Ищейка

Этот грязный кирпичный город с его яминами и холмищами оказался еще более сумасшедшим, чем представлялось Клетчабу вначале.

Впрочем, хасетанского ловчилу старой школы за просто так не проведешь, он с первых же дней хребтиной чуял, что есть в этом их Лонваре, так и норовящем раствориться в дыму и в непрерывной осенней мороси, какой-то потаенный подвох. Словно в дурном сне, где под конец выскакивает чудовище: не успел открыть глаза – пеняй на себя.

Спасите нас, милостивые боги, чудовища здесь и впрямь водились. Еще какие… Кровожадная Демея рядом с ними была мелкой сошкой, хотя и достаточно предприимчивой, чтобы обратить их существование себе на пользу. В этом они с Клетчабом сошлись и были заодно, хоть она и продолжала гнуть свое: мол, я госпожа, а ты низший и должен передо мной пресмыкаться.

Он разнюхал, куда подевалась та дамочка, Инора Клентари: жрецы Ящероголового заключили ее в кристалл, который хранился у них в храме, а девчонку, Кайри Фейно, определили в школу при монастыре на Медной улице. Чтобы разжиться этими сведениями, не шибко обрадовавшими ее стервейшество госпожу Демею, Луджерефу пришлось обратиться в сыскную лавочку, о которой он слыхал обнадеживающие отзывы еще в начальную пору своего знакомства с Лонваром.

Контора была до того грязная, что переступишь через порог – и первая мысль: «Вот незадача, не туда забрел, в какую-то гнусную ночлежку для голодранцев…» Когда же недоразумение к обоюдному удовольствию разрешалось, тебя ставили перед фактом, что эти помойные крысы дерут за свои услуги втридорога и, сколько ни торгуйся, ни сула не уступят.

Что ж, Демея выдала сумму на расходы с лихвой и велела денег за информацию не жалеть, это Клетчаб для себя хотел сэкономить, да не подфартило. Не на тех напал. Зато колоритные неумытые детективы оказались парнями ушлыми и цепкими. Должно быть, у них была целая сеть прикормленных людей во всех областях и на всех уровнях, совсем как у Луджерефа в то безбедное времечко, когда он подвизался в Министерстве Счета и Переписи, прячась под личиной высокородного Ксавата цан Ревернуха. В наилучшем виде все разузнали.

Одна беда – они были слишком ушлыми. Иначе говоря, взяв у клиента заказ на сведения об Иноре Клентари и Кайри Фейно, они параллельно слили информацию о клиенте, справлявшемся о вышеназванных особах, некой третьей стороне. Тоже небось с хорошим наваром. Можно не гадать кому. Иллихейским цепнякам, приплывшим на «Раллабе», кому же еще! Или здешним цепнякам, которые с теми повязаны. Подставили, двурушники поганые.

Клетчаб с Демеей такое развитие событий предвидели – не тупаки, хвала богам, – на вторую встречу отправились вдвоем, хотя и не вместе. Он дошел до этой дрянной конторы будто бы в одиночку, получил у замызганного ушнырка в очках с толстыми линзами и засаленных нарукавниках заказанную справочку, а на обратном пути на него напали. Трое.

Демея их порвала так же, как предыдущих четверых, – смерть-баба, ей это в охотку. Еще и стволом разжилась: один из тех парней плюнул на запреты и пришел с пятизарядником. Стрельнул в эту стерву и даже, как показалось Клетчабу, попал, но, видать, был при ней оберег, отводящий пули, потому что ничего ей не сделалось.

Такие небольшие пистолеты в Иллихее называли «дамскими», а здесь – «четвертными». Не ахти что, но чем пистолет меньше, тем проще его припрятать, хотя все равно есть риск, что цепняки застукают нарушителя с помощью своих сволочных артефактов.

Ушныркам, считай, повезло, Демея прикончила их по-быстрому и так же проворно обшарила карманы двух жертв, в то время как третьего обыскал присоединившийся Клетчаб: пожива – дело святое. Потом они улепетнули оттуда переулками, вроде бы порознь, но держась друг друга. Еще не стемнело, да и людишки на слякотных улочках попадались, так что мешкать не стоило.

Демея перед выходом по-хитрому повязала прозрачный дымчатый шарф, прикрыв лицо почти до самых глаз, а Клетчаб поднял воротник и надвинул потрепанный картуз, найденный среди тряпья в схроне. Если кто из прохожих и обратил на них внимание, все равно никаких примет назвать не сможет.

– Это была засада, – угрожающе и в то же время задумчиво произнесла Демея, когда они благополучно добрались до убежища. – Довольно глупая засада – с ними не было никого по-настоящему опасного. Видимо, они решили захватить моего помощника и не рассчитывали, что я буду тебя сопровождать. Раз они нас предали, нет гарантий, что они сообщили верную информацию.

– Об этом не беспокойтесь, тут они наврать девять против одного не могли, – возразил Луджереф. – Они ушнырки, которые и нашим, и вашим, и их, но блюдут свою воровскую репутацию и работают без дураков, так про них калякают люди, которые напрасно не шуршат и за шорохи отвечают.

Спохватившись – эта белесая стерва, хотя у самой руки по локоть в кровище, «воровского пения» не любила, вот и сейчас недовольно свела брови, – он объяснил то же самое по-другому:

– Их лавочка в Лонваре считается надежной, там всегда выполняют то, за что заплачено. Подрядились они добыть для вас информацию – будьте спокойнешеньки, честь по чести добудут, без никакого мухлежа. Это про них все знают, и поэтому они такие цены ломят. Но это не помешает им продать вас, если нарисуется покупатель при деньгах, и дальше надейся на себя да на шальную удачу. Такие уж тут нравы подлые, госпожа Демея.

Последнее он добавил льстивым тоном, выказывая почтение, а то вдруг эта чокнутая психанет.

– Нравы, типичные для низших. Для тех, кто копошится в грязи и не знает ничего другого, – разлепив скульптурные губы, с презрением отозвалась убийца, похожая на красивый манекен.

– То-то и оно, – лицемерно поддакнул Клетчаб. – Но сведения, могу побиться об заклад, правильные. Не с руки им рисковать репутацией. Если однажды пройдет обоснованный слушок, что они смухлевали, прежнего доверия к ним уже не будет, и тогда больше не получится такие цены задирать – прямой убыток. Чего ради они на это пойдут? Не тупаки ведь.

Он оказался прав. Пусть насчет Иноры Клентари ничего не проверишь – не приставать же с расспросами к преподобным служителям Ящероголового, зато девчонка нашлась именно там, где сказали – в школе при драконьем монастыре на Медной улице. Луджереф ее выследил, перед тем тщательно загримировавшись, чтобы его самого, не ровен час, не выследили.

Ученики жили в интернате при монастыре, но порядки там были нестрогие – тем, кто постарше, разрешалось в свободное время выходить за ворота и болтаться по городу, лишь бы вернулись до наступления темноты. Демея показывала фотографию Кайри Фейно, и Клетчаб сразу узнал ее в стайке других подростков, отправившихся в кондитерский магазин. Худенькая беловолосая девчонка в мальчишеской куртке, на глаза падает челка, на плече сидит ручной трапан, сложив шалашиком кожистые крылья и вцепившись коготками в ткань.

Трапан в этой компании был только у Кайри. Сразу видать, что норовистая тварь: когда дети проходили мимо Клетчаба, повернул в его сторону миниатюрную драконью головку и злобно зашипел. Такой тебя и укусит до крови, и клок волос выдерет, а ты его, тварюгу, стукнуть не смей – трапаны, хоть и мелюзга, народ Ящероголового Господина и находятся под его защитой. Не лучше кошек, которым покровительствует Лунноглазая. Чем хорош темный и вонючий схрон под Овечьей горкой, так это тем, что Клетчаб там наконец-то смог отдохнуть от кошачьего произвола, ибо не водилось в этом подземелье, похожем на разветвленный могильник, никаких священных зверей.

«Кто же разрешил этой сопливой паршивке храмового трапана с собой на улицу таскать? – подумал он с раздражением, покосившись вслед монастырским ученикам. – Небось посадила его на плечо да унесла без спросу…»

Эта сварливая мысль пришла ненароком из прежней жизни, когда он косил под почтенного министерского служащего Ксавата цан Ревернуха – человека строгого и придирчивого, всегда готового обругать окружающих за что-нибудь ненадлежащее. Такова была его тогдашняя роль, которую он сперва играл, чтобы никто не разглядел в нем пройдоху Луджерефа из Хасетана, а потом так с ней сжился, что и впрямь начинал искренне негодовать по поводу каждого попавшегося на глаза непорядка. За время путешествия на «Принцессе Куннайп» из Иллихеи в Венгу он постарался отучить себя от этой привычки, но вот поди ж ты – случаются временами рецидивы.

Довольная тем, что Кайри нашлась, Демея дала своему помощнику денег на изумруд, чтобы он смог выполнить обет и откупиться от гнева Лунноглазой Госпожи. Выбирая в ювелирном магазине подвеску с зеленым камушком, Луджереф, наученный горьким опытом, придирчиво осмотрел товар, даже на всякий случай попробовал на зуб – это заставило продавца брезгливо хмыкнуть в сторону – и потребовал, чтобы изделие проверили на иллюзорность с помощью артефакта-определителя, «а то знаем мы вас».

– Не волнуйтесь, сударь, совершить проверку мы обязаны по закону, – сдержанно огрызнулся продавец.

Подвеску Луджереф сразу же отнес в храм, но приняла ли Великая Кошка благосклонно его дары, неизвестно. Никакого знака не было, это его слегка тревожило.

– На тот случай, если нас выследят, пригодится заложник, поэтому мы должны похитить Кайри Фейно, – тем же вечером поделилась планами Демея. – Сходим туда вместе в гриме и в париках. Мы примем все меры предосторожности, и если нас там ждут, маловероятно, что узнают. – Задумчиво-недовольная интонация заставляла предположить, что в последнем она сомневается.

– Перед таким дельцем надо все хорошенько взвесить на три-четыре раза и территорию разведать, чтобы как свои пять пальцев, – неохотно отозвался Клетчаб.

Ему эта идея не нравилась. Ежели ты похитил человека, начинается сплошная морока – и сторожи его, и корми, и горшок за ним выноси… Вряд ли Демея захочет сама возиться. Свалит все хлопоты на помощника, а ему больно надо нянчиться с какой-то зареванной соплюхой. С другой стороны, обеспечить себе гарантию безопасности и впрямь было бы неплохо, а для этого нужен козырь, которого у них покамест нет.

– Сходим на разведку, – решила сообщница.

– А где потом будем девчонку держать? Здесь?

– Придется здесь, больше негде. Может быть, мне удастся сделать Кайри своей союзницей… – на ее лице проступило томно-мечтательное выражение.

«Вот это уже твоя дурь взыграла», – отведя взгляд, чтобы она не догадалась о его неуважительных мыслях, подумал Клетчаб.

Умолкнув, Демея вновь стала похожа на манекен: сидит на ворохе тряпья, словно стройное изваяние, и гладкое лицо обитательницы витрин белеет в тусклом свете керосиновой лампы. Даже короткая стрижка к месту – головы у этих кукол в человеческий рост обычно лысые, чтобы можно было хоть парик, хоть шляпу, хоть корону надеть.

Откуда ж она такая взялась? И где научилась так убивать? Клетчаб уже начал сомневаться в том, что Демея побывала на каторге: это накладывает на человека отпечаток, а в ней нет ничего характерного, не считая «каторжной» стрижки, да мало ли почему люди стригутся… Может, ее раньше в доме для умалишенных держали, там и обкорнали, а теперь ищут, чтобы упрятать обратно, пока не накуролесила. Небось за этим стоят ее родственники. И за похищение Кайри Фейно ей как сумасшедшей ничего не будет – увезут обратно в дурдом, и дело с концом. Стало быть, отвечать за весь шорох придется старине Луджерефу. А ему терять нечего, ему лишь бы в лапы к иллихейским цепнякам не попасть.

– Ты сомневаешься в победе? – отведя взгляд от лампы, которую давно уже стоило бы почистить, нарушила тягостное молчание Демея.

– Взвешиваю «за» и «против», госпожа, – увильнул Клетчаб. – Сколько-то мы здесь проволынимся, но хорошо бы найти жилье получше. Опять же зима скоро…

– Продержаться нужно недолго. Возьмем заложницу, чтобы остановить тех, кто по-настоящему опасен, а потом ситуация изменится в нашу пользу. Когда повсюду хаос и разруха, слабым не до того, чтобы преследовать сильных. Тогда наступит мой час. При великих катаклизмах выживают сильнейшие, которые по праву берут свое.

В другой обстановке эта напыщенная речь показалась бы Луджерефу нелепой, но сейчас, глядя на безмятежное лицо Демеи, высвеченное из полумрака, словно идеальная гипсовая маска, он ощутил, что дело пахнет бедой. Однако, что немаловажно, эта беда грозит не ему.

Учитывая его неважнецкие обстоятельства, хаос и разруха стали бы для него первостатейным подарком шальной удачи – в условиях всеобщей неразберихи куда проще будет уходить от цепняков, на которых свалятся проблемы посерьезнее, чем ловля иностранного преступника. Да только не верится, что эта кукла и впрямь сможет обеспечить что-нибудь вроде массовых народных волнений, при которых повсюду рознь и безобразия. Или буча и без нее исподволь назревает, а она пронюхала об этом и надеется на лучшее?

– Госпожа Демея, с чего же тут социальные катаклизмы начнутся? – спросил он вслух. – Оно конечно, условия на многих здешних заводах поганые и заработная плата позорная, в Иллихее за такие дела промышленников привлекли бы к суду по статье «Злостное создание на производстве условий, провоцирующих работников на беспорядки». Опять же некоторые газетенки воду мутят, агитаторы шныряют, видел я их. Но нельзя сказать, чтобы не сегодня завтра что-то прорвало, все это еще долго может так вариться и не закипать.

– Я ничего не говорила о социальных катаклизмах. Люди – тупое стадо, которое может взбунтоваться, а может терпеть до бесконечности, на них я ставку не делаю. Пойдем. – Демея поднялась на ноги. – Чтобы ты не сомневался, я тебе кое-что покажу. Как по-твоему, почему этот туннель начали прокладывать, а потом забросили и стали строить новый?

– Кто его знает. – Луджерефу, привыкшему на всякий случай все подмечать, оно тоже показалось странным. – Добротный же туннель, а они вбухали деньжища и бросили – как ни посмотри, убыток. Может, там дальше что-то есть – слишком твердая порода или, допустим, вода?

– Что-то есть, но не порода и не вода. Идем.

Когда вышли в коридор, она включила переносной электрический фонарь, работавший на батарейках. Коридор заканчивался тупиком – стена из листов фанеры внахлест, перечеркнутая крест-накрест длинными занозистыми досками. Вдоль стены громоздились кучи битого кирпича, на полу лежала стремянка.

– Поставь лестницу, – приказала Демея, повесив фонарь на крюк. – Не сюда, правее! И подожди, ничего не трогай.

Проворно, будто всю жизнь по стремянкам лазала, она взобралась под самый потолок и оторвала кусок фанеры, который держался на нескольких гвоздях. За ним открылся черный зев потайного хода.

Луджерефа разбирал интерес, и в то же время ему было не по себе. Чуял он, что отсюда лучше бы сделать ноги, но куда их делать-то – навстречу цепнякам? Загнали его на самое дно, нимало не церемонясь, и податься больше некуда – остается только держаться за компанию с чокнутой Демеей, что бы она там ни задумала.

Повесив на шею другой фонарь, маленький, она исчезла в дыре. Перебралась туда со стремянки на зависть ловко, словно рыба в воду скользнула: ни дать ни взять циркачка. «Могла бы стать домушницей, – с одобрением подумал Клетчаб, – через форточки в квартиры забираться, с такими способностями самое милое дело…» Через некоторое время она снова появилась, пятясь задом – видать, там было не развернуться – и волоча обломок фанеры, который сбросила на пол.

– Теперь можешь посмотреть. Осторожно, с другой стороны стекло, оно держится на замазке, не задень его. Вот это возьми с собой, иначе ничего не увидишь. – Она повесила ему на шею свой фонарик, похожий на светящийся медальон.

Скверно было на душе у Клетчаба, что-то нашептывало: «Не надо, не смотри!» – и все же он полез в эту окаянную дыру. Из одного куража, чтобы не спасовать перед ее стервейшеством.

Со стремянки чуть не сверзился, с непривычки-то, он же вам не форточник, но Демея придержала пошатнувшуюся лестницу, и он с горем пополам перебрался в лаз. И сверху, и снизу, и с боков торчал ломаный кирпич, неровности царапали в кровь ладони, впивались в колени, цепляли одежду.

Шумно дыша, он с опаской полз вперед на четвереньках. В свете фонаря блеснуло стекло. Вспомнив предупреждение Демеи, он не стал к нему прикасаться, всмотрелся в то, что находилось по другую сторону, – и в следующую секунду отпрянул, еле сдержав панический вопль.

Как он проделал по тому же тесному проходу обратный путь задом наперед, он потом вспомнить не смог. Факт, что быстро. Очень быстро.

Добравшись до конца, едва не вывалился наружу, но наткнулся на стремянку, она загремела – этот звук его чуть-чуть успокоил. Когда Демея вновь поставила опрокинувшуюся лесенку, он сполз по железным ступенькам и кулем уселся на замусоренный пол. Он обливался потом, руки и колени тряслись, да еще кишечник начал бунтовать.

Боги великие, ничего там нет! Правда же, нет?.. В темноте, да еще за пыльным стеклом всякое может померещиться – это ведь не значит, что оно там сидит на самом деле…

Забрав у Клетчаба фонарь и подобрав с полу кусок фанеры, Демея нырнула в потайной ход. Видимо, чтобы на всякий случай заслонить стекло, ради дополнительной страховки. Можно подумать, то, что прячется за стеклом, удержит хлипкая дощечка, если оно вдруг решит оттуда вылезти!

Вернувшись, Демея другим куском фанеры замаскировала дыру со стороны коридора. В укромном углу под ворохом старых газет валялся кое-какой инструмент, был там и молоток. Каждый гвоздь она вбивала одним точным ударом.

После этого она аккуратно уложила на прежнее место стремянку и, встав над Луджерефом, как цепняк над обкуренным ушнырком, осведомилась:

– Видел?

Могла бы не спрашивать. Казалось бы, по его реакции и так ясно, что видел.

– Это морок? – сипло вымолвил Клетчаб.

– Какой еще морок… – Она презрительно усмехнулась, а ему вдруг, ну, совершенно некстати, пришло в голову, что все ее презрительные усмешки одинаковы, натурально одинаковы, словно растиражировали один и тот же фотоснимок. – Если бы это был морок, люди бы его убили. Под некоторыми из холмов Лонвара дремлют существа вроде этого, и если хотя бы одно из них разбудить и выманить наружу – можешь себе представить, какое время наступит. Плохое для обывательского стада и хорошее для таких, как я или ты. Время сильных. Теперь ты понимаешь, что с таким союзником можно избавиться от тех, кто тебя преследует?

– Не до нас им будет, – невнятно ухмыльнулся в ответ Клетчаб. – Своих делишек станет невпроворот!

Губы плохо слушались, он весь взмок и никак не мог унять дрожь, не говоря о позорных кишечных спазмах, зато в душе разрасталась и ликовала надежда: если начнется всеобщая катавасия, у него будет вдесятеро больше шансов ускользнуть от тех, кто его ловит.

Воплотившийся морок должен быть уничтожен чем скорее, тем лучше. Для Темре это было непреложное правило. О том, чтобы использовать наваждение как орудие, он и помыслить не мог, это противоречило и закону, и уставу Гильдии, и его личным принципам. Ни за что бы в такую авантюру не впутался… Разве что ради Котяры, которого морок-ищейка сможет привести к бандиту, убившему Тавьяно.

Джел хмуро и понимающе помалкивал, не пытаясь давить на друга. Уговаривал Птичий Пастух. То ли он проникся к Котяре сочувствием – ему вовсе не были чужды вполне человеческие симпатии-антипатии, то ли не хотел упустить превосходнейшее развлечение, то ли имели место оба мотива, но он проявил такую настойчивость, что это немного пугало. Во всяком случае, пугало Темре, который отлично знал, как далеко может зайти, добиваясь своего, это хрупкое с виду существо с загадочными глазами цвета ночного неба, в которых едва выделялись на фоне радужки вертикальные звериные зрачки.

Дождевого Короля не переупрямить. Хотя дело даже не в нем, а в Джелгане. Пустить по следу ищейку – единственный шанс поймать бандита.

Мокрого паучару, не слишком пострадавшего от пинков «бродячего кота», завернули в плащ и привезли к Темре домой. Сейчас он лежал в облицованной кафелем стиральной комнатушке, которая по назначению не использовалась. Все еще не просох после пребывания на дне канала. Вопрос о превращении его в морок на некоторое время отложили из-за похорон Тавьяно, да потом еще на Темре посыпались задания одно за другим – Демею пока не выследили, но в Лонваре и без нее наваждений хватало.

Теперь наступила передышка, и объявился Клесто, не забывший о своем предложении. Пусть он уже получил розу Хоэдра, он был настроен довести дело до конца. Не всякий из людей проявит такое чувство ответственности.

Впрочем, причина крылась не столько в ответственности, сколько в любви к играм и в упрямстве. Котяру он и пригласил на эту встречу самым обыденным способом – позвонив.

Темре это в первый момент несказанно удивило: ему Клесто ни разу не звонил, и складывалось впечатление, что телефонов тот либо не признает, либо вовсе не замечает. Оказалось, ничего подобного. Да и почему бы древнему природному духу, когда он находится в телесном облике, не воспользоваться телефонным аппаратом?

– Это будет слабенький морок, пара твоих иголок – и он исчезнет. Управлять им будет одно-единственное желание: найти своего хозяина, того, кто смастерил куклу. Вам останется только пойти за ним, и он приведет вас куда надо. Он будет заклят на подчинение вам обоим, я это сделаю с помощью перьев, которые недальновидный вор приклеил ему на спину. Хорошо, что клей оказался водостойкий, – Клесто сардонически ухмыльнулся, как будто трещина расколола его узкое смуглое лицо. – Наверное, ради пущей надежности… Иные из смертных копают себе ямы с кольями на дне весьма изобретательно.

Они сидели втроем в гостиной у Темре. Еще не стемнело, за окнами под пасмурным небом чернел парк в желтых, коричневых, блекло-зеленых и местами багровых пятнах. Ветви раскидистых деревьев облепило множество птиц: то ли перелетные стаи устроились на отдых, то ли они собрались сюда со всех окрестностей, почувствовав, что в старом доме на склоне Блудной горки гостит их повелитель.

Клесто удобно расположился на подоконнике, рядом с ним стояла чашка с остатками кавьи. Свою черную гриву он опять заплел в косички с болтающимися на концах кистями красных ягод, бронзовыми колокольчиками, кусочками янтаря, кожаными тесемками с какими-то руническими надписями тушью бисерным почерком.

– Я уже согласился, – проворчал Темре. – Могу себе представить, как паучара будет ковылять по улицам через весь город, а за ним потащимся мы с братом Рурно…

– Я сделаю его достаточно прытким. – Улыбка Дождевого Короля стала чуть добрее.

– Чтобы он сбежал от нас?

– Благодаря подчиняющему заклятью он будет слушаться ваших команд, словно дрессированное животное. И вы сможете взять его на поводок.

– Та еще будет картинка! Впрочем, если ночью, чтобы поменьше народу нас увидело…

– Когда отправитесь на охоту, я вам для прикрытия обеспечу дождь, так что видимость будет плохая. Прохожие подумают, что вы собаку выгуливаете. Приступим?

Темре скрепя сердце согласно кивнул, но Котяра неожиданно возразил:

– Не сейчас. Завтра начинается храмовый праздник Осенних Погонь и Танцев, я должен там присутствовать. Через несколько дней, когда он закончится.

Оживление паучары отложилось, гости ушли, и Темре, обнаружив, что у него выдался свободный вечер, отправился к Сой, перед этим позвонив и убедившись, что она дома.

Ощущение слежки возникло, когда он шел через парк. Шорох и движение сбоку, среди древесных стволов. Как и в прошлый раз, соглядатай, поймав ответный заинтересованный взгляд, бросился наутек.

Похоже, это опять была та светловолосая девушка, со спины похожая на Кайри. В этот раз она надела старомодную коричневую холлу с капюшоном и короткой пелериной, и хвостика у нее на затылке не было видно, однако по тому, как она двигалась, Темре сделал вывод, что шпионка та же самая.

Она помчалась через парк к забору, огораживавшему территорию вокруг старого особняка, в котором еще с весны тянулся ремонт. Этот участок считался частным владением, а забор был добротный, высокий, с колючей проволокой поверху: ремонт в очередной раз заглох, недоделанный дом пустовал, и его владельцы опасались, что туда повадятся нищие бродяги или какая-нибудь уличная банда.

Фигурка убегавшей шпионки мелькала впереди, хорошо заметная среди сквозистых черных деревьев, на фоне желто-бурого ковра облетевшей листвы. Девчонка плохо знала парк и выбрала неудачное направление, деваться ей было некуда. Темре решил, что поймает ее возле забора.

Сидевшие на ветвях перелетные птицы – серые с желтовато-рябыми грудками кунявки – пронзительно перекликались, когда она проносилась мимо. Закачались тонкие стволы хинальи, усыпанной гроздьями продолговатых лиловых ягод, которые созревают после первых заморозков.

Девушка добежала до забора, и тут-то Темре понял, что окрестности она все-таки изучила неплохо. В отличие от него, хоть он и прожил здесь около года. Перелезть через забор она не смогла бы, но она и не собиралась: вместо этого распласталась на жухлой траве и ящерицей проползла в зазор между нижним краем ограды и землей.

Плотно пригнанные друг к дружке доски тянулись горизонтально между вкопанными столбами – ни одну не выломаешь, на лазейку не рассчитывай, зато внизу оставались пустые промежутки. Темре присел, поглядел и с досадой хмыкнул: тут протиснется разве что некрупная собака или щуплый подросток, а ему перебраться таким же манером на ту сторону не светит.

Шпионка явно заранее наметила путь к отступлению, потому что бросилась прямиком сюда. Соседние секции досок нависали ниже, там даже ей не пролезть.

Судя по звукам, доносившимся из-за забора, она запыхалась и никак не могла отдышаться.

– Послушай, почему ты за мной следишь? – спросил Темре.

Она не ответила, но задержала дыхание, прислушиваясь.

Подумалось: он считает ее девчонкой, потому что вначале принял за Кайри, а она, может быть, постарше его, он же не рассмотрел лица… Если это венгоска лет тридцати-сорока (не больше, иначе она вряд ли смогла бы так быстро бегать), обращение на «ты» должно показаться ей оскорбительным.

– Вас кто-то заставил за мной следить?

Ответа не последовало.

– Возможно, вас послала морочанка? Она выглядит как высокая и красивая светловолосая женщина с каторжанской стрижкой и совершенно бесцветными глазами. Это она, да?

Его слушали, но не отзывались.

– Если это так, я понимаю, что вы согласились выполнять ее поручения не по доброй воле. Она вас запугивала, шантажировала? Угрожала вашим близким? Лучше расскажите мне, в чем дело. Я убийца наваждений и постараюсь вам помочь.

Из-за забора донесся сдавленный злой всхлип, и Темре решил, что его догадки верны.

– Эта морочанка очень опасна и может много чего натворить, если ее не остановить. Она уже убила несколько человек. Подскажите мне, где ее можно найти, и я сделаю все, чтобы вас от нее защитить.

Зашуршали легкие шаги: шпионка, так и не проронив ни слова, уходила прочь.

Темре кинулся вдоль забора, спотыкаясь о выпирающие корни и огибая кусты, на которых горели в путанице оголившихся ветвей, словно забытые после праздника фонарики, розовато-желтые и багряные листья.

Огороженный участок был довольно обширен, и перехватить ее не удалось: по-видимому, она бегом пересекла частную территорию и через щель под забором выбралась наружу до того, как Темре, двигавшийся по окружности, оказался в нужном месте.

С другой стороны тянулась вдоль парка глухая улочка с обветшалыми двухэтажными домами. В сумерках она напоминала картинку, спрятанную под затемненным стеклом.

И расспросить некого, ни души. Может, кто-нибудь и видел из окон, как худенькая девушка в старушечьей коричневой холле по-собачьи выползла из-под забора, и приметил, куда она потом побежала, но не в квартиры же стучаться… Тут полно проходных двориков, так что шмыгнуть она могла куда угодно, а дальше – довольно оживленная Обойная улица, где недолго затеряться в толпе. На всякий случай Темре надел маску, но наваждений поблизости не заметил.

Сознавая, что его снова обвели вокруг пальца, он направился к трамвайному мосту.

Он познакомился с Соймелой Тейлари четыре года назад и пропал с первого взгляда. В нее кто только ни влюблялся с первого взгляда. Если имена этих несчастных переписать столбцом на шелковом свитке, как делали прекрасные принцессы в старинной любовной рамге, свиток в свернутом виде получился бы такой, что не во всякий футляр поместится.

Возможно, Соймела могла бы стать мастером иллюзий. Ее способности в этой области были не настолько велики, чтобы творить из ничего временные подобия предметов – это неплохо получалось у Иноры, та украсила гостиную Темре белым подснежником в сверкающей хрустальной вазе, и это чудо простояло почти сутки, – но уж рамгу-то создать ей было вполне по силам.

Пожалуй, для всех было бы куда спокойнее, если бы Сой увлеклась сочинением рамги, но она несколько раз начинала, а потом забрасывала: неинтересно. Ей хотелось изысканных и рискованных романтических приключений на самом деле, и, общаясь со своими настоящими поклонниками, которые, чего уж там, по всем статьям уступали вымышленным, она мечтала о том, что могло бы с ней произойти, будь окружающая действительность ярче и ядовитее – как в рамге.

Нечего удивляться тому, что в один прекрасный день ей понадобилась помощь убийцы наваждений. В Гильдию позвонили перепуганные родители: «Нашу дочь утащил морочан!» Темре, в ту пору начинающий убийца, как раз оказался свободен, его и послали на вызов. Сой он спас, брутального пришельца из ее грез развоплотил, а на другой день отправился туда снова, как будто его приворожили.

Родственникам, которые после смерти отца пытались его опекать и уже присмотрели для него в гронсийских кварталах несколько невест на выбор, Темре заявил, что сам разберется, что ему делать. Помогать клану Гартонгафи материально он не отказывается, но вмешательства в свою жизнь не потерпит. С тех пор к нему и пристало позорное прозвище очужевца.

Чета Тейлари, государственный чиновник на невысокой должности и его супруга-домохозяйка, к решению дочери выйти замуж за Темре отнеслись почти с облегчением. Пусть он гронси, зато по разговору и манерам приличный молодой человек и в гронсийском муравейнике не живет – снимает квартиру на улице Глиняных Уток, это место с хорошей репутацией. Вдобавок он убийца наваждений – то есть неплохо зарабатывает, для господина Тейлари это был несомненный плюс: дочка теперь будет просить денег не у папы, а у мужа. Сой водилась с лонварской богемой, и родители опасались, что она свяжется с каким-нибудь непризнанным художником или поэтом без гроша в кармане, да еще приведет его жить к ним домой, однако же вон как хорошо все устроилось!

Увы, устроилось оно ненадолго. Темре и Соймела, не захотевшая сменить венгоскую фамилию Тейлари на гронсийское родовое имя Гартонгафи, прожили в браке год, а потом по обоюдному согласию развелись. Морочаны из ее воздушных замков – это еще куда ни шло, это скорее «несчастный случай», чем «супружеская измена», к тому же Темре всякий раз оперативно уничтожал очередное любвеобильное наваждение. Другое дело – ее постоянные интрижки с представителями богемы и не только. Не мог же он убивать людей. Убийца мороков и просто убийца – это несопоставимые категории.

Случалось, Темре оскорблял действием ее удачливых воздыхателей, а некоторых, особо наглых, жестоко избивал, не ограничиваясь щадящими оплеухами. Его за это штрафовали на крупные суммы, не сажая за решетку единственно потому, что в Лонваре каждый представитель его профессии на счету. Побитые любовники исчезали, но им на смену приходили новые. С парнями из числа своих родственников он в ту пору тоже то и дело дрался, поскольку те при каждой встрече норовили высказаться о его женитьбе и о Сой с точки зрения гронсийских патриархальных ценностей.

Измученные бесконечным выяснением отношений, они расстались, но вскоре оказалось – не то чтобы насовсем.

Соймела не любила рвать отношения бесповоротно и старалась не отпускать своих мужчин, да к тому же за год брака она привыкла к обеспеченной жизни. Темре снял для нее квартиру в богемном квартале и согласился на алименты, но она все равно время от времени оказывалась на мели. При всей ее стервозности по отношению к поклонникам Сой был не чужд альтруизм, и она запросто могла дать денег нищему художнику, или музыканту, оставшемуся без работы, или старой актрисе, когда-то известной, а теперь всеми забытой и перебивающейся на крохотную пенсию. Зная о том, что она охотно выручает других, Темре скрепя сердце выручал ее, пусть даже после этого самому приходилось экономить до следующего гонорара.

Порой ему приходилось спасать бывшую жену от очередного выходца из девичьих фантазий. Кто-нибудь из ее богемных приятелей звонил посреди ночи и сообщал трагическим голосом: «Госпожу Соймелу опять украл морочан!» Это неизменное опять в конце концов начало вызывать у Темре непроизвольную кривую ухмылку.

Вдобавок их с Сой по-прежнему влекло друг к другу. Не любовь, потому что любовь давно перегорела и закончилась, а в чистом виде телесное желание, но ведь оно от этого не становилось менее сильным… По крайней мере, у Темре. Впрочем, у Сой, если ей верить, тоже.

Вот такие странные отношения связывали их на протяжении трех лет после развода, и конца этому не было видно.

Терзавшая Темре ревность притупилась, и временами он забывал о ней, но нельзя сказать, чтобы она исчезла насовсем. Когда он однажды, вернувшись домой, застал в гостиной полураздетую Соймелу в компании Клесто, его первым желанием было прибить обоих.

Этот ошеломивший его инцидент, смахивающий на сценку из пошлого театрального фарса, случился зимой. Надо сказать, зимой Смеющийся Ловец выглядел на редкость эффектно: его кожа, летом и осенью смуглая, после первого снега становилась фарфорово-белой, а глаза и волосы сохраняли все ту же черноту, полную переливчатого блеска. Лиственный осенний наряд сменяло нечто морозно-парчовое, как будто сотканное из снежинок и ледяных узоров, даже сапоги были по-королевски белые, да в придачу их украшали серебристые цепочки. В его перстнях и ожерельях сверкали алмазы и кусочки хрусталя, таинственно светился лунный камень, а на концах длинных косичек висели заиндевелые зимние ягоды, роскошные дымчатые перья, серебряные монеты, грозди граненых льдистых бусин, играющих разноцветными искрами.

Еще бы все это не очаровало Соймелу! А Птичий Пастух, пусть он и был бессмертным и у него, по слухам, была такая же бессмертная свита сплошь из прекрасных юношей и девушек, тоже не устоял перед ее очарованием.

В квартиру он просочился вместе со сквозняком. Дом старый, в окнах полно щелок – все не заклеишь, к тому же от Смеющегося Ловца их надо заклеивать особыми бумажными полосками с заклинаниями, которые достаточно сильны для того, чтобы тот не смог расплести их даже с помощью своей флейты. Темре не собирался с этим возиться. Заглянет в его отсутствие – ну и ладно, краб ошпаренный ему в помощь. С тех пор как они заключили мир, Клесто вел себя в гостях образцово и хозяйского имущества больше не портил. Кто же знал, что в один прекрасный день на него нарвется Сой?

Увидев свет в окнах, она решила, что Темре дома, а Смеющийся Ловец, услышав звонок, открыл ей. «Сторож» помешать им не смог, он сидел на замочной скважине и никого не пускал снаружи: раз его не потревожили ключом или отмычкой – значит, все в порядке.

Соймела ненамного опередила хозяина квартиры, и тот едва не застукал незваных гостей в самый интересный момент. Клесто достаточно было шевельнуть бровью, чтобы одежда оказалась на нем, и в ту секунду, когда Темре появился на пороге, он уже выглядел вполне пристойно, словно ничего такого здесь не произошло. Зато Сой, покрасневшая, растрепанная, запуталась в своих нижних кружевных тряпках и не успела надеть ни тавлани из серой шерстяной ткани, с модно зауженными книзу штанинами, ни сплетенную из шнурков ажурную сарпу, которую носят поверх тавлани.

Она выглядела скорее сконфуженной, чем сердитой, из чего Темре сделал вывод, что эта окаянная парочка все ж таки успела завершить дело до того, как щелкнул замок. С чем их и можно поздравить.

– Не помешал?

– Да что ты. – Клесто улыбнулся с самым искренним дружелюбием. – Разве ты можешь кому-то здесь помешать?

– А я уж думал, что пришел не вовремя. – Он постарался вложить в эту реплику весь сарказм, какой сумел из себя выжать. Кулаки были стиснуты, он спрятал их в карманы. До чего же проще иметь дело с мороками: увидел – убил, никаких тебе тонкостей и сложностей.

– Если бы я не хотел тебя видеть, меня бы здесь не было, – согнав со своего остроскулого лица улыбку, но продолжая усмешливо щурить глаза, заверил Птичий Пастух. – Хочешь горячего вина с пряностями по забытому смертными старинному рецепту? Я сам приготовлю, лишь бы у тебя нашлись все нужные ингредиенты. По-моему, ты чем-то расстроен, а этот рецепт – отличное лекарство от хандры.

– Пустяки, с чего бы мне расстраиваться? – оскалился убийца наваждений. – Я сегодня за каким-то крабом ошпаренным поторопился домой, хотя мне тут определенно нечего делать…

– Превосходно, что поторопился, а то я уж боялся, вдруг ты задержишься и придется уйти, не повидавшись.

Похоже, Сой по этому поводу была скорее согласна с Темре, чем с Клесто, но ее мнением никто не поинтересовался. Пока мужчины препирались, она оделась и, не прощаясь, вымелась из квартиры, хлопнув дверью напоследок.

Дождевой Король отправился на кухню готовить свое вино с пряностями, а Темре расхаживал по гостиной, высматривая, что бы такого сокрушить. Ненужное, чтобы не жалко… Некстати взыгравшая гронсийская бережливость, которую островной народ впитывает с молоком матери, протестовала всякий раз, как взгляд падал на какой-нибудь из предметов обстановки.

В конце концов он со всей дури засадил кулаком в стенку, про которую знал наверняка, что она не капитальная. После этого ему полегчало, люстра мигнула и покачнулась, в стене, отделяющей комнату от коридора, появилась дыра (правда, не сквозная), а на костяшках пальцев у Темре – кровавые ссадины.

– Если ты решил все тут разнести, могу помочь, – с интересом посмотрев на дыру, предложил Клесто.

Он появился с подносом, на котором стояли кастрюлька с чудесно ароматным вином и два старинных кубка из потемневшего серебра, испещренных выгравированными узорами. У Темре такой посуды не водилось, и где Дождевой Король их взял – так и осталось для него загадкой. Во всяком случае, иллюзорными они не были, потому что до сих пор никуда не делись, и определитель обманок на них не реагировал.

– По законам жанра тебе полагалось за полминуты до моего появления спрятаться в шкафу, – угрюмо процедил убийца наваждений.

Упрекать Клесто в чем бы то ни было всерьез – пустая трата времени, это он давно уже усвоил.

– Прятаться от тебя в твоем же шкафу? Зачем, если я всегда могу обернуться сквозняком и исчезнуть с глаз долой, – резонно возразил Птичий Пастух, усевшись на стул напротив и небрежным плавным жестом отбросив назад массу черных косичек – болтавшиеся на концах хрустальные подвески сверкнули в свете люстры.

Разлив благоухающее специями благородно-рубиновое вино, он подвинул кубок к Темре.

– Пей, пока не остыло. Когда оно чуть тепленькое, не так вкусно.

– Ты хоть понял, что это была моя жена? Бывшая, но моя! – прозвучало надрывно и как-то по-глупому, однако Темре все равно продолжил, дав выход клокочущей горечи: – Вот можешь объяснить, какого краба ошпаренного вы с ней сношались в моей же гостиной на пыльном ковре?

Дождевой Король с тихим вздохом опустил длинные черные ресницы. А что он мог бы сказать – свалить всю вину на Соймелу? Темре примерно представлял себе, как разворачивались недавние события в этой слегка запущенной комнате, обставленной старой мебелью рыжевато-темного дерева. Можно побиться об заклад, зачинщицей была Сой. Точно так же как четыре года назад, когда он пришел к ней на другой день после их первой встречи – и опомниться не успел, как очутился в постели с потрясающе красивой спасенной девушкой.

А еще через день сделал ей предложение.

«Потому что был дурак, – с ожесточением подумал Темре. – Это ее обычный стиль». Клесто, как и полагается уважающему себя мужчине, будь он даже бессмертный дух, не спешил выгораживать себя за счет дамы, однако Темре знал Сой слишком хорошо.

– Попробуй, зря я, что ли, старался, – нарушил затянувшееся молчание Дождевой Король, сунув ему в руки кубок, и он все-таки отхлебнул горячего хмельного напитка, в котором пряная горечь смешалась с дразнящей темной сладостью. – Ты ревнуешь?

– До тебя только сейчас дошло? – скривился в усмешке убийца наваждений. – Я возвращаюсь после работы домой – и застаю картинку… Поневоле почувствуешь себя третьим лишним в собственной квартире.

– Не ревнуй. – Собеседник тепло улыбнулся. – Я не устоял перед прелестью Соймелы, но для меня это было мимолетное приключение, как мелькнувшая капелька дождя или подхваченный ветром лепесток. Пусть сегодня случилось то, что случилось, ревновать тебе незачем, для этого нет никаких причин. Все равно я прихожу сюда не к ней, а к тебе.

Нет, Темре вином не поперхнулся, и на том спасибо. Зато у него сразу пропало желание продолжать этот разговор. Он так и не понял, было это сказано с расчетом, чтобы он заткнулся, или Птичий Пастух и впрямь на что-то намекал. Вот в это, помилуйте боги, ему совсем не хотелось углубляться, а то еще углубишься куда-нибудь не туда.

Он сразу же принялся рассказывать о своей сегодняшней охоте в шляпном магазине за наваждением, которое распугало продавцов и покупателей. Выглядела эта дрянь как шляпа на редкость мерзостного вида: склизкая, словно кусок подтаявшего студня, грязно-серая в темноватых, белесых и кровавых текучих разводах, с большими вислыми полями. Она скакала с тяжелыми влажными шлепками по всем помещениям и норовила нахлобучиться кому-нибудь на голову, а люди с визгом и воплями от нее шарахались. Обошлось без жертв, но магазин под конец выглядел как после погрома.

Клесто любил слушать его байки, так что остаток вечера они беседовали, как обычно, и к прежней теме, хвала богам, больше не возвращались.

Темре давно уже понял: Сой надо или принимать такую, как есть, или придушить. Поскольку ему не хотелось никого душить, оставался первый вариант. Конечно, можно послать разведенную жену к крабу ошпаренному и больше не встречаться… Но на это у него не хватало воли. На то, чтобы противостоять каким угодно наваждениям, ее хватало, а на это – нет.

Все как обычно: Сой поиздержалась в пух и прах. Темре отдал ей деньги, и она сразу потянула его в спальню. Отстраненно мелькнула грустная мысль: «Словно в бордель пришел…»

Какие-то молодые люди, ошивавшиеся у нее в гостиной, проводили их страдальчески-воинственными взглядами. Решив, что это, верно, ее нынешние поклонники, Темре ощутил проблеск злорадства.

Потом Сой начала уговаривать его съездить вместе с ней в магазины на Галантерейную горку. Можно подумать, больше ей не с кем туда поехать! Вот хотя бы с этими, которые сейчас маются в артистически обставленной гостиной.

– Они мне надоели. Ты видел, на кого они похожи? Я хочу прогуляться по Галантерейке с тобой.

– С гронси? – уточнил Темре, решив, что она, возможно, где-то подцепила такие же умонастроения, как у того венгоского мыслителя со свистком в потрепанном портфеле.

– С красивым гронси. Мы с тобой привлекательная пара и потрясающе смотримся вместе. Ну, пожалуйста, Темре, что тебе стоит! А то меня уже начинают спрашивать, почему это я в последнее время появляюсь на людях обязательно с какой-нибудь страшенной квелой физиономией под ручку.

Убийца наваждений в конце концов пообещал, что, если у него выкроится свободное время, он, так и быть уж, посетит вместе с ней Галантерейку, хотя ничего там не забыл.

Потом он позвонил в заморочный отдел, и стало не до игрушек – дежурный порученец господина Ранкуты сообщил, что Темре ждут: для него появилась новая информация по известному делу, но об этом не по телефону.

До Полицейской горки он добрался на помятом такси с загадочной бочкообразной фигуркой на капоте. Уже подъезжая к Управлению, шофер проговорился, что это тюлень, но голова у него отлетела при лобовом столкновении, в котором был виноват «тот сосунок, в детстве мало поротый», не захотевший уступить дорогу. И найти пропажу потом не удалось, чтобы на место приклеить. А менять тюленя на что-то другое неохота – он своему владельцу удачу приносит.

Начальник заморочного отдела уже ушел домой, но Темре застал там Мервегуста и Сунорчи из иллихейской четверки. Новости были нерадостные. Некто запрашивал в детективной конторе «Паруйно и партнеры», больше известной как «Неминучий отстойник», информацию об Иноре Клентари и Кайри Фейно. Паруйно сотрудничает с кем угодно, кто готов платить, в том числе с полицией, и он был предупрежден о том, что, если кто-нибудь проявит интерес к этим двум особам, за своевременную весточку можно получить вознаграждение. Предполагалось, что за справкой придет Клетчаб Луджереф. Он, видимо, и пришел, но не один – его сопровождала Акробатка, следуя за ним на дистанции, и когда наемники иллихейцев попытались задержать Луджерефа, она вмешалась и отбила своего помощника. Наемники погибли, все трое.

– А меня позвать? – с досадой спросил Темре. – Или кого другого из Гильдии?

– Наемники не сообщили нам, когда получили известие от Паруйно, и пошли брать заказчика, – хмуро отозвался Мервегуст.

Его загорелое лицо, изборожденное глубокими резкими складками, напоминало скульптурный портрет полководца, проигравшего сражение, но упрямо размышляющего над тем, как бы взять реванш. Гладко зачесанные светлые волосы выглядели засаленными и потускневшими – некогда человеку мыть голову, дел невпроворот.

– Вы не говорили им, что в деле замешан морок?

– Нет, из соображений секретности. Но им выдали четкие инструкции: никакой инициативы, когда появится какая-либо информация – сразу же связаться с нами. Наши люди на их месте действовали бы так, как им предписано. Что ж, учтем на будущее.

«Ага, только это не «ваши люди», а предприимчивый лонварский сброд, – подумал Темре. – Захотели урвать побольше. Если бы они захватили Луджерефа, начали бы торговаться, чтобы продать его вам подороже… Хитрые. Сами себя перехитрили».

Впрочем, его больше обеспокоил другой вопрос.

– Я надеюсь, этот Паруйно не сообщил преступнику, где находятся Инора Клентари и Кайри Фейно?

Вместо иллихейца ответил после небольшой заминки порученец Ранкуты:

– Скорее всего, сообщил. «Неминучий отстойник» всегда добросовестно выполняет заказы, чем и славится, и если Паруйно взял с Луджерефа деньги – значит, тот получил информацию.

– Тогда мне нужно срочно позвонить монахам, – решил Темре.

Служители Ящероголового вновь заверили его, что с Кайри все в порядке и дальше будет в порядке – она под надежной защитой, и с храмовым кулоном, в который заключена Инора, то же самое.

Слегка успокоившись, он вернулся в кабинет, где заокеанские гости пили кавью, и его тоже поджидала чашка.

– Есть и хорошая новость, – продолжил Мервегуст. – Один из наемников остался жив. Наблюдатель, который не участвовал в нападении на Луджерефа. Он потом проследил за ними. Дойти до самого их логова не рискнул – испугался, что его заметят и убьют, но мы теперь хотя бы знаем, в каком районе они предположительно скрываются. Сунорчи, покажите.

Невозмутимый агент неприметной наружности развернул на столе карту Лонвара, какие продаются для туристов. Довольно обширный участок был очерчен красным карандашом: юго-восточная четверть столицы, промышленные зоны вперемежку с жилыми массивами, по большей части трущобными. Нельзя сказать, что это сильно облегчит поиски, территория-то громадная, но, по крайней мере, дело сдвинулось с мертвой точки.

– Локализация – вопрос ближайшего времени, – произнес подбадривающим тоном руководитель иллихейской группы, поглядев на разочарованную физиономию Темре. – Господин Ранкута обещал проработать информацию, опросив нищих и уличное жулье, которое на крючке у полиции.

– Очень хорошо, – кивнул убийца. – Только сделайте одолжение, не забудьте все-таки меня позвать, когда проработаете и локализуете.

Множественные мороки, или «семейки» – вроде скопища хнырков-переростков на мыловаренном заводе у Тулабо, – отличаются тем, что состоят из некоторого количества отдельных объектов, хотя на самом деле это, считай, один морок. Они могут быть крайне опасными, особенно если охочи до плоти и крови: попробуй увернись, когда тебя атакует целая стая тварей!

Множественное наваждение, доставшееся Темре в этот раз, опасным не было. Оно всего лишь высасывало людские эмоции, притворяясь хорошо знакомыми вещами, когда-то дорогими, а потом потерянными, которые попадались там и сям в хозяйском доме – то на виду, то в укромных уголках.

Владелица особняка, пожилая венгоска благородной наружности, пережила немало несчастий. Супруга она давно похоронила, ее сын вместе с женой и детьми погибли во время морской прогулки. Время от времени в доме обнаруживалось – россыпью в разных местах – то, что когда-то принадлежало им, но не сохранилось: там детский мячик, здесь флакон из-под любимых невесткой духов, на кухне чашка с рисунком, целехонькая, словно ее не разбили двадцать лет назад, на спинке кресла полосатое кашне сына, вместе с ним утонувшее.

Поначалу она смотрела на эти вещи как зачарованная, трогала их и гладила, тихо плакала, но потом, переломив себя, все же одумывалась и звонила в Гильдию. Тогда к ней присылали убийцу, который деловито уничтожал всю эту печальную жуть. До следующего раза.

Непыльная работенка. Главное – ничего не пропустить. Да потом еще хозяйка угостит чаем с домашней выпечкой и на прощание со старомодной церемонностью извинится за то, что «опять побеспокоила». А все равно Темре предпочел бы сражаться с чем-нибудь кровожадным, прыгучим и клацающим зубами. Он уже несколько раз побывал в этом доме и всегда уходил оттуда в невеселом настроении.

Не стоит так жить. Иные люди цепляются за вещи – или за воспоминания о каких-то вещах, сломанных, потерявшихся, украденных, отданных не в те руки, – как за что-то трагически важное и, постоянно думая об этом, делятся своей жизненной силой с пустотой. С женщинами такое бывает чаще, чем с мужчинами. А пустоте все равно: она проглотит столько, сколько ей отдадут.

Порой Темре хотелось все это высказать грустной и вежливой пожилой даме с подкрашенными фиолетовыми буклями, но станет ли она слушать молодого парня, который к тому же не монах из какого-нибудь почтенного ордена, а всего-навсего убийца наваждений? Вряд ли он сможет ее в чем-то убедить.

Впрочем, вполне возможно, что она и сама все это понимала, но вещи хранили для нее эхо той жизни, которая закончилась с уходом близких людей – как будто впитали их голоса, улыбки, чувства, ощущение хотя бы частичного их присутствия. Это эхо прошлого держало ее в плену, чем и пользовались мороки, которые, притворяясь дорогими ей предметами, досыта кормились ее тоской.

Темре вспомнилось, что он читал об обычаях метве, живущих на крайнем севере Анвы, в Лолсороге. Там личное имущество умерших сжигали на ритуальных кострах – приносили в жертву богам. И точно так же северяне поступали со своим собственным скарбом при больших переменах в жизни или если на тебя нападала необъяснимая хандра. Недаром бережливые гронси считали этих метве сумасшедшим народом. Темре тоже полагал, что это чересчур, но что-то резонное в этом было.

Во всяком случае, сам он испытал странное облегчение, когда в квартире на улице Глиняных Уток погибло все его добро. Убытки убытками, но та обстановка мучительно напоминала ему о совместной жизни с Соймелой, и после того как Клесто все там испакостил, превратив невесть во что – обеденный стол в ухмыляющуюся корягу, люстру в перепутанный металлический невод, в котором застряли стеклянные рыбки, – ему стало не так больно, как было до этого.

Зато домовладельца, явившегося разбираться, от этого зрелища чуть удар не хватил, и он сразу бросился звонить в Магическое Управление, бормоча по дороге себе под нос: «Сдал квартиру гронси, как знал ведь, чем оно кончится… Понаехали со своих островов и вон чего творят теперь у нас в Лонваре!..» Хотя ничего такого знать заранее он, конечно же, не мог.

Прибывший из Управления маг долго ходил по квартире, разглядывая заколдованное имущество и многозначительно качая головой, потом вызвал фургон и своих подчиненных, чтобы забрать все это для исследований.

Темре рискнул спросить, как ему отделаться от Клесто, нельзя ли раз и навсегда изгнать мерзавца и закрыть ему дорогу сюда с помощью подходящего артефакта? На что маг отчитал его, заявив, что Дождевой Король – это вам не какая-нибудь нечисть, чтобы его изгонять, а могущественный и уважаемый природный дух, и если он чем-то недоволен, надо постараться его умиротворить, и вообще зря вы это брякнули, молодой человек, лучше бы вам за «мерзавца» извиниться, а то вдруг он нас слышит?

Извиняться Темре не стал. А Клесто, как выяснилось, и в самом деле все слышал. Появившись потом в опустелой квартире с попорченным паркетом и рельефно выпирающими из стен несъедобными плодами, которые раньше были рисунком на обоях, он с улыбкой промолвил:

– Тебе дали дельный совет, меня нужно умиротворить. Это сделать нетрудно: предложи мне чашку кавьи, усади меня за стол… Ах да, столов здесь больше не осталось, придется на полу. Главное, что посуда уцелела и плита в порядке.

– А русалочьего молока тебе не надо? Сейчас я тебя умиротворю!

Темре тогда все еще хотелось в окно его вышвырнуть, а не кавьей угощать. Тем более что окна в ходе предыдущего сражения были вконец разбиты – не только стекла вдребезги, но и переплет в щепки. Однако толку-то выбрасывать с третьего этажа того, кто в любой момент может обернуться дуновением ветра? Птичий Пастух не сопротивлялся и хохотал, когда его волокли за волосы к разгвазданному оконному проему, а домовладелец на следующий день потребовал, чтобы господин Гартонгафи немедленно отсюда съехал.

Капитулировал Темре после того, как та же история повторилась на Кругосветной горке, и ему пришлось перебраться на Блудную, где Клесто вылечил его от простуды.

Вспоминая об этих перипетиях по дороге домой, он подумал, что окна в ближайшее время надо бы заклеить, хотя бы в гостиной и спальне. Нет, не от Дождевого Короля, а потому что пора уже, скоро начнутся холода.

Девушку-соглядатая он заметил издали. В этот раз она не пыталась сбежать. Сидела на спинке полукруглой каменной скамьи неподалеку от подъезда и смотрела из-под челки на шагающего по аллее Темре. Над ее левым плечом виднелась какая-то выпуклость: то ли ручной зверек, то ли дамское украшение вроде тех больших матерчатых бутонов, какие были в моде, когда Темре познакомился с Сой.

Все-таки надумала поговорить…

Покушения он не опасался, при нем был оберег, рассчитанный на сотню выстрелов и еще ни разу не использованный. А если нападут с холодным оружием, тем более пусть пеняют на себя.

Еще через несколько шагов он вполголоса помянул краба ошпаренного. Это не шпионка, это Кайри собственной персоной! Хотя нечего ей тут делать, ей сейчас надо прятаться в монастыре и носа не высовывать за ворота. Он ведь не далее как вчера предупредил об этом служителей Ящероголового. А на плече у нее устроился трапан, похожий на миниатюрного дракончика редкой синеватой масти с перламутровым отливом.

– Ты ушла из школы без спросу? – резко спросил Темре, остановившись перед ней.

Скамья из белесовато-серого камня напоминала великанскую вставную челюсть, ее полукруглое сиденье было засыпано древесными семенами и сухими листьями, среди которых валялся смятый бумажный стаканчик.

– Я отпросилась. Чего ты сердишься?

– Какой-то субъект, скорее всего помощник Акробатки, наводил о вас с Инорой справки через частную детективную контору. Люди, которые пытались его задержать, убиты. Монахи до сих пор не поняли, что это не игрушки?

– Учитель Нурлиго сказал, что я под защитой. Он не сказал бы просто так, он, между прочим, преподобный!

– Я знаю, – проворчал Темре, остывая. – Пойдем чаю попьем, а потом я отконвоирую тебя обратно в монастырь. Под защитой ты или нет, а мне так будет спокойнее.

Кайри спрыгнула со скамейки, и они направились к подъезду. Темре озирался, но шпионки нигде не было видно. Возможно, в этот раз она затаилась получше: за кустарником на окраине парка, за углом дома, в темном провале соседней подворотни – и не спешила показываться на глаза.

– Кого ты высматриваешь?

– Ту девушку, которую принял за тебя. Она примерно такого же роста, худенькая, тоже собирает волосы в хвостик на затылке, и они у нее похожего цвета. Она опять приходила, следила за мной и опять бросилась от меня бежать со всех ног. Я ее так и не поймал, а хорошо бы с ней побеседовать. Акробатка могла чем-то запугать ее, чтобы заставить выполнять поручения.

– Запросто, – согласилась Кайри. – Она и в рамге заставляла других служить себе. Раз она выясняла, где я, давай попробуем поймать ее на меня как на приманку? Учитель Нурлиго сказал, я под сильной защитой, поэтому со мной-то ничего не случится…

– Нет, – отрезал убийца наваждений.

Тут им пришлось замолчать, потому что вошли в подъезд: незачем посвящать в эти дела соседей. Кайри нахмурилась и нахохлилась, трапан у нее на плече тоже нахохлился, как будто из солидарности, уловив ее настроение.

– Откуда у тебя такой красавец? – поинтересовался Темре, любуясь синевато-жемчужными переливами его чешуи и сложенных кожистых крылышек.

– Это храмовый, но теперь он мой. Его зовут Ренго, как маленького дракона в рамге Иноры «Лиловый город».

– Тебе его подарили?

– Он сам мне подарился. Ребята из школы позвали меня посмотреть башню с гонгом, а там их полным-полно сидело на балках. Он тогда слетел и уселся ко мне на плечо и не захотел уходить. Учитель Нурлиго потом сказал, что это будет мой трапан, раз он меня выбрал, и я должна дать ему имя. Я, когда была маленькая, мечтала, чтобы у меня был свой ручной трапан, и теперь он появился…

Пока поднимались по лестнице, она болтала без умолку. Похоже, в монастырской школе ей понравилось, прижилась с первых дней. Когда она сбросила в прихожей куртку, Темре увидел у нее на запястье бронзовый браслет с рельефной чешуей. На некоторых чешуйках можно было рассмотреть крохотные выгравированные руны.

– А это что?

– Все ученики такие носят. Кстати, учитель Нурлиго сказал, если я захочу у них остаться, меня примут без экзаменов, меня туда все равно что уже приняли. Здорово, правда? Он собирается поговорить об этом с Инорой, когда ее выпустят из кулона. Здесь лучше, чем в той моей школе, которая в Олонве. Только в Олонве у меня друзья, и нужно, чтобы на каникулы я смогла туда ездить.

На кухне она зажгла газовую горелку и поставила на плиту кастрюльку с водой, словно давно здесь жила и занималась этим каждый вечер. Темре уже успел про себя порадоваться, что она забыла об идее ловить морочанку на живца, но, закончив выкладывать школьные впечатления, Кайри вернулась к этой теме:

– Как насчет того, чтобы я сыграла роль приманки?

– Никак.

– Почему?

– Потому. Лучше всего ты поможешь, если будешь осторожна и не вляпаешься в неприятности.

– Мы могли бы вместе ее поймать, – с сосредоточенным видом наливая в блюдце сливки для трапана, пристроившегося на краю стола, буркнула Кайри.

Четвертную бутылочку сливок она купила по дороге и принесла в кармане куртки.

– Может, могли бы, а может, и нет. Я принял к сведению, что ты под защитой. Если это что-то храмовое, магия ордена, морочанка, вероятно, не захочет с тобой связываться. На жрецов Пятерых наваждения не нападают, чтобы не огрести, – они сразу чуют опасность, и если твой браслет в этом смысле так же эффективен, приманки из тебя не получится. Ну а если нет, неподготовленный человек в этой роли скорее помешает мне, чем поможет. Ты сможешь двигаться с такой скоростью и ловкостью, чтобы Акробатка при всем желании не смогла тебя достать? А заставить замолчать свои эмоции на время схватки сможешь?

Кайри слушала с недовольно-задумчивым выражением на лице. Ренго тоже как будто слушал, вытянув вперед и слегка склонив набок змеиную головку с глазами-бусинками. Пасмурный день за окном уже начал меркнуть, но на кухне, несмотря на воцарившийся полумрак, было на свой непритязательный лад уютно: словно карандашная картинка в коричневых тонах со множеством старательно и любовно прорисованной утвари, а в центре – беловолосая девочка и трапан перед белым кружком сливок в голубом блюдце. Глядя на них, Темре мимолетно пожалел о том, что у него так и не образовалось настоящей семьи.

– Ладно, я поняла. Я хотела как лучше… А ты не знаешь, где можно купить золотой и серебряной чешуйчатой ткани и еще прозрачной синей с блестками?

– Безусловно, в магазине. Зачем тебе?

– Мне ритуальный костюм сшить надо. Я сошью сама, девочки в школе помогут скроить, но я хочу выбрать такое, что мне больше всего понравится. Это на храмовый праздник, мне сказали, что я тоже могу участвовать, и для этого обязательно должен быть парадный костюм. Учитель Нурлиго даже хотел дать мне денег, чтобы я могла все для этого купить, но деньги-то у меня есть, Инора оставила. Где в Лонваре самые хорошие магазины тканей и всякого для шитья?

Ага, драконий осенний праздник наступает вслед за кошачьим… А Кайри, похоже, успела стать в школе всеобщей любимицей. Что ж, она и правда славная.

– На Галантерейной горке. Там несколько больших дамских магазинов и целая куча маленьких, все это называется Галантерейка. Там найдется что угодно… О!.. – Темре осенило. – Можем съездить туда вместе и еще одну мою знакомую с собой прихватим. Она хорошо знает Галантерейку.

Почему бы не совместить полезное с приятным? Полезное – это покупка для Кайри тканей на церемониальное одеяние, а приятное – будущая благодарность Соймелы за то, что он убьет время на блуждания с ней по магазинам. Против Кайри Сой возражать не станет. Стервозничала она с мужчинами, а к женщинам относилась, пожалуй что, по-сестрински, не считая тех, которые сами нарывались на вражду, но здесь никаких осложнений не предвидится.

– Хорошо, – согласилась Кайри, покачиваясь на табурете, в то время как ее трапан жадно лакал сливки быстрым раздвоенным язычком.

Клетчаба изводила бессонница, самая худшая ее разновидность – молчаливая спутница страха. Устраиваясь на ночлег в своем холодном углу под ворохом накупленных по дешевке стеганых одеял, он не мог не думать о том, что дремлет в укромной полости под Овечьей горкой в конце заброшенного замурованного коридора.

С тех пор как Демея начала это подкармливать – живым мясом, парной кровью и людским предсмертным ужасом, чем же еще! – оно там уже не столько дремало, сколько постепенно просыпалось. Когда совсем проснется, беспределу тутошнего полицейского государства наступит конец: другие у цепняков будут заботы, если этакая напасть посреди города из-под земли наружу выползет. Под шумок начнутся грабежи, мародерство и прочая веселуха.

Как утверждала Демея, Овечья горка не единственная, под которой обретается погруженное в безвременную спячку нечто. Если остальные подземные постояльцы под влиянием начавшейся катавасии тоже начнут просыпаться, прежняя отлаженная жизнь затрещит по швам, и Лонвар станет неподконтрольной властям территорией. Кому беда, кому благодать: тем проще будет в этой мутной кутерьме играть в прятки с иллихейскими агентами.

Демея тоже хотела пожить в свое удовольствие, но кого-то опасалась – так и не проговорилась, кого именно, чтобы Луджереф не узнал, с кем можно против нее столковаться, – и возлагала большие надежды на грядущее царство беспредела. Иные дамочки при иллихейском императорском дворе точь-в-точь так же о сезоне балов мечтают.

Клетчаб видел нечто лишь однажды и в подробностях не рассмотрел – сразу ринулся оттуда, с поразительной скоростью пятясь раком по тесному кирпичному отнорку, но ему, знаете ли, хватило.

Оно было огромно, уж это он оценил. То ли гигантская мокрица, свернувшаяся в клубок, то ли улитка с разделенной на многочисленные сегменты мягкой раковиной, то ли еще какая похожая пакость. Сонно шевелились усики-хлысты, из раздутых черных боков там и сям торчало множество поджатых членистых ног толщиной с фонарный столб. Есть ли у него глаза, Клетчаб, благодарение богам, не заметил. Встретить взгляд подземного Постояльца, как они с Демеей условились называть меж собой это существо, – такого потрясения он мог бы и не пережить.

– Здешний народишко не знает, что у них под городом водится? – поинтересовался он у своей союзницы.

– Не водится, а спит, – поправила Демея. – Пока еще спит, но это ненадолго. Быдло не знает, низшие существа не интересуются ничем, кроме еды, алкоголя, примитивной грязной похоти и купли-продажи барахла.

Насчет «быдла», «стада» и «низших существ» она вворачивала по каждому поводу и без повода, неизменно с одной и той же презрительной усмешкой.

«Вот заладила повторять, кукла заводная, да когда ж тебе надоест!»

Сказать об этом вслух Луджереф не смел, даже мыслям таким воли не давал, чтобы невзначай на физиономии чего ненужного не отразилось.

– Откуда же вы об этом узнали? – Он подпустил в голос побольше почтительного восхищения.

– Для людей образованных это не секрет. Обе мои мамочки весьма начитанные особы, – в глазах у Демеи вспыхнули и тут же погасли недобрые огоньки. – В книгах им попадались упоминания о Постояльцах, а мне известно все, что знают они.

«Хм, это как понимать – у тебя, стало быть, есть и родная мать, и мачеха? Ежели папаша гульнул из семейки на сторону…»

Не стал любопытствовать, чтобы не разозлить ее. Видно, что к «мамочкам» она относится без дочерней приязни: дай ей волю, удавила бы обеих. Небось так и планирует сделать, когда Постоялец выберется на поверхность и начнется большой кавардак, за ее стервейшеством не пропадет.

В настоящее время в подземелье вместе с ними обитало шестеро ушнырков, которых Демея привела из города. Они разбивали и разбирали кирпичную кладку, перекрывающую старый коридор к пещере Постояльца, и за это получали от хозяйки крейму – дурь, на которую они, по-видимому, подсели давно и основательно. Что находится в конце коридора и кого Демея собирается оттуда выпустить, им было наплевать, лишь бы получить дозу. Без жратвы они могли бы несколько дней перетерпеть, а без креймы – никак.

В подземелье было людно и шумно, работники колотили ломиками по кирпичу, перекликались невнятными тягучими голосами, и вдобавок стояла крепкая вонь отхожего места. Нужду справляли прямо здесь, в дальнем закутке, чтобы не выбираться каждый раз по этому делу на склон горки, а то вдруг кто заметит и стукнет в полицию о подозрительной суете в неположенном месте.

Порой Клетчабу казалось, что он улавливает в смрадном спертом воздухе сладковатый запах наркоты. Крейму не нюхают, а вмазывают, но это все равно его беспокоило: еще не хватало одуреть за компанию с остальными, чтобы потом, когда проход будет расчищен, тебя вместе с ними скормили Постояльцу! Он догадывался, какой конец ждет несчастных ушнырков, но держал язык за зубами.

Еду для обитателя пещеры Демея приводила по ночам, когда работники отдыхали под кайфом, вмазав заработанную честным трудом дурь. Зазывала «погреться» кого-нибудь из городских бродяжек, молодого парня или девку, а потом связывала, затыкала рот и волокла в логово к погруженному в дремоту, но реагирующему на появление пищи Постояльцу.

Лаз, который туда вел, расширили – вернее, углубили до уровня пола, и теперь не было необходимости карабкаться на стремянку, чтобы добраться до пещеры. Можно было просто протиснуться по узкому проходу, наступая на хрусткие обломки и задевая плечами торчащие кирпичные сколы с обеих сторон. Если у тебя боязнь закрытых помещений, свихнешься там в два счета, а как дойдешь до конца и увидишь Постояльца – гарантированно свихнешься безо всякой боязни.

Луджереф туда не ходил, зато при каждом удобном случае заводил с Демеей умные разговоры. Пусть он не был любителем чтения, ибо никогда не уважал этого пустого занятия, но припоминал, как другие при нем обсуждали прочитанную книжку, или виденный в театре спектакль, или какое-нибудь непонятное стихотворение, – и повторял их дурацкую болтологию, будто бы это его собственные мысли. Старался изо всех сил, чтобы получалось складно. А то Демея то и дело цедит, что вокруг одно быдло с низким уровнем интеллекта, которое живет непонятно зачем, – так пусть возьмет на заметку, ведьма психованная, что Клетчаб Луджереф не таков, как другие. Этого самого интеллекта у него на троих, поэтому нельзя его Постояльцу отдавать.

Вроде бы старания не пропали втуне: она определенно стала смотреть на своего помощника благосклоннее. Поднялся он в ее глазах – так-то, где наша не пропадала! Главное было не оплошать и без запинки выдать подходящую заумь, если госпожа Демея вдруг проявляла интерес и поддерживала беседу, но Клетчаб умел выкручиваться. Это ж, господа хорошие, его родная стихия: втереться в доверие, наплести с три чемодана и обдурить тупака. Только сейчас речь идет не об афере, сулящей поживу, а о том, чтобы сохранить свою шкуру.

Впрочем, пожива тоже предвидится. Потом, в перспективе. Когда Постоялец отправится гулять по Лонвару, людишки засуетятся, запаникуют, и можно будет втихаря прибрать, что поплывет в руки.

Несмотря на то что отношения с Демеей благодаря умелому «интеллектуальному» подходу понемногу налаживались, Луджерефу так и не удалось раскрутить ее на то, чтобы выследить и перебить иллихейских агентов. Для нее это плевое дело, но она отвечала неопределенно – мол, не до того сейчас. Он не тупак, уразумел: эта сука не хочет их убивать, чтобы Клетчабу было кого бояться – тогда он не посмеет уйти, останется у нее в помощниках, так что можно будет и дальше им помыкать. Практичная, хоть и чокнутая.

Из заморочного отдела сообщили, что «дело продвигается»: опросы уже дали кое-какие результаты, предполагается в скором времени локализовать район обитания Луджерефа и Акробатки до нескольких кварталов, и тогда Темре вызовут. Впрочем, на безделье он не жаловался: мороков в Лонваре водилось в избытке – а значит, и работы для него было хоть отбавляй.

Он до сих пор не съездил с Кайри и Соймелой на Галантерейную горку. Решал каждый раз: завтра – обязательно, а потом снова откладывал. Ну, не любил он ходить по магазинам! Другое дело, охотиться в магазине за наваждением, а просто так там слоняться, на все подряд глазеть, что-то подолгу выбирать – от этого увольте.

Когда он издали, из аллеи, заметил знакомую фигурку с трапаном на плече, его чувствительно пнула совесть. Обещал ведь… Значит, нынче вечером придется сдержать обещание.

Темре ускорил шаги, направляясь к полукруглой скамье, похожей на вставную челюсть, потерянную каким-то беззубым великаном, окаменевшую и вросшую в землю. Кайри опять устроилась на спинке, ее ботинки тонули в ворохе листьев, засыпавших сиденье.

– Здравствуй!

– Здравствуй. – Она не улыбнулась, смотрела насупленно и как-то по-взрослому печально.

– У тебя что-то случилось? – насторожился Темре.

– Да нет, все в порядке. – Она так резко мотнула головой, что длинная челка метнулась туда-сюда. – У меня все в порядке. Просто я недавно с одним человеком поговорила о жизни, и стало грустно. Мне, между прочим, уже пора шить наряд для праздника.

– Сегодня поедем. Сейчас поднимемся ко мне, я позвоню Соймеле… Если не дозвонюсь, все равно поедем, без нее. Не беспокойся.

Загребая ногами шуршащие листья – похоже, ей это нравилось, – девочка пошла рядом с ним к подъезду.

– Новая рамга Иноры уже вышла. – Ее голос прозвучал приглушенно, словно тут же растаяв в прохладном дымном воздухе. – «Полуночный мираж». Можно купить по дороге, если попадется, ты ведь хотел.

– Потом, – решил Темре. – Я хожу за рамгой в магазинчик иллюзий на улице Вернувшихся Кораблей, я там постоянный покупатель. Это в стороне от Галантерейки. Только не рассказывай мне содержание и чем все закончилось.

– Ты чего, я не из таких! – возмущенно фыркнула Кайри, и трапан у нее на плече согласно пискнул, словно заступаясь за хозяйку.

До парка очередь еще не дошла, а возле домов дворники уже вовсю жгли палую листву. От окутанных дымом пестрых холмиков тянуло ностальгической осенней горечью, немного напоминавшей букет рарьянгле столетней выдержки.

Торопливые догоняющие шаги за спиной показались Темре знакомыми, и, глянув через плечо, он увидел Котяру. Тот более-менее пришел в себя, с его круглой физиономии исчезла страшноватая стылая окаменелость. Похоже, храмовый праздник подействовал на него благотворно, да и разрешение на охоту, с перспективой свести счеты с убийцей Тавьяно, сыграло свою роль.

– Я скоро буду свободен, – сообщил он многозначительно, когда вошли в прихожую, и Кайри отправилась на кухню варить кавью. – С завтрашнего вечера, от силы послезавтра.

– Ага, я тогда свяжусь с кем надо. Найдем.

– Что это за девочка с трапаном? – шепотом поинтересовался «бродячий кот», направляясь следом за хозяином в гостиную.

Темре рассказал о Кайри. Впрочем, кое-что Котяра и раньше от него слышал.

– Как ей Лонвар? Обычно провинциалы поначалу вовсю ругаются.

– А ты сам у нее спроси. Вроде не жалуется. Даже не против остаться в монастырской школе, ее как будто уже обещали взять туда официально, когда все закончится.

– Еще бы не взяли, – кивнул Котяра. – С такой-то протекцией!

– Ты имеешь в виду то, что она племянница Ким Энно?

– Нет, я имею в виду трапана у нее на плече.

– А он здесь при чем? – удивился Темре.

– Синий с перламутровым отливом – особая масть, – тихо пояснил Котяра. – Считается, эта порода ближе к Ящероголовому Господину, чем все остальные трапаны. Если он сам выбрал ее и привязался к ней – это знак того, что Кайри угодна Великому Дракону. Жрецы наверняка это отметили и сделали выводы.

– Да, она говорила, что ее согласны зачислить в школу даже бесплатно, – припомнил Темре.

– Наверняка они готовы еще и приплатить из орденской казны, если вопрос встанет таким образом, лишь бы девчонку отдали им, – подтвердил монах. – И для нее хорошо – научится многому, чему больше нигде не научат. Раз она запросто швыряется «волчками, летящими в пустоту», ей там самое место. Судя по тому, что ты говорил, такому подарку обрадуется любой орден. Драконы первыми успели и наложили лапу, нет бы вы кошек позвали Инору прятать…

– Так это дежурный старшина решает, откуда вызвать преподобного с кулоном, – попытался оправдаться Темре.

– Да я не в упрек, – знакомо и весело подмигнул Котяра. – Может, драконьего в ней больше, чем чего другого, потому все так и сложилось. Эй, ты куда?

– Я сейчас, – на ходу бросил сорвавшийся со стула Темре. – Запереть надо, а то вдруг…

Запирать он кинулся стиральную комнатушку, в которой лежал на кафельном полу почти совсем высохший паучара. Вдруг девчонка сунет туда нос из любопытства? Визгу будет, перепугается до полусмерти.

В полутемном коридоре он чуть не налетел на Кайри, которая как раз вышла с кухни с подносом. Она подалась назад, трапан снялся у нее с плеча и взлетел под потолок, кавья выплеснулась из чашек.

– Что-то случилось?

– Нет, ничего, – фальшиво усмехнулся Темре. – Ты иди, угощай брата Рурно, я скоро к вам присоединюсь.

Девочка хмыкнула и двинулась к светлому проему гостиной.

Он завернул в загроможденную стопками книг и рамок комнату, которая считалась кабинетом, достал из нижнего ящика письменного стола жестянку из-под дорогой иллихейской кавьи, выудил оттуда нужный ключ и запер роковую дверь на два оборота. Познакомиться с паучарой Кайри так и не довелось.

Когда Темре вернулся в гостиную, его гости уже нашли общий язык и беседовали о кошках. Он позвонил Сой, договорились встретиться через полтора часа около подъемника на Галантерейной горке. Взяв свою чашку – мокрую и липкую оттого, что кавья вылилась через край, – он подошел к окну, глядя с прищуром на клубящуюся коричневато-серую путаницу парка, кое-где оживленную желтыми, красными, оранжевыми и даже розовыми вкраплениями.

– Эй, что высматриваешь? – окликнул его Котяра.

– Ту девицу. Шпионку. Я собираюсь выследить ее и поговорить.

– Не надо. – Голос Кайри прозвучал неожиданно резко. – Я уже.

– Что – уже? – Убийца наваждений в недоумении обернулся.

– Выследила и поговорила. Оставь ее в покое, ладно? Она не сделает ничего плохого.

– Погоди… Как тебе удалось?

– Мне Ренго помог ее застукать. – Девочка погладила пальцем вдоль спинки своего трапана, который ковылял по столу, раскинув синеватые кожистые крылья, и с интересом исследовал клетчатую скатерть с засохшими темными кругами от чашек. – А убежать она не успела, потому что не знала, что мы за ней охотимся, я ведь тоже быстро бегаю. Она не с морочанкой, она сама по себе.

– Это она так сказала?

Утвердительный кивок.

– И ты поверила?

– Она поклялась Пятерыми. Стал бы человек так врать, тем более что у меня на руке орденский браслет? И еще она рассказала, откуда тебя знает. Она не враг, поэтому не надо больше за ней гоняться. Вдруг она в следующий раз упадет и расшибется? И в том, что ей тогда пришлось уехать на такси, тоже ничего хорошего нет – это, между прочим, для некоторых дорого. В общем, если еще раз ее увидишь, оставь ее в покое, пожалуйста.

Кайри глядела на Темре из-под челки сурово, словно что-то ее сильно рассердило.

– Тогда что ей от меня нужно? – спросил он растерянно.

– Просто иногда на тебя посмотреть, хотя бы издали. – Девочка перестала сверлить его взглядом и уставилась в чашку. – В этом же нет ничего плохого.

– Ну, а зачем ей на меня смотреть, да еще из засады?

– Темре, иногда ты даешь, – вмешался «бродячий кот». – Совсем у тебя, болезного, ум за разум зашел с твоими мороками и морочанками! И в самом деле, зачем бы это девушке смотреть на симпатичного парня?

Темре невольно улыбнулся: напротив сидел прежний Джел, наконец-то оправившийся после свалившейся на него беды.

– Вот-вот, лыбишься, а там девчонка по тебе сохнет, – добавил друг. – Кайри, как ее зовут?

– Я обещала, что ничего про нее рассказывать не буду. – Бледное треугольное личико оставалось ожесточенным, словно речь шла о какой-то несправедливости, с которой Кайри никак не могла смириться. – Нарушать свои обещания я не собираюсь.

– Тебе и нельзя их нарушать, – вмиг посерьезнев, одобрил монах. – С таких, как ты, за нарушенное обещание спросится строже, чем с кого-нибудь другого.

Она слегка пожала плечами все с тем же расстроено-отсутствующим видом.

– Я понял, – кивнул Темре, ломая голову над тем, кто это может быть. – Но тогда можно позвать девушку сюда, кавьей с печеньем угостить…

– Она не пойдет, – буркнула Кайри. – Ей ничего от тебя не надо. Просто не гоняйся за ней, если опять ее заметишь.

– Я так и не разглядел ее лица. Светлые волосы и хвостик, как у тебя, спереди вроде бы челка… Увидеть бы ее вблизи.

– Она не хочет, чтобы ты ее увидел.

– Сама смотрит, а мне нельзя?

– Не надо.

Это было отрезано таким непререкаемым тоном, что Темре перестал допытываться. Досадно, что так вышло с теми прошлыми погонями, но он же не знал, что ситуация безобидная, – думал ведь, что ловит помощницу Акробатки.

Пора было выходить: Сой ждать не любит. С Котярой расстались на верхотуре трамвайного моста, поющего на ветру, словно ребристая железная арфа. Им в одну сторону, монаху в другую.

В вагоне Кайри уткнулась в окно: смотреть сверху на крыши и улицы – это для нее была экзотика не хуже фантастических картинок в рамге. У них в Олонве тоже есть трамваи, но там они катаются по рельсам, проложенным по земле, а не снуют по хитросплетениям громадного решетчатого лабиринта, вознесенного над городом на колоссальных опорах.

Соймелу они на несколько минут опередили, что было весьма хорошо, а потом началось великое паломничество по магазинам. Темре поздравил себя с тем, что так ловко все организовал и ему теперь не нужно непрерывно поддерживать разговор на тему разнообразного барахла, выставленного в витринах и разложенного на полках: его спутницы обсуждали товары между собой, а он всего лишь время от времени поддакивал, имитируя таким образом участие в беседе.

Они нашли все, что требовалось Кайри для праздничного наряда, и еще накупили какой-то странной всячины, предназначения которой Темре так и не понял. Поели мороженого в кафетерии, который прятался среди пуговичных и перчаточных магазинчиков. Потом забрели в зал, где шло представление с музыкой по случаю открытия новой кондитерской: ярко разодетый шут приглашал мужчин на танец-соревнование «в честь прекрасных дам» – кто всех перетанцует, тот получит в награду торт и сможет преподнести его своей даме.

Соймела и Кайри решили, что этот самый торт за каким-то крабом ошпаренным очень им нужен, хотя только что наелись мороженого и почти такой же торт Темре мог бы купить им в соседней кондитерской, даже не один на двоих, а по штуке на каждую. Нет ведь – им понадобился этот! Отобрав у него объемистые матерчатые сумки с покупками, они едва не вытолкали его в круг, но шут, хвала богам, объявил, что «в нашем соревновании могут участвовать все желающие, кроме профессиональных танцоров и убийц наваждений».

Когда выбрались с Галантерейки, небо уже было непроглядно-черное, а Лонвар сиял вывесками и фонарями.

– Монахи меня не поколотят? – озабоченно поинтересовался Темре, поглядев на часы.

– Я им скажу, что мы ткани для меня долго выбирали, – великодушно пообещала Кайри.

Проводили ее до ворот монастыря. Уже на Медной улице Ренго, который до сих пор смирно сидел на плече у хозяйки и вел себя примерно, вдруг встрепенулся, раскинул крылья и, вытянув шею, яростно зашипел. Пара, как раз в этот момент проходившая мимо, шарахнулась к краю тротуара. Кайри забормотала что-то ласковое, успокаивая разбушевавшегося трапана, и, подхватив свою сумку, поскорее юркнула в калитку с рельефным силуэтом дракона.

После этого Темре поехал провожать Сой и остался у нее до утра.

– Ты не сказал мне, что она ходит с трапаном, – с угрозой прошептала Демея.

Когда сидевшая на плече у девчонки священная тварь свирепо зашипела на них, словно догадавшись об их замыслах, они ретировались на другую сторону этой дрянной булыжной улочки и укрылись в аптеке на углу.

За прилавком никого не было. Аптекаря можно было вызвать, позвонив в колокольчик, о чем сообщало пришпиленное к стене объявление, но Демея и Клетчаб в его обществе не нуждались. На подоконнике громоздилось раскидистое фиолетовое растение с замысловато-резными глянцевыми листьями, под его прикрытием можно было наблюдать за улицей. И перекинуться парой слов никто не мешал: они оказались единственными посетителями.

Демея была в завитом черном парике с длинной челкой, а Луджереф приклеил пышные седые усы и надел темные очки – ни один мерзавец не узнает. Хотелось бы думать, что не узнает.

Он искоса поглядывал на свою спутницу: та с недобрым прищуром уставилась на парня, который проводил до монастыря Кайри Фейно. Клетчабу этот парень тоже не понравился – строен и хорош собой, на таких девки-дуры вешаются. Темные волосы и раскосые глаза выдавали представителя народности гронси, которых в Венге считают за второй сорт, но при этом он был одет словно человек из приличных. Его спутница, изящная дамочка в ворсистой серо-голубой холле, прятала лицо под вуалью, а ее шляпка смахивала на художественно растрепанный букет искусственных цветов. Можно было поспорить на что угодно, этого парня Демея знала и, не будь вокруг столько свидетелей, – небось разделала бы его, как тех ушнырков.

– А чего такого, что трапан? – вполголоса отозвался Клетчаб.

– Ничего хорошего. Неприятности, от которых не откупишься двумя изумрудами.

Намекает на то, что из-за соплячки с трапаном может прогневаться Ящероголовый? То-то подлая крылатая тварь на них окрысилась, как на последнее ворье… Предупредила. Что ж, предупреждение лучше принять к сведению, а то и впрямь не откупишься.

Если на то пошло, Луджереф вовсе не был уверен, что ему удалось умилостивить изумрудами Лунноглазую Госпожу. Встречные кошки на него по-прежнему фыркали и выгибали спины, и по всему выходило, что не приняла богиня его искупительного подношения. Зазря только отнес в ее храм целых два камешка, лучше бы скупщику загнал, хоть за полцены. Вот и будь после этого благочестивым, срань собачья. Вслед за кощунственным помыслом он привычно попросил Пятерых о милости и снисхождении к своему человеческому несовершенству – словно в игре сначала сделал неудачный ход, а потом фартовый, восстанавливающий потерянное преимущество.

– Мы не будем похищать Кайри Фейно, – процедила Демея. – Это не тот способ, которым можно обеспечить свою безопасность.

«Ну, хвала вам, боги милостивцы, вразумили чокнутую!» – от всей души возблагодарил Клетчаб.

Гронси и его спутница неторопливо брели по улочке вдоль монастырской стены в сторону аптеки. Переговаривались. Парень тащил большую, но, по-видимому, нетяжелую тряпичную сумку.

– Обойдемся без заложницы, – услышал Луджереф невозмутимый холодный голос своей госпожи. – Незачем обременять себя лишней возней. Все равно у нас есть Постоялец.

Не доходя до перекрестка, парочка остановилась как раз напротив окна с разлапистым фиолетовым растением. Парень что-то сказал, дамочка ответила, повернулась к нему, откинула назад вуаль, и Клетчаб невольно цокнул языком: вот уж всем красоткам красотка! Такую хоть на обложку журнала, хоть на открытку… Прогуляться с ней под ручку никому не будет зазорно, пусть даже самому богатому из богатых или высокородному из высокородных.

– Сурфей… – хрипло произнесла у него над ухом Демея, и он подивился, с чего это у нее вдруг голос такой севший. – Мы должны украсть эту девушку!

Птичий Пастух принес большую сумку из коричневых лоскутьев – среди них попадались и просто темные, и рыжеватые, и желтоватые, и с фиолетовым или пурпурным оттенком.

– Это для ищейки. Летать вы не умеете, как далеко находится ваш бандит, неизвестно. Где бы он ни был, паук определит направление и поведет вас в ту сторону, а сколько времени понадобится, чтобы до него добраться, это я предсказать не берусь. По вашей команде ищейка заберется в сумку и будет смирно сидеть там до следующего раза. Сумка зачарованная, из самого надежного материала.

– Из осенних листьев? – догадался Темре.

Должно быть, выражение его лица стало скептическим.

– Осенние листья, снежинки, птичьи перья, капли дождя, цветочные лепестки, подхваченный ветром пух деревьев тарбри – самый прочный на свете материал, потому что все это в наибольшей степени поддается моим чарам. – Клесто подмигнул. – Сумка из холстины или из толстой кожи морочана не удержит, тебе ли об этом не знать, а палая листва, склеенная моим заклятьем, справится с этой задачей лучше, чем что-либо другое.

Его узкая физиономия с шелковисто-смуглыми впалыми щеками так и лучилась самодовольством, но в то же время в мерцающих чернильных глазах сквозила ирония, словно он посмеивался над собственным хвастовством.

– Я и не знал, что у тебя такая власть над наваждениями, – заметил Темре.

– Не так уж она и велика. Зачаровать морок я смогу, зато развоплотить его ты сумеешь куда быстрее, чем я. Поэтому не рассчитывай, что в трудную минуту я приду на помощь. При всем желании я мало что смогу сделать, разве что оплакать тебя, когда все закончится. У каждого своя сфера влияния.

– Но тогда уверен ли ты, что паучара не выйдет из-под контроля?

– В этом – уверен. – Тонкие темные губы Смеющегося Ловца растянулись торжествующим полумесяцем. – Не забывай о птичьих перьях! Жадный и недалекий смертный, смастеривший куклу, сам позаботился о том, чтобы мы смогли его отыскать.

– Значит, если бы не перья, ты бы не взялся сделать из этой дряни ищейку?

– Разве что если бы он использовал что-нибудь еще тоже мне подвластное, – согласился Клесто. – А девочки твои хороши… Даже не знаю, которая из них мне больше понравилась.

– Какие девочки? – Внезапная смена темы сбила Темре с толку.

– Вчерашние. И та, что побывала здесь, и та, что ходит вокруг да около.

– Ты имеешь в виду Соймелу и Кайри?

– Соймела, конечно, мила и прелестна, – собеседник бросил рассеянный взгляд на вытертый ковер с лилово-коричневым цветочным орнаментом, тот самый ковер, и у Темре зачесались руки свернуть ему шею, – но я сейчас не о ней. Я имею в виду Кайри и вторую, которая прячется.

– Ты знаешь, кто это?

Любопытство пересилило застарелую ревность. Вдобавок если Сой ревновать – то ревновать ко всем сразу, а на такой расход душевных сил Темре не подписывался. Это для него уже в прошлом. Перегорело.

– Чтобы я – и не знал?

– Кто она такая?

– За это будешь мне должен. – Клесто с явным удовольствием прищурился. – Информация стоит… Чего-нибудь да стоит. Я потом скажу тебе чего. Договорились?

Ну уж нет, договариваться с ним таким образом Темре не собирался. Пока еще не спятил.

– Как хочешь, – правильно истолковал его молчание Смеющийся Ловец. – Значит, о ней не будем. Можешь гадать, кто это, как ее зовут, откуда она тебя знает, – и нипочем не догадаешься. Пусть это останется для тебя вечным пробелом, как вырванная из книги страница или посаженная на рисунок клякса, под которой может скрываться все что угодно.

– А от Кайри тебе что понадобилось? – оборвал его убийца наваждений.

– Понравилась. Всего лишь понравилась.

Темре такое признание не обрадовало. Бытует поверье, что Смеющийся Ловец иногда кого-нибудь из людей забирает. Это как будто не смерть, но в то же время совсем не похоже, допустим, на переселение в другой город, потому что те, кого он забрал, становятся волшебными существами вроде него самого, хотя и не настолько могущественными, и составляют его свиту. Королю ведь полагается свита, даже если это Дождевой Король, чье королевство везде и нигде. Все это сказки, страшилки, суеверия… Но во всякой сказке есть зерно истины.

– Не вздумай ее утащить, понял? Держи свои когтистые руки от нее подальше.

– А то что? – поддразнивающим тоном поинтересовался Клесто.

– А то голову оторву.

– Уже пытался оторвать… А потом тебе пришлось переехать на новую квартиру, и все жильцы дома вслед тебе ругались.

– Не трогай Кайри, понял? – раздельно, хотя и сквозь зубы произнес Темре.

– Видите, боги, он переобщался с морочанами. – Птичий Пастух зажмурился и помотал головой, так что закачались подвески на его многочисленных косичках, ниспадающих иссиня-черным занавесом до середины ножек стула, а потом с замученным видом закатил глаза к потолку. – Дошло до того, что он и меня принимает за морочана! Да, наше знакомство началось именно с этого, но за столько времени он мог бы заметить некоторую разницу. Да, с тех пор как я лишился одной из своих очаровательных спутниц, в моей свите есть вакантное место, но разве я кого-то забираю насильно? Вот скажите, боги, разве я когда-нибудь пытался забрать его – обманом или воспользовавшись черной для него минутой? Нет ведь, ничего подобного не было! Ибо зачем мне в свите нытик, который вместо того, чтобы танцевать и развлекаться вместе со всеми, будет проситься обратно к смертным, или злобный субъект, выжидающий момента, чтобы всадить мне зачарованный клинок под лопатку? Второй вариант – это больше в его духе, правда, боги? Можно подумать, я только об этом и мечтаю! А еще я, по его мнению, мечтаю поссориться с Ящероголовым Господином. Младшие боги не должны тянуть загребущие руки к тому, что приглянулось старшим и великим, об этом я пока еще не забыл, хотя хорошая память не самое сильное из моих достоинств. И хоть бы уж он для начала прикинул, нуждается ли Кайри в смертном защитнике, если над ее головой простер свое крыло Великий Дракон? Боги, вы свидетели, я просто хотел сказать ему комплимент, обратив его внимание на то, что он пользуется успехом у незаурядных девушек. Большинство смертных мужского пола на его месте почувствовали бы себя польщенными. Большинство – но только не этот! Сам не понимаю, почему я хожу к нему в гости, развлекаю его разговорами, пью его кавью…

– Охмуряю его жену и порчу его имущество, – мрачно подсказал Темре. – Что-то не нравится – выметайся.

– А если не выметусь?

– В окно выброшу. Доведешь ведь.

– В окно ты меня уже выбрасывал на двух старых квартирах – и что потом стало с теми квартирами? А Соймела тебе разведенная жена. Свободная смертная женщина, которая по законам этой страны может проводить время с кем угодно, хотя бы даже со мной.

«Ага, и еще с половиной Лонвара», – угрюмо дополнил про себя Темре.

В общем-то он был согласен с теми венгоскими прогрессистами, которые утверждали, что любой вменяемый человек, достигший совершеннолетия, будь то мужчина или женщина, имеет право самостоятельно выбирать, как ему жить и чем заниматься, но когда дело касалось Сой, в нем просыпался дремучий гронсийский инстинкт патриархала-собственника. Это пряталось в глубине его души, почти не прорываясь наружу. Прорывалось оно, когда Темре бил и спускал с лестницы любовников Сой, а в отношениях с ней – ни разу. Он не закатывал сцен, не пытался держать ее взаперти. Вместо этого развелся, хотя официально оформленный развод так и не помог ему избавиться от ее притяжения.

И зря он брякнул «выметайся». Обычно Клесто на это реагировал как на вызов – «ты меня гонишь, прекрасно, гони сколько угодно, а я не уйду», но сейчас, поскольку в нем есть нужда, вполне мог бы и впрямь исчезнуть, чтобы проучить невежливого смертного.

– А если бы я демонстративно обиделся и вымелся на неопределенное время? – Тот словно подслушал его мысли. – Кто бы тогда сделал из куклы ищейку? Твое счастье, сегодня я почему-то необидчивый.

– Извини, вырвалось. Тебе не стоило вспоминать Соймелу.

– Нет, это тебе не стоит ее вспоминать.

Клесто уставился на него в упор, уже без улыбки. Темре успел забыть о том, что взгляд его черных, как ночное небо, глаз с блестящими вертикальными зрачками может быть пугающим.

– Хочешь сказать, у тебя есть какие-то особые права на нее?

– Иногда ты бываешь дураком, Темре. Мне ваши человеческие права не нужны, я и так владею всем и ничем, ничем и всем. Хотя, раз уж мы с тобой как будто подружились, можно считать, что у меня есть некоторые права на тебя. И мне не нравится, что ты никак не хочешь расстаться с этой отравой, которую называешь любовью. Приворот я бы смог расплести, но это не приворот.

– Я знаю. Я спал с «бродячими кошками» несколько раз. Любой приворот после этого должен был развалиться, но меня все равно к ней тянет.

Это признание прозвучало почти беспомощно, и он недовольно нахмурился.

– Значит, ты сам себе варишь отраву, как говорят в таких случаях мудрые метве, живущие за горами на севере. Соймела – прекрасный цветок, я оценил… вот на этом самом ковре, который давно не выколачивали, не удивлюсь, если с того памятного дня… но ты оглянись и посмотри, сколько вокруг других цветов. Хорош убийца наваждений, который со своим внутренним наваждением разобраться не может.

– А вот сюда лучше не лезь. Не твое дело. Хватит с меня родственников, так что давай ты больше об этом не будешь?

– А если буду, тогда что – в окно выбросишь?

Неизвестно, до чего бы они так договорились, но тут затрезвонил дверной колокольчик – пришел Котяра в отсыревшем под моросящим дождем монашеском головном уборе с кошачьими ушками. Свой большой черный зонт он где-то посеял, зонты у него дольше месяца не жили. Его усадили за стол, налили кавьи. Он пил ее с сосредоточенным видом, думая о предстоящей охоте.

А Темре припомнились слова Смеющегося Ловца о том, что в его свите есть вакантное место, поскольку он лишился одной из своих спутниц. Что могло случиться с бессмертной волшебной девушкой? Впрочем, «бессмертный» – понятие относительное: сами по себе они не умирают, но если вдруг столкнутся с чем-нибудь способным их уничтожить… И кого он имел в виду, когда говорил о «младших богах»?

Возможно, мысли просто цеплялись за что попало, потому что не хотелось думать о том, о чем Клесто завел речь под конец. Заботливый нашелся. «Некоторые права» у него, видите ли. Темре не оборвал его единственно из дипломатических соображений, чтобы не сорвалось оживление паучары-ищейки. А то бы ему высказал… А этот ковер лучше выкинуть крабу ошпаренному на радость и взамен купить новый. Домовладелица не обидится.

– Приступим?

Оставив чашки на столе с клетчатой скатертью, они вышли из гостиной в коридор. Котяра на ходу пробормотал коротенькую молитву, обращенную к Лунноглазой Госпоже.

– Послушай, а почему ты не можешь попросить Великую Кошку, чтобы она подсказала тебе, где искать бандита?

Темре задал вопрос отчасти для того, чтобы оттянуть тот момент, когда Птичий Пастух «приступит». Какая-то часть его сознания по-прежнему бунтовала против предстоящей авантюры: мороки надо уничтожать, а не плодить, пусть даже в благих целях.

– Это моя охота, – отозвался монах. – Я должен выследить свою добычу сам, таковы правила. Кошки охотятся в одиночку.

– А как же тогда мы с Клесто?

– Вы не кошки, вы не в счет.

Убийца наваждений повернул ключ и распахнул дверь стирального закутка. Паук лежал на пожелтелом кафеле, беспомощно раскинув матерчатые ноги со спрятанными внутри пружинками. Из спины у него торчали кости, при ближайшем изучении оказавшиеся рыбьими – вроде тех, что остаются на тарелке после обеда, меж них белели слипшиеся приклеенные перья. Посередине этой костяной клумбы устрашал зрителя ржавый кухонный ножик с обломанным кончиком. Глаза куклы багрово поблескивали конфетной фольгой. Внутри скорлупок, изображавших глазницы, темнели шарики-зрачки. Неизвестный ловкач постарался на славу, и эта история могла бы показаться забавной, если бы не смерть Тавьяно.

Воздух в закутке был затхлый: от паучары пахло, как от шляпы, выловленной из загаженного городского канала.

Клесто привязал к растопырившей белесые отростки косточке тонкий серый шнурок с петлей на другом конце.

– Это поводок, он сплетен из паутинок, которые летают по воздуху в начале осени, а потом цепляются за что попало и остаются там, где прилепились. Очень надежный материал, что бы вы, смертные, об этом ни думали.

– Да мы и не сомневаемся, – уважительно отозвался монах.

– Отойдите-ка за порог. – Птичий Пастух достал из-за пазухи флейту.

Они отступили в коридор. Темре надел маску.

Полилась музыка. Лихая, разбитная, с показным надрывом душещипательных воровских песен, она напоминала ту, которую Клесто сыграл, чтобы поднять куклу со дна канала, но к этому примешивалось что-то еще. Что-то жутковатое, зовущее – или, скорее, открывающее дорогу… Казалось, что Смеющийся Ловец непонятно каким образом играет две мелодии одновременно, а возможно, так оно и было.

Валявшуюся на кафеле куклу окутало зыбкое мутноватое свечение. Предметное наваждение, когда пришелец из хаддейны вселяется во что-нибудь материальное – довольно редкая разновидность. После развоплощения морок исчезает, а предмет остается: куда он денется, если принадлежит этому миру? Потом такие вещи на всякий случай сжигают, чтобы не случилось рецидива.

Сначала паучара неуклюже сучил растопыренными ногами, потом сумел встать, пружинисто покачиваясь. Было похоже, будто он топчется в нерешительности.

Музыка смолкла. Спрятав флейту, Клесто подобрал конец поводка и вручил монаху.

– Он будет беспрекословно подчиняться вашим командам. Когда он нападет на след, вы поймете: он начнет всячески показывать и звать, чтобы вы пошли за ним. Если посадить его в сумку, он там уснет до тех пор, пока вы его не разбудите. Впрочем, если он, находясь внутри, вдруг почует присутствие своего создателя или его близкий след – сразу очнется и забеспокоится, поэтому обращайте внимание на то, как он себя ведет. Благодаря моим чарам под дождем он будет выглядеть, как собака, так что панику среди прохожих на улице вы не посеете. – Клесто ухмыльнулся, словно представив себе, какая это была бы паника. – Но если зайдете в помещение или хотя бы под навес, где с неба не капает, мое дождевое колдовство перестанет действовать, имейте в виду.

– Насовсем перестанет? – деловито осведомился «бродячий кот».

– До тех пор, пока снова не окажетесь под дождем. Поэтому прежде, чем куда-то заходить, сажайте его в сумку.

– Кукла сможет превращаться в собаку и обратно? – обескураженно и слегка недоверчиво уточнил Темре.

– Не превращаться, а принимать видимость. Ты же видел мой плащ, который соткался в мгновение ока из дождевых капель? Вот и вокруг вашей куклы появится своего рода оболочка, схожая с собакой, а там, где сухо, она опять распадется на капли и растечется водой. Не бойтесь, сумка не размокнет.

– Но ведь когда мы с тобой сели в трамвай, твой плащ никуда не делся и ты не промок…

– Это потому, что он был на мне, – мягко пояснил Дождевой Король, и Темре стало неловко за свое тугодумие.

Морок дисциплинированно переминался с ноги на ногу посреди комнаты. Котяра наблюдал за ним с некоторой опаской, а Темре смотрел скорее оценивающе: сколько там на него иголок понадобится? Ага, речь вроде бы шла о паре…

– Прикажите ему что-нибудь, – предложил Клесто. – Сами увидите, что он подчиняется, как дрессированный.

– Замри! – рявкнул монах.

– Прыгай! – велел Темре.

Они произнесли это почти одновременно. Паучара судорожно задергался на месте, словно его одолел внезапный припадок, а Смеющийся Ловец расхохотался, оправдав свое прозвище.

– Ну и где же он подчиняется? – Убийца наваждений приготовился засадить в неудавшуюся ищейку первую иглу.

– Ох, да вы как дети…

Узкая ладонь Клесто накрыла его руку с перстнем до того, как он успел выстрелить, и за этим последовал новый взрыв смеха.

– Вы бы для начала договорились между собой. Бедный паук должен слушаться вас обоих, и если один скажет – налево, а другой – направо…

– Ага, поняли, – чуть сконфуженно пробормотал брат Рурно. – Темре, молчи пока, я попробую. Паучара, замри!

Морок перестал дергаться в конвульсиях и застыл, как будто опять стал обыкновенным неживым предметом, изготовленным из тряпья, проволоки и содержимого помойного ведра.

– Умница, хороший паук. Теперь два раза прыгни на месте!

Страшноватая черная кукла прилежно выполнила приказ, словно радуясь тому, что ее больше не донимают противоречивыми требованиями.

Темре высвободил и опустил руку с перстнем. Чуть не свалял дурака. И утешаться после этого он смог бы разве что тем, что дурака он свалял как профессионал.

Прогулка под дождем с паучарой на поводке выматывала не хуже обязательных ежемесячных тренировок в Гильдии. Вверх по улице. Вниз по улице. Подняться на мост и сесть в трамвай – главное, не в переполненный, потому что с сумкой, а в сумке морок, утыканный острыми костями, как подушечка иголками.

Нет, для куклы никакого риска, что ей в давке обломают эти украшения, ведь она сейчас служит вместилищем для твари из хаддейны, а наваждение неделимо и не может лишиться какой-то своей части. Зато оно запросто кого-нибудь поранит, если кость или кухонный нож проткнет ткань сумки. Клесто заверял, что не проткнет, но лучше все же не проверять.

Проехав несколько остановок, выйти из трамвая с целью уточнить направление – и обнаружить, что укатили не туда, поскольку ищейка рвется теперь в обратную сторону.

Видимо, объект поисков не сидел на месте, а потому и паучару тянуло то налево, то направо. Темре побаивался, что он сорвется с поводка и убежит, но шнурок, сплетенный Птичьим Пастухом из невесомых осенних паутинок, не уступал в прочности стальному тросу.

На другой день арендовали машину. Трамвай быстрее, но автомобиль для таких блужданий подходит больше, хоть и ползет по крутым подъемам и спускам, словно беговая черепаха. За превышение скорости в венгоской столице нещадно штрафовали: происшествия, вызванные тем, что кто-нибудь чересчур разогнался, съезжая с горки, и не успел затормозить, не обходились без человеческих жертв.

Темре на несколько дней взял отпуск. Договорились, что Акробатка – его наваждение, и он должен регулярно справляться насчет новостей по этому делу, а в остальном его пока беспокоить не будут, если только не начнется какое-нибудь из ряда вон выходящее нашествие гостей из хаддейны, предполагающее мобилизацию всех гильдейцев.

Насчет того что изготовитель куклы и убийца Тавьяно – одно и то же лицо, никаких сомнений не осталось. Судя по тому, как повела себя ищейка в квартире на Крупяной горке, здесь побывал тот самый человек, к которому ее неудержимо тянуло через весь Лонвар.

Пасмурное небо нависало низко над холмами, и из этого слоистого скопища туч безостановочно моросило, город был мокрым и серебристым. Дождь не закончится, пока Темре и Котяра не доведут свою охоту до конца.

– От каких странных вещей иногда зависит погода, – заметил вполголоса Темре, глядя в окно.

– И, наверное, не только погода, – глубокомысленно отозвался монах.

Они завернули сюда пообедать. Темноватый зал маленькой закусочной, наполненный чадом подгоревших зерен кавьи. В погоне за экономией хозяева покупали по дешевке третьесортную зеленую кавью и обжаривали ее самостоятельно. Судя по запаху, скверно обжаривали, поэтому Темре с братом Рурно взяли чай.

Объект охоты квартировал предположительно в юго-восточной части Лонвара – там же, где обосновались Демея и Клетчаб Луджереф. Темре отметил это как совпадение, которое стоит держать в уме на всякий случай. Возможно, бандит там у кого-то заночевал, а постоянно живет в другом месте, но с наступлением вечера ищейка устремилась в ту сторону и никуда больше не сворачивала. Рано утром ее потянуло к центру столицы, а потом опять на юго-восток: дичь сделала вылазку в респектабельные районы и после этого вернулась домой?

Когда они вошли в закусочную на невзрачной улице с темными от копоти вывесками, паучара в сумке завозился: почуял след. Тот, кто смастерил куклу, определенно посещал это заведение. Шуршал морочан негромко, сумку поставили на пол и запихнули под столик – кроме прочих достоинств к ней еще и грязь не липла. Главное, не забыть и чтобы кто-нибудь не спер ее под шумок себе на беду.

Покончив с едой, Темре потребовал у буфетчика телефон, положив на стойку десятисуловую монету – обычная плата за звонок плюс чаевые. Трубка притаившегося в углу аппарата была до того захватана жирными пальцами, что он сперва протер ее салфеткой, а потом уже поднес к уху.

Сначала убийца позвонил в заморочный отдел Полицейского Управления: «Продвижение есть, но пока не локализовали». Угу, даже к лучшему, что не надо сейчас разрываться надвое, забрасывая одно важное дело ради другого.

После этого набрал номер гильдейского ресторанчика и попросил посмотреть, нет ли чего-нибудь на его имя в «телефонной тетради». Оказалось, есть. Некий Рульдо Гаштари звонил сегодня утром и просил убийцу наваждений Темре Гартонгафи срочно с ним связаться.

Темре враждебно ухмыльнулся: ага, сейчас, а больше ничего не желаешь – а то, может, еще и русалочьего молока тебе подавай?

Этот Рульдо Гаштари был молодым скульптором. Говорят, талантливым и многообещающим. Может быть. Не имеет значения. Помимо этого он был еще и нынешним фаворитом Сой. Одним из тех, кого Темре хотелось пинком под зад спустить с лестницы от самых дверей ее богемной квартиры – да так, чтобы он улетел в никуда и больше не вернулся.

Не могла сама позвонить? Вслед за этим пришла здравая мысль: значит, не могла. Значит, повторилась старая история, угадайте какая.

Темре набрал номер.

– Господин Гартонгафи, это вы?.. – Голос Рульдо звучал невнятно не то с перепугу, не то с перепою, и складывалось впечатление, что парень рыдает.

– Это я, – сухо подтвердил убийца наваждений. – Что случилось?

– Госпожу Соймелу… Ее опять… Опять…

– Что – опять? Морочан украл?

– Да, да! – Собеседник на миг обрадовался – очевидно, тому, что его так быстро поняли, но тут же вновь осознал свою потерю и всхлипнул. – Приезжайте скорее! Я все утро вам звонил, у вас телефон не отвечал…

Разумеется, потому что Темре и Котяра ни свет ни заря отправились на охоту.

– А в Гильдию почему не обратились, если до меня дозвониться не смогли?

– Госпожа Соймела крикнула, чтобы позвали вас. Она успела крикнуть… А я не смог ничего сделать, потому что меня сильно ударили по голове…

Не сказать, чтобы Темре последняя подробность огорчила.

– Соймела опять приманила морочана, – сообщил он Котяре, который дожидался с сумкой возле дверей. – Давненько уже не было рецидивов. Съездим туда, это много времени не займет.

Они вышли под дождь.

– Думаешь, быстро управишься? – Монах забросил сумку с притихшим наваждением на заднее сиденье.

– Мороки у Сой не слишком сильные – две-три пары иголок, и готово. Они и жрать-то не хотят, им только ее прелести подавай. Правда, выглядят впечатляюще – с девичьей точки зрения. Обычно они тащат ее или на чердак, или в заднюю комнату, у нее там за коридорчиком что-то вроде заброшенной мастерской, ненужное помещение в комплекте с квартирой.

Машина вывернула на серебрящуюся под дождем пологую улицу. На лобовое стекло с размаху налип зеленовато-коричневый лист. Привет от Клесто?

Не так уж он был и не прав, когда говорил, что Темре лучше бы покончить с этой связью, – но разве с этим покончишь? Если бы мог, давно бы уже… И не потому, что каждый, кого ни спрашивали, с советами лезет, а потому что его самого все это до жути достало.

Снова пришли на память слова Птичьего Пастуха насчет «младших богов». Надо бы спросить у кого-нибудь знающего. Неужели это чучело в тунике из осенних листьев – ладно, пусть красивое, но все равно чучело – имеет божественную природу? Быть того не может…

Наконец машина через арку въехала во двор беленого – большая редкость для Лонвара – четырехэтажного дома. Здание украшали живописные грязные потеки и балкончики с лепными завитушками. Темре затормозил на знакомой площадке напротив подъезда, и сразу же с заднего сиденья донесся шорох: паучара рвался из сумки наружу.

Убийца наваждений и монах уставились друг на друга.

– Что-то почуял… – сощурился «бродячий кот».

– Судя по тому, как энергично он возится, или бандит где-то рядом, или здесь его свежий след, – отозвался Темре.

Назад: Тропа охоты

Дальше: Постоялец