что без всяких эмоций шарил по карманам своего мертвого товарища, Сергей отводит взгляд от покореженной машины.

– Заноза – Габи, Заноза – Габи, прием, – начинает бубнить в ларингофон Сергей. Габи не отзывается.

– Слышь, Заноза, у тебя что, с броней проблемы? – снова кричит через пролом в потолке Камински.

– Вроде нет. Тесты проходит, – уныло откликается Сергей.

– Тогда какого … ты все время мертвецов кличешь?

– Хрен его знает, – с сожалением говорит Сергей. – Лучше думать, что это электроника барахлит.

– Тоже верно, – соглашается Камински, сплевывая вниз. – Вон там твой Габи, у стены. У него магазин перекосило. А истукан вышел его прикрыть. Уже мертвого защищал. Там как раз пехота прорвалась, он их целую кучу в упор настрелял. Пока патроны не кончились. Тут его тяжелая пехота и достала. Даже лежа из пушки бить пытался.

– Ясно, – кивает Сергей. Сверху стучит короткая очередь. Хлопает подствольник. – Что там у вас?

– Санчес кого-то увидел. Обкладывают нас, сволочи.

За обрушившейся бетонной балкой прикорнул солдат в оливково-зеленой форме. Сергей впервые видит врага так близко. Равнодушно разглядывает его, прихлебывая из фляжки. Невысокий. Тяжелая каска с коротким штырьком антенны сползла назад, туго натянув ремешками кожу на подбородке. Почти без брони. Только припудренный свежей пылью складчатый бронежилет поверх комбеза. Короткие сапоги с рубчатой мягкой подошвой. На поясе сзади массивный подсумок с расстегнутым клапаном. Лопатка в чехле. Скрюченные желтые пальцы без перчаток в последнем усилии стиснули короткий черный карабин. Сергей наклоняется, стараясь рассмотреть оружие внимательнее. Дрянь какая-то. Примитивный прицел. Никакой электроники. Короткая труба подствольника. Похоже, однозарядного. Широкий пластиковый магазин. Всего патронов на 20-30. Калибр приличный – 8-9 миллиметров. Больше имперского. Сергей презрительно морщится. Воевать с этим можно, но недолго. От трупа исходит странный незнакомый запах, различимый даже среди вони сгоревшего мяса. Сергей перехватывает свою винтовку за ствол, толкает темную фигуру прикладом. Тело нехотя заваливается на бок, хвастливо демонстрирует Сергею окровавленные лохмотья на груди. Открытые черные глаза внимательно изучают стену.

Откуда-то справа нарастают звуки боя. Остатки взвода пытаются оторваться от противника.

– Внимание, Заноза, сейчас наша очередь, – голос Камински снова звучит в наушнике. – По команде будь готов открыть огонь прикрытия. Бей по окнам – там полно снайперов. Ставим дым. Прорываемся на запад, в направлении ориентира «башня». «Косилка» на подходе, наведет шороху. Готовность через минуту.

– Принял, – механически отвечает Сергей.

Далекое, ни с чем не сравнимое «чиф-чиф-чиф» вертолета огневой поддержки стряхивает с Сергея оцепенение. Словно он просыпается и обнаруживает, что все, что с ним происходило до сих пор, – просто дурной сон. Усиленная химией надежда на лучшее пробуждает в нем жажду деятельности. Он быстро счищает с присевшего КОПа грязь и копоть, наспех чистит его стволы длинным шомполом.

В конце концов, он неплохо выдрессирован. У него хорошее оружие. И пока еще есть боеприпасы. Так почему бы не случиться чуду и не позволить ему выбраться из этого ада?