Глава 15
Генерал Климов
Услышав еле слышное шипение входной двери, Климов развернулся вместе с креслом и с интересом посмотрел на мужчин, возникших на пороге лаборатории.
Первый из предписанных законом наблюдателей — томное создание в баснословно дорогом костюме, ботинках из кожи какого-то экзотического зверя, с платиновым обручем в волосах и с коммуникатором «R&B» стоимостью с хороший флаер — выглядел на миллиард кредитов. И, без всякого сомнения, являлся адвокатом — защитником «чести и достоинства» второго заместителя министра Юстиции. Второй, одетый гораздо менее претенциозно — в форменный китель сотрудника МЮ, — мог быть только сотрудником СБ. И ревнителем ведомственных интересов министерства.
Внимательно оглядев замерших на рабочих местах экспертов, адвокат еле заметно изогнул правую бровь, облизнул губы и слащаво улыбнулся:
— Добрый день, господа! Позвольте представиться: Марек Венцель, душеприказчик господина Вернона Брауна.
«Ого! — услышав фамилию одного из самых успешных адвокатов современности, генерал мысленно восхитился. — Это сколько же надо зарабатывать, чтобы иметь возможность пользоваться его услугами? И откуда такие средства у обычного чиновника?»
Эксперты, занятые делом, на мгновение отвлеклись от своих мониторов: видимо, тоже имели представление о стоимости услуг человека, больше известного не по фамилии, а по прозвищу «Невиновен».
Тем временем подал голос и второй наблюдатель:
— Здравствуйте! Сотрудник СБ Министерства Юстиции майор Герхард Селье…
Климов встал с кресла, представился, а потом предложил гостям лаборатории занять места за терминалами со всем необходимым программным обеспечением.
«Законник» благодарно кивнул и сразу же прошел к своему креслу, а его спутник, тоже наверняка неплохо знакомый с процедурой глубокого сканирования, по дороге как бы невзначай поинтересовался показаниями контрольных мониторов пары ближайших экспертов и сверился с каким-то файлом, вывешенным перед его лицом.
Генерал не протестовал: те данные, которые мог подсмотреть Венцель, не отображали ни байта информации о технических или методологических подробностях процедуры.
Видимо, Невиновен пришел к тому же выводу, так как перестал валять дурака, царственно опустил обтянутый брюками тощий зад на сиденье, демонстративно вывесил над своей головой несколько ботов, провел пару тестов и, удовлетворенно улыбнувшись, повернулся к Климову:
— Господин генерал, как я понимаю, мой клиент будет проходить сканирование на стандартном оборудовании и по стандартной программе?
— Конечно!
— Что ж, приятно убедиться в вашей законопослушности…
«Э-э-э, батенька, да вы — хам, — мысленно отметил генерал. — Только вот не на того напали».
Не дождавшись реакции на свое заявление, адвокат несколько раз прикоснулся к виртуальной клавиатуре своего комма, потом повернул голову к ближайшему эксперту и возмущенно воскликнул:
— Ну и где телеметрия из блока «А»?
— Там же, где и обычно, — бесстрастно ответил майор Вучетич. Потом прикоснулся к какому-то, видимому одному ему, виртуальному сенсору и снова прикипел взглядом к рабочему экрану.
Марек Венцель поковырялся в настройках своего комма и, сделав вид, что только что подключился к частоте единственного открытого канала ЛГС, сделал неопределенное движение кистью, мол, «начинайте»…
— Этого недостаточно, — заметил генерал. — Вы обязаны предоставить нам файл с согласием вашего клиента, заверенным его электронной подписью, подтвердить, что ваш клиент прошел предварительный медицинский осмотр и не имеет никаких противопоказаний к полному сканированию, озвучить свою готовность к контролю над процедурой и далее по известному вам списку. Дабы, как вы недавно выразились, продемонстрировать нам свою законопослушность.
Невиновен ослепительно улыбнулся, снова шевельнул кистью — и на сервер лаборатории упал весь необходимый пакет документов.
В отличие от адвоката майор Селье не собирался тратить время на игры: усевшись в свое кресло, он тут же скинул на сервер лаборатории свои идентификаторы, получил допуск категории «2-б», в темпе проверил логи УГС, убедился, что процедуру еще не начинали, а потом напрямую подключился к сканеру блока «А».
Что интересно, все его действия были уж очень лаконичны и точны — создавалось впечатление, что он уже имел дело со сканерами. Причем не как сторонний наблюдатель, а как пользователь.
«Забавно…» — подумал Климов. И пообещал себе озадачить подчиненных поиском информации о наличии у МЮ УГС.
На то, чтобы составить карту стандартных реакций Вернона Брауна, потребовалось более полутора часов: несмотря на то, что все без исключения эмоции, используемые экспертами на этом этапе процедуры, брались не из памяти, а из открытых источников, Невиновен то и дело пытался наложить на их использование свое вето:
— В этом ролике мой клиент переживает смерть своей горячо любимой тетушки! Вы не можете быть настолько нетактичными, чтобы использовать его горе в своих целях!
— Тут он отравился некачественным алкоголем, поэтому его реакция не соответствует норме!
— Это головидео — грязная инсинуация: господин Браун никогда не встречался с этой женщиной! А значит, просто не мог оказаться в ее флаере! Тем более — в таком виде.
Зато, как только эксперты заявили, что все необходимые данные получены и они готовы приступать к сканированию, господин Венцель посерьезнел и слегка напрягся: согласно законам КПС, любой из кусочков воспоминаний, которые могли быть получены во время этой процедуры, мог использоваться против сканируемого.
Напрягся и Герхард Селье. Но по другой причине: заместитель министра Юстиции являлся носителем государственных секретов, и присутствие при процедуре гражданского лица гипотетически могло привести к их разглашению…
В принципе второй этап процедуры — поиск участков «аномальных реакций» — тоже не требовал участия наблюдателей: в это время искин ЛГС в автоматическом режиме сверял эмоциональный фон памяти господина Брауна с имеющимися у него эталонами и копировал в свою память те их отрезки, которые могли содержать в себе искомую информацию. Однако наблюдатели следили за ней очень внимательно.
Первые двенадцать минут страница отчета, или, как ее называли в просторечии, «садок», была девственно чиста, а на тринадцатой в ней появилась первая запись — абракадабра из букв и цифр, понятная только специалистам.
Оценив ее дату и цвет — бледно-зеленый, — Климов мысленно вздохнул: с вероятностью процентов в восемьдесят пять в этот момент своей жизни семнадцатилетний господин Браун испытал несколько чувств одновременно. То есть то ли оказался в постели с объектом своего вожделения в состоянии жуткого алкогольного опьянения, то ли испытал эйфорию от приема какого-то наркотика и параллельно боялся разоблачения.
Еще через девять минут к записи добавилась вторая. Но уже ярко-красного цвета. А на двадцать седьмой минуте садок расцвел целой россыпью записей той же цветовой гаммы!
В этот момент на лице майора Вучетича, искоса поглядывающего на Марека Венцеля, промелькнула злорадная усмешка: эти метки скорее всего относились к категории «Альфа». Или, говоря иными словами, являлись следствием воздействия на мозг устройств типа «Мозголомки», «Конструктора» или фармакологических средств, аналогичных им по результатам применения. А значит, адвокату сканируемого надо было начинать придумывать объяснения поведению своего клиента.
Увы, Венцелю было не до эксперта: он угрюмо смотрел на «законника», видимо, пытаясь представить, чем для него может закончиться будущее приобщение к отдельным моментам жизни носителя государственной тайны.
Просмотр первого участка воспоминаний из «садка» подарил присутствующим несколько минут веселья: в них будущий второй заместитель министра Юстиции, заглядевшийся на трансляцию телеметрии с бота, засланного в женскую раздевалку колледжа, не услышал шагов преподавателя и оказался пойман с поличным.
Несмотря на протесты Марека Венцеля, это воспоминание просмотрели от начала и до конца. И переключились к следующему только тогда, когда убедились в том, что ситуация на голоэкране — не «постановка», маскирующая будущее воздействие на мозг.
А переключившись, мгновенно забыли про недавнее веселье: стандартный получасовой «отступ», сделанный искином ЛГС от начала аномальной реакции, «кинул» их в середину процедуры накладывания психоматрицы!
С трудом оторвав взгляд от лица оператора «Мозголомки», Климов повернулся к «законнику»:
— Господин майор? Воздействие категории «Альфа». Требуется ваше согласие на сканирование прилегающего участка памяти.
— Категорию подтверждаю, — мрачно кивнул Герхард Селье. И без напоминаний завизировал свое согласие электронной подписью.
Господин Вернон Браун оказался «куклой». Но работал не на Моисея, а на покойного председателя КПС Джереми Мак-Грегора. Вербовка, вернее, насильственное привлечение заместителя министра в «команду» состоялось за год до его назначения на должность в одном из элитных загородных клубов Ньюпорта, а периодические корректировки проводились во время ежегодных профилактических осмотров в сети правительственных клиник. Однако никакого отношения к Моисею он не имел и иметь не мог: последняя метка, упавшая в «садок», соответствовала биологическому возрасту в сорок семь лет, два месяца и девять дней. А на момент совершения первого убийства господину Брауну было почти сорок три.
«Опять пустышка…» — угрюмо подумал генерал и с огромным трудом заставил себя заняться делом: вывесить перед собой «рыбу» будущего предписания, рекомендующего отделу специального надзора Конституционного Суда КПС провести экспертизу результатов всей деятельности заместителя министра с момента наложения психоматрицы.
Получив на руки итоговый файл сканирования, завизированное электронной подписью генерала Климова заключение экспертов и копию предписания в СН КС, майор Герхард Селье ненадолго окутался защитной «сферой» и, пообщавшись с начальством, повернулся к адвокату:
— Господин Венцель? В связи с вновь открывшимися обстоятельствами и согласно закону о нераспространении государственной тайны ваши деловые отношения с господином Брауном считаются завершенными. Согласно статье семьдесят два, части первой, вы обязаны немедленно сдать мне все имеющиеся у вас устройства записи и хранения информации, а также дать согласие на погружение вас в стазис до начала процедуры коррекции памяти.
Задав флаеру курс на ближайший ресторан, Климов разложил кресло в горизонталь, улегся поудобнее и вывесил перед собой файл с голографиями первых лиц Министерства Юстиции.
Легкое движение указательным пальцем — и одухотворенное лицо Вернона Брауна перечеркнула алая полоса. Такая же, как те, которые красовались на голографиях четверых его сознательных коллег, уже подвергнувшихся процедуре полного сканирования.
— Осталось два человека. Один из которых является нитью к Моисею… — пробормотал генерал. И с ненавистью уставился на изображения министра и его первого заместителя.
Такое сильное чувство возникло не на пустом месте: несмотря на весьма толково проведенную пресс-конференцию и на более чем внушительное количество ньюпортцев, принявших в ней участие, эти двое «законников» напрочь отказались помогать следствию! По их мнению, чем «заниматься пустым сотрясением воздуха», сотрудникам Министерства Безопасности стоило попробовать поискать преступника по старинке. Так, как это делали «нормальные» сыскари на протяжении всей истории Человечества. И заодно научиться обеспечивать безопасность тех, кто может стать следующей жертвой Моисея…
— Ладно, допустим, первое убийство могло быть неожиданным, — глядя в оптические датчики ботов, вещал министр. — Но остальные-то не могли быть таковыми по определению! Значит, вы были обязаны сделать все, чтобы их защитить!
— Пытаемся. Только вот получается не очень. — Климов посмотрел прямо в глаза голографии министра. Потом решительно закрыл файл и набрал капитана Мергеля…
Дамьен отозвался практически мгновенно. Только вот вместо его лица на экране комма почему-то возник участок пола, припорошенный чем-то черным:
— Доброго времени суток, сэр! Ну, наконец-то!!!
— В смысле?
— Тут очередное убийство. Информация ушла в Сеть. Министр рвет и мечет, а вы — вне зоны доступа.
Генерал аж подскочил:
— Моисей?
— Да… то есть нет… В общем, мы сомневаемся, сэр.
На первый взгляд убийство личного помощника экс-председателя КПС господина Сеппо Нюканена действительно совершил Моисей: проникновение во внутреннюю сеть тюремного комплекса произошло через цепочку прокси-серверов и с использованием кодов доступа первых лиц Минюста. Вирус, запущенный в искин, изменил базовые настройки ряда контрольных систем. Стилистика взлома не позволяла идентифицировать ни автора, ни тип учебного заведения, в котором он обучался. А в логах климатизатора камеры убитого нашлась та самая подпись.
Однако при ближайшем рассмотрении начинали появляться вопросы.
Во-первых, в этом убийстве не было «изюминки»: да, пищевой синтезатор, перепрограммированный вирусом, выдал Нюканену обед, приправленный коктейлем «Кантарелла» — мышьяком в смеси с солями меди и медом, — но весь остальной антураж убийства не создавал ощущения завершенной картины. Той самой, которой Моисей так нервировал Климова.
Во-вторых, после отравления убийце зачем-то понадобилось зачищать место убийства, и система контроля за состоянием окружающей среды принялась насыщать воздух смесью кислорода и водорода…
В-третьих… Это самое «в-третьих» было самым интересным: после того, как сработала независимая сеть контрольных датчиков, установленных в камерах гипотетических жертв, и дежурный офицер МБ обесточил весь тюремный комплекс, тем самым предотвратив взрыв гремучего газа, оказалось, что отравленный арестант — «вещь» в себе! Да еще какая: во время первичного осмотра тела эксперты-криминалисты обнаружили следы недавно проведенной операции по пересадке головного мозга. Которая Нюканену не проводилась!
— Мне кажется, что это — инсценировка. Попытка скинуть свою вину на серийного убийцу… — Капитан Мергель завершил рассказ. — А Моисей тут ни при чем…
— Quid prodest, — угрюмо кивнул генерал. — В смысле, будем искать…
— Убийцу?
— Да… а вместе с ним — новое вместилище мозга господина Нюканена.
