12

Его привели на дорогу. Все товары, что были сброшены на землю, карсаматы вернули на возы и увязали как могли. Трупы оттащили в рощу — подальше от дороги.

Питера подвели к Теллиру. Тот посмотрел на дрожащего подростка, размышляя, тащить ли его с собой или убить прямо здесь — уж больно он был тщедушен и мог не выдержать дороги.

— Где его одежда?

Карсаматы переглянулись, боясь отвечать.

— Снимите одежду с убитых, нужно его одеть.

Воины бросились исполнять приказ и притащили перемазанный в крови кафтан, такие же штаны и башмаки, в которых хлюпала кровь. Впрочем, Питер не обратил на это внимания — ему приказали одеться, и он оделся. Потом его присоединили к группе уцелевших пленников — всего их набралось двенадцать.

— Все! Трогай! — крикнул Теллир, и занявшие места возниц карсаматы стали подгонять лошадей гортанными выкриками.

Как проехал обоз, погнали пленников. Их охраняли четверо конных воинов с длинными пиками, которыми они кололи всякого, кто, забываясь, выходил на обочину дороги.

Поначалу от всех этих потрясений Питер не мог осмыслить происходящего, но от ходьбы стал приходить в себя.

Теперь он видел, что идет среди таких же, как он, избитых и оборванных людей, а рядом, неприязненно поглядывая на гуиров, едут карсаматские всадники.

Когда выходили из рощи, Питер посмотрел туда, где на толстой ветке должен был находиться Ниман, забравшийся туда для предупреждения о приближении врагов. Он и сейчас был там, намертво приколотый к стволу тремя стрелами.

Питер пошевелил плечами. Выданный ему кафтан оказался велик, но это не мешало, даже наоборот — в него можно было закутаться, когда наступит ночная прохлада. Штаны спадали, их то и дело приходилось подхватывать, но и с этим можно было смириться, а вот великоватые башмаки натирали ноги. Питер привык к обуви из мягкой кожи, а не к этим колодкам, он уже начинал прихрамывать.

«Если будут гнать до самого Пешехара, я сотру ноги в кровь, и меня прирежут», — догадался он. Конвоиры выглядели неприветливо, и просить их о чем-то было страшно, однако купеческий расчет подсказывал Питеру, что раз самый главный разбойник приказал его одеть, значит, он хоть чего-то стоит.

Решив все же рискнуть, Питер стал перемещаться на край дороги, понемногу тесня товарищей по несчастью. Одни с удивлением, другие с неудовольствием пропускали его и продолжали идти, угрюмо глядя под ноги.

— Прошу прошения, ваша милость, — обратился Питер к ближайшему конвоиру.

— Назад, пошел назад, дурак-собака, знаешь! — Всадник взмахнул плетью и ударил Питера через спину, попутно досталось кому-то еще.

— Не зли их, щенок, нас же всех из-за тебя перебьют! — зашипели на него.

— У меня стерты ноги, ваша милость! — не сдавался Питер, обращаясь все к тому же конвоиру. — Я не ухожу с дороги — я только прошу меня выслушать.

— Какое мне дело, дурак-собака! Можешь хоть подохнуть тут, знаешь! — ответил карсаматский воин и плюнул в наглого пленника.

— Боюсь, это не понравится вашему хозяину! — ввернул Питер, ожидая нового всплеска злобы и, возможно, побоев, однако конвоир задумался. Он обменялся несколькими фразами на своем языке с другими карсаматами и пришел к какому-то решению.

— Эй ты! — Конвоир ткнул плетью одного из людей, нанятых в Индзоре. — Ты ведь солдат, знаешь?

— Солдат, — кивнул тот.

Конвоир выдернул из седельной сумки чью-то окровавленную рубашку и бросил ее наемнику.

— Возьми, знаешь, сделай мальчишке обмотки, чтобы башмаки сидели хорошо.

— На ходу?

— Стой! — скомандовал конвоир, и пленники остановились. — Давай скорее, знаешь, времени мало.

Солдат умело разорвал рубашку, велел Питеру снять башмаки и затем ловко замотал ему ноги половинками рубашки — получилось что-то вроде толстых носков.

— Одевай.

Питер обулся, было очень хорошо и удобно.

— Спасибо, ваша милость.

— Не за что. Запомнил, как я мотал?

— Старался, но, боюсь, у меня так не получится.

— Ничего, как остановимся на ночлег, покажу еще раз.

Вместе с Питером остановкой воспользовались и другие пленники. Кто-то порвал на обмотки свою рубашку, другим бросили какое-то тряпье конвоиры.

Заметив остановку, подъехал самый главный разбойник, Питер стал с интересом его разглядывать.

— Что случилось? — строго спросил он. — Почему встали?

— Это я остановил их, эрмай Теллир. Эти неумехи, знаешь, уже стерли ноги, я отдал им несколько рубашек, чтобы сделали себе обмотки, — вам ведь нужны здоровые пленники?

Сказав это, инициативный карсамат замер, ожидая решения Теллира: оно могло оказаться каким угодно.

— Ты правильно сделал, они должны дойти до Датцуна.

Поймав на себе взгляд мальчишки, Теллир ударил его плетью, но не сильно — чтобы не покалечить. Невольник упал и закрыл голову руками.

— Не смей смотреть на меня, червь, — прошипел Теллир и, дав лошади шпоры, поскакал в голову обоза.

Словно его страшная тень, мимо промчалось чудовище, что едва не сожрало Питера в овраге. Эртадонт подпрыгивал на бегу и постоянно нюхал воздух, иногда срывался и уносился куда-то к горизонту, но стоило хозяину позвать его — чудовище было тут как тут.